Говорят, что сон алкоголика тревожен, чуток и краток. Этой ночью мне удалось в очередной раз убедиться – не врут, гады. Дэнчик храпел, кузнечики под окном свою балладу заводили, мысли всякие не самые приятные под корку лезли…
Как уснул, я даже при желании не вспомню. А проснулся я только с одним желанием – помереть и немедленно. За окном только-только начинался рассвет, башка капитально гудела, а во рту будто полк солдат ночевал, посему попытки заново отправиться в царство Морфея были провалены. Так что поспал я, считай, что нихера.
– Японский бог, блин, – просипел я, держась за голову. – Чего ж такое похмелье-то дикое…
Кое-как поднялся, пошарил по тумбочкам, в надежде найти анальгин или что-то с похожим спектром действия, но нет. Аптечка, видимо, в домиках не предусматривалась.
– Суки, помру, на одних венках разоритесь…
А чего воздух-то было ругать? Ему-то что? Вот и оставалось только мучиться. Ну, или заставить себя доползти до умывальников. Тамошняя водица уж наверняка меня в чувства приведет.
Случайно задерживаю взгляд на Алисиной пачке сигарет. Мозг тут же услужливо воспроизводит по памяти этот ужасный вкус, так что едва сдерживаюсь, чтобы не вывернуться наизнанку. Вот же ведь дернуло-то…
Твою мать…
Алиса же мне вчера в любви призналась!
Тихонько взвыв, падаю обратно в койку, которая тут же крайне мерзко заскрипела, заставив соседушку прервать храповую симфонию. Проснулся? Да не, вроде спит.
Да уж, не было, блин, печали. И вот что теперь прикажете? Все, сипец светлым и незамутненным никакой такой гадостью воспоминаниям о славном пионерском детстве. Лучше уж сразу в концлагерь…
Как-то, помнится, уже упоминал о своей первой легкой влюбленности. Годы превратили очертания предмета тогдашнего обожания в нормальную такую дымку, увы и ах. Что-то, конечно, помню. Глазища, огромные такие, темные. И круглое личико с нежной кожей и забавными веснушками. Но в остальном – провал. А сами-то подите, упомните человека, которого последний раз видели без малого четырнадцать лет назад. Вот то-то же…
А вот как влюбились первый раз в меня – уж эту-то историю со всеми ее тогдашними персонажами я помню весьма и весьма отчетливо, ибо произошло сие событие в возрасте куда более зрелом, уже в старших классах, когда я мамиными усилиями окончательно избавился от и без того не особо многочисленных юношеских прыщей, сменил свои ботанские окуляры на куда более изящные, самые дорогие, какие мог себе позволить в ту пору, очки с тонкой оправой, да и сам по себе, не в последнюю очередь благодаря Дэнчику, избавился от клейма «жертвы». Хотя, может в меня и раньше кто влюблялся, вот только мне об этом вопиющем факте ни фига ни разу не докладывали почему-то.
А в тот вечер она меня позвала прогуляться после школы. Ну, мы и погуляли. Причем я еще почему-то пошел на это в режиме крайней секретности, даже Дэнчику ничего толком не сказал. Ну его нафиг, думаю, смеяться же ведь будет… Идиотом я был, да… Ну, под конец этого «свидания» она мне и призналась. Мы пару раз неумело поцеловались, попрощались и больше никогда в этой жизни особо не контактировали. Даже несмотря на некоторые попытки девушки исправить это не очень-то справедливое, на самом-то деле, положение.
Такая вот нелепая история. И все потому, что тогда мне это показалось странным каким-то. Ибо я вообще ни разу не понимал, что мне с этой свалившейся на меня информацией делать. Банально не готов оказался, уж извините. В таких делах извечный пионерский девиз вообще нихрена не помогает, как ты его ни зубри. Вот и профукал свое счастье. Наверное.
И вот ведь небольшое чувство дежавю. Как и тогда, я сейчас нихрена не понимаю, что мне теперь делать. Отморозиться, как тогда, вообще не вариант, это и дебилу мне понятно. Некрасиво как минимум, да я и сам не смогу. Слишком уж привязался к этой рыжей, а таких людей у меня, прямо скажем, немного. Просто так ими разбрасываться, даже если получится и так, что по прошествии еще недельки возникнет вероятность больше никогда и не встретиться – отдает какой-то пошлостью.
Значит, надо идти тяжелыми путями – поговорить. С глазу на глаз, без лишних ушек. Есть еще все же вероятность, что сказанное вчера это просто пьяные эмоции. Язык-то в таком состоянии, что твое помело. Хотя, блин, не похожа Алиса на человека, который стал бы такими словами разбрасываться… В любом случае, поговорить придется. А дальше пусть поступает так, как считает нужным. Захочет меня видеть – отлично. Нет, ну… Будет очень жалко.
На соседней кровати со стоном открывает мутны очи тело. В них – полное непонимание происходящего и его вполне логичное отрицание:
– Макс… братушка… дай чего от головы…
А братушка-то и помочь ничем не может. Я бы заставил себя ради него доплестись до медпункта, чего не стал бы делать даже ради себя любимого, да только Виола дополнительным комплектом ключей меня вроде как не обеспечивала. Вот и пришлось оставить просьбу без ответа. Достал Чарон из-под подушки, сделала пару особенно мерзких тяг, чем только еще более ухудшил свое и без того не радостное состояние.
– Максон… ну, пожалуйста… ты же ветеринар, мать твою, вылечи похмельное животное…
– Да нету ничего, – отвечаю, сглотнув неприятный комок в горле. Даже поправлять Дэнчика в этот раз не стал, ибо без толку. – Сам мучаюсь.
– Ну и пошел ты, – бурчит друг, уткнувшись головой в подушку.
Ну и ладно. Ну и пойду. Мы люди не гордые. С трудом повторно отлепил задницу от кровати, скрипя всеми суставами оделся и, стеная, кое-как добрался до выхода.
На улице все так и кричало, что собирается дождь. Ветрено и свежо. И по-хорошему прохладно. Даже как-то самочувствие улучшилось. Свежий, блин, воздух. Ничем не испорченный.
Водные процедуры и вправду помогли прийти в себя, пусть и не до конца. Даже ледяная вода в этот раз не казалась каким-то сатанинским испытанием, а вполне себе бодряще и освежающе ложилась на лицо. Нагрелась, что ли, в кои-то веки? Хотя, хрена лысого она нагреется, из источника ведь, как я понял, идет. А там температура стандартная. Хоть непрерывно солнце жарь – один черт не поменяется. Максимум на один-два градуса повысится. А в данном конкретном случае это так, пшик.
Стою, думаю, чего дальше-то делать. Домой возвращаться не вижу резона, там злой, как черт, Дэнчик, отчаянно жаждущий похмелиться. Так что ну его нафиг, пойду, до пристани прогуляюсь. Чего-то вот тянет туда в последнее время.
Да что ж такое происходит-то, а? Вот меньше всех хотел вляпаться в какую-то романтическую лабуду, так первее всех в нее, впереди собственного визга, и вляпался. Иронично, как говорится. И ведь сам виноват, как сейчас не изворачивайся. Или что, не оказывал, хочешь сказать, девушке внимания? Не пялился на нее, пуская слюни в пол? Черт возьми, разве не ты хотел поцеловать ее, так, к слову? Просто все это казалось таким естественным, будто все так и должно быть, будто это самое правильное, что можно было делать в этом лагере…
«Идиот. Какой же я идиот. Что же я натворил, придурок, блин, великовозрастный… Ученый, твою мать, рационалист. Ага, щаз. Вот и пошла вся твоя рациональность рыжей лисе под хвост».
На пристани неожиданно вижу белую спину какого-то черноволосого пионера. Приглядываюсь – Витя из «Волчонка». Сидит на краюшке деревянного настила, свесив ноги в воду. Рядом с ним расположилась походная кружка, вкусно дымящаяся какой-то темно-красной жидкостью. Судя по всему – чай с шиповником. Наутро лучше и не придумаешь.
Витя обернулся в полголовы, пододвинул к себе поближе кружку с чаем и молча кивнул на освободившееся пространство. Промычав благодарность, я скинул сандалии и пристроился, также окунув ноги в прохладную воду. Пятки тут же нещадно обожгло, но стоило чутка потерпеть, как сразу стало очень даже хорошо. Словно вся головная боль ушла вместе с ногами в эту прозрачную воду.
Говорить с пионером как-то было и не о чем, да и просто посидеть, глядя на пустующие железнодорожные пути, гадая, что же там прячется за таким далеким и одновременно близким горизонтом казалось как-то куда приятнее этих бессмысленных разговоров ни о чем. Да и вообще я поймал себя на мысли, что с этим парнишкой почему-то было очень хорошо молчать. Есть такая порода людей. Ее ни с чем не спутаешь.
– Извини, не додумался взять с собой термос, так бы угостил, конечно. Не думал просто, что кто-то еще заявится сюда в такую рань, – прерывает молчание Витя, когда чай в его кружке почти заканчивается.
– Да не беда, – отвечаю, стараясь ободрительно улыбнуться. – В меня бы все равно сейчас не влезло.
Тот хмыкает и вновь переводит взгляд в сторону сероватого неба.
– Ты как себя чувствуешь?
– Да, нормально… – смущенно жму плечами. Появилось дикое желание выговориться этому пареньку, с которым я сегодня попрощаюсь и больше со стопроцентной вероятностью не увижусь никогда в жизни. Но я быстро остужаю этот мимолетный пыл ненужной никому откровенности. – Башка еще чуть-чуть побаливает, но это уже фигня полная, к завтраку пройдет. А у тебя как?
Витя в ответ задумчиво пожевал нижнюю губу, тяжело нахмурив брови.
– Да хреново, Макс. Глупость вчера сделал. Бо-о-ольшую глупость…
Ой, чувак, не ты один. Вот он, блин, типичный вечер пятницы – на утро все охреневают и всю субботу пытаются понять, как вообще жить-то дальше теперь. В итоге под вечер забивают и снова нажираются. И творят херни еще больше. Такой вот парадокс.
– И чего ж ты такого начудил? Вроде самый адекватный вчера был, – спрашиваю. – Или это личное?
Витя поежился, обхватив туловище руками. Тряхнув головой, одним глотком добил чай.
– Да, личное, – говорит с таким холодом, что аж самому становится некомфортно. – Но тут штука в том, что мы с тобой, Макс, последний раз в жизни, считай, видимся. Как бы вчерашние тосты и не говорили обратное. И какое между нами, спрашивается, может быть личное? Так что, если я сейчас выругаюсь в твою жилетку, то с меня точно не убудет. Ну и если ты возражать не будешь, конечно.
А знаешь, друг мой пионер, принимается. В самом-то деле, чего бы и не выговориться? Как в поездах, когда со случайными попутчиками можно на такие темы начать разговаривать, не со всякими близкими-то это со спокойной душой пообсуждаешь. А сейчас ведь тот же самый поезд.
– Не буду, – киваю.
Витя глубоко вздохнул и вынул ноги из воды, скрестив их под собой:
– Со Светой вчера прогуляться решили… Болтали обо всякой ерунде, ну и как-то до бани дошли. И черт вот меня дернул посидеть там на лавочке немного предложить. И все бы ничего, да только баня открытой оказалась, у вас ведь там какой-то добрый молодец с такой силой по двери саданул, что щеколду с внутренней стороны снес и проушины помял, я еще вчера заметил…
Я не смог сдержать кривой ухмылки. Я ведь, помнится, этот небольшой акт вандализма сам случайным образом и устроил, когда от «бабки» чуть сердечный приступ не словил.
–… ну мы и переместились плавненько внутрь. Ну а что – темнота, риск, уединение… Алкоголь в башке. Понимаешь, да, к чему клоню?
Ой-ой-ой… Понимаю, да, очень хорошо понимаю.
А у меня еще, оказывается, не все так плохо. Хотя, опять же, с какой стороны посмотреть. Как по мне, так уж лучше переспать по пьяной лавочке, чем услышать в свой адрес признания в большой и светлой.
– Я и сам, честно говоря, не понял, как все это настолько быстро и настолько естественно произошло… Да и не задумывался как-то в тот момент. Зато теперь, блин, всю голову измучил. Мы со Светкой ведь так-то друзья, никогда ни о каких чувствах и речи не шло. Так, подкалывали друг друга, не больше. Ну, есть симпатия, конечно, но никакая любовь там и рядом не лежала. Нет, я люблю ее, правда, но… не так. А вчера… Ох, блин…
Черт, надеюсь, что Сереженька вчера с Аленкой никоим образом не накуролесил. В противном случае, на одного моего коллегу в этом бренном мире станет меньше. Если только он, как честный человек, не согласится на ней жениться.
Какой-то у меня нездоровый комплекс старшего брата появился…
– А ты не думал, что это все может быть и к лучшему? – спрашиваю. – Я к тому, что, может быть, произошедшее между вами это как раз именно, что и должно было случиться? Почему бы вам, собственно, и вправду не попробовать стать… парой?
Витя посмотрел на меня с ничем не прикрытым скепсисом. Разве что только пальцем у виска не покрутил:
– Макс, ну ты, блин, сам-то понимаешь, какую глупость сейчас сказал? Насильно мил не будешь. Если я буду сейчас пытаться заставить себя ее полюбить, то в итоге всем только хуже сделаю. И себе, и Светке. Я-то знаю, что я не испытываю к ней ничего, кроме дружбы. Поэтому и говорю, что глупость вчера сделал. Конкретную. И что дальше теперь делать, вообще не представляю. Только и остается надеяться, что она не станет в связи с этим переоценивать наши уже «чуть больше, чем друг» отношения. Потому что тогда, боюсь, у меня тупо не будет другого выхода, кроме как наступить себе на горло. Я не хочу делать ей больно. А так, глядишь, она и сама увидит, с каким идиотом ей все же приходится иметь дело.
На этих словах он довольно горько усмехнулся. Выцарапал забившийся между дощечками камушек и с силой запустил его по водяной глади. Тот совершил три или четыре прыжка по поверхности, прежде чем с громким бульканьем уйти на глубину.
Нихрена себе. Всю жизнь мечтал научиться так делать.
– Знаешь, а ведь у меня похожая ситуация, – при этом я все еще удивленно таращусь в ту точку, где камушек пошел ко дну. – С Алисой.
Витя вперил в меня внимательный и почти что даже сочувствующий взгляд карих глаз:
– Тоже что ль вчера не удержались и решили заняться тем, чего в нашей распрекрасной стране до недавних пор якобы не было?
В груди что-то неприятно кольнуло, очень захотелось дать ему в морду за такие намеки, но вовремя одумался. Для Алисы в этой фразе не было ничего оскорбительного. Просто невинный вопрос.
– Не, – губы, однако, все же сжались в тоненькую ниточку. – Ничего такого между нами не было. Там еще хуже. Она мне в… В чувствах, короче, призналась.
Ну не могу я это слово выговорить. Вот никак. Да и словосочетание «химическая реакция» мне как-то больше само по себе нравится.
А Витя, неожиданно для меня, хохочет. Даже обидно как-то стало.
– Ну ты, блин, Макс, нашел проблему, – выдыхает, отсмеявшись, парнишка. – В любви призналась, катастрофа-то какая. Радоваться надо, когда такая девушка на тебя сама вешается. А у тебя лицо, будто ты тарелку лимонов съел. Знаешь ли, ахах, вопросы тут ненужные волей-неволей возникают…
– Да иди ты, Соколов, – рычу в ответ. – Ты всей ситуации не знаешь…
– Ой, ну не драматизируй, а, – потягивается Витя. – Даже слепой бы заметил, что она тебе нравится. И к чему тогда все это? Сам себе проблему создаешь, ей-богу…
Нет, если уж и не в морду, то подсрачник я ему точно пропишу. Так, чисто для морального удовлетворения.
– Последний раз, когда я кому-то доверился, мною жестко подтерлись, – сплевываю я. – Очень жестко. Хотя сейчас это кажется ерундой, но тогда для меня это был такой удар, что я чуть кукухой не тронулся. Это меня надломило очень сильно. Я изменился с тех пор. Далеко не в лучшую сторону. А когда уже изменился, знаешь, довольно сложно стать прежним. Тот человек, которым я стал, отрицает… отрицает… – ай, черт с ним. – Любовь.
– Тяжело, наверное, было, – понимающе кивает Витя. – Помнишь же Настю? Ну, такая, русая, с длинными волосами?
– Да, – киваю.
– Я в нее влюблен когда-то был… Даже очень. Но, как видишь, не срослось. Ибо он был тем, с которым она обязательно была бы счастлива, но почему-то не может, – Витя застонал и откинул голову назад, почему-то улыбаясь во весь рот. И выглядела эта улыбка как-то неестественно. Показалось даже, что у него зубы острые. Пришла, блин, белочка… – Долго она мне мозги делала. А потом… Кое что случилось… И в один момент стало как-то все равно. Вот совсем.
– Повезло, – жму плечами.
– Да я не к этому сейчас, – поморщился пионер. – Тоже хреново было, поверь. Но… это жизнь! Дерьмо случается. И похуже, чем у меня. Чем у тебя. У Дэна вон, вратаря нашего, брат старший в Дашти-Марго… Ой, ладно, не будем об этом. Короче, херня это все полная у тебя, Макс, без обид. Отпусти и забудь. Так что скажи Алиске, что тоже ее любишь.
Я хотел было что-то сказать, но тут же пристыженно замолк. Стыдно, ой как стыдно… Сделали меня. Как мальчишку, иначе и не скажешь. Вот, оказывается, до чего эгоцентризм-то довести может…
– Все равно не могу, – нахожу в себе силы продолжить этот разговор. – Есть еще причина… Но тут уж извини, друг, об этом говорить точно не буду. Даже с учетом нашей ситуации.
– Знаешь, вот лучше бы ты вообще молчал, – смотрит на меня с крайним интересом, вопросительно изогнув бровь. – Я теперь крайне заинтригован.
А ведь действительно, кто за язык вообще тянул? Замолчал бы в тряпочку, нет, надо последнее слово за собой оставить. До чего же дурная привычка.
– Если я тебе скажу, то ты подорвешься и побежишь сдавать меня в дурку, – сообщаю я, лелея надежду, что этого аргумента будет достаточно.
Но Витя в ответ только рукой махнул:
– Да расслабься ты, делать мне вот больше нечего. Да и просто поверь мне на слово – меня ты вряд ли чем-то удивишь.
Сильное заявление. Проверять его я, конечно, не буду.
– В любом случае, ты, скорее всего, решишь, что я над тобой издеваюсь, – цокнул зыком я, выуживая еще один камушек. – Так что твердое «нет».
Попытался его так же, как Витя, закинуть – нихрена. Беда-бедовая.
– Да не буду я, – улыбается. – Чего ты за меня-то все решить пытаешься? Тем более, раз ты так этим озабочен, то, стало быть, явно не будешь это говорить именно с такой целью, логично?
Боже, я правда собираюсь это сделать? Это же идиотизм чистой воды.
– То есть, если, допустим, я скажу, что мы с Дэном из будущего, то ты мне, типа, поверишь?
Витя, будто со всеми степенями осторожности, жмет плечами. О чем-то задумывается, принявшись вертеть в руках свою кружку. Его взгляд приобрел оценивающее, взвешивающее выражение, какое я редко наблюдал на лицах подростков.
– Ну, отчего же и не поверить, – выдает, наконец, совсем неожиданную фразу. – К любому вопросу, я считаю, нужно подходить творчески. И при любом тезисе поспешный скептицизм, как и уверенность в правоте, мне кажутся дурным тоном. Проведем эксперимент. Допустим, ты говоришь правду. У тебя ведь наверняка есть какие-нибудь доказательства? Миелофон там, какой-нибудь.
Ой, да хоть отбавляй. Одно из этих доказательств у меня как раз в кармане покоится. И как раз-таки это вполне сойдет с натяжкой за миелофон. Я достаю из кармана смарт и протягиваю пионеру. Тот взял его, как мне на секунду показалось, даже с некоторым трепетом.
– Что это? – спрашивает.
– Мобильный телефон, – чутка улыбаюсь я. Трудно объяснить, но в этот момент я словно почувствовал себя каким-то мессией. – Такие в нашей стране только через пару-тройку лет появятся. Хотя нет, даже не такие, о чем это я. Да эры смартфонов еще как до луны пешком. Конкретно эта модель появится в продаже в 2018 году, то есть почти через тридцать лет. А до этого мобильные телефоны совсем иначе выглядели. Сначала были громоздкие, с кнопками, даже в карман не помещались. Потом они становились все компактнее, их стало удобно носить с собой. Потом и кнопки исчезли…
– А как тогда им, получается, пользоваться? – перебивает меня Витя, недоуменно вертя в руках чудо китайской техники.
– Да все просто, – я забираю у него аппарат, включаю экран и захожу в меню вызовов. Сам Витя медленно склонился над экраном, с застывшим на лице довольно странным выражением. – Видишь, на экране появились цифры? На них и надо жать. Телефон работает от соприкосновения пальца с экраном. Там чего-то с электродами связанное, я не очень вдавался в такие подробности, честно говоря.
– Ничего себе… – растерянно прошептал Витя. – Ну, аргумент весомый, признаю. Но…
– Могу показать мои фото и видео из 2021 года, – продолжил я на опережение дальнейших расспросов. – Возможности телефона позволяют их записывать. Но, должен сказать, что выгляжу я на них немного иначе. Видишь ли, мне просто, на самом деле, двадцать семь лет…
– Так, стоп, – решительно поднял руку ошарашенный пионер, при этом все еще украдкой поглядывая на смарт. – Для меня пока хватит и этого… телефона. Я тебе уже и так верю.
– Мы с Дэном уснули взрослыми мужиками в автобусе зимой двадцать первого, – я продолжил говорить, убрав телефон в карман, и внимательно следя за выражением Витиного лица. – А проснулись неделю назад пионерами у ворот «Совенка». Теперь понимаешь, почему я не могу ответить Алисе взаимностью? Я, блин, живу тут, грубо говоря, с мыслью, что меня в любой момент может выкинуть назад в мое время. И зачем, тогда, спрашивается, впадать в безумие, давать себе и ей ложные надежды, если в один прекрасный момент все это может вылететь в трубу?
Витя кивнул, как будто он наконец услышал что-то, что мог понять:
– Да уж, ситуация… неоднозначная, скажем так. А признаться ей, также, как мне, совсем не вариант? Доказать-то свое происхождение у тебя вообще проблем никаких не будет…
– А толку? – развожу руками. – Она не принадлежит моему миру. Нет никаких гарантий, что есть возможность вернуться в XXI век с ней. Только рану разбережу, когда настанет момент.
Пионер нервно прикусил костяшку большого пальца, всем своим видом выражая крайнюю сосредоточенность. Бог его знает, какое масло он там в своей голове гонял, но, судя по некоторой разочарованности в глазах, ни к какому конкретному выводу он не пришел.
– Тогда понятия не имею, что тебе делать, Макс… Разве что только поступить правильно.
Ага, блин, правильно… Знаем мы это болото. Моральная и этическая сторона вопроса – всегда момент очень спорный. Хотя бы потому, что мораль, как известно, для каждого своя. Ты вроде хочешь поступить правильно, но в результате имеешь большие риски наткнуться на гору осуждений. Все потому, что у тех людей просто другая точка зрения. И, безусловно, она имеет право на существование. Только вот насколько эта самая точка зрения верна, если посмотреть на вопрос беспристрастно?
– Понять бы еще, что в моей ситуации правильно, а что нет, – хмыкаю я, также вынимая ноги из воды. Окоченел уже немного.
– Отец как-то мне сказал, что, по большей части, «правильно» – это когда речь идет об общем благе. Но бывают ситуации, когда поступить правильно – это значит поступить так ради одного человека. И не важно, что подумают остальные, – заключил Витя, хлопнув меня по плечу.
– Твой отец, кажется, умный человек, – улыбнулся я.
Тот ничего не ответил, лишь самодовольно кивнул. И мы вновь принялись хорошо молчать. Изо всех сил делая вид, что все нормально. И идет ровно так, как изначально и было запланировано. А еще, смотря на неровно кружащихся вокруг железной дороги чаек, я чувствовал, что огромный камень у меня на душе после этого разговора как будто стал немного легче.
На этот раз молчание нарушил, на удивления для самого себя, я сам. Просто уж больно один вопрос настойчиво на языке вертелся. И то, даже не вопрос, а, скорее, утверждение:
– Как-то ты, Вить, уж слишком спокойно воспринял тот факт, что я из будущего. Даже, знаешь, немного подозрительно.
Тот в ответ только тихо рассмеялся, чем окончательно вогнал меня в ступор.
– Я же тебе говорил, что меня мало чем можно удивить, – подмигивает. – Скажем так, моя жизнь тоже не лишена странностей.
Он сделал паузу. Теперь уже настала моя очередь стать заинтригованным. Немигающим взглядом я уставился на черноволосого пионера. Небо почти полностью затянуло тяжелыми плотными облаками. Казалось, что вот-вот должен заморосить мелкий противный дождичек.
– Ну? – спрашиваю я в каком-то непонятном предвкушении.
– Ой, извини, – будто опомнился Витя. – Задумался. Не знаю просто даже, как это все сказать. Точнее, знать-то знаю, но вот так вываливать, увы, приходится впервые. Хотя, понимаю, что надо. Ты мне доверил свой секрет, выговорился, с моей стороны будет не особо-то и честно не доверить свой… – Он откашлялся, собираясь с силами. – Помнишь, Геннадич в райцентре упоминал егеря, который травит байки про оборотней и вурдалаков?
– Допустим, – осторожно киваю, чувствуя, как по телу начинает бежать легкий холодок.
– Угу… Не сказки это нихрена, – продолжил Витя уже каким-то совсем другим голосом. – Имел честь прошлым летом на собственной шкуре убедиться.
Вновь замолкает, упорно почему-то стараясь отвести глаза в сторону. Я уже вообще ничего не понимаю. Какие еще, к черту, вурдалаки? Типа, он сейчас тонко намекает на то, что эта нечисть в этом мире реальна? Ну, знаете, меня теперь тоже трудно чем-то удивить, если я правильно понимаю мысль.
– В ту ночь мы с Серегой как обычно планировали ночью слинять из лагеря. Добрались до места, где лаз не такой крутой, без приключений, а вот дальше… Я-то перелез, а Серегу проверяющий поймал. Я поначалу ссыканул, спрятался за деревом, да и Серега тоже на кой-то черт ляпнул, что он там один. Так бы я, может, и вышел, но не подставлять же теперь друга было? Шляться по ночам по территории – это одно, а вот за ее пределами – совсем другое, сам, поди, понимаешь. Вот и пришлось затаиться на некоторое время. Все уже стихло, но назад в лагерь я лезть не рискнул, дай, думаю, еще минут десять-пятнадцать выжду от греха. Пошел по лесу прогуляться. Там-то я на него и наткнулся. Я сначала подумал, что это волк, ровно до того момента, пока он не встал на задние лапы! А еще я прекрасно слышал хриплый, надсадный кашель, словно у сильно простуженного мужика. Звуки, мягко говоря, не характерные для волка. А потом это страшилище повернулось в мою сторону, сверкая огромными желтыми глазищами, и ринулось на меня. Честно, я до сих пор понятия не имею, как смог спастись. Бежал, наверное, быстрее, чем Владимир Петрович Куц. Да только вот эта тварь, пока я на заборе корячился, все же успела меня за ногу цапнуть. Такая вот история.
Закончив рассказ, Витя тут же продемонстрировал давно затянувшийся шрам на левой ноге в области щиколотки, оставленный ни чем иным, как острыми зубами, как-то виновато при этом улыбнувшись. А я пока переваривал сказанное. История, безусловно, интересная. Атмосферная и вполне вписывается в устройство конкретно этого мира, где всякой дичи хоть отбавляй. Впрочем, несмотря на это, у меня-таки созрела пара возражений:
– Не ставлю, конечно, под сомнение правдивость твоего рассказа, но ты не думал, что это все же был обычный волк? В темноте ведь всякое привидеться может…
– Естественно думал, – хмыкает. – Я тебе больше скажу, я был уверен, что мне действительно все это просто почудилось с перепугу. Но все сомнения развеялись буквально через пару дней, когда я осознал, что… тоже изменился.
Я сперва не понял. Зато потом… Что, простите? Нет, вы, должно быть, издеваетесь. Я многое уже видел за последнюю неделю, но сказанное Витей настолько невероятно, что дальше просто некуда.
– Подожди… – упавшим голосом произнес я, когда вообще смог вспомнить язык родных осинок. – Хочешь сказать, что ты…
– Ага, – кивает тот, будто это вообще какая-то настолько обыденная вещь, как простудой заболеть. Еще и так немножко ухмыляется левым уголком рта. Вот только я это нихрена не находил забавным или обыденным.
Хотелось сказать: «Но ведь твердое физическое тело не может просто так изменяться!», как в голове тут же возникало: «Каким вообще образом укус может так воздействовать на организм? Слюна? Но ведь это бред, ведь тогда оборотни могут тупо заражать всех подряд анаэробным способом, если элементарно чихнут!» и следом за ним: «Но ведь оборотней вообще не существует!».
И, будто всего этого моей бедовой головушке было мало, на долю секунды Витины глаза из карих стали яркого желтого оттенка…
От полнейшего охреневания меня спасла «Заря». Изрядно повеселевший Витя тут же принял вертикальное положение:
– Ну что, пойдем? На линейку опаздывать неохота.
Быстро натянув обувку, парнишка, слегка пританцовывая, направился в сторону площади. А меня от стремительно приближающегося нервного тика спасал только тот факт, что паника является признаком наличия действительно важной научной проблемы. Но все же…
– Да какого ж ху…!
***
На линейке сегодня было особенно оживленно. Пионерская братия была как никогда бодра и полна энергии. Оно и понятно – гостей провожали. Дэнчика заметил почти сразу – злого, мокрого, всклокоченного, чуть ли не готового к драке, но – абсолютно проснувшегося. Чуть дальше него Алиса, без каких-либо следов мучавшего нас так похмелья, о чем-то шепталась с Улькой. В висках тут же застучали кастаньеты. Быстро, пока девушка не оторвалась от разговора, ныряю к другу за спину. Загородит, не обломится.
– Ты где был? – спрашивает.
– Ты же меня послал, братушка, – жму плечами. – Вот я и ходил.
– Ой, да хорош тебе комедию ломать, – меланхолично ответил Дэнчик. – Мне чего-то прям реально хреново было. Хотя выпили-то всего ничего. Ты точно вообще водку взял, а не какое-то там «шило»? А то это же охренеть, блин, просто.
– Это нас карма настигла за то, что после пьянки в нашем времени нас похмелье не мучало, – не, ну а что? Как вариант. – Другие участники процессии, смотрю, распрекрасно себя чувствуют.
– От ты ж зараза, – закатывает глаза Дэнчик. – Понимаю, что шутка, конечно, но а вдруг? Тогда не мучились после пятисот на рыло, обидели Бога Диониса, вот он нам и послал адские мучения… Черт, а ведь сейчас еще зарядка будет.
Оставалось лишь только простонать. Ничего другого я все равно сделать больше и не мог.
– «Совенок», становись! – донесся, наконец, громогласный возглас Ольги Дмитриевны. Стояла она в обществе Константина Геннадьевича и Владимира Петровича. А вот Саныч на горизонте нигде, к моей радости, не наблюдался. А поскольку такого фактурного человека трудно было бы не заметить, то у меня начала зиждиться легкая надежда, что это субботнее утро окажется все же не настолько жестоким и милостиво лишит нас утреннего заряда бодрости духа.
Хотя, блин, с Панамки станется, сейчас другого физрука напряжет мучать подопечных.
Пионеры построились, а я-таки умудрился столкнуться взглядами с рыжей. Та кокетливо мне улыбнулась, чутка покраснев. Я вымучил ответную улыбку и тут же с интересом принялся слушать вожатую. Не, ну надо ведь хотя бы раз за смену.
– Пионеры, доброе утро! – радостно выпалила Ольга. – Во-первых, хочу всем напомнить, что сегодня у нас суббота, а это что значит? Верно, у нас субботник!
Радостное настроение в рядах тут же кануло в лету. Откуда-то, правда, раздалось «Ура!» разной степени уверенности. Самое громогласное, разумеется, от Слави.
– Субботники давно являются частью идеологического коммунистического воспитания масс, – продолжила вожатая. – Да, знаю, что мероприятие это добровольно-принудительное, чего уж скрывать. Но я искренне убеждена, что веселая атмосфера и совместный труд всегда сплачивали людей и облагораживали города и села. Лично я с ностальгией вспоминаю эти дни, когда я со своими одноклассниками или одногруппниками выходила на субботник. Тем более, что в этот раз, как вы знаете, он у нас будет необычный, а на территории племенного завода. Поэтому настоятельно рекомендую переодеться, кто бывал хоть раз в коровнике знает, какой там может стоять запах и как его потом будет трудно выветрить.
Да, я уж точно знаю. Доводилось бывать, причем не раз. Не назвал бы его прям противным, но выветривается он точно не за один день.
– Автобусы от предприятия подъедут к нам примерно через час. Как раз успеем позавтракать и проводить наших дорогих гостей. И, кстати о них, слово предоставляется Константину Геннадьевичу!
Вожатый «Волчонка» гордо одернул галстук и сделал пару шагов вперед.
– Ну, ребят, перво-наперво – спасибо вам всем большое! Это не первый наш выезд в другие лагеря, и, честно говоря, такую искренность и дружелюбие мы видим впервые. Спасибо, что приняли нас, что подарили моим ребятам эмоции и что с такой неохотой готовы нас теперь отпустить. Спасибо и вам, дорогие вожатые, что воспитываете таких людей, настоящих граждан нашей прекрасной Родины. Благодаря таким как вы, я считаю, наше пионерское движение ждет славное будущее. Ура!
Добрые слова вожатого были встречены одобрительными возгласами и аплодисментами, как со стороны пионеров, так и со стороны нашего педагогического, так сказать, состава. А Геннадич действительно умел зарядить толпу. Была в нем какая-то энергетика соответствующая.
– Отдельное спасибо, конечно же, футбольной команде вашего лагеря. Что не поддавались и дали нам попотеть. Вчерашняя игра была одной из самых интересных на моей памяти, верно, Владимир Петрович?
Физрук «Волчонка», до этого пребывающей в какой-то прострации, утвердительно кивнул.
– Это была незабываемая поездка. Надеюсь, что как-нибудь мы вернемся. Спасибо, «Совенок»!
После этих слов восторг аудитории достиг высшего предела. Казалось, что все резко позабыли о предстоящем субботнике. Пионеры кричали, неистово размахивая руками. В этих возгласах сочетались гордость и радость от лишнего подтверждения того факта, что наш лагерь самый способный и самый дружный во всем Союзе. Ну, почти. Кого это сейчас, в принципе, волнует?
Панамка подождала, пока весь этот гвал стихнет и продолжила свою речь:
– Спасибо вам большое за столь теплые слова, Константин Геннадьевич. С удовольствием будем вас всех ждать и в следующем году… Ну а теперь, – вернула она официоз в голос. – Лагерь! На уборку домиков и последующий прием пищи – разойдись!
Краем глаза я заметил, как Алиса тут же устремилась в мою сторону. Ой, нет, пока для разговоров явно не место и не время.
– Что говоришь, Дэн? – заорал я тому чуть ли не в ухо, что тот аж глаза от испуга вытаращил. – Срочно до домика надо? Так пошли, чего стоим?
– Я не… – начал было тот, но я быстренько схватил его за рукав и потащил в сторону дома. Пришлось прикладывать небольшие усилия – тот в шоковом состоянии еще и упираться вздумал.
– Так, и чего происходит? – тихо спросил он.
– Позже, – бросил я сквозь зубы.
– Тебя прет что ли до сих пор? – все никак не унимался Дэнчик. Вот проскальзывает порой у него, увы, такая дурная привычка: пока все не узнает – не отвянет. Хоть палкой его молоти.
– Дружище, ну хоть ты не лезь пока под кожу, – поморщился я. – И без этого всего тошно.
А еще я просто до сих пор самую малость в шоке.
А друг молчит. Внимательно изучает мое лицо, словно что-то проверяет.
– С Двачевской что ли пособачился? – вот же ведь… И ничего от него не утаишь. Пусть они и не полностью прав сейчас.
Я попытался для приличия грозно повращать глазами, но по итогу смущенно уставился в сторону пышных кустов, разделяющих тропинку и озеро.
– Ну, не совсем «пособачился», – все же выдавливаю из себя. – Я бы даже сказал, что как раз-таки наоборот… Но, в общем, ты угадал, на панике я сейчас из-за нее. В чувствах она мне призналась вчера…
– Тьфу ты, нахер! – хлопает себя по лбу. – А я-то уж подумал… Ну, что, можно тебя поздравить с тем, что ты, наконец-то, перестал по той девке страдать и строить из себя недотрогу.
– Я по ней не страдаю, это во-первых, – мрачно отозвался я. – А во-вторых, ни с чем меня поздравлять не надо. Я не уверен, что отвечать взаимностью будет разумно с моей стороны. Как бы мне этого, допустим, и не хотелось бы…
Пристальный взгляд Дэжнчика сменился легким покручиваем пальца у виска:
– Не, Макс, извини, но ты просто конченый. Без обид.
– Да какие уж тут обиды, – хмыкаю. – Сам все прекрасно понимаю. Но, так уж получилось…
– Ты хорошо подумал?
Я только киваю. Типа, – хорошо. Подумал, в смысле.
– Не понимаю я тебя, – вздыхает Дэнчик, рассудительно почесав лоб. – Но это уже не важно, если ты точно решил. Мнение свое я высказал. А дальше уж – каждый дрочит, как он хочет, уж извини за мою излишнюю прямоту.
Да было бы уж, за что извиняться. Сами не в рясе ходим. Как-то она меня уж совсем не прикалывает, если начистоту. Уж лучше в пионерской форме.
2018 год
Разбудил меня шум работающей кофе-машины. Сон выветривался из головы, заполняя освободившееся место видом красивой длинноногой девицы в моей рубашке и с чашкой кофе в руке. Сначала я для порядка лишь слегка приподнял голову над подушкой, но вскоре переместился в сидячее положение, нащупал на тумбочке очки и принялся беззастенчиво разглядывать соблазнительно прорисованную под тонкой тканью рубашки грудь. Да уж, утро начинается не с кофе. Или же…
– Тоже налей, – подмигнул я.
– Встань и налей, – не замедлила восхитительно ухмыльнуться девушка.
Такая улыбка не могла не побудить к действию, и я поднялся с кровати, отбросив одеяло. Подошел к девушке и обнял ее сзади, прижавшись губами к шее, плавно поднявшись к ушку. Та мягко извернулась и поймала мои губы. Как бы ненароком подставила плечи под мои руки. Повторять дважды было совершенно необязательно, я тут же спустил с ее плеч рубашку, оставив ее почти полностью обнаженной… И, коварно улыбаясь, отстранился, надевая рубашку поверх себя. Девушка игриво закусила губы, оценив тем самым мою выдержку.
– Как этой шайтан-машиной пользоваться? – спросил я, подходя к кофе-машине.
Интерьер в квартире девушки был очень приятным. Определенно не моя с боем снятая однушка в Кузьминках. Очень цеплял этот идеальный порядок, который царил здесь, несмотря на то, что вчера у нас все началось весьма бурно, и утром времени на уборку у этой длинноногой красавицы, по идее, могло и не хватить.
Я уж хотел бросить шутливую фразу, что был бы определенно не против пожить здесь немного, как на глаза попался телефон. Я машинально открыл последние сообщения и увидел смс от Кристины: «Может, мы все-таки поговорим?».
– Черт… – нахмурился я. Весь задор куда-то разом испарился, и оставаться здесь для дальнейших телодвижений разом перехотелось. Видимо, придется опять давиться лабудой из Макдака около метро. – На работу вызывают.
– Так выходной же, – нахмурила густые очаровательные бровки девушка.
– Больные животные, к сожалению, об этом не в курсе, – ответил я, торопливо натягивая брюки. – Вызови мне, пожалуйста, такси.
Мысли сбились в кучу. Вроде ведь все решили, зачем снова начинать эти свистопляски? Выйдя на улицу, я, закурив, снова достал телефон, перечитал последнее Кристинино сообщение и, немного подумав, написал ей всего лишь два слова: «Не стоит».
1989
Так вспомнилось некстати. И почему я нахожу нынешнее положение вещей таким похожим? Черт возьми, ну почему так происходит? Я ведь не хочу никому причинять боль. Пытаюсь все делать правильно. А все равно получается через жопу. Горькая ирония.
Прощание, каким бы оно ни было, это всегда неприятно. Стоянка автобуса №410 сейчас умещала в себе три «Икаруса», два из которых дожидались уже нашу гвардию. Но сперва было принято коллегиальное решение проводить «волчат». Пионеры из двух лагерей радостно бурчали, обжимались, жали друг другу руки. Даже те Миша с Таней не выглядели, будто им под нос сунули тарелку с дерьмом. Поразительно.
Я подошел к скучающему Вите. Тот лишь слегка поднял на меня глаза, кинув мимолетную улыбку.
– Пожалуй, мне определенно не стоит вновь поднимать эту тему, – начал я. – Но меня просто сжирает любопытство, хочется выяснить все до конца…
– Понимаю, – кивает пионер. – Я бы тоже хотел, будь на твоем месте. Да только вот я сам ничего пока не знаю толком. А если бы и знал, то все равно не сказал бы. Сам понимаешь…
– Да, к сожалению, понимаю, – слегка горестно развожу руками. – Ну, бывай, что ли? Может, все же, когда-нибудь еще и увидимся. Мир, как мы оба знаем, полон сюрпризов.
– Согласен, – улыбнулся Витя. – Надеюсь, вы с Денисом вернетесь домой. А там, как знать, может и в твоем мире затерялся где-то поселок под названием Белоомутск.
– Погуглю на досуге, – хмыкаю.
– Что, прости, сделаешь? – недоумевающе переспрашивает паренек.
– Ааа… забудь, – мотаю головой и протягиваю пионеру руку, которую тот жмет в ответ.
За моей спиной тут же выросли воркующие Аленка с Сережей. Оба выглядели абсолютно довольными жизнью.
– Приветствую будущего коллегу, – отсалютовал мне Сережа.
– Здравствуй-здравствуй, – кивнул я, важно скрестив руки на груди. – Как вчера время провели, дети мои?
– А тебе все скажи, – игриво ответила Аленка, под стремительно расширяющиеся что мои, что, видимо, уже покойного будущего ветеринарного врача глаза. И тут же звонко рассмеялась. – Да все нормально, папуль. Проводили меня и спать уложили. Одну.
– Серега у нас порядочный, – поддакнул ей Витя.
– Ага, – повторил за ним Сережа, который уже вовсю покрылся испариной.
– Как же ты все-таки легко смущаешься, – Аленка аккуратно провела рукой по его щеке. – Не забудь написать мне через недельки полторы-две, хорошо?
– Конечно, – живо закивал паренек.
Девушка легонько чмокнула его в щечку, после чего тот все еще с ошалелым взглядом бросил мне прощальный жест и, подхватив хохочущего Витю, исчез в автобусе.
– Что, переживал? – ехидно переспросила у меня Аленка.
– Самую малость, – честно ответил я. – Но, чтоб ты понимала, меня самого воротит от моей нездоровой реакции, а-ля «злобный старший брат».
– Не злобный, а заботливый, – поправила меня девушка. Ну, может и так, может и так… – Да правда не было ничего. Я же не какая-то там непуганая девица, чтоб на первого встречного бросаться. Хотя Сережка очень милый. Да и факт того, что фамилию менять не придется в будущем тоже свою роль играет.
Я добродушно усмехаюсь. Аленка, как обычно, в своем репертуаре.
Поворачиваюсь и тут же сталкиваюсь нос к носу с Алисой. Блин, утерял, называется, бдительность…
– А чего это мы меня игнорируем? – спрашивает та одновременно и с вызовом, и с улыбкой. – На линейке от меня убежал, за завтраком не подсел…
– Рыжуль, не надумывай, пожалуйста, – я сделал вид, что поправляю очки, а сам пытаюсь избегать этих янтарных глаз. – Случайность просто случайность. Кстати, ты сигареты вчера потеряла, я их около крыльца подобрал...
Я уже потянулся рукой к карману, но Алиса ее внезапно резко перехватила.
– Ну не здесь же, дурачок, – слегка испуганно шепчет, неожиданно легко, на мое счастье, успокаиваясь. – По приезду отдашь. Тебе в автобусе место занять? Ульку-то я сгоню на раз-два…
– Не стоит, – неожиданно выпаливаю куда резче, чем планировал. – В смысле… Я с Дэном сяду. Мне поговорить с ним надо.
– Ла-а-адно, – расстроенно протягивает Алиса. Ее лицо и впрямь было разочарованным. – Хорошо, извини, я пойду тогда.
«Мне приготовлено отдельное место в Аду», – подумал я, провожая ее взглядом.
– Так, Макс, я чего-то не поняла, у вас все хорошо? – поинтересовалась видевшая все это Аленка.
– Да, конечно, – соврал я. – Просто… Правда с Дэном надо поговорить.
– На тебе лица просто нет... Не переживай ты так, Лиска не будет долго обижаться на такую мелочь, – ткнула меня локтем под ребро Алена. – Ладно, пойду к своим. Увидимся!
Ага…
Геннадич наконец-то полностью загнал свою ватагу в «Икарус». Попрощался с Ольгой Дмитриевной, еще раз махнул рукой всем нам на прощание и исчез следом за ними в автобусе.
И мы еще долго смотрели, как он исчезает за горизонтом.
