Второй шанс для двоих

      – Так, ну все, товарищи, попрощались, погрустили, теперь все дружно и организованно занимаем свои места в автобусах, – хлопнула в ладоши Ольга.       Так, где Дэнчик? Черт, как же не вовремя он с горизонта-то пропал. Сейчас бы еще потерять его для полного счастья, ага. И попасть в крайне неловкую…       А, тьфу ты, нашлась пропажа. Со Славкой о чем-то курлыкает, уже чуть ли не под ручкой с ней ныряя в автобус. Ладно, извините, но мне придется временно прервать сие великолепие.       – Дэн! – кричу. – Дружище! На пару слов!       Тот мгновенно скучнеет, с вымученной улыбкой бросает что-то активистке и, повернувшись на сто восемьдесят, возвращается ко мне.       – Чего случилось? – спрашивает.       – Со мной можешь сесть? – говорю как можно тише, дабы случайно не спалиться перед рыжей. – Я Алисе просто сказал, что нам с тобой поговорить надо…       – Так, Максон, – останавливает меня Дэнчик на полуслове, досадливо прищурившись. – Можешь на меня сейчас обижаться, имеешь полное право, но нет. Мы уже со Славей договорились, что вместе поедем. И так времени проводим вместе хер да нихера считай. Было бы еще что-то важное – я бы, разумеется, с тобой поехал, со Славкой бы уж как-нибудь вопрос решил. Но давай ты со своим вот этим говном, которое сам наворотил, сам и разбираться будешь, лады?       Я нервно сглатываю. И ведь внутренне так-то понимаю, что он сейчас прав целиком и полностью… Да только вот почему-то в одночасье такая дикая злость охватывает. Хоть вешайся. А в таком состоянии всякие разумные доводы в защиту противоположной позиции уж как-то сами по себе начинают казаться совсем несущественными.       – Ну, как знаешь, – чего мне только стоило эту злость сейчас хоть как-то придушить – ума не приложу. Особенно слушая этот очевидный фарс, стараясь выдавливать из себя положительные эмоции.       – Спасибо за понимание, – улыбается Дэнчик. – Извини меня, конечно, еще раз, но ты сам должен понимать, что ты сейчас немножечко не прав… Иди, вон, лучше, к Двачевской своей. И извинись по-человечески, без этой своей фигни высокомерной. Будь человеком-то уже, в конце-то концов. Хотя – тебе решать, разумеется.       – Вот, – жму плечами, типа, равнодушно, хотя у самого трясучка конкретная. – Тут ты, Дэн, прав, безусловно. Решать именно мне. И – никому более.       Машинально поправив воротничок футболки, протискиваюсь мимо друга и с бешеными глазами молча захожу в автобус, сопровождаемый недоуменным взглядом Слави. Надеюсь, что она не додумается сейчас спросить о моем расположении духа. Ибо меня сейчас от тотального бешенства отделяет весьма тонкая грань. Очень бы не хотелось, чтобы ее крахом послужила именно эта добрая душа.       А ведь я пытался. Правда пытался. И, вроде как, даже делал успехи. Но природа homo в очередной раз не оставила мне банального выбора. В очередной раз во рту почувствовался горький привкус предательства. Это несправедливо. Просто несправедливо.       Впрочем, о том, что я закатил эту объективно тупую истерику, я пожалел почти что сразу. Беглый взгляд по оставшимся свободным сиденьям тонко намекнул, что ехать мне предстоит в паре с Шуриком, в гордом одиночестве восседающим недалеко от места вожатой. Его вечный «плюс один», а точнее его шевелюра, были замечены где-то в дальнем конце, хихикающим с Евгенией.       «Не одного меня променяли в это пасмурное утро», – хмыкаю про себя.       Надеваю самую любезную из самых моих любезных улыбок. Шурик так Шурик. Если уж положить руку на сердце – далеко не самая худшая компания.       А вот интересно, они уже обнаружили пропажу водки или еще находятся в блаженном неведении?       – Привет, – я плюхаюсь рядом, особо не утруждая себя такой простой вещью, как разрешение.       – О, Макс, привет, – растерянно поднимает глаза тот. – Не ожидал… Какими судьбами, можно поинтересоваться?       Быстро кидаю взгляд через плечо, туда, где расположились Алиса с Ульянкой. Рыжая-младшая оживленно трясла зеленоватой банкой, обмотанной вокруг горлышко небольших размеров тряпочкой. Двачевская явно слушала ее вполуха, больше смотря в окно. Лишь единожды она стрельнула глазками в мою сторону. При этом тактично сделала вид, что ничего не заметила. И от этого мне почему-то стало еще обиднее.       – А у нас с тобой, я так понимаю, общий казус вышел, – сухо ответил я, выдержав небольшую паузу, дабы убедиться, что наш разговор никому уши не греет.       Тот на меня сначала непонимающе смотрит, потом, видно, замечает расположившихся аккурат на соседнем ряду Дэнчика со Славей.       – А, все, понял тебя, – кивает. – Не, ты не подумай, я рад за Серегу с Женькой, да и молодость раз в жизни бывает, но… Жалею иногда теперь, что Лиде моей не получилось путевку сюда выбить. Поначалу-то оно и ничего было, мы с Сыроежкой вдвоем всегда были, нашей командой кибернетиков, так сказать, а теперь иногда только и остается, что паяльнику с вольтметром на одиночество жаловаться.       А я его как-то даже и не слушал. Пялился куда-то себе под ноги с умным видом. И в который уже раз мысленно себе по башке стучал. Я этого не хотел, я этого совсем не хотел, но пути назад не было. Слишком поздно. Я знал, что должен наступить себе на горло, вернуться к Алисе, в шутливой манере как-нибудь согнать Ульянку с насиженного места и извиниться. Это было бы разумно. Но с другой стороны, вот так вот покорно идти, будто побитая собака… Нет уж, увольте. Да и о чем теперь можно говорить? Не о том же самом? Уж точно не в забитом битком автобусе.       Черт, поскорее бы уже доехать до этого гребаного колхоза, да делом заняться. Оно-то уж всяко от ненужных мыслей отвлечет на раз-два. Проверено.       – Все погрузились? – Панамка быстро пробежалась глазами по салону на предмет возможных дезертиров. Убедившись, что оные отсутствуют, дала отмашку водителю. И мы поехали. Весело поехали, с огоньком. В кавычках, разумеется.       Шурик принялся мне что-то рассказывать о том, как они ездили с отцом на рыбалку на какой-то там Индель, но дела мне до этого не было совершенно. Рыбалка никогда не входила в список моих интересов. Хотя Дэнчик, например, от этого дела перся. О чем не преминул напомнить, изредка вставляя в рассказ кибернетика какие-то комментарии из соседнего ряда. Даже Ольга Дмитриевна вслушивалась с видом крайне заинтересованности, хотя и ничего не говорила, лишь громко щелкала орешки.       – …обычная семга отнимает у меня на вываживании минут, ну, десять, редко когда – пятнадцать. А ту пришлось вымучивать, пожалуй, что все двадцать пять, да и то, с папой на пару, но она того, поверьте, стоила. Килограмм семь как минимум, – воодушевления в речи кибернетика сейчас было не меньше, чем когда он о робототехнике декламировал, в преддверии запуска своего робота.       – Надо же, не знала, что ты такой большой любитель рыбалки, Саша, – даже с каким-то уважением кивнула Ольга.       – Да я как-то особо и не распространялся об этом, если честно, – пожал плечами кибернетик.       – Это, кстати, натолкнуло меня на одну мысль, – Ольга вдруг щелкнула пальцами, что меня аж передернуло. Удивляться тут нечему, в последний раз, когда на моих глазах кое-кто это делал, то я попрыгал по параллельным измерениям. А удовольствие это, так сказать, ниже среднего. – Славя, как насчет организовать отрядную свечку по возвращению с субботника? Тем более, как раз ливень обещают, особо на свежем воздухе ничем и не позанимаешься. Не сидеть же теперь по домикам без дела, правильно? А заодно и узнаем все друг друга получше.       Нет… Господи, ну только не эта бредятина! Больше вот мне, блин, всех упал ваш чертов коллектив! Узнавайте друг друга столько, сколько влезет, оставьте только меня, блин, в покое!       – Отличная идея, Ольга Дмитриевна! – будто назло поддержала ее активистка. Хотя, с другой стороны, кто-то сомневался в обратном? – Общие кружки, думаю, подойдут для этого как нельзя кстати. Саш, вы ведь с Сережкой не будете возражать?       Иисусе, я ведь не чего-то сверхъестественного прошу...       Нет, я этого больше терпеть не собираюсь. Выудив наушники, быстренько вставил их в уши, едва вынув из кармана телефон, нащелкал там CC Catch и постарался как можно быстрее абстрагироваться от всей этой долбаной пионерии под нетленку «Cause you are young».       Но меня ждало разочарование. Примерно на середине трека наушники предательски оповестили меня о том, что battery-то, оказывается, low.       – Твою-то мать… – приглушенно простонал я.       Раздраженно скинул с себя наушники, ненароком локтем задев Шурика. Легонько, никто бы даже и внимания бы не обратил в обычной ситуации. Но Панамке надо было свое слово вставить:       – Максим, а ты не хочешь извиниться?       «А ты не хочешь перестать советовать всем подряд, как им себя вести, а еще лучше – сходить на хер?» – чуть было не обронил я, когда салон огласило громогласное «Вот блин!» и последовавший за ним хохот Алисы.       – Советова! – мигом переключилась Ольга Дмитриевна. – Что за словечки?       – Ольга Дмитриевна, – девчушка медленно обводила глазами пол вокруг себя. – У меня тут Юрец Второй сбежал…       Ну, классно. Понятно теперь, что эта дурында в банке своей держала. Видимо, расставание с первым Юрцом юная душа вынести так и не смогла.       – Кто сбежал? – полушепотом уточнила вожатая, отчетливо давая понять, что ответ она, в общем-то, не особо и хочет слышать.       – Сколопендра моя, – одной рукой Ульянка держалась за колено, машинально постукивая по нему пальцами, второй же все еще крепко сжимала банку. – Тряпочка развязалась. Я ее очень крепко завязала, а она… видите?       Вид потрясённой Ольги Дмитриевны, признаться, был весьма и весьма шедеврален. Да и добрая половина автобуса теперь начала нормально так паниковать, особенно ее женская часть.       – Черт знает что! – процедила сквозь зубы Панамка. – Выходит, что она здесь где-то ползает.       В автобусе становилось уже слишком шумно. А ушки рыжей-младшей потихоньку окрашивались в цвет под стать волосам.       – Ленк! А Ленк! – весело крикнула подруге Алиса.       – Чего? – выкрикнула та, боязливо поднимая то одну ножку, то другую.       – Поаккуратнее там. Это многоногое чудовище чувствует запах страха.       – Двачевская, ты хотя бы на время поездки можешь вести себя как человек? – тут же пригрозила ей кулаком Ольга. Рыжая победно тряхнула челкой и вновь с видом крайнего безразличия на лице уткнулась в окно.       – В чем дело? Что там такое у вас? – даже водитель не выдержал всего этого бардака.       Никто ему не ответил. Со всех сторон слышались десятки голосов. И возмущенных, и испуганных, и даже смеющихся:       – Из-за какой-то хулиганки людям беспокойства сколько!       – Доигралась Советова!       – Вот пусть теперь сама под сиденья лезет и ловит!       – Ща в бубен дам, кто на Ульку будет гнать! – тут же окрысилась Алиса.       – Двачевская!       Ааааа… Почему мои наушники отключились именно в этот момент? Все, пошли все к неизвестной науке матери, я спать. Пьянка не помогла, так может хоть очередной сон в автобусе поможет проснуться подальше от этого дурдома!       И ведь даже книжки никакой с собой не догадался захватить.       – Максон! – окликнул меня Дэнчик. – Давай с тобой поищем?       Ага, спешу и падаю. Цитируя великих: «Давайте вы со своим вот этим говном, которое сами наворотили, сами и разбираться будете, лады?». А я посижу, посмотрю, повеселюсь хоть немного. Благо, хоть было над чем.       «А как же твое извечное, что на обиженных хер кладут и воду возят?».       Да я, собственно, и не в обиде. Вспомнилось просто старое правило – никого не жалеть принципиально. Да и не очень-то и хочется сейчас ползать между рядов жопой кверху. Поэтому я картинно отворачиваюсь к окну, где небо все больше затягивала низкая, стремительно меняющая очертания тяжелая облачность. Попытался, игнорируя визги, уснуть, устроившись как-нибудь поудобнее, но сон категорически отказывался приходить. Еще и спина ныть начала. Красота, вашу Машу.       А сколопендру, кстати, вскоре поймали и без нашего участия. Причем не кто-то там, а сам Электроник! Пусть и с максимально скорчившимся лицом и испуганными глазами. А поди тут не поймай, когда его благоверная начала такие истошные вопли издавать, когда эта гадина прям по ее сандалии проползла. Вот и пришлось парнишке переступить через себя и голыми руками хватать супостата. Так что уже скоро сколопендра вновь оказалась в банке, а банка, на этот раз очень солидно закрытая, стояла на коленях у Ольги Дмитриевны. Вернуть животное владелице было обещано по приезду назад в лагерь. И то, лишь после клятвенных заверений рыжей-младшей, что она не окажется у кого-нибудь за обедом в тарелке.       Ну что, поехали дальше?       А дальнейшая поездка протекала по лесной дороге, где даже видавший виды «Икарус» проезжал на честном слове. Не знаю уж, как дела обстояли во втором автобусе, но наш стало бросать воистину немилосердно, что мне даже в какой-то момент вспомнилось, что я с похмелья. В один момент от нашей процессии, испугавшись шума тарахтящих моторов, чесанул небольших размеров бурый медведь с грязной, скомканной шерстью и совсем уж подозрительно худой. Пионеры тут же кинулись к одному единственному окошку, откуда еще можно было разглядеть его шерстяной зад, образовывая тем самым приличных размеров кучу-малу. Панамка даже и не попыталась всю эту толпу как-то успокоить – понимала, что без толку. Тут наверняка многие и медведя-то первый раз увидели.       – М-да, – озабоченно пощелкал языком водитель. – Вот тебе и жаркое лето второй год подряд. Вся ягода выгорела, под снег почти ничего не ушло. А это у него, у миши, первая жрачка, как из берлоги вылезет. Да и с рыбой в местных реках в последнее время не густо. Как еще только в колхоз не наведываются, ума не приложу, посевы овса если только посещают. Видимо, совсем наглеть еще побаиваются пока что.       – А если перестанут? – спрашивает Славя с ужасом в глазах.       – А что тут еще можно сделать? – пожимает плечами тот в такт тряске. – Стрелять только. По возможности, конечно, в воздух, мишке этого, в принципе, достаточно будет. Но, если уж совсем беда, то только на поражение.       – Жалко… – горестно произносит активистка.       – Ну, знаете, девушка, – неожиданно жестко отвечает водитель. – Я бы людям, чрезмерно жалеющим зверье, сначала человека советовал бы пожалеть. Поставьте просто себя на место людей, у которых этот мишка, которого жалко, скотину задрал. Думается мне, что никакой моральной дилеммы тут нет и быть, собственно говоря, не может.       – Ну да, – соглашается как бы Славя. Но с явным сомнением в голосе. Чувствуется, что убитого медведя ей все же жалко немного больше, чем понесших убытки фермеров.       Нещадная тряска продолжалась еще приличное количество времени, пока лес не начал отступать, уступая место полю овса. Когда мы полностью отъехали от леса, оставляя за собой последние молодые светло-зеленые елочки, водитель свернул на дорогу, шедшую наискосок через луг. В конце виднелись длинные строения колхозной фермы. Недалеко от дороги показались и его первые обитатели – большой черный с белыми пятнами бык, привязанный к стволу одинокой березы. Когда мы проезжали мимо, бык перестал щипать траву, приподнял голову и еще какое-то время следил за нами блестящим немигающим взглядом.       Вскоре показался уже и ограждающий территорию забор с железными воротами, куда нас, после пары минут ожидания, наконец-то запустили. Но никто и не жаловался – пионеры с интересом наблюдали за выпасом скота.       «Приехали», – констатировал я про себя.       Внутри племенной завод, при быстром взгляде, мало чем отличался от тех, куда ваш покорный порой ездил на практику в студенческие годы. Длинные каменные постройки под коровники, здание администрации, где-то на отшибе стоял трактор. Все выглядело, в целом, весьма и весьма цивильно, чего, кстати, нельзя было сказать о большей части коровников, где мне доводилось бывать. Не ценится уже в России, увы и ах, подобный тип производства. Хотя казалось бы…       Нас там уже встречали. Толстый, с заметной лысиной, но солидно выглядящий мужик, очевидно бывший председателем колхоза, и курчавый молодой парень, лет двадцати пяти навскидку, к которому я сразу волей-неволей присмотрелся. Очень уж типаж странный. Хорошо сложенный, со скульптурно очерченными кистями рук, короткой бородкой и чуть удлиненными оливковыми глазами, с пугающим лично меня странноватым выражением эдакой горделивой презрительности, которая сразу давала понять, кто здесь самые основные руки. В ногах у замысловатой парочки вились две совершенно добродушного вида лайки.       Большинство пионеров повываливались из обоих автобусов совершенно измотанные. Пережить порядком часа тряски – то еще испытание на прочность, скажу я вам. Краем глаза глянул на Алису. Забеспокоился, чего уж скрывать. Но с этой оторвой было как раз-таки все очень даже хорошо. То ли вестибулярный аппарат отличный, то ли марку держать умеет.       – Уф, наконец-то доехали, – проворчала Ольга Дмитриевна. – Обалдеть просто можно… Евстигней Иванович, здравствуйте!       – Здравствуйте-здравствуйте, Оленька! – заулыбался мужик. – Как доехали? С ветерком?       – Да уж… Ребята, не разбегаемся! Строимся в две шеренги! Вот, привезла Вам помощников.       – Вижу-вижу, – закивал тот, тряхнув головой. Выудил из бокового кармана платок и быстрым движением протер свою лысину. Чего это он? Не жарко же ведь…       Не без боя Ольга Дмитриевна построила всю нашу развеселую компанию. Я отчасти понимал пионеров – место-то интересное, хотелось его как-то изучить поскорее, а может даже и найти укромный уголок, чтобы там приныкаться и провафлять весь субботник. Почему-то был уверен, что Алиса с Улькой так и сделают, стоит лишь Панамке будет отвлечься.       – Здравствуйте, товарищи пионеры! – заголосил мужик, поминутно промокая платком лысину. – Добро пожаловать на племенной завод «Пойма»! Меня зовут Евстигней Иванович Трухин, председатель колхоза, Герой Социалистического Труда…       Пока он разглагольствовал, попутно представив толпе второго, коим оказался местный зоотехник Глеб, к которому я просто обязан буду сейчас найти подход, дабы не транжирить свой талант, убирая территорию, я считал ворон, разглядывая местные красоты. И как-то случайно встретился взглядом с Алисой. Такого ледникового периода я там даже и не ожидал. Ну а чего ты хотел, своей тупостью я сейчас ее действительно, по всей видимости, серьезно обидел. Внутри что-то предательски сжалось. Виновато улыбаюсь, слабо и едва заметно махнув рукой. Девушка фыркает и обиженно ежится. Хотя холод немного подтаял. Человеку явно не по себе. Нда…       – А сейчас я вынужден оставить вас на попечении у нашего зоотехника, который расскажет вам куда больше о нашем племенном заводе, – закончил свою речь Евстигней Иванович, после чего поспешил удалиться к зданию администрации, где его с видом крайней одухотворенности ожидали еще пару таких же ответственных пуз. Стоило отметить, что пуза были еще и самую малость покрасневшие. И отнюдь не от жаркой погоды, которая, собственно, сейчас отсутствовала.       Ну а что, начальство не люди что ли? Панамка, вон, тоже с Виолой выпивает по воскресеньям, и ничего. Грех жаловаться. Образцовая пионервожатая.       – Направление племенного завода «Пойма» – молочно-мясное скотоводство, – сухим голосом принялся объяснять зоотехник, вяло жестикулируя руками. – Молоко реализуется по торговым точкам, магазинам, больницам и в розницу. Стадо представлено коровами черно-пестрой породы в количестве чуть больше двух тысяч голов. Все животные находятся в осенне-зимний период на стойловом содержании, а в весенне-летний, как вы уже могли заметить, на стойлово-пастбищном. Для кормления используются как привозные, так и корма собственного приготовления. Собственными силами работники предприятия заготавливают сено, силос и сенаж. Все корма хранятся в типовых силосно-сенажных ямах и сенниках на территории животноводческого комплекса.       Так, хорошо, какие я там исследования на коровах проводил? Были акушерско-гинекологические заболевания, но для семнадцатилетнего пионера такие углубленные познания – это пока слишком круто. Нужно вспомнить что-то попроще. Что-то, что, в теории, можно было изучить без глубокого анализа. Например…       – Простите, Глеб, – я поднимаю руку и делаю пару шагов вперед, словив при этом не очень-тои довольный взгляд Панамки. – Я рискну предположить, что Вы знакомы с трудами Вячеслава Александровича Лукьяновского, верно?       Гляжу, зоотехник-то оживился, смотрит на меня заинтересованно:       – Разумеется, молодой человек, я, в том числе, и по его работам диплом писал. А к чему вопрос?       – Понимаете, я после школы планирую поступать в МГАВ… – так, стопэ, ее же только в девяноста четвертом переименуют, не тупи. – В Московскую Ветеринарную Академию. Занимаюсь различными исследованиями. Недавно изучал вопрос заболеваний дистального отдела конечностей. Помните ведь, как у Лукьяновского – высокопродуктивные коровы в условиях промышленных комплексов подвержены пододерматитам, ушибам, ранам в области подошвы, венчика, мякиша, а также регистрируют в большом количестве трещины, деформации, язвы, гнойные и гнойно-некротические процессы, флегмонозные поражения, переломы. Эффективные методы профилактики данных проблем, как по мне, достаточно актуальны.       И я прям слышу, как у доброй половины пионеров и, к моему самому большому удовольствия, Ольги, аж челюсти в пол упали. То-то же, пусть знают, с кем в одном лагере застряли.       – Безусловно, Вы совершенно правы, – кивает Глеб. – Но спешу заверить, что на нашем предприятии регулярно применяются ножные двухступенчатые ванны с использованием креолина, формалина и медного купороса.       – А что насчет кормовых антибиотиков? – нет уж, просто так ты от меня не отделаешься.       – Максим, не надоедай! – сквозь зубы процедила Ольга Дмитриевна.       – Нет-нет, что Вы! – поспешно поднял руку Глеб. – Любознательность – одна из главных черт для будущего ветеринарного врача. Тем более, когда есть шанс поучаствовать в наблюдениях на практике… Ольга Дмитриевна, Вы же не будете возражать, если с этим Вашим пионером я проведу индивидуальный план работы? Покажу ему тут все, расскажу, поверьте, там, куда он, как я уже вижу, поступит, этот опыт будет более, чем бесценным.       Алелуя! Простенько и со вкусом. И пофиг, что меня теперь будут тихо ненавидеть все мои так называемые товарищи. Как говорится, каждому овощу свой фрукт… Я для чего, спрашивается, вышку получил и кандидатскую диссертацию защищал?       – Но… – попыталась было возразить Ольга. – Ладно, что ж я, изверг какой. Если Жеглову это так интересно, то пусть поступает в Ваше распоряжение, Глеб. Но если начнет филонить – сразу его ко мне. Он куда хитрее, чем кажется. И ленивее.       Я с ни чем не прикрытой яростью уставился в сторону Панамки, а та только издевательски лыбу давит. По счастью, зоотехник тоже похихикал:       – Конечно, Ольга Дмитриевна, уж поверьте, филонить я ему не дам. Что ж, по остальному фронту работ – уборка прилегающей и внутренней территории, административного корпуса, нужно еще сено разгрузить. С этим понятно?       Пионеры отозвались неуверенным нестройным согласием.       – И еще кое что, – тут Глеб стал неожиданно серьезен. – Вы, когда подъезжали, наверняка видели привязанного быка. Зовут его Ануфрий. Я его неделю назад к нам привез из-под Ярославля. В стадо его пока не допускают ввиду карантинных мер. Так вот – подходить к Ануфрию, это в первую очередь касается тех, кого распределят на уборку прилегающей территории, категорически запрещено! Нрав у него ого-го, не подпускает к себе никого из работников фермы, кроме меня. Его когда в первый день в стойло вели, так он лошадь забодал, а в четверг счетовод на велосипеде ехал, так он на него… Короче, повезло мужику, что живой остался. Так что если не хотите отправиться с отдыха в пионерском лагере прямиком в районную больницу, то Ануфрия обходить на расстоянии пушечного выстрела, это понятно?       – А чего это он только Вас-то подпускает? – вызывающе поинтересовалась Алиса, искря глазами. И что-то эта ее интонация вкупе со взглядом в сторону этого зоотехника мне ну совершенно не понравились. Изнутри словно хлестнуло волной ревности. Глупость, конечно. Но звоночек тревожный.       – Талант, – безразлично пожал плечами Глеб. – Подход к зверью просто знаю.       И, зараза, так иронично чешет указательным пальцем переносицу, что я внезапно понимаю – пропал дом. Да не то, что даже пропал, а сгорел нафиг. Если он еще минут несколько в таком же духе продолжит – не видать мне Алисы как своих стремительно алеющих ушей. Вообще. В принципе.       – Ммм, ясненько, – задумчиво тянет слоги рыжая. – А, может, Вы и меня научите?       Нет, это уже вообще не смешно. И что делать сейчас прикажете? Снова умничать? Ага, конечно. И вогнать себя тем самым в еще более идиотское положение.       К счастью, делать ничего и не пришлось. Глеб широко зевнул, призывно махнул мне рукой и, дав отмашку Панамке начинать работы, пошел в сторону ближайшего коровника. Все еще трясясь от злости, я двинулся следом, при этом кинув непонимающий взгляд в сторону Алисы. Девушка это заметила и мстительно осклабилась, невинно махнув при этом своими породистыми ресницами.       Ах ты ж…       – Максим, идете? – окликнул меня Глеб.       – Да, иду, – прорычал я, все еще буравя Двачевскую взглядом через плечо.       Ладно-ладно, Алиса Викентьевна. Потом, надеюсь, будем смеяться над этой историей. Если, конечно, слово «мы» в дальнейшем будет к нам в принципе применимо.       Так, все, все мысли о девушках потом. Сейчас – работа.       – Чем будем заниматься, Глеб? – спрашиваю.       – Как раз хотел ввести в курс дела, – отвечает тот с видом крайней сосредоточенности. – В любом случае, свежий взгляд сейчас точно не помешает. Может, и не придется ветеринарных врачей вызывать из города почем зря… Ладно, не суть. История такая – где-то в начале месяца обнаружили у одной из коров шишку на боку. Она сначала небольшой была, думали, что это какой-то синяк, поранилась где, ну, в общем, что само рассосется. Ну, в итоге выросло в абсцесс. Я шприцами гной откачал, шишку ихтиолкой обработал. Ну и после этого также мазал каждый день, в надежде, что она всю оставшуюся гадость сама вытянет. Мазал-мазал, наблюдал, но чего-то как-то эффекта ноль, шишка даже больше стала. Решил использовать тогда потолще иглы для откачки, ну и чтоб хлоргексидин тоже удобнее было загонять. Антибиотики подключал, продолжал ихтиолкой мазать. Ну и, как ты можешь догадаться, опять ничего. А резать как-то лично мне не видится оптимальным решением. И тут ты такой прошаренный прям вовремя приехал! Ну, в том плане, что ты вроде как действительно нормально разбираешься, хоть и еще даже не студент. Ну, вот я и подумал, что, может, свежего взгляда окажется достаточно? Посмотришь?       Он еще спрашивает? Я для этого сюда и приехал, чтоб своим делом заниматься. Давайте сюда вашу буренку, ветеринарный врач Максим Жеглов берется за дело!       – Животное всегда в первую очередь, Глеб, – киваю. – Ведите.       Коровник встретил меня тем самым знакомым характерным запахом. Я поморщился, но, скорее, больше рефлекторно. Привыкший в свое время, чего уж.       А его основные обитатели на нас даже внимания не обращали. Правильно, чего им. Ходят себе какие-то homo и ходят. Своих забот хватает.       Глеб отвел меня в самый конец помещения, где стояла еще совсем молодая, но довольно худощавая телочка. На ее левом боку я сразу приметил ту самую, действительно весьма приличных размеров, шишку.       – Вишня, – представил мне буренку зоотехник.       – А почему резать не виделось оптимальным решением? – спрашиваю, всматриваясь в пораженную воспалением область. – Просто любопытствую.       – Ну а как ты предлагаешь резать на живую? – удивленно вскидывает бровь Глеб.       А, то есть эта вся причина? Ох, дилетанты…       – Я просто боюсь, что тут иначе никак, – цокаю языком я, аккуратно пальпируя шишку. – Характер воспаления такой, что скопление гноя очевидно находится не около кожного покрова, а немного глубже. Да и то, что откачка шприцами была бесполезна как бы намекает… Разрез делать в любом случае придется, чтобы добраться до очага воспаления. Дайте мне скальпель, большие щипцы, лидокаин, мазь Вишневского, бинты и перекись с хлоргексидином. А, ну и перчатки со шприцами. И еще двадцать-тридцать минут времени, – тут грех было не поправить очки в своей обычной пафосной манере. Вишня при этом как-то подозрительно на меня уставилась боковым зрением. – Да не бойся ты, мать. А то сразу волноваться начала, как будто мы тебя резать собрались. Ну… Как бы собрались, но не так, как ты думаешь.       – Максим, ты уверен в своем анамнезе? – осторожно спросил Глеб. – Я бы, может, так и не переживал, но к Иванычу тут просто шишки приехали, он сейчас с ними, ну, выпивает. Не очень бы хотелось влипнуть в неприятности, если ему надумается в очередной раз похвастаться своим поголовьем, а мы тут спонтанную операцию проводим.       – За всю жизнь я ошибся только один раз, больше такого не повторится, – холодно ответил я, вспоминая того лабрадора, которому я неверно поставил диагноз. Не знаю, чем я думал в тот момент, но голова там явно и рядом не валялась. Это чуть не стоило мне всего. К ветеринарии, да и вообще к медицине в целом, надо подходить осторожно. Очень осторожно. Особенно, если ты как снег на голову упавший в эту профессию самоучка. Именно здесь, как нигде, очевидна непрочность нашего бытия. Ставишь один диагноз, а через несколько дней оказывается, что это все же был чертов энтерит... Моя профессия не прощает ошибок. – Я полностью уверен в том, что клиническую картину я составил правильно. А теперь, Глеб, будьте добры, снабдите меня всем необходимым. Будем резать к чертовой матери. Не дожидаясь перитонитов.       – Может, ее на улицу вывести, стреножить, да на бок уложить?       Корова обеспокоенно замычала. Но кто ее уже спрашивал?       – Нет необходимости, да и зачем лишний раз стрессовать животное?

***

      Весь в кровище и дерьмище – это мое типичное рабочее состояние. Двадцать минут мучений с абсцессом у Вишни привели к такому же результату. Зато я был собой доволен. Да и Глеб мне весьма мудро не мешался, пока внимательно следил за моими манипуляциями. Лишь хвост держал, да помогал корову фиксировать. Умница, а не ассистент.       И чем только Алиса в нем восхитилась? Вы, наверное, шутите! Да я… Да я…       Ага, головка от… Вот ты кто, Макс.       – Потрясающе, – резюмировал Глеб, когда я сообщил, что на сегодня с Вишни хватит. – Ты как будто родился со скальпелем.       Тьфу ты, господи, подумаешь, абсцесс, эка невидаль.       – Спасибо, – киваю. – Но пока меня рано еще хвалить. Все зависит от дальнейшей реакции организма, ну и соответствующей обработки в течении как минимум недели. Но тут уже явно больше пока ничего не сделаешь.       – Само собой, – поспешно отвечает зоотехник. – А что, Макс, не желаешь после хорошо сделанной работы чаев погонять?       Вот уж снизошел, так снизошел… А вообще, чаев желаю. Даже очень. И хорошо, что наш Глебушка не предложил чего покрепче. Честно, отказался бы. Сейчас бы точно не влезло.       – Было бы глупо отказываться, – хмыкаю. – Только для начала я бы перекурить сходил. По-тихому где-нибудь.       – А, да вон, за коровник зайди, – машет зоотехник рукой. – Только потуши все как следует. А я пока пойду, поляну подготовлю. Вон, – кивает в сторону едва заметной двери внутри коровника. – Туда подходи, как покуришь.       – Помочь полевую ветеринарию собрать? – киваю я в сторону слегка небрежно разбросанных шприцов, окровавленных остатков бинтов и прочих аптечных атрибутов.       – Да, давай, – охотно соглашается Глеб.       Быстро наводим порядок, после чего расходимся на некоторое время. Выйдя с черного хода, я падаю на травку, достаю электронку и спокойно закуриваю, предвкушая, как через пять-десять минут уже буду преспокойненько сидеть и в кои-то веки беседовать о том, что мне нравится…       – Максон! Слава богу ты нашелся!       Ой, а кто это у нас такой весь со всклоченными волосами, унизанными сухими еловыми иглами, и почему-то бледный прибежал ко мне на поклон? Неужто тот самый человек, который говорил, что он мой лучший друг, но в самый ответственный момент променял меня на бабу? Пусть и охренеть какую красивую, тут уж глупо отрицать. Ой, ладно, не буду уж ерничать. Надо все же как-то быть выше этого. Не вести себя, проще говоря, как типичный Максим Жеглов. С утра уже хватило истерик с моей стороны. Я спокоен, как дохлый лев.       – Чего ты орешь? – отвечаю я с максимальной безмятежностью.       – Я… – мнется. – Я быка просрал.       Вот хотите верьте, хотите нет, но до меня сразу доходит, какого быка умудрился тот просрать. Полное непонимание ситуации как-то без моей особой на то воли заставило меня вскочить, потом снова присесть на травушку. Но потом я опять вскакиваю. Пару раз зачем-то перетаскиваю Чарон в карман и обратно.       – Ка-а-а-а-ак? – охреневше тяну я.       – Я… не знаю, – выдавил Дэнчик, чуть заикаясь. – Панамка меня, понятное дело, сено отправила разгружать, а потом Славка пришла, меня забрала, на пару минут говорит. Мол, кому-то там показалось, что у этого… Пафнутия или как его там веревка возле рогов перетерлась, попросила, чтоб я зоотехника нашел. А у меня чего-то в жопе зачесалось, я и думаю, да пофиг, сам гляну. Я же, блин, взрослый все же. А она меня отговаривала… Посмотрел, короче. Все там нормально. Да только вот пока этот бычара вертелся, за мной следя, как-то, ну… отвязался. И в лес сиганул.       Мда… И этот идиот – мой друг? Хотя, будем честными, мы в этом плане друг друга прекрасно дополняем.       – Тяжелый случай, что я могу сказать, – равнодушно жму плечами. – Ну, а от меня-то ты чего хочешь? Иди к зоотехнику, там в коровнике увидишь сбоку ответвленное помещение, он там чай готовит…       – Макс, ты издеваешься? – упавшим голосом переспросил Дэнчик. – Из-за меня сорвался с привязи племенной колхозный бык! Ты представляешь, в какой мы жопе можем оказаться? А вдвоем мы с тобой уж чего-нибудь, да придумаем, как, собственно, и всегда.       – Дэн, даже если отбросить все... прочие факторы, – ну, ладно, чуть-чуть поерничаю, ничего страшного. В конце концов, мне правда было обидно. Он это тоже должен понимать. – Что мы будем делать с Ануфрием, даже если найдем его? Никто из нас не решится подойти к нему не на привязи и на двадцать шагов...       – Точняк! – мгновенно заулыбался тот. – Ануфрий! А я все голову ломал…       ...       Мне вообще надо это как-то комментировать?       – ... поэтому, – продолжил я, стиснув зубы. – Я все же думаю, что пока мы не натворили еще больше бед, надо все Глебу рассказать. Тебе необязательно рассказывать, что он из-за тебя отвязался.       Я заметил, как пальцы правой руки Дэнчика сжались в кулак. Не к добру. Что-то тут явно не то.       – В любой другой ситуации я бы был на сто процентов согласен, – пробормотал тот. – Да и Славя меня сама, собственно, за ним и отправила. Да только... Не хочу я ее подставлять, понимаешь? Ее же Панамка за территорию распределила как раз потому, чтобы точно никакие Двачевские с Советовами не подходили к этому долбаному бычаре. А в итоге... В итоге в предобморочном состоянии сейчас, себя еще почему-то во всем винит. Макс, пожалуйста, помоги. Я же тебе утром, блин, помог…       – Помог? – тут уже я самую малость не выдержал и взбеленился. Это так называется теперь? – То есть это ты мне услугу оказывал, ставя меня в идиотское положение? Парадокс какой-то получается. Из хреновой неэвклидовой геометрии, а нам чего-то не припоминаю, чтоб такое в школе преподавали.       – Да все, ладно, я тебя услышал, – спокойно отвечает Дэнчик. – Сами справимся. Извини, что побеспокоил. Не говори только ничего этому Глебу, хорошо? Хотя, блин, эта дуреха сама сейчас все и расскажет...       Стало почему-то тяжело дышать. Кажется, что даже мое лицо приобрело какой-то серый оттенок. Нет, не смогу я его кинуть. Как там Витя утром говорил? Иногда «правильно» – это когда поступаешь так ради одного человека? Да, именно так и было. Ай, нахер…       – Дэн, стой! – тихо, едва разборчиво, сам не веря, что подписываюсь на это смертоубийство, произнес я. – Пошли, помогу тебе поймать Ануфрия.       Мой друг тут же просиял. Либо он сейчас просто придуривался, либо мастерски таким образом мной манипулировал. В любом случае, в голове засела настойчивая мысль, что меня сейчас где-то капитально обманули…       Честно говоря, я передумал и еще по одной причине. Алиса так восхитилась ведь Глебушкой-то, мать его через Никарагуа, что он быков диких укрощает. Ну вот, пусть знает, что и я могу. Наверное.       Надеюсь, что это не закончится геройским попаданием в больницу. И я так и не попил чаек… Плюсы вообще будут сегодня хоть какие-то? Вот уж действительно беда-бедовая.       Обогнув усиленно филонящих от уборки пионеров, мы с Дэнчиком выскочили за территорию племенного завода. Славя, зажав в зубах травинку, переминалась с ноги на ногу чуть дальше от ворот.       – Денис! – облегченно воскликнула девушка. – Наконец-то, а то я уже… – заметила она меня только сейчас. – Подожди, Максим? А где зоотехник?       – Чаи гоняет, – мрачно буркнул я.       – Славь, ты только без паники, хорошо? – как можно более успокаивающе начал Дэнчик. – Мы с Максом все сделаем. Дай нам хотя бы полчаса. У нас есть план, надежный план. Только пока никому ничего не говори, поняла?       – Денис, я не могу так! – почти крикнула Славя. – Ануфрий может уйти далеко в лес, заблудиться, погибнуть…       – Доверься нам, пожалуйста! – взмолился Дэнчик. – Мне доверься. Я подвел тебя. Я сам все и исправлю. Ну, с помощью Макса… Неважно! Полчаса! Хорошо?       – Х-хорошо, – вяло ответила активистка, тоскливо глядя на то место, где был привязан бык, на темные стены елей, сходившиеся вдали и на становившиеся все чернее и чернее тучи.       Друг дернулся было вперед, чтобы обнять расстроенную девушку, но почему-то передумал. Вздохнув, молча побрел в сторону деревьев. Ругаясь на чем свет стоит, я поплелся следом.       Лес был неровный. Плотные заросли елей походили на материки и острова. Между ними бухтами и проливами зеленели лужайки с пушистыми шариками одуванчиков. Мы с Дэнчиком внимательно разглядывали траву, надеясь обнаружить следы Ануфрия. Но трава была невысокая и такая упругая, что даже собственные следы-то различались с трудом.       – Слушай, Дэн, – сплюнул я, отмахиваясь от веток. – А вот такой вопрос – что будем делать, если нам, чисто теоретически, какой-нибудь Потапыч встретится?       – Ты налево, я направо – кого он поймает, тому хана, – быстро, будто скороговоркой, ответил тот.       – Зашибись… – вздыхаю. – А чего за план-то хоть?       – Какой план? – недоуменно переспросил Дэнчик.       – Ты же говорил, что… – ох, серьезно, да? – Ты издеваешься?       – Ну, я должен же был хоть что-то сказать, – вымучил мой друг улыбку.       Здорово. Лучше некуда. Я сдохну в параллельном измерении с доморощенным тореадором. Перспективненько.       Скоро в деревьях показался просвет, и мы вышли к прямой, широкой просеке, на которой то здесь, то там росли приземистые кусты можжевельника. Дэнчик тут же принялся вертеть головой во все стороны и внезапно заулыбался. Я проследил за его взглядом и увидел, как примерно в двадцати метрах от нас пасся Ануфрий.       – Кажется, он нас пока не видит, – тихо произнес я.       – Это хорошо, – процедил Дэнчик. – Какое вообще зрение у быков, не в курсах?       – Могу только сходу вспомнить, что угол обзора у них в районе 330 градусов вокруг своей оси, – выудил я из памяти. – То есть, если мы будем держаться позади, то окажемся в слепой зоне.       – Я же тебя сейчас не об этом спрашивал…       – Что вспомнил, то и вспомнил! – рыкнул я.       Увы, мой эмоциональный всплеск привлек внимание Ануфрия. Тот задрал голову, отчего мы с Дэнчиком, синхронно пискнув, толкаясь и матеря друг друга, нырнули за ближайшую елку. Несколько секунд бык прислушивался, потом зашагал дальше по просеке в неизвестном направлении. Я был уверен, что он пройдется немного и вновь примется за еду. Но Ануфрий продолжал идти, слегка покачивая белым хвостом с грязной кистью на конце. Обрывок привязанной к рогам веревки волочился за ним по траве.       – Быченька, стой… – промямлил Дэнчик.       Увы, «быченька» и не думал тормозить. У него был такой вид, словно он знает, куда и зачем идет, и знает также, что путь предстоит далекий. Ну, я надеялся, что я все же не зря на втором курсе ходил на зоопсихологию. Понимание этого факта заставило меня пойти на риск. И выскочил из-за сосны, закричав что есть сил:       – Пафну… Авдотий! Бляха-муха… Ануфрий!       Тот остановился и посмотрел на меня через плечо. Застыв на месте, я наблюдал как бык медленно поворачивается всем корпусом на сто восемьдесят, после чего подхлестнул себя хвостом и шагом двинулся в мою сторону.       – Ну нахер, – сделал вывод я и большими скачками понесся назад в ельник, к очень желающему заржать другу, но сдерживающимся из последних сил из чувства солидарности.       – Ну, ты пытался, – шепнул Дэнчик.       Ануфрий потерял меня из виду и, потеряв интерес к дальнейшей погоне, продолжил свое шествие в сторону ельника, периодически глухо и тревожно мыча. Нам только и оставалось, что следовать за ним, держась на почтительном расстоянии. Снова начались блужданья по лужайкам и прогалинам. Не было даже никаких предположений, когда этот крестовый поход может закончиться. Словом, мысли были не самыми радостными. Просто так тупо идя за быком можно плутать до бесконечности. И толку от этого? Забредем только по итогу в какую-то совершенно невообразимую глухомань. И спасать уже придется не только несчастного быка, но и нас до кучи.       Но вот очередной ельник кончился. Ануфрий пересек узкий луг и пошел к пологому бугру, где росли редкие высокие, как мачты, сосны и белели то здесь, то там стволы берез. На склоне этого бугра животное остановилось и опять замычало очень тихо, словно боясь, что его услышат. Постепенно настороженность его исчезла, голова понуро опустилась и вот он уже улегся к нам спиной, став похожим на большой черный валун, облитый в нескольких местах известкой.       – Отдохнуть он прилег, скотобаза, – ругнулся Дэнчик.       – Дэн, это все без толку, – присел я следом за Ануфрием. – Предлагаю разворачиваться. Славя не скажет, что из-за тебя бык сбежал, следовательно, и отвечать тебе не придется. А Глеб там уж его как-нибудь отловит.       – Ну, хорошо, уйдем мы. А что делать с презрением к самому себе? – вкрадчиво поинтересовался друг.       – Какое презрение? – всплеснул руками я. – Я, блин, лечу животных, а не укрощаю их! Ты вообще футболист! На кой черт нам вообще надо было в это ввязываться – тайна сия велика есть. Надо было не слушать тебя, а сразу к Глебу идти, только время зря потеряли.       Тут как назло вспомнилось, какое восхищение во взгляде было у Алисы, когда Глеб сообщил, что Ануфрий слушает только его. Меня опять кольнула эта дурацкая ревность.       «Твою дивизию, она тебе в любви вчера призналась! И явно устроила эту сценку, чтобы тебя позлить! Не ведись на поводу у эмоций, подумай головой, ради всего святого! У тебя нет причин ревновать! Да и вообще – определись уже, чего ты хочешь!».       Чего я хочу… Чего я хочу… Я попеременно переводил взгляд то на веревку, привязанную к рогам Ануфрия, конец которой затерялся где-то в траве, то на тонкую сосенку, возле которой устроился бык. Так-так… Если взять яйца в кулак, подкрасться и привязать его к этой сосенке, тогда можно быть уверенным, что Ануфрий не уйдет, если, конечно, его опять не раздразнить. Воображение тут же услужливо нарисовало картину, как я подкрадываюсь к быку, а тот вскакивает и бросается на меня. И спрятаться негде, только пни, да редкие деревья с гладкими стволами…       Возникший в голове образ Алисы сейчас весело хихикал, насмешливо кривя губки. Словно проверял на прочность, из серии, долго еще титьки мять будешь или, может, уже что-то сделаешь? Отмазки-то, почему ты не стал идти на риск, всегда можно придумать, а вот рискнуть по-настоящему – уже не каждому дано. И неужели ты будешь искать отмазки, вместо возможностей? Тем более, когда одна такая возможность более, чем представилась?       Дожили, уже с воображаемой Двачевской разговариваю. Как там это явление называлось? Тульпа, если ничего не путаю. Ну, зато, кстати, помогло. Я решился…       Маленькими, чуть заметным шажками, то и дело останавливаясь и задерживая дыхание, я начал подкрадываться к Ануфрию.       – Макс? – уставился на меня Дэнчик. – Максон! Ты куда? Чего удумал, бешеный?       Надеюсь, что, хотя бы, не последнее, что я удумал в этой грешной жизни. Особо я все же решил не рисковать, поэтому чем ближе я подходил к быку, тем все больше укорачивал шаги и увеличивал остановки. Вот до Ануфрия оставалось в районе пяти метров. Минуты через две это расстояние сократилось до трех, еще некоторое время спустя я уже стоял возле сосенки так близко от быка, что при желании мог протянуть руку и дотронуться до его лоснящейся шкуры, туго обтягивающей каждый мускул. Но такого желания, разумеется, не было.       Ануфрий не двигался. Лишь округлые бока его слегка подымались и опускались от дыхания. Я принялся лихорадочно шарить глазами по траве, отыскивая веревку. Вскоре я-таки смог обнаружить ее конец недалеко от ног. Не сходя с места, я очень медленно присел, и практически бесшумно дотянулся до веревки. Потом начал также медленно подниматься. Веревка потащилась за рукой, легонько шебурша по траве. Уши Ануфрия шевельнулись. Поняв, что если я и дальше буду медлить, то со стопроцентной вероятностью закончится это немного испачканными штанами, я резко потянул веревку к себе, в одну секунду обмотал ее вокруг сосенки и сделал первый узел. Ануфрий повернул голову в мою сторону. Нужно было срочно делать второй контрольный узел и валить к такой-то матери.       – Но-но у меня! Ты не очень-то… – слабеньким голосом просипел я.       Руки от волнения затряслись, я уже дальше больше поглядывал не на веревку, а на стремительно стервенеющего быка. Неизвестно каким чудом просунув-таки конец веревки в петлю, я резко крутанулся и стартанул назад к ельнику. За спиной раздалось ужасающее «хух», бык вскочил на ноги. «Я не успею», – мелькнуло у меня в мозгу. Но никакого топота я не слышал, да и сам уже был в относительной, если можно так сказать, безопасности.       – Макс! Макс! – засуетился Дэнчик. – Ну ты, блин, даешь! Я аж тут чуть со страху не помер, представляю, какой у тебя там был спектр эмоций.       – Да ладно, – киваю, стараясь не обращать внимания на стекающую между лопаток холодную струйку пота. – Подумаешь. Кому сейчас легко?       Ануфрий стоял на прежнем месте. Через несколько минут он снова лег. Веревка крепко удерживала это чудовище около сосенки. Миссия была выполнена.       Не, ну сипец, конечно, полный! Это что за отдых такой – то по деревьям лазаю без страховки, то бешеных быков привязываю. Мне за это явно полагаются какие-то дополнительные выплаты.       Не успел я полностью расслабиться, как из чащи послышался какой-то шум. Едва различимые людские голоса. Кажется, кое-кто нас уже искал. Оно и понятно – прошло куда больше намеченных Дэнчиком тридцати минут. Уж час с лишним мы точно тут провозились.       – Эй! Сюда! Сюда! – закричали мы хором.       Первой из леса показалась Ольга Дмитриевна вместе со Славей. Активистка тут же кинулась другу на шею, а вожатая в немом удивлении переводила взгляд то на нас, то на преспокойненько лежащего Ануфрия.       – Вы его привязали? – наконец смогла выдавить она.       – Макс его привязал, – честно ответил Дэнчик. – А я так… помогал.       – Мне не послышалось? – донесся до нас голос Глеба. – Макс, да ты прямо человек без нервов. И корову на раз-два вылечил, и быка дикого приручил.       – Да какой там приручил, – выдыхаю. – У меня до сих пор все поджилки трясутся.       – Это ничего, – хмыкает зоотехник, хлопнув меня по плечу. – Как он только отвязался, я же был уверен, что крепко его…       Глеб подошел к поднявшемуся с земли Ануфрию, и тот потянулся губами к карману его штанин, из которого торчал кусок хлеба.       – Молодец, Макс, – услышал я такой уже родной голос.       Обернулся. Алиса. Стоит, довольная. Рядом с ней суетится Ульянка, определенно горящая желанием подойти к быку поближе, но самую малость стремающаяся.       – Ну а как же, – тут же выпрямился я. – Я, знаешь ли, тоже… ого-го еще.       – Да знаю я, – хмыкает девушка. Затем в нерешительности опускает свои янтарные глаза в пол. – Может, мы все-таки поговорим?       Поговорим. Конечно поговорим. Я быстро оцениваю обстановку, вижу, что Панамка полностью занята беседой с Глебом и Славей, Дэнчик уже начал безобидно издеваться над рыжей-младшей по поводу «быченьки», поэтому беру Алису за руку, и мы тихонечко, бочком, протискиваемся поглубже в ельник и, не отпуская друг друга, бежим как можно дальше от всей этой уже порядком задолбавшей суматохи.