Второй шанс для двоих

      Медведь с седлом на спине. На нем восседает сова, без остановки машущая крыльями. Перепрыгнув через огромный кострище, сия боевая единица присоединяется к танцующим вокруг этого костра пионерам. Песни поют, веселятся. Кто-то начинает превращаться в волка. Форменная вакханалия. Чем-то напоминало картину Яна Брейгеля «Орфей в Аду». И я в центре всего этого безумия. А потом раздается какой-то потусторонний и особенно громкий щелчок, и я просыпаюсь. Хлопаю глазами, пытаясь проморгаться.       «Ну и дела», – успеваю удивиться я, пока сон не выветривается из головы, оставляя в памяти лишь смутные образы. Да и те уже успели спутаться между собой, так что мои ночные мультики если и имели изначально какую-то логику в повествовании, то теперь она была утеряна безвозвратно.       Тело казалось затекшим и неповоротливым со сна. Вставать с кровати уж очень не хотелось. Но и просто лежать до талого тоже не казалось хорошей идеей. Чувствовал я себя относительно хорошо, видимо, напиток Совы еще действовал. Ну и зачем тогда лежать, плесенью покрываться?       За дверью изолятора послышались голоса. Один принадлежал Виоле, второй, если я ничего не перепутал спросонок, Панамке. Принесла нелегкая в такую-то рань. Сейчас же практически вчера еще, судя по освещению за окном, чего вот не спится?       Разговаривали девушки громко, хоть и не сказать, что ругались. Спорили, думается. И я, похоже, догадывался, чем, в теории, может быть предмет спора. Но убедиться все равно надо. Заодно лишний повод поднять свой зад с кровати.       Нащупал на прикроватной тумбочке очки. Только сейчас смог как следует оценить все нанесенные им повреждения. Вердикт был не самым утешительным – мостик треснул, так что одно неаккуратное движение, и будут у меня два монокля, один носоупор пропал, а один из шарниров, соединяющих дужку и раму, капитально расшатался. И каким неведомым образом линзы уцелели – тайна сия велика есть.       «Ладно, мостик скотчем или изолентой обмотаю, пофиг, остальное не так уж и критично в моей ситуации», – попытался я успокоить сам себя.       Стараясь не шуметь, подкрался к двери изолятора. По счастью, она и так была немного приоткрыта, так что мне оставалось только лишь высунуть ухо.       – Оль, я просто хочу, чтобы ты, да и весь ваш вожатский коллектив, сделали все правильно, – произнесла Виола с выдохом, словно уже ни на что и не надеясь. – Не хватало еще, чтобы случилось, как в ту смену, помнишь, когда одна пионерка якобы угрозами чуть не довела другую до суицида. Не очень приятная-то история была, согласись. Бог с ним, что лагерь могли закрыть, я глаза той девочки до сих пор забыть не могу.       – Я тоже, – приглушенно ответила Ольга. Блин, как обычно, самое интересное остается где-то за кадром. – Увы, я никак не смогу повлиять на Кольцова, чтобы он не докладывал о произошедшем Никанору Ивановичу. Он все равно расскажет, а так еще и меня подставит запросто. Лучше от этого никому не станет. Поэтому я и хочу во всем разобраться. Сама, без всяких сломанных телефонов.       – Вряд ли Максим тебе так беспрекословно доверится, – Виола в этот момент как будто даже хмыкнула. Не смогла удержаться от ноток скептицизма. И у нее для этого были все основания, на самом-то деле.       – А у него выбора нет, – ровно ответила на этот выпад Ольга. Интересно, почему это? – Речь ведь не только о нем сейчас, но и о Двачевской тоже. Она вчера не меньше него отличилась. Ох, Вилка… – я разглядел, как вожатая обессиленно упала на кушетку. – Вот почему, почему всегда, когда какие-то пионеры друг в друга влюбляются, происходит что-то такое? И, как назло, этими двумя в этот раз оказались именно Жеглов с Двачевской! С обычными-то ребятами проблем не оберешься, а уж с этой парочкой…       Я бы попробовал подобрать слова, чтобы описать, насколько я сейчас польщен, но в данный момент это все же не было настолько необходимым, поэтому обошелся простой ухмылкой.       – Я удивлена, что ты говоришь об этом так, будто только что сделала какое-то открытие, – хмыкает медсестра. – Подростковая любовь это же всегда было синонимом хаоса. Чистое и ничем не прикрытое безумие. Молодые люди пойдут на все, лишь бы быть друг с другом. И, к сожалению, иногда это очень необдуманные и порой даже жестокие вещи. Это я вообще к чему – не до конца знаю, что такого натворили мой помощник со своей рыжей красавицей, но уверена, что, если взглянуть чисто с человеческой точки зрения, ничего страшного там нет.       – Кроме откровенного нарушения дисциплины, тайного содержания на территории лагеря потенциально опасного животного и хамского отношения к вожатому, – покачала головой Ольга. – Это еще повезло, что сегодня День Нептуна и Никанору Ивановичу, мягко говоря, не до жалоб Кольцова. А вот завтра… Еще и родительский день как раз… Опять... Боюсь представить, что будет, особенно, если еще и Любовь Марковна пожалует.       А это еще что за персонаж? Судя по невольно проскочившему пренебрежению в словах Панамки – как минимум, не особо приятный. И как-то связанный с Алисой.       – Да уж, не очень бы хотелось... Ладно, будем надеяться, что у нее и в этом году найдутся дела поважнее, – даже Виолу передернуло. Видать, и вправду скверная баба. Панамка ничего не ответила, но я прямо-таки чувствовал ее смятение. – Пионер, хватит там уши греть!       Да как? Я же тише мыши был!       – Виола, это нечестно, – разочарованно вздохнув, я покорно покинул свое укрытие. – Вы могли бы хотя бы немножечко мне и подыграть в моей спонтанной авантюре, дабы я не придумывал потом, как наверстать упущенное другим путем.       – Максим! – тут же воскликнула Ольга. На ее лице явственно отражалась смешанная гамма чувств. – Напугал же ты меня! Когда Славя вчера сказала, что… Как ты себя чувствуешь?       – Да нормально, вроде, – я, признаться, слегка смутился с такой постановочки ситуации. Думал, что вожатая тут же начнет меня пилить. Даже не суть и важно, за что.       – Ох, хорошо, что так, а то я все изнервничалась… Ну и зачем ты подслушивал?       Ну вот, теперь все нормально. А то я уж забеспокоился.       – В этом не было необходимости, при желании я мог бы все услышать и не вставая с койки – я решил, что этого объяснения будет достаточно, чтобы от меня хотя бы с этим отстали. – Но мне надо было замотивировать себя встать. Доброе утро, кстати, Ольга Дмитриевна. Хорошо выглядите.       – Не ерничай, – скрестила руки на груди вожатая. Голос ее был сердитым, но совсем не агрессивным. – С тобой предстоит очень серьезный разговор. И, раз уж ты все слышал, то, надеюсь, понял, что я пытаюсь быть на вашей стороне. Хотя и не должна по всем правилам. Поэтому мне нужно, чтобы ты максимально честно рассказал о том, что произошло вчера.       Действительно ли стоит довериться Панамке? Вопрос, который я не очень-то и хотел себе задавать. В целом, она все же за прошедшую неделю смогла произвести более-менее положительное впечатление. Она не выходила из себя, когда пионеры осмеливались ей перечить. Ее это не радовало, но она пыталась понять, а не разражаться гневной тирадой или пытаться давить авторитетом «взрослого». Советами периодически помогала, причем делала это от души, да и вообще без, будем тут честными, веской какой-то причины не капала на мозги. Поводов злиться на нее нет.       – Да тут нечего рассказывать, – я старался придать максимум уважения в голос. – Мы с Алисой вчера слегка поругались, ну, Вы сами помните. Потом еще эта свечка тупая. Она расчувствовалась, убежала. Я за ней увязался, извиниться. Нагнал ее у старого лагеря, а там к ней гоблины эти деревенские пристали. Пришлось вмешаться. Вот и вся история, ничего сверхъестественного.       Смесь хмурого подозрения и ироничного недоверия на лице Ольги была достаточным показателем ее истинной реакции на мою историю.       – Знаешь, Максим, ты должен был сначала…       – У меня не было времени Вас искать, Ольга Дмитриевна, – ответил я на опережение. – Счет шел на секунды, я и так подоспел в последний момент. Опоздай я хоть на минуту, эти ублюдки бы… – меня передернуло, настолько трудно было говорить об этом. Руки сами по себе сжались в кулаки.       – Ты все правильно сделал, – вовремя вставила Виола, когда я был уже готов взорваться. – Видишь, Оль? Ничего криминального, обычный подростковый срыв. Если адекватно, без нервов, донести это до Никанора Ивановича, тактично опустив некоторые детали, то максимум, что с твоими пионерами будет – небольшая профилактическая беседа.       Ольга отвернулась к окну. Отблески утреннего солнца легли на ее лицо.       – А что до хамства по отношению к вожатому? Собака еще какая-то непонятная. Эти моменты Кольцов обмусолит как следует, можете не сомневаться.       – Жулька чудесное создание! И вообще, кому не пофиг? – махнул рукой я. – Серьезно, Никиту Валерьевича же все в лагере конченым считают. Почему он вообще здесь работает? Мироздание схлопнется, если в пионерском лагере не будет хотя бы одного урода-вожатого?       – Максим, чуть-чуть полегче в выражениях, – мягко осадила меня Виола, прежде чем это сделала бы возмущенно повернувшаяся в мою сторону Ольга Дмитриевна. – Не забывай, что мы все же руководящий состав, а не твои подружки. Хотя… Даже немного жаль. Будь мне хотя бы восемнадцать… Верно говорю, Оль?       – Вилка! – полыхнула щеками Панамка.       – Что? – наигранно удивилась медсестра.       – А я уже привык, – радостно улыбнулся я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Дело было не только в моем стремлении показаться хотя бы немного вежливым, потихоньку начал чувствовать возвращающуюся боль в ребра.       – Ты это… Заканчивай мне тут, – пробормотала Ольга Дмитриевна, залившись краской пуще прежнего. Похоже, она боролась с собой. На миг показалось, что она сейчас сможет вернуть самообладание, однако она закрыла глаза. Потом снова открыла их, но тут же отвела в сторону и вновь уставилась в окно. – Дурак Вы, доктор, и шутки у Вас дурацкие. Короче, возвращаясь к нашему разговору, я должна обдумать все это. Ситуация довольно нетипичная, и…       Ой, как будто ей есть на что жаловаться. Нетипичная ситуация, говорите? Я в таком режиме уже неделю живу.       – Я могу и сам поговорить с этим вашим Высороговым, – жму плечами.       Ольга замерла и, повернувшись, спокойно посмотрела на меня:       – Исключено. Ты всего лишь пионер…       – И поэтому со мной можно не считаться. Извините, на минуту я даже забыл об этом, – скривился я.       Виола, тем временем, наблюдала за нашим спором с нескрываемым любопытством.       – Не в этом дело, – попыталась оправдаться вожатая. – Даже я, хоть и искренне пытаюсь войти в положение, не могу никак избавиться от мысли, что вас с Двачевской нужно как минимум серьезно наказать, а как максимум – лишить значка. Конечно, я этого делать не собираюсь, – быстро поправилась она, заметив, как я начинаю звереть. – Но Никанор Иванович, он… человек старых нравов и… Почему ты улыбаешься?       – Потому что не вижу в этом никакой проблемы, – с решимостью затрещал я суставами пальцев. – И не таких ломали. Боже, Ольга Дмитриевна, оставьте уже все эти бессмысленные глупости про пионер-не пионер. Любой взрослый на моем месте мыслил бы так же. Посмотрите на ситуацию с моей стороны. Как бы Вы себя чувствовали, будучи на моем месте?       Та пристально вгляделась в мое лицо. Что-то прикинула в своей голове, из-за чего глубоко вздохнула, сделав какие-то определенно не самые приятные для себя выводы:       – И почему меня не покидает мысль, что мне следует что-то предпринять по этому поводу?       – Не обращайте на нее внимания, и она уйдет, – беспечно предложил я, под смешок Виолы.       Теперь вожатая выглядела так, как будто ее ударили долотом и раскололи пополам.       – Ладно, все, – обреченно замахала она руками. – Я сама все попытаюсь уладить. А ты… На крайний случай, если мне вдруг захочется, чтоб «Совенок» действительно закрыли к чертовой матери.       – Что ж, спасибо и на том, Ольга Дмитриевна, – наверное, еще рановато вслух называть ее Оленька.       Только сейчас за окном заиграл звук побудки. В небе уже во всю парил ярко-красный диск. Как-то непривычно было осознавать, что тебе сейчас никуда не надо спешить. Даже в столовку, что, кстати, было немного обидно, ибо еду мне Дэнчик обещал принести.       – Пойду я от вас, – пробурчала Ольга. – А то я уже начинаю хотеть, чтобы этот день поскорее закончился, а ведь сегодня мне еще считай, что самолично за порядком на мероприятии следить. Так и окончательно с ума сойти можно.       – Ну так может тебе плеснуть чутка винца домашнего, Оль? – предложила лукаво улыбающаяся медсестра. – Так, чтоб нервы немного успокоились.       Вожатая открыла рот и тут же закрыла, с опаской покосившись в мою сторону. Потом вновь открыла его. Но ни одного слова так и не вырвалось наружу.       – Ну, нет, так нет, – досадливо цокнула языком Виола. – Но вечером все равно заходи.       – А с вами посидеть можно будет? – хмыкаю.       – Максим! – мгновенно взвилась Ольга.       – Посидеть – можно, – рассмеялась Виола. – А вот посидеть-посидеть, увы, не положено.       – Да я и не рассчитывал, – соврал я, не моргнув глазом. – Кстати, Ольга Дмитриевна, пока Вы еще не ушли, можно вопрос один?       Эх, любопытство мое меня погубит. Ну очень уж интересно стало, из-за чего наш образцово-показательный лагерь чуть было не прикрыли.       – Наверное… – та выглядела весьма озадаченной.       – Я совершенно случайно, – ага, конечно. – Услышал, как Виола вскользь упомянула про инцидент, когда там одна пионерка другую довела, чего-то такое, можете поподробнее рассказать?       Сначала Ольга Дмитриевна поперхнулась, но быстро взяла себя в руки и довольно сердито нахмурилась:       – Максим Жеглов, эта история не совсем для пионерских ушей.       – Ну опять двадцать пять, – с горечью поморщился я. И почему именно этот эпизод так взволновал вожатую, учитывая ее и без того немаленькую коллекцию секретов и недосказанностей? Вспомнить хотя бы нашу с Дэнчиком «общую проблему», о которой я до сих пор понятия не имею.       – Этот, как ты говоришь, инцидент – пожалуй, самая неприятная страница истории нашего лагеря, и чем меньше людей о ней знают, тем лучше. И, говоря «неприятная», я не шучу, эта история без преувеличения может разбить твое сердце. Ну и, конечно, если до администрации дойдет слушок, что я…       – Оль, ну хватит, в самом-то деле, – покачала головой Виола. Ее лицо потеряло всякий намек на эмоции. Я даже сам поразился тому, как спокойно звучал ее голос. Сколько же мрачных тайн многие люди могут скрывать за внешним спокойствием! – Учитывая… все обстоятельства, если Максим действительно хочет сам говорить с Никанором Ивановичем, он должен об этом знать. Он справится с этим. А за его молчание ручаюсь я лично.       Бог мой, да что там случилось-то такого?       – Ладно, хорошо, – сдалась Ольга, все еще с надеждой косясь на дверь, в ожидании какого-нибудь спасительного больного. – Это случилось пять лет назад. Первая смена без моей глубокоуважаемой старшей вожатой Арины Петровны. Все были уверены, что ее заменит кто-то из нашего уже сформировавшегося коллектива, но заместо этого подсунули нам Киру Сергеевну. Девушка совершенно некомпетентна в вопросе отношений с детьми, но, увы, ее дядя, будучи завотделом капстроительства в Обкоме, был немного иного мнения на этот счет. Впрочем, худо-бедно с обязанностями она справлялась, и на том спасибо.       А еще в то лето, в ее первый отряд, приехали две девочки. Одна тоже чья-то там племянница, я уже и не вспомню, а вторая – детдомовская. Между собой они практически не пересекались, слишком уж из разных миров, так что каких-то причин конфликтовать у них не было, но…       На мгновение Ольга запнулась. Глубокие зеленые глаза под бровями будто отливали сталью, но голос ее продолжал быть спокойным.       – Но потом у девочки из детдома завязался роман с мальчиком из их отряда. Он был полной ее противоположностью, тихий такой, скромный. Создавалось ощущение, будто он исчезнет, если перестать на него смотреть, и больше увидеть или даже вспомнить его не удастся. Но они полюбили друг друга. И все бы ничего, да только вот та, другая девочка, тоже положила на него глаз. Но он не обращал на нее никакого внимания. Сердцу ведь не прикажешь, ему все равно на социальный статус. Но она этого не понимала. И не собиралась отпускать. Мы, другие вожатые, все это видели, пытались как-то урегулировать ситуацию сами, поговорить с Кирой, на что та лишь отмахивалась, мол, не мое это дело, сами разберутся.       Разобрались. За несколько дней до конца смены ту девочку буквально вытащили из петли. Ох, что тогда началось… Высорогов рвал и метал. Требовал немедленно разобраться в ситуации и без промедления наказать виновных. И когда Кира устроила этой идиотке на следующий день допрос, та заявила, что детдомовская якобы ей угрожала. И что она всего этого не вынесла, вот и решила свести счеты с жизнью. Кира не стала дополнительно разбираться, да и зачем, когда все так удобно складывается? Детдомовскую сначала под домашний арест, потом нелестная характеристика и исключение из рядов пионеров. И это несмотря на то, что все остальные ребята из отряда утверждали, что она ничего такого не делала.       Я еще переваривал услышанное, когда горло перехватило. Казалось, ярость внутри получила удар молотом, возможно, сильнейший удар за всю жизнь.       – И что, – шиплю. – Никто ничего не сделал?       – Никто и не мог сделать, – с сожалением сказала Виола. – Ситуация очень быстро вышла из-под контроля. А поручиться за ту детдомовскую девочку было попросту некому.       Я не знал, что сказать. В жизни я часто сталкивался с несправедливостью, и каждый раз, наблюдая ее воочию, слова пропадали. Конечно, в итоге я их находил, но уже как-то не верилось, что в этом будет смысл. Так и сейчас. Просто не было таких слов, которые я мог бы произнести, не начав сыпать проклятиями во все стороны. Да и толку с этого?       – Я… Я просто не понимаю… – все продолжало нарастать ощущение внутренней пустоты.       – Об этом я и говорила, – тихо произнесла Ольга, следя за моим лицом. Я не стал прятать сделавшиеся влажными глаза, мы смотрели друг на друга и молчали, как будто все, что мы должны были сказать, можно было передать взглядом и только взглядом. – Молодые люди, вроде тебя, не должны мучаться из-за таких историй ввиду обостренного чувства справедливости. Такая ноша может стать слишком тяжелой. Есть вещи, с которыми должны разбираться взрослые и только взрослые, а в юном возрасте не должны об этом думать. Это просто банально нечестно.       Может быть, в этом и был бы смысл, если бы не один маленький факт, что я и есть этот самый взрослый. Который и должен решать все эти проблемы. А еще стал очевидным и до того напрашивающийся, но все же не настолько видимый, факт – Ольга Дмитриевна неисправимая идеалистка. Даже как-то не смешно.       – Ольга Дмитриевна, при всем уважении, справедливость работает не совсем так, – кисло произнес я. Обычно такой тон у меня непроизвольно выходит, когда я хочу подчеркнуть свой особенный внутренний пессимизм. – Радужной страны детства не существует, что очень хорошо показывает эта история. Возраст не является препятствием для того, чтобы случались плохие вещи. И им надо уметь противостоять.       – Может быть… – пробормотала вожатая, но чувствовалось, что я ее не убедил.       – Всегда готов, такой ведь девиз этой вашей пионерии, если я ничего не путаю?       – Максим, – мягко произнесла Виола, протягивая мне руку. Но я сделал быстрый шаг назад, как можно тактичнее оттолкнув ее.       – Мне нужно подумать, – сухо бросил я. – Извините.       Не обращая больше ни на что внимание, я вернулся в распоряжение бело-зеленых стен изолятора, где тут же упал на кровать, задаваясь одним единственным вопросом – какой черт меня дернул полюбопытствовать? Неожиданно знакомо защемило сердце. Только сейчас я в полной мере смог хорошо проанализировать как услышанное, так и мою реакцию.       «И этому лагерю, как оказалось, не чуждо ничто человеческое», – стрельнула горькая мысль.       Откуда во мне резко появилось вновь столько человеколюбия? Ну ни фига себе, думаю. Приехал весь такой циник и нигилист, как твой Онегин. И ведь чего только в моей дурацкой жизни за эти пять лет не случалось. А вот… Неделя в этом лагере, и теперь глядите-ка, люди добрые, чуть ли не навзрыд готов плакать, растирая руками соленые капли и натирая безбожно щиплющие красные глаза, из-за, так-то, вполне житейской ситуации с несправедливостью к тому, кто не может дать сдачи. И из-за своей неспособности как-то это изменить. Вообще, думаю, нет ничего в этой жизни тяжелее, чем в таких делах ковыряться. Беда-бедовая, вот ведь встрял…       Тряхнув головой, заставляю себя встать и топаю к умывальнику. Быстро ополаскиваюсь и замираю, оценивая собственную рожу в зеркале. Подмигнул отражению и, через силу, заставил его, это самое отражение, улыбнуться. Надо отдать должное, улыбка у этого существа получилась очень даже ничего – довольно белозубой и почти что естественной.       – И о чем ты думаешь? – Виола как-то неожиданно нарисовалась. Даже дверца не скрипнула.       – Пытаюсь понять, какие выводы мне нужно сделать, – я хоть и повернулся, но смотрел будто сквозь нее. – И нужно ли мне что-то делать прямо сейчас. Это оказалось на удивление сложно.       Пока я все это говорю, чувствую, что снова закипаю как алюминиевый чайник. А медсестра просто смотрит на меня почти не мигая. Опять повисла тишина.       – Вы же понимаете, что Ольга не справится? У нее духу не хватит по-настоящему противостоять тому, кто выше ее в иерархии. А это конец. Которого я не допущу, ибо в последнее время перестал испытывать пиетет перед авторитетами.       – И что же ты планируешь? – спросила Виола. – Уверена, ты уже наверняка принял какое-то важное решение, хотя и пытаешься скрыть это от меня. Но все же я, пожалуй, рискну спросить.       – У меня пока что было мало времени на обдумывание какой-то конкретики и, уж извините, хотел бы заниматься этим в одиночестве, – покачал я головой в ответ.       – Я пойму, если ты сейчас окажешься не самым приятным собеседником.       – Спасибо большое, но нет. Есть вещи, за которые приходится отвечать только самому, наедине с собой, – и делаю паузу. Не потому, что я вот прям так и решил, типа, по сюжету положено. А просто потому, что больше добавить мне в этой ситуации, в принципе, особо-то и нечего.       Виола сморщила высокий чистый лоб и болезненно усмехнулась:       – Ты прав. Тысячу раз прав, и тут ничего не поделаешь. Просто, видишь ли, исходя из моего довольно обширного опыта, я опасаюсь, что ты, возможно, намереваешься сделать нечто предельно глупое. А поскольку ты мой… ассистент, то моя первостепенная задача свести это все к минимуму.       Признаться, я был рад, когда она вновь заговорила с привычной сардонической усмешкой.       – Меня не привлекают такие мысли, – улыбнулся я, пусть и без капли веселья.       – Что ж, это хорошо, – Виола на мгновенье мечтательно прикрыла глаза. Только сейчас я заметил у нее в руках какой-то тюбик. – Вообще, я пришла тебе не лекции читать. Раздевайся.       Я скептически уставился на нее. Как бы можно было бы, но я и так, собственно, в одних шортах щеголяю.       – Куда еще больше-то? – хмыкаю.       – Есть куда, есть, – нараспев ответила та. – Ложись, мне нужно обязательно синяки твои обработать.       И, как назло, в эту же самую секунду меня вновь начало скрючивать. Чудо-варево Совы уже всяко переставало действовать. И снять эту боль было бы ну совсем не лишним. Поэтому я без возражений уткнулся лицом в подушку, стараясь думать о чем угодно, лишь бы только не зацикливаться на болезненных ощущениях в спине и ребрах.       Тело напряглось, ожидая болевых ощущений, но как только по мне заскользили руки медсестры, распространяя прохладную массу, сразу стало спокойно.       – Расслабься, не напрягай мышцы.       Виола начала гладить спину от позвоночника к бокам, поднимаясь все выше и выше, пока не достигла головы. Ее прикосновения были очень нежными, словно она боялась ранить, если будет давить сильнее. Потом она кончиками пальцев прошлась сверху вниз по всей спине, вызывая тем самым бурю приятных ощущений. Я вдыхаю поглубже, чувствуя нарастающее напряжение. Внутри словно что-то вспыхнуло. Какая приятная, чудесная прохлада…       – Сейчас может быть немного больно, но…       А я уже и не слушал. Больно? Увольте, как может быть больно, когда я буквально растворялся в этих ощущениях?       – Эй, ты чего, уснул? – спросил Виола уже громче, так, чтобы я наверняка расслышал.       – А? Что? – тут же встрепенулся я. Действительно, это было похоже на сон. Один из самых приятных в моей жизни.       – Я уже заканчиваю. Немного только разгоню кровь и лимфу по сосудам, если ты не возражаешь, – и медсестра начала опять легкими движениями растирать спину, водя ладонями вверх и вниз. Еле касаясь кожи, пальцы порхали по моей спине, опять будоража каждую мою клеточку. Лежать на животе уже становилось самую малость неудобно, когда… – Ну, все, пожалуй, этого хватит, – несправедливо скоро торжествующе объявила Виола, хищно потирая руки.       Хотите знать мое состояние в этот момент? Неописуемое блаженство. Тело как будто снова обновилось.       – Спасибо Вам, – говорю негромко, поверженный и сраженный. – У Вас просто золотые руки. Я будто… лет на десять помолодел!       – Кажется, тебе действительно понравилось, – усмехнулась Виола, поправляя мне подушку. – А молодеть тебе не надо, куда еще-то? Ладно, я пойду, мне предстоит еженедельная проверка санитарного состояния кухни. Да и самой ко Дню Нептуна готовиться. А ты полежи еще, пока мазь впитается, да и телу нужно отдохнуть. Не шали только в мое отсутствие.       Я, естественно, согласился и облегченно вздохнул, услышав звуки закрывающейся двери. Уф, я и в самых смелых фантазиях не мог представить, что ее руки на такое способны. Если только от массажа такие крышесносные ощущения, то тогда какая же она в… Так, Максон, ну-ка либидо там на ноль. Совсем уже головой поехал. Не то, чтобы мысли крамольного толка считались за измену, но все равно стоит как-то поосторожнее с этим. Начинается-то все это хозяйство, как правило, очень даже весело и хорошо. А вот заканчивается… Ну, мне так думается.       Что-то я отвлекся. У меня ровно сутки на передышку. На то, чтобы продумать каждую мелочь. Сделать что-то, что поможет Алисе избежать неприятных последствий. Полезно было бы узнать что-то, что могло помочь мне подмять этого Никанора Ивановича под себя, какой-то недопустимый для строителя светлого коммунистического будущего…       Нет, бесполезно, за сутки я ничего не узнаю. Другой вариант, представить Алису в как можно более положительном перед начальством ключе, к моему большому сожалению, тоже как-то отпадал.       Потом вспомнилось, что у Лены с Аленкой какие-то там влиятельные предки. А завтра еще и родительский день. Можно как-то через них попробовать. Тем более, они ведь уже год назад вытащили рыжую из неприятностей, когда та Генду подорвала.       Наглость, конечно, получается. Ну да ничего, не обломятся. Если до этого, конечно, дойдет. А там уж все, что нужно – подобрать слова. Это, должно быть, просто, когда говоришь от души, призывая всем своим сердцем к справедливости…       В приемной послышались шаги. Дэнчик, по ходу, с завтраком пришел. И не удивлюсь, если в компании Алисы. А значит, нужно срочно натягивать самую доброжелательную улыбку из всех возможных. Не очень-то хотелось, чтобы лучший друг с девушкой сейчас задавали мне лишние вопросы.       Девушкой… До сих пор поверить не могу.       – Привет больным и голодающим! – в изолятор не замедлила влететь уж очень довольная Алиса. Вновь увидев ее, и в этот раз уж точно настоящую, у меня все внутри похолодело. Залюбуешься все-таки, какая красивая девочка. В глазах потемнело от желания немедленно остаться с ней наедине, выпроводив любого, кто там приперся следом. Черт, и как я только позволил себе вообще хоть на долю секунды мысль о Виоле допустить?       – И тебе доброе утро, родная, – расплылся я в улыбке, тут же принимая сидячее положение.       А следом за Алисой в изолятор ввалилась, внезапно, Ульянка, с трудом удерживая на весу поднос. Я усмехнулся, и она, перехватив мой взгляд, страдальчески закатила глаза. Впрочем, это вышло у нее чересчур нарочито, поэтому в искренность ее страданий я не поверил.       – Предупреждаю сразу, – проворчала та, небрежно ставя поднос на столик. – Начнете миловаться – поколочу обоих.       Я неопределенно хмыкаю и двигаюсь поближе к столику, готовясь трапезничать. Алиса же зловредно оскалилась и, упав рядом со мной, запрокинула голову, изогнув длинную загорелую шею, и, наплевав на мои попытки в перекус, потянулась губами к моим. А я что, я только рад ответить. За миг до того, как наши губы встретились, я перехватил тоскливый взгляд рыжей-младшей, устремленный на нас.       – Просила же, – буркнула пойманная с поличным девчушка и отвела глаза. – И вообще, мы некоторым в носильщики не нанимались.       – Не ворчи, мелкая, – подмигнула подруге Алиса. Затем перевела внимательный взгляд на мои побои. – Да уж… Досталось тебе.       – Не так сильно, как моей самооценке… Кстати о носильщиках, – доходит до меня. – Где Дэна потеряли?       – А хрен знает, я его со вчерашнего дня не видела, – жмет плечами Алиса.       Слона-то и не приметила… Странно, кстати. Так порывался вчера мне завтрак принести, а по итогу, получается, просто забил. Хотя, его спокойно могла и Панамка со своим Нептунятником напрячь. Не стоит бежать впереди паровоза со своими выводами.       Нахлынуло какое-то чувство противоестественного одиночества. Казалось бы, в кратковременное отсутствие Дэнчика в моей жизни совершенно ничего не должно было измениться. Однако же разница оказалась колоссальная. Увы, я принимал все это как должное, и лишь теперь понял, как в результате избаловался. Поэтому очень не хотел теперь оставаться один. Подобная тревожность была мне не свойственна, но все так навалилось. А теперь будто внутри что-то сломалось. И ведь я мог бы сейчас предложить рыжим бандиткам скрасить мое одиночество, но разве имею я права лишать их и без того короткой смены и лета, заставляя со мной тут нянчиться? Я же не какая-то там эгоистичная сволочь. Теперь.       – Макс, а можно мы у тебя тут перекантуемся некоторое время? – с какой-то надеждой спросила Ульянка. – А то ведь сейчас с Лиской высунемся, нас Ольга Дмитриевна тут же запряжет барахло всякое таскать.       Как я не засветился в этот момент – ума не приложу.       – Да, конечно, сидите на здоровье, – кивнул я, старательно помешивая ложкой пшенку, надеясь, что какая-никакая, но сосредоточенность поможет скрыть уж чересчур довольную лыбу. – А то одному грустно. Да и завтрак такой себе, даже как-то аппетита особого не вызывает. Хоть хлеб с маслом есть, и то хорошо. До обеда доживу.       Обрадованная Ульянка тут же оживленно что-то затараторила, а Алиса просто молча взяла меня за руку и положила голову мне на плечо. Наверное, это глупо, но, помимо всего прочего, мне очень нравилось в ней то, что она не испытывала потребности в болтовне. Она хоть и была огнем, но далеко не всегда разрушительным. Сейчас этот огонь был спокойным и способным принести чувство внутреннего умиротворения.       – Вы меня слушаете вообще? – фыркнула рыжая-младшая.       – Естественно, солнышко, – моргнул я. – Это сейчас у меня по важности, без преувеличения, на первом месте!       – Так вот, – поверить не могу, что это опять сработало. – Однажды прошлым летом моему папе с дедом было лень готовить шашлык, и папа тогда сказал: «Ульяна, сегодня нас кормишь ты». Он показал мне, как нажимать на куски мяса в середине, чтобы проверить, насколько они прожарены, и как быстро обжаривать их с обеих сторон на большом огне, чтобы они остались сочными.       – И получилось обалденно вкусно? – заботливо спросил я, прекрасно понимая, что будь это так, ребенок не стал бы рассказывать эту историю.       – Я сожгла их в хлам, – будничным тоном подтвердила мою мысль Ульяна. – Сказала бы, что они превратились в угли, но уголь все-таки можно считать условно съедобным.       – Ты все рассматриваешь с позиции «съедобно-не съедобно»? – поддела подругу хихикающая Алиса.       – Да ну тебя, – буркнула та. – Злые вы вообще. Уйду я от вас.       – Ну все, нам конец, – Алиса в притворном ужасе схватилась руками за щеки.       Ульянка лишь скрестила на груди руки и сердито посмотрела на Алису, как будто та ляпнула такую глупость, удостаивать которую ответом было ниже ее достоинства.       – Ну, не дуйся, – ласково улыбнулась девушка, и гнев рыжей-младшей отчего-то стал казаться бурей в стакане воды. Она сострила гримаску и картинно взяла со стола какой-то завалявшийся там журнальчик, рассеянно его пролистала и положила обратно. Она молчала меньше минуты и уже маялась от скуки. Поразительная неспособность держать в узде шило в заднице. Закончилась эта миниатюра тем, что Ульянка опять пренебрегла моим правом собственности на положенный мне чай.       – Вообще-то это было для меня, – киваю. – И не стыдно тебе? Товарищ понес боевое ранение, а ты вот так вот.       – Не стыдно, – широко улыбнулась та. – Было ваше – стало наше. Меньше клювом будешь щелкать. И вообще, Макс, спокойнее. Ты больной, тебе волноваться нельзя.       – Улька! – неожиданно шикнула на нее Алиса.       – Ой, ладно уж, – девчушка сделала еще один внушительный глоток и вернула наполовину опустевшую чашку. – Нашли обжору. Я и не думала, что вы так к этому отнесетесь. До чего же вы, оказывается, вредные, глоточек чаю ребенку пожалели.       – Вредные? – переспросил я.       – Да! Или это как-то по-другому называется… Неважно! Ни к чему нам все эти тонкости терминологии.       Алиса сморщила нос, чтобы не рассмеяться. Да я и сам едва сдерживал улыбку. В моменты такого замешательства Ульянка выглядела особенно забавно.       Тут в дверь изолятора кто-то негромко постучал. Я мысленно, конечно, прикинул, кто это мог быть у нас такой учтивый, но все же…       – Да-да?       Ну, как я и думал. Из приемной, сжимая в руках комплект спортивной формы, осторожно выглянула какая-то обеспокоенная Славя. Я тогда не придал этому значения, ведь оно было для нее обыденным, ровно как и интерес к окружающим, забота и искренность.       – Ой-ой, – сделала испуганный вид Ульянка, вытянувшись стрункой, и старательно загораживая нас с Алисой. – Гржнинначаник, они ничем таким тут не занимаются.       – Верно, – вторил ей я, чуть отодвинувшись от рыжей. – Пожалуйста, обратите внимание на целомудренное расстояние между нами. Я ужасно ответственный пионер и ни разу не засовывал язык ей в рот. Исключительно платонические отношения.       – Очень смешно, – сдержанно ответила активистка. – С другой стороны, твои характерные шуточки свидетельствуют о том, что ты идешь на поправку. Так что, думаю, спрашивать, как ты себя чувствуешь, нет необходимости.       А поди тут, не поправься, когда мне утром такой почти массаж сделали. А потом еще и компания двух красивых девушек нарисовалась. Не жизнь, а сказка.       – Дай догадаюсь, тебя вожатка по наши души отправила? – кисло спросила Алиса.       – Ой, да нужны вы ей больно, – скривилась девушка. – И без вас проблем хватает. Ольга Дмитриевна просила Максиму передать, – она махнула формой. – Чтоб было во что переодеться, пока он тут отлеживается.       – Ну неужели я этого дождался? – хмыкаю, принимая у Слави одежду. – А то подустал уже ходить почти в чем мать родила.       Какая-то затрапезная футболка, канареечного цвета джемпер и такие же спортивные штаны, которые явно были мне слегка великоваты. Ну да ладно, в качестве больничной униформы – более, чем сойдет.       – Кстати говоря, – неуверенно протянула активистка. – Никто из вас Дениса не видел?       Опаньки…       – Да вот тот же вопрос, на самом деле, – удивленно отреагировал я. – Обещал прийти вчера, а в итоге пропал. Думал, что его вожатая запрягла.       – Нет. Его не было на линейке. И на завтраке тоже.       Где-то на краю сознания зародилось чувство замешательства, а остальные его части пытались решить, насколько сильно нужно начинать паниковать.       – Как-то это… не похоже на него, так внезапно пропадать, – пробормотал я. – Вожатая в курсе?       – Пока нет, – прикусила губу девушка. – Говорю же, у нее и так сейчас дел по горло, а тут еще и возможно, что пропавший пионер. Я решила пока не усугублять.       – Да куда он мог деться? – пожала плечами Ульянка. – С подводной лодки-то.       – Вот именно, – согласилась с подругой Алиса. – Наверняка в домике дрыхнет. Вечерок-то у него вчера явно не из легких был.       – Нету его там, я заходила уже, – отрицательно качнула головой Славя.       Все страньше и страньше… В голове лихорадочно пронеслись варианты того, куда мой друг мог запропаститься. Впрочем, на чем-то одном остановиться не вышло, территория лагеря, прямо скажем, не самая маленькая, так что быстрый мозговой штурм в этом направлении ничего не дал.       Тогда я попытался смоделировать у себя в голове логику Дэнчика и возможные варианты развития событий, исходя из этого. Если он действительно куда-то умотал, не поставив никого в известность, то должна же быть причина?       – Слушай, Славь, – одна догадка-таки пришла в голову. Не самая правдоподобная, но пока имеем, что имеем. – А вы вчера не…       – Нет, мы не поругались, если ты об этом, – однако то, что девушка начала нервно подергивать косу в этот момент прямым текстом говорило об обратном. – В смысле… Ну, может, я и отреагировала немного резче, чем хотела, но я точно не говорила ничего такого, что могло бы его обидеть.       – Уверена? – переспросил я, глядя активистке в глаза.       – Да, точно, – растерянно ответила та. Честно, звучало это как-то пугающе.       – Понятно, довела пацана, – с иронией в голосе заявила Алиса, намеренно отвернувшись в окно.       Славя поперхнулась от возмущения и неожиданности и одарила рыжую уничтожающим взглядом. Я не стал это никак комментировать, не до их распрей сейчас. Обхватив голову руками, уставился на принесенный рыжей-младшей поднос с едой. Ну и что дальше? По сути, есть одно единственное верное решение сейчас. Сидеть и гадать все равно без толку.       – Нам нужно поискать его.       – Поискать его? – покосилась на меня Алиса. – Не-не, погоди. Во-первых, ты сейчас немного не в том состоянии, чтоб шататься по лагерю. А во-вторых, где ты его искать-то собрался? Не паникуй, Макс, найдется он, что с таким детиной станется?       – Вынуждена согласиться, – угрюмо добавила Славя. – Тебе сейчас покой нужен. Может, мы действительно панику на ровном месте навели?       Повисло неловкое молчание, заполнившее весь изолятор. Может, не может… Да только вот это чувство паники наотрез отказывалось отступать.       – Ничего страшного не случится, если мы вчетвером быстренько пробежимся по окрестностям, – я продолжил настаивать на своем. – Ульянка сбегает до пляжа. Ты проверишь окрестности вокруг спортивных секций. А мы с Алисой территорию вокруг сцены.       – Ты точно сможешь? – в глазах Алисы сквозило явное беспокойство. Такая проникновенность с ее стороны, признаться, заставила мое сердце сжаться. Действительно ведь переживает.       – Точно-точно, – слабое заверение, но что я еще мог сказать? – Слушай, ну, помнишь ведь, когда Ульянка сбежала? Сомневаюсь, что тебя бы тогда остановила пара сломанных ребер.       Алиса вздрогнула. Нахмурив бровки, она еще некоторое время неодобрительно сверлила меня глазами, большими и блестящими в свете утреннего солнца, но все же сдалась и неуверенно кивнула:       – Думаешь, он будет где-то там?       – Не знаю, – жму плечами. – Но проверить стоит. Полчаса поищем, потом будем дальше думать. В качестве ориентира предлагаю наш с ним домик. Вопросы есть? Вопросов нет.       Не надо, наверное, было Панамку копировать. Впрочем, ладно.       Девочки поочередно стали покидать изолятор, неловко переглядываясь.       – Улька! Поднос не забудь, – хихикнула в последний момент Алиса.       – Не, я не поняла, – развела девчушка руками от такого предательства. – Это что за дискри… дискри… это самое?       – Давай, мелочь, все равно мимо столовки проходить будешь…       Адресованный ей умоляющий взгляд голубых глазок Алиса твердо решила просто проигнорировать. Поворчав еще для приличия, рыжая-младшая-таки сгребла поднос и горделиво удалилась. Я задержался, дабы быстро переоблачиться в спортивную форму. Затянув потуже шнурки на поясе, выкатился следом, как можно плотнее прикрыв за собой дверь.       «Ох, влетит же мне», – пронеслось в голове.       На улице повсюду неорганизованными кучками сновали пионеры, уже готовые к водным процедурам. Почти никого не было в форме, что помогало мне особо не выделять из толпы, дабы случайно не навлечь на себя кого из вожатых.       «Я Царь морской и обожаю приключенья! Люблю я игры, развлеченья… Тьфу, блин, вспомнилась нелегкая».       – Идем? – спросил я у дожидающейся меня Алисы.       – Угу, – как-то скупо ответила девушка. В каких-то своих мыслях витает. Не уверен даже, что она меня слышала. Но на протянутую руку отреагировала мгновенно. Ощутив ее теплую ладонь, я сразу почувствовал прилив уверенности. В том числе и в том, что мой потерянный товарищ уже вот-вот найдется.       Увы, поиски вокруг сцены каких-то результатов не принесли. Походили, покричали, Алиса даже вскрыла чулан под сценой, но ничего, окромя темноты, всевозможного барахла и парочки мышей мы там не нашли.       – Да уж, тут его точно нет, – я смахнул приставшую к затылку паутинку. – Но я все равно надеюсь, что он здесь.       – Обнадежь меня и скажи, что в твоей голове это звучало так же глупо, – хмыкнула Алиса, помогая мне вытащить всякую дрянь из волос.       – Возможно, – киваю. – Знаешь, лисенок, у меня такое чувство, будто это я виноват в том, что Дэнчик куда-то пропал.       – Макс, прекрати, – посуровела девушка. – Хрень несешь сейчас. Кудряшка взрослый мальчик, вполне способный нести ответственность за свою дурь. Если он с какого-то бодуна решил сбежать в деревню разжиться самогоном из-за того, что разосрался с селючкой – сугубо его проблемы.       – Да знаю я, что накручиваю, – цокнул я языком. – Просто я…       Просто вся эта ситуация с нами, с тобой, которую мне предстоит решить, буквально выбила почву из-под ног и теперь во мне внезапно вырос комплекс местного героя, который в побочках до кучи прилагает чувство вины буквально за все, что выходит за рамки моих возможностей. Пропажа Дэнчика попадает под эту категорию.       – …переживаю. Друг все-таки. Единственный, причем, до недавнего времени.       Алиса еще раз провела рукой по моим волосам, якобы проверяя, не осталось ли в них паутины, хотя я прекрасно знал, что она вынула все, что на них ссыпалось, да и она сама, скорее всего, тоже это понимала. Девушка замерла, улыбаясь мне, потом сделал глубокий вдох:       – Ну, хочешь, еще пройдемся куда-нибудь, поищем, через лес до музклуба, например?       Я не знал, что сказать. Пожалуй, точнее всего мое мнение выражалось словами «И ты еще спрашиваешь?».       – Не обязательно идти на поводу у моих тараканов и продолжать тщетно искать его, – все же отметил я для приличия.       – Я хочу пойти, – безапелляционно ответила Алиса и, схватив меня за руку, поволокла в сторону леса.       Штанины периодически цеплялись за редкие кусты молодой ежевики, приходилось время от времени останавливаться, чтобы извлечь из щиколоток залетевшие колючки. Впрочем, это даже помогало тщательнее осматривать местность, но никаких следов Дэнчика по пути мы не заметили. Откровенно говоря, я сомневался, чтобы Алиса так уж тщательно отслеживала происходящее вокруг нас. Я демонстративно озирался по сторонам, так что мог сделать вид, будто не замечаю ее ежеминутных взглядов в мою сторону. По-моему, она ожидала от меня каких-то слов. Или не ожидала. Надеюсь, что когда-нибудь я научусь ее понимать так, чтобы не возникало никаких недосказанностей.       – Эй! – в конце концов мне это надоело, и я поймал девушку за локоть, покосившись на ее лицо, как будто ожидал увидеть слезы. – Что с тобой? Ты резко стала будто сама не своя.       – Все в порядке, просто вспомнила, как в детстве здесь гуляла, – воздух вокруг нее, казалось, переливался и вибрировал. – А тебе здесь нравится?       – Наверное, – жму плечами. Лес как лес, честное слово.       Девушка будто случайно сократила разделявшее нас расстояние. Даже не прикасаясь к ней, я чувствовал тепло ее тела.       – Ладно, теперь я готова, – как бы между прочим объявила она, лукаво улыбнувшись       – К чему? – насторожился я.       – К новому поцелую.       Тьфу ты, елки-палки, ну нашла, конечно, самое подходящее время.       – Я предпочитаю эффект неожиданности, – попытался выкрутиться я, дабы ненароком не обидеть. – Импровизация меня никогда раньше не подводила.       – Ох, я с ума с тобой сойду, – состроила гримаску рыжая, запустив пятерню в свои огненные локоны и облокотившись на ближайшую березку. – Можешь накинуться на меня, когда я буду ожидать. Ничего не имею против.       – Вот уж не ожидал от тебя такого, – ответил я нарочито легкомысленным тоном.       – Ладно, проехали, – сдалась Алиса. – Так тебе здесь нравится?       – Ну, нра… Так! – от вспыхнувшего негодования возглас получился каким-то слишком громким, Алиса аж замерла, вскинув брови. – Ты вовсе и не рассчитывала найти здесь Дэна, так ведь?       Густые темные брови девушки взлетели еще выше.       – Ты вообще собиралась его искать или нет?       Рыжая вскинула обе руки над головой, словно умоляя о пощаде:       – Ну что ты хочешь от меня услышать? Да, не собиралась. Просто ты выглядел таким расстроенным, что я просто, ну... отвлечь тебя решила.       – Алис, ну е-мое! – простонал я, уткнувшись лицом в ладони. – Ну к чему сейчас эти выкрутасы?       – Да, знаю, дура, просто... Просто у меня такое ощущение, что мы бездарно растрачиваем время, которое могли бы провести вместе, – неожиданно пожаловалась Алиса.       Я резко поднял голову, пытаясь понять, серьезно она это сказала или нет.       – А сейчас мы что, не вместе? – переспрашиваю настороженно. Наверное, следовало бы сказать ей в ответ что-нибудь романтичное, типа «Я радуюсь тому, что могу просто быть рядом с тобой, мне этого достаточно», но весь мой словарный запас куда-то испарился.       – Ну, да, но… – рыжая окончательно смутилась. – Ты же не со мной сейчас, образно говоря. Да, я понимаю, переживаешь за друга, но, блин, все с ним в порядке. Он ведь по комплекции не меньше актера этого… Шварценгольда или как его там. Черт, наверное, ты меня теперь считаешь какой-то сумасшедшей одержимой девицей.       Это было так мило, что я не смог удержаться от улыбки. Подался вперед и заключил девушку в объятия.       – Лисенок, я тебя считаю тобой, – прошептал я. – И, если совсем по секрету… Я тоже одержим. И не волнуйся насчет времени. У нас его…       Какое-то совершенно неожиданное сейчас чувство дежавю. Не знаю, готов ли я был признать, насколько я сошел с ума.       – …еще очень много.       Уголки губ Алисы дрогнули в улыбке. Чутка освободившись от моих объятий, она приподнялась на цыпочки и торопливо чмокнула меня в губы.       – Что ты там говорил про эффект неожиданности?       Ну а что мне теперь оставалось делать? Я наклонил голову и поцеловал эту бестию в ответ. Когда ее зубки легонько прикусили мою нижнюю губу, по коже у меня побежали мурашки.       – Думала, что я останусь в долгу?       – И не надеялась, – подмигнула рыжая.       Нужно было уже идти в сторону домика. Времени я не засекал, но «поиски» заняли у нас уже явно больше, чем полчаса. Должно быть, Алиса прочла это в моих глазах, поэтому мы, молча взявшись за руки, потихоньку двинули в сторону музклуба, оставляя позади это царство нежной бирюзы, изредка шутки ради слегка пихая друг друга бедрами. Но если Алиса просто дурачилась, то я тем самым пытался скрыть это растущее большим комом волнение.       Ведь если бы что-то не приложило об мой затылок яблоко, я бы тоже пропал, затерявшись в иллюзии, созданной… Лагерем? Пионером? Девочкой-кошкой? А что, если…       Вероятность этого пугала. Но я приказал себе пока не думать об этом. Мистику оставим пока на крайний случай. Хотя жопа чуяла, что без нее здесь наверняка не обошлось.       Ульяна со Славей уже ждали нас у двадцать седьмого домика. Вид у блондинки был еще более удрученный, чем в медпункте. Рыжая-младшая, надо отдать ей должное, настрой старшего товарища не разделяла. Она вообще ловила какое-то остервенело жужжащее насекомое.       – Есть хорошие новости, господа? – спросил я больше для виду. И так было очевидно, что никто из них Дэнчика не нашел.       – Если бы, – в голосе Слави слышались горечь и усталость.       Наверное, я должен был что-то ответить. Поколебался секунду, но в итоге вовсе не стал отвечать, осознав, что молчание говорит само за себя.       – Спешу доложить, на пляже не появлялся, – принялась докладывать Ульянка. – Я еще проверила в домике на дереве…       – Тут где-то есть домик на дереве? – перебил ее я. Почему я узнаю об этом только сейчас?       – За территорией, – пояснила девчушка, поймав на себе отстраненный взгляд активистки. – Да не волнуйся ты так, Славка, он рядышком.       – И как это должно меня успокоить? – поинтересовалась та.       – А разве должно было? – не преминула поддеть Славю Алиса.       – Там тоже никого, – наконец-то закончила мысль рыжая-младшая, тактично проигнорировав начинающуюся перебранку.       Ну все, финита. Впору было начинать биться головой об плитку. Бред, полный бред. Ладно, пусть вера в здравый смысл давно потеряна, но ведь не может человек исчезнуть просто так? Хотя бы какие-то личные вещи должны же остаться…       Дневник! Как же я сразу-то не догадался!       Поправив очки, я молча залетел в домик под недоуменный взгляд девчонок. Вряд ли Дэнчик как-то особо парился насчет того, чтобы его спрятать, так что…       А, вот он, на столе лежит. Ну точно не Ягами Лайт.       – Ты что-то вспомнил? – спросила с порога Славя.       – Почти, – ответил я, начав искать в записях то место, где я остановился в прошлый раз.       – Это что? – тут же рядом нарисовалась Ульянка. – Секретики Дэна? Дай посмотреть!       – Обойдешься, друг Морковкин, – отмахнулся от нее я. Девчушка обиделась, но далеко не отходила, все еще лелея надежду как-нибудь подглядеть.       Так… так… так… Вот оно.       И правда, почему? Вздохнув, я обхватил ее ладошку. И тут же почувствовал, как она едва-едва сжала мою руку в ответ. Момент, чтобы пригласить ее на танец, напрашивался сам собой. И я предложил ей.       И она согласилась.