***
Я сначала не понял, где оказался. Переход между двумя реальностями, как был, так до сих пор и остался хорошей такой встряской для моего разума. В некотором роде это перемещение вновь лишило меня опоры. Но когда рябь в глазах утихла, следом возникло странное укачивающее ощущение мягкости. Когда голова окончательно пришла в порядок, то слева от себя я сразу увидел автобусную остановку. Чуть дальше, если идти по прямой, виднелась крыша Макдональдса. Справа – торговый дом «Покровское-Стрешнево». Ага, если я ничего не путаю… Да, я не ошибся. Сейчас я стоял на выходе из станции метро «Тушинская». Почему путешествие в подсознание Дэнчика занесло именно сюда – вопрос, скорее, риторический. Именно здесь где-то недалеко и расположился стадион «Спартака». И на первый взгляд тут не было ничего необычного. Москва встретила стылым, пронизывающим насквозь ветром и противным мокрым снегом в лицо. Декабрь в столице – это вам не какие-то вылизанные картинки. Снег вообще не факт, что лежит и собачий холод. Только вот холод вокруг в этот раз был каким-то… мрачным. Будто что-то в нем излучало тьму, как в душе Пионера. Это пугало. – Привет, – донеслось откуда-то сбоку. – Господи боже! – воскликнул я скорее от неожиданности. Юля. Действительно ведь кошка, так незаметно подкралась. – А ты не должна была превратиться, ну, как в моем сне? – Успеется еще, – махнула рукой та. – В кошачьем обличии трудно тебя будет координировать, кошки ведь физиологически не могут разговаривать. Денис где-то недалеко, но я не могу переместить нас прямо к нему. Подсознание, оно всегда довольно расплывчатое, к сожалению. Тебя, например, я искала пару часов. Так что нам необходимо живое общение. – Вроде понял, – киваю. – Получается, что найти его ты предлагаешь мне. Только один момент – я, как и ты, понятия не имею, где его сейчас здесь искать. – Ты же его лучший друг, – снисходительно подсказала Юля. – Кому еще, как ни тебе знать, где он может быть? М-да, беда-бедовая… Ладно, хорошо, давай рассуждать логически. Дело-то не такое уж и мудреное. Дэнчик – заядлый болельщик «Спартака», а здесь недалеко их стадион. В моем видении он еще и выступал за эту команду. Вполне логично предположить, что и искать его здесь стоит где-то в том направлении. – Есть одна мысль, – на самом деле, я и не ожидал, что даже в такой ситуации мое высокоорганизованное мышление в два счета выдаст план действий. – Ну так что, ты пойдешь со мной? Ну я должен был так пошутить. Ну сами посудите, разве от этого можно было удержаться? Желто-зеленые глаза смерили меня так проницательно, что на какой-то пугающий миг я задумался, не решилась ли Юля прочитать мои мысли. А она вообще может это делать? Честно, не удивлюсь. – Пойду, не переживай, – передразнила меня та. Перейдя дорогу, мы быстрым шагом засеменили вдоль торговых рядов с дешевой одеждой, цветами и прочей совершенно ненужной на данный момент ерундой. Другим в такую поганую погоду просто не передвигаются. Мне все казалось, что на нас постоянно кто-то смотрит, хотя все эти фантомные прохожие не обращали на нас с Юлей внимания. А девочка-кошка постаралась, она даже вырядилась сейчас в типовой зимний пуховичок под цвет ее платья. Хвост был спрятан где-то под джинсами, а ушки закрывала вязаная шапочка. Типичная студентка какого-нибудь ВУЗа, причем довольно симпатичная, даже не скажешь, что это почти всесильное сверхъестественное существо. Около Мака я затормозил. В моем желудке не вовремя проснулся один довольно занятный интерес… – Юль, – окликнул я ее. – Слушай, вот мы сейчас в выдуманном мире, так? А если я перекушу сейчас, но уже осознавая это, то, как думаешь, я смогу утолить голод по-настоящему или при таких условиях это уже не получится? – Ты сейчас серьезно? – скривилась та, машинально откинув волосы со лба. – Да блин, с утра не жрал нихрена. Причем дважды! – пожаловался я, но девушка не стала меня слушать, молча схватила за рукав и потащила дальше к стадиону. – Ты сейчас поступаешь хуже Пионера. Счел необходимым тебе это сообщить. – Знаешь, Макс, – серьезно произнесла девочка-кошка, не замедляя шаг. – Не очень-то дальновидно делать людям подобные комплименты, особенно когда они их не заслуживают. Не исключено, что собеседник почувствует себя недостойным и в приступе застенчивости совершит что-нибудь соответствующее твоей похвале. Тьфу ты, пропасть. И даже возразить нечем. Ладно, Юле проиграть не стыдно, на то она и Юля. Ничего, еще сочтемся. А это так была, разведка боем. Так мы дотопали до Волоколамского шоссе, откуда уже виднелись красно-белые стены домашней арены «Спартака». Как по мне, то она выглядела довольно безвкусно. Те же Лужники, пусть и не были такими цветастыми, но смотрелись куда величественнее. Хотя мое мнение вряд ли можно считать экспертным. Упоминал как-то, помнится, в переписке с Дэном турецкую Тимса-Арену, которая мне показалась довольно симпатичной и уж точно необычной, так тот ее наоборот, обругал. Странные, конечно, личности эти фанаты футбола. Все у них не как у людей. Да и вообще, подумаешь, двадцать два здоровых дурака мячик пинают. А уж сходить с этого с ума, да и будто этого мало, морды из-за разных предпочтений в болении друг другу чистить в подворотнях – так вообще откровенный идиотизм. Ладно, это все лирика. Сейчас главное другое. Территория вокруг стадиона и прилегающему к нему метро «Спартак» не такая уж и большая. Да и народу нет, как такового. Короче, не иголку в стоге сена искать. Если Дэн тут – найдется в два счета. – Короче, сейчас тогда разделимся, – предложил я Юле, когда красно-белое сооружение было уже в двух шагах. – Обойдем стадион вокруг. Если что – встречаемся… Вон, у статуи гладиатора. – Хорошо, – девочка-кошка отвела взгляд, с любопытством осматривая окрестности. Интересно, часто она так в современный мир выбирается? Будь у меня такие способности, я бы точно не стал просиживать вечность в одном месте. Хотя, ей это, кажись, не очень-то интересно. Если я что и знаю о подобных Юле сущностях, так это то, что на мир обычных людей им пофигу от слова «совсем». Увы, ни к чему первый этап поисков не привел. Если редкие люди и попадались возле арены, то это точно был не мой друг. «Бессмыслица какая-то! – ругался я про себя, возвращаясь к статуе. – За каким хреном подсознанию Дэна высаживать нас было в Тушино, если его тут нет? Что ему еще тут делать, в музее ВМФ гулять? Так это вообще к Сходне ближе… Хотя… Может, он внутри стадика? Мало ли, у них там тренировка какая или сегодня матч скоро…» Юля уже дожидалась меня недалеко от гладиатора. А вот рядом с памятником пара парнишек лет пятнадцати фоткались, гордо растянув красно-белые шарфы. Ага, кажется, угадал с матчем. – Эй, парни! – окликаю я двоицу. – А во сколько сегодня «Спартак» играет? Те недоуменно переглянулись и одновременно захихикали. И что я смешного спросил? – Ты чего, дядь, – покровительственно заявил один из пацанов. – Межсезонка же! – А? – переспрашиваю. – А по-русски? – Дядь, – уже откровенно ржет. – Ну ты совсем что ли кузьмич, не знать, что такое межсезонка? – ??? – Не играют, короче, наши ни с кем сегодня, – махнул рукой второй пацан, мол, чего с этого несведущего взять. – И до февраля не будут. Мы тут так, просто фоткаемся. Тьфу, етижи-пассатижи. Запутали, гавроши. Ну и как дальше быть? Внутрь стадиона прорываться? А толку? Тем более, если игр нет и в ближайшее время не предвидится. Запутанная какая-то история получается. – Не умеешь ты, все-таки, еще с людьми общаться, – и черт знает, что в тоне девочки-кошки сейчас преобладало – осуждение или издевка. – Не жаловался до этого, – фыркаю в ответ. – То, что ты научился мастерски пудрить мозги девушкам или хамить так, что люди этого даже не замечают, еще не делает тебя полноправным социальным элементом, – Юля улыбнулась настолько очаровательно, что даже как-то ругаться расхотелось. – Ладно, Макс, серьезно, вспоминай, почему подсознание Дениса отправило нас именно сюда. Времени становится все меньше. Если будем и дальше затягивать, то рискуем потерять твоего друга навсегда. Меня передергивает. Уточнять, что это значит, совсем не хотелось. Тем более, суть и так кристально ясна. Пришлось быстренько заткнуть ту часть своего разума, которая обо всем этом подумала, поскольку сейчас такие размышления были совершенно неуместны. И начинать пытаться вспомнить. Чем еще таким могли привлечь моего друга окрестности Тушино? Я старался призвать на помощь любую часть себя, которая смогла бы предложить хоть какой-нибудь вариант. Но ничего на ум не приходило. Не мог же Дэн умолчать о чем-то настолько важном для себя, что даже его мысли в выдуманном мире Пионера, который направлен на мнимое удовлетворение желаний, привели нас сюда? В висках стучала кровь. Я слишком боялся за своего друга. Сейчас такая эмпатия мне только мешает. Мне ведь нужна не розовая аура. И даже не фиолетовая. А именно та, что так напугала Сову. И надеюсь, что сейчас она сработает. Конечно, после утреннего предупреждения, я начал относиться к ней с большей осторожностью. Но иного выхода просто уже не было. Я как можно аккуратнее втолкнул себя в свою темную сторону, хватаясь за ее опасную ясность мысли. Покинув пределы охватившей меня паники, мозг начал перебирать все воспоминания о наших с Дэном беседах, переписках. Я бросал взгляд на стадион, Волоколамское шоссе, каждый предмет в поле зрения в поисках возможности, за которую можно ухватиться. Что-то ведь точно было, я даже, кажется, начал вспоминать… – Макс? – как-то даже боязливо поинтересовалась Юля. – Все хорошо? У тебя какой-то взгляд… нехороший. – Я думаю, – шикнул я. – Подожди пару минут. Точно! Начало сентября, если не ошибаюсь – четырнадцатый год. Первый матч этого гребаного «Спартака» на новом стадионе. Дэн тогда приезжал в Москву, но меня в столице на тот момент не было. Вечером того дня он писал ВК, что нашел тихое место недалеко от станции метро «Тушинская». Говорил, что оно очень ламповое и душевное, даже сетовал, что не сможет туда приходить каждый день. В глубине парка, прямо над рекой Сходня, параллельно железной дороге. Можно наблюдать за уточками, слушать журчание речки и мерный стук колес поездных составов. Успокаивающая атмосфера. Назвал он его довольно лаконично – «Тушинский мост». И если этот мост – не то место, то тогда я уже точно понятия не имею, где он может быть. – Я понял! – выпалил я, рванув с места. – Тушинский мост! Это недалеко, пошли! Вряд ли Юля что-то сейчас поняла, но лишних вопросов задавать не стала. Мы вернулись на изначальную точку маршрута, проезд Стратонавтов. Места здешние я знал плоховато, да и Яндекс-карты здесь, как выяснилось после быстрого эксперимента, не работали, но примерно сориентироваться, в целом, можно. Около входа в метро я свернул налево и направился вдоль железной дороги. Проезд вскоре сворачивал, где упирался в Сходненский тупик, но мне нужно было в другую сторону, по едва очерченной в снегу тропинке, продолжавшей идти параллельно рельсам. Ноги скользили, пару раз я чуть не упал, но вот уже впереди замаячил тот самый довольно непримечательный мостик, где прослеживался силуэт двух фигур, которые безмятежно любовались видами, открывающимися если смотреть в сторону Деривационного канала. И, черт возьми, в этот раз я не ошибся, это действительно был Дэнчик! Уж его-то я узнаю из тысячи. Хотя и отвык немного его уже без бороды созерцать. Только вот кто с ним? Потихоньку сгущалась темнота, так что я издалека не мог разглядеть. Но чем ближе я приближался, тем больше начинал узнавать его спутника. Улыбка от долгожданной встречи сменялась ошарашенным и подавленным выражением. Меня все больше охватывал ужас. – Не может быть, – выдавил я, когда сомнений уже не оставалось. К этому моменту я уже полностью забыл о существовании Юли, которая все это время была рядом. Просто сейчас даже она не казалась решением возникшей проблемы. К тому же, ее уже и след простыл. Лишь пара небольших желто-зеленых глаз наблюдали за мной из кустов. Все правильно, конечно. Сейчас я должен действовать самостоятельно. Вот только я понятия не имел, с чего мне начинать. Ведь рядом с моим другом был его покойный отец, Дмитрий Анатольевич Мартынов. У меня пересохло в горле. Такой поворот событий я… не рассматривал. Заставить меня усомниться в реальности нашей с Дашей свадьбы было не сложно, поскольку она для меня давно ничего не значит. В моем случае Пионер капитально ошибся. Но здесь… Стопроцентное попадание. Заставить признать своего лучшего друга, что его отец, которого он видит сейчас живым, уже почти пятнадцать лет, как покинул этот мир… Слово «невозможно» сейчас тянуло не иначе, как на преуменьшение месяца. – Дэн! – сиплый голосом окликнул я друга. Оба повернулись в мою сторону как по команде. Дэнчик заулыбался какой-то неестественной, фальшивой улыбкой и приветственно махнул рукой, а Дмитрий Анатольевич или то, что выдавало себя за него, сначала недоуменно оценил меня взглядом, после чего хлопнул себя по лбу, будто что-то вспомнил. – Максим! Сколько лет, сколько зим! А ведь почти не изменился! Будто вчера только тебя на вашем с Денисом Выпускном видел. Впрочем, если думать достаточно быстро, то можно сделать и невозможное. – Я… – казалось, слова застревали в горле, а мысли – в голове. – Я… То есть… Я… Ладно, достаточно быстро не получится. Но вот усердно – почему бы и нет? – Дружище, ну что ты стоишь, как не родной? Иди к нам! – все с такой же улыбкой зовет меня Дэнчик. На трясущихся ногах я ступил на мост. На друга я не смотрел, все мое внимание было приковано к Дмитрию Анатольевичу… нет, всего лишь к его удачной имитации. Тот определенно замечал мой взгляд, но никак на него не реагировал. – Здравствуйте, Дмитрий Анатольевич, – выдавил я из себя. Для пущей убедительности протянув руку, которую тот не замедлил пожать в ответ. – Максим, – повторно приветствует меня тот. Его глаза вспыхивают. Или же это просто в них отразился свет от огней Волоколамки. Черт, черт, черт… В голове крутится добрая сотня довольно резких фраз, но я сдерживаюсь. Воцаряется молчание, лишь только слабо журчит река, от которой валят клубы пара. – Мы с отцом тут разговаривали сейчас… обо всем, – принялся рассказывать Дэнчик. – Давно хотел сводить его именно сюда. Я как побывал здесь после матча с «Црвеной Звездой», так прям влюбился в это место. Хотя, вот так со стороны посмотреть, ничего особенного. А в душу запало. – Понимаю, – ответил я, уткнувшись взглядом в Сходню. Даже на то, чтобы просто смотреть на все это, мне уже не хватало сил. – Завтра с ним думали куда-нибудь в область рвануть, – все продолжал мой друг. – Давно уже собирались сходить на зимнюю рыбалку. Утром как раз ездили палатку покупать. Хочешь, погнали с нами? Или у тебя смена завтра? – Завтра же суббота, какая смена? – удивился Дмитрий Анатольевич. – Так Макс же ветврач у нас, – пояснил Дэнчик. – А у болезней животных нет понятия выходного дня. Я верно говорю, брат? Так, все, хватит с меня. Стоять тут, как пень, можно до бесконечности, но я не могу себе этого позволить, нужно действовать. Я уж что-нибудь, да придумаю. Надо будет – силой заставлю друга все вспомнить. Маловероятно, конечно... В любом случае, перво-наперво нужно только увести его подальше от этого... Кем бы он там ни был. Поближе к тому месту, где притаилась Юля. И действовать максимально осторожно, ведь за ним стоит Пионер. Да, у меня есть подстраховка, но все равно – это его мир. – Дэн, – опустошенно произнес я. – Нужно принять одно решение, и сделать выбор можешь только ты. Мы можем наедине поговорить? Тот застыл, будто в нерешительности. Сжался весь, как заведенная пружина. Некоторое время он просто стоял и молчал. Казалось, он был не в состоянии заговорить. Наконец, он вроде бы нашёл слова. Да только не совсем те, на которые я рассчитывал: – У меня нет секретов от отца. Ты можешь говорить при нем о чем хочешь. Кто бы сомневался. Ситуация ведь просто не могла не повернуть в неконструктивном направлении. – Я в этом не так уж и уверен, – с нажимом ответил я, надеясь, что он сообразит, что дело весьма серьезное. Ну пожалуйста, пожалуйста… Тень улыбки пробежала по губам Дмитрия Анатольевича: – Сынок, все в порядке. У вас тоже должны быть свои личные разговоры. Я никуда не денусь. Я подавил холодок, вызванный последним предложением, нахмурился и задумчиво посмотрел на друга, который очевидно, что еще колебался. Я уже даже ни на что и не надеялся, когда он, прокашлявшись, коротко, почти по-военному, кивнул. Возблагодарив Вселенную, я, едва сдерживаясь, чтобы не схватить Дэнчика за рукав, отвожу его к тем кустам, где с секунду назад мелькнул темный кошачий силуэт. – Знаешь, все это время я очень хотел тебя увидеть, – хмуро сказал Дэнчик. – А теперь жалею о том, что ты здесь. Первой фразе я даже не придал значения, так неприятно поразила меня вторая. Ладно, неважно. Он просто не в себе. Я ведь для этого и проделал весь этот путь, чтобы вытащить его. – Однако, я здесь, – выдохнул я. – И почему ты на меня злишься? – Я не злюсь, – мотает головой. – Ты же мой лучший друг. Прости, если показался грубым. Просто я понимаю, зачем ты пришел и… Не нужно, Макс. Правда. Осознание захлестнуло меня словно вода из прорвавшейся гигантской плотины. Я едва умудряюсь разжать побелевшие от напряжения губы и кое-как проскрипеть ими: – Так ты… Ты все помнишь? Мой друг лезет в карман за сигаретами и зажигалкой. Прикуривает, немного нервно выпуская дым. Хорошо, я помолчу. Видимо, надо дать ему немного времени с ответом. В конце концов, это все мне в первую очередь нужно. – Да, я все помню, – говорит, делая очередную глубокую затяжку. – А ты думал, что я тут в счастливом неведении нахожусь о своей предыдущей жизни? Глаза мне пришел открывать? Зря, Макс. Как раз сейчас они у меня открыты. Я даже не знал, что сказать. Мне неожиданно очень хочется заплакать. Но я, естественно, сдерживаюсь. – Но… Но почему? – спрашиваю я сбившимся голосом. – Это… Ты же тогда наверняка понимаешь, что это не по-настоящему! Иллюзия! Причем не кого-то, а Пионера! Ты же его даже больше меня терпеть ненавидишь! Дэнчик нервно докуривает почти до самого фильтра сигарету, виновато улыбается и тут же прикуривает новую. – А потому, – кривится. – Прав он оказался. Во всем прав. Взять, к примеру, Славю… Ну реально, я же для нее как принеси-подай был всю неделю, в точности, как он и говорил с самого начала. Перестал соответствовать ее запрограммированной модели поведения, так она мне сразу от ворот поворот. – Это неправда, – шепчу. – Ты когда пропал, она за тебя больше всех переживала. Ну, не больше меня, конечно, но, блин, так не переживают по человеку, который безразличен. У вас произошло банальное недопонимание, тем более у нее сейчас… – Мне все равно, – мотнул Дэнчик отрицательно головой. – Да и потом, не в ней одной дело. Я бы даже сказал, что она вообще не имеет никакого значения. На самом деле, – губы его в этот момент затряслись. – Все намного глубже. Как бы тебе объяснить... Вот как думаешь, прикольно мне было жить с разрушенной мечтой? Тебе-то этого не понять, ты же у нас реализовался по полной. А я что? Чего я добился? Ворох амбиций, а толку ноль. Как не пытайся. Нормальная такая жизнь, да? Я пытаюсь сглотнуть вставший в горле горький колючий комок. Наконец проталкиваю его внутрь и севшим голосом прошу у друга сигарету, которой тот почти машинально делится. Я закуриваю, вертя в голове одну единственную мысль: «Почему, дружище? Почему ты так говоришь…» – Я думал, что ты собираешься… – сигарета уже спустя пару затяжек стала отвратительно горькой, поэтому я тушу ее об снег. – Я думал, что ты уже оставил эти мысли. Доказал себе, что ты способен идти дальше, и что как только мы вернемся… – Оставил мысли? Как же, – печально ухмыльнулся Дэнчик. – Да и кому я что доказал-то там? Макс, мы играли против детей. Детей, Карл! Хороша победа для футболиста, которому уже вот-вот на профессиональную пенсию, ничего не скажешь. Нет, это не мой друг. Точнее, он-то он, но это не его слова. Я же помню его, как он радовался, утыкался мне в плечо и говорил, что он справился. Все это… Это было безумием! Совершенно не в его стиле! Это Пионер наверняка промыл ему мозги. Другого объяснения тупо быть не может. И если так, то... А я даже пока и не знал, что мне делать. – Ну и самое главное, – все продолжал Дэнчик. – Как думаешь, прикольно мне, двенадцатилетнему пацану, было остаться без отца? Он был для меня всем, Макс. Знаешь, как круто, когда у тебя зарождается какая-то идея, план, и ты можешь поделиться с папой, который тебя понимает полностью. Можешь сказать, что вот есть мечта, но немного страшно начать ее осуществлять. А папа тебя подталкивает, поддерживает, ходит на все твои игры и радуется за тебя так, будто это он пинал мячик, а не ты. Это настолько искренне… И, когда его не стало, когда я вернулся в футбол, мне так было тяжело во время матчей от мысли, что меня за кромкой никто не ждет. А мама… А что мама? Я ее, конечно, люблю, но, понимаешь, вот ее позовешь посмотреть, поболеть, а она тебе только и говорит: «Я и так знаю, что ты справишься». Ей-то этот футбол не интересен. А даже если и приходит, то в телефоне сидит. Неудивительно, что из меня в итоге ничего толкового не получилось, с таким-то бэкграундом. Я молчу. Пытаюсь подавить всю ту печаль и ужас после этих страшных слов. Такое… Пионер не мог заложить в него это. Неужели на каком-то самом отдаленном участке подсознания мой друг действительно все это чувствовал, и сейчас эти переживания вырвались наружу? Да я бы с удовольствием бросил все свои дела, и ходил бы на каждый его долбаный матч, если бы он только позвал! Но он никогда даже не намекал на это. Дэн, почему же ты мне ничего не говорил… – А здесь, – Дэнчик обводит рукой по окрестностям. – Все иначе. Здесь я снова могу быть с папой. Только здесь… – Ложь! – шиплю я. – Макс, не надо вот этих утешений… – Я тебя не утешаю, и не подбадриваю, – я с трудом беру себя в руки. – Я пытаюсь донести до тебя факты, которые ты походу не видишь. Хватит принижать себя! Я читал твой дневник, я помню, что ты писал! Да, твой отец умер, но я знаю, что ты обещал ему не сдаваться! Пионер заставил тебя думать, что боль утраты, непонимание со стороны тети Наташи сломали тебя, но это ложь, и ты это знаешь! Ты можешь больше, чем тебе кажется! Говоришь, я такой счастливчик, реализовался? Да ты лучший человек, чем я когда-либо был! Ты во многом лучше меня. И если я смог, то какого хрена ты не сможешь? Долгое мгновение мы смотрели друг на друга. Когда Дэнчик заговорил снова, его голос дрожал, пусть и очень слабо, словно он начал терять над ним контроль: – Красивые слова, хоть и пустые. Впрочем, я и не надеялся, что ты поймешь. Ты никогда никого не терял. Никогда никого не любил. Всю жизнь тебе было на всех плевать. Ты не стал чудовищем после расставания с той белобрысой шмарой, не обманывай себя. Ты всегда был чудовищем. Черт, больно-то как. Ладно, так нужно. Зато теперь я знаю, что мне нужно сказать: – Но тебя-то я люблю. Глаза Дэнчика расширились. – Ух ты, – пытается язвить, но в голосе явная неуверенность. – Ты только что откровенно солгал. Вдобавок мне показалось, ты действительно верил в это, пока говорил. – Я не лгу. Мне больно от того, что сейчас, на моих глазах, ты готов поставить крест на своей жизни, настоящей жизни. Вспомни то, о чем мечтал, борись за мечты. Не опускай руки, не дай Пионеру победить! Знай, что и я буду бороться с ним за тебя до последнего, до потери пульса. Но если проиграю, то... Я даже думать об этом не хочу. Я готов поклясться, что отныне, если ты начнешь путаться, терять себя, то я буду стоять рядом и не дам упасть, как это делаю сейчас. Пожалуйста, не отказывайся от своей жизни! Не пущу, вот знаешь, реально, не пущу, не дам. Если ты останешься здесь, то поверь, ты такую ошибку совершишь, о которой потом будешь жалеть, но уже не сможешь ничего изменить. Как думаешь, этого хотел для тебя Дмитрий Анатольевич? Настоящий, а не то, что сейчас за твоей спиной? Я помню, он всегда в тебя верил, как и я. Ты сам всего в состоянии добиться, и тебе не нужны никакие дополнительные стартовые условия для этого. Ты заново построишь карьеру, когда вернешься, понял? Потому что я в тебе не сомневаюсь. Потому что твой папа в тебе не сомневался. И ты не сомневайся в себе. Будь сильнее этого никчемного выродка! Не прогибайся и не ломайся! Дэнчик вздрогнул, взглянул мне в глаза… И медленно осел на протоптанную снежную дорожку, ведущую к Тушинскому мосту. Я только и успеваю, что кое-как подхватить его под руки. Плечи дрожат, сам за голову схватился. – Что я наговорил? – прошептал он. – Что я тебе наговорил? Что это за наваждение было такое? – Я не знаю! – всхлипнул я. – Я тоже не слушал! Друг поднимает на меня слегка раскрасневшиеся глаза. И ухмыляется краешком губ слегка. И на этот раз, пусть это и была эдакая полуулыбка, она была нормальной, человеческой. – А ведь мудрое решение, – говорит. – В кои-то веки твоя привычка не слушать никого, кроме себя, любимого, принесла пользу. А теперь я, пожалуй, постараюсь как можно скорее прийти в себя и потом обязательно скажу, что тоже тебя люблю. И отблагодарю за то, что мозги на место вставил. Ну вот, узнаю теперь брата Колю! – Не стоит благодарности, – смахиваю я рукавом слезинку. – Мне хватит и понимания собственной нужности. – Козел, – хмыкает. Я помогаю Дэну подняться, и мы крепко обнимаемся. Только тогда я позволил себе облегченно выдохнуть. Кажется, сейчас у меня действительно скоро будет истощение. Правда, моральное. Ох, потрепало же нас. Ничего, сильнее будем. – Парни, вы закончили? Черт, а про слона-то мы забыли. Лжедмитрий Анатольевич спустился с моста и двигался к нам, тепло улыбаясь. Прям образец идеального папаши. – Да… Это… – растерялся Дэнчик. – Пап, я тут вспомнил, мы с Максом договаривались сгонять в одно место… – Ну, ты же не будешь возражать, если твой старик составит вам компанию? – голос существа был обманчиво мягок. – Дэн, чего ты мямлишь? – цежу я сквозь зубы. – Дай ты ему в морду и всех делов. – Ага, еще чего! – в тон мне отвечает тот. – Он ведь выглядит как мой отец! Я… не смогу. Серьезно, да? Несмотря на всю щекотливость ситуации, аж хмыкнул. Дружище, ну ты просто... – Я ведь всегда был хорошим родителем, верно? – угрожающе прошипел Лжедмитрий Анатольевич. Доброжелательности в его голосе как не бывало. – Конечно же был. Почему ты не хочешь провести со мной время, сынок? Так, ладно, уже реально не до смеха. Если у Юли есть кролик в шляпе, который мог бы спасти ситуацию в последнюю минуту, то сейчас, пожалуй, самое время… Я уловил только размытое движение и колебание воздуха, когда Лжедмитрий Анатольевич взлетел ввысь и через пару секунд рухнул в добром десятке метров от нас. А перед нашими глазами вырос силуэт девочки-кошки. – Твою ж…! – поперхнулся Дэнчик. – Если ты выкинешь еще хоть раз что-то подобное… – угрожающе закричала Юля в пустоту. Желто-зеленые глаза все еще зловеще сверкали, когда она повернулась к нам. – Все в порядке? – Более или менее, – жму плечами. – Ааа… Эээ… – бессвязно бормотал мой друг. Кажется, его привычная картина мира окончательно дала трещину. – Ты… Я тебя знаю! Ты же стенгазетчица! Девочка-кошка закатила глаза, схватила нас за руки, и я снова начинаю ощущать уже знакомую рябь…***
– Еще увидимся! Когда я открыл глаза, то снова обнаружил себя в бомбоубежище. Правда почему-то в положении сидя. Почувствовал, как задвигалась ближайшая койка. Это снова помолодевший Дэнчик, скрипя всеми суставами и бурча что-то невнятное, начал подавать признаки жизни. Его еще слегка замутненные глаза смотрели на меня с такой паникой, что, казалось, еще немного, и все. В истерику ударится. А вот Юля… Ее нигде не было. Исчезла так же внезапно, как и появилась. И где она теперь – я не знал. Может, она сейчас где-то рядом. А может, уже в другом «Совенке». Мы ж не одни у нее здесь, такие вот распрекрасные попаданцы. – Е-мое… Макс, это чего сейчас вообще было? Я похлопал себя по карманам в надежде, что там материализуется электронка, но хрен мне. Придется терпеть до лагеря. – Чего-чего… – бурчу. – Надеюсь то, чего с нами больше никогда не повторится. Ты, кстати, сейчас не мельтеши только особо, дай организму привыкнуть… Не каждый день такие вот путешествия, с позволения сказать, выпадают… Но Дэн неожиданно тяжело поднялся с койки, нагнулся и, с легкостью подняв меня за грудки, молча поцеловал в лоб. И упал обратно на койку. А я так и остался уже на своих двоих со слегка прифигевшим выражением лица. – Блин! – восклицает мой друг. – Ты же тоже ее видел, да? Или это у меня все, крыша поехала? Кажется, поторопился я по поводу истерики. По голосу более чем понятно, что у Дэнчика все хорошо. Это радовало. – Видел-видел, – киваю. – Хотел бы сказать тебе больше, но я сейчас слишком измотан. Так что давай отложим до вечера? А сейчас… пошли уже домой. А то скоро клаустрофобия так разовьется, мать ее через Никарагуа. Дверца на выход из бомбоубежища в этот момент услужливо скрипнула, будто соглашаясь со мной. Отпускает, значит. Что ж, не будем злоупотреблять гостеприимством. Как и следовало ожидать, дорога обратно уже не была бесконечной. Хотя немного поплутать, но пришлось. Но в итоге я все равно скоро увидел знакомую дыру в потолке. И над нами уже точно кто-то был. Тени и знакомые голоса, собственно, намекали. – Эй! – кричу. – Слышите меня? Вить! Девчат! Кто-нибудь, спуститесь, помогите! Я тут нашего мамонтенка нашел! Долгожданное воссоединение не заставило себя ждать. Как только вожатый помог сначала вылезти мне, и мы вдвоем кое-как вытащили Дэнчика, Славя тут же кинулась к нему в объятия, зарывшись лицом ему в грудь. Всхлипывала, просила прощения, хотя и пожурить тоже не забыла. Ну а как же без этого, иначе это была бы не Славя. Мой друг улыбнулся и посмотрел на активистку сверху вниз. Девушка подняла глаза и тоже улыбнулась. Глаза у нее были заплаканные, но абсолютно счастливые. Идиллия. Витя разве что недовольно бурчал, что я, такой нехороший, сам куда-то пропал минут на пять. Сообщил, что посадка была мягкой и перестал отзываться. Они уже втроем испугаться успели. А что я мог сказать? Извинился, кое-как отбрехался, мол, некогда было в подробности вдаваться. Дэнчик на все мои слова усиленно кивал, за что ему большое спасибо. Встречаюсь взглядом с Алисой. Она на меня тоже немного сердится. Начал там, видите ли, какой-то самодеятельностью заниматься, а она тут мучайся, переживай. Ну, это ничего страшного. Пять минут – не такой уж большой срок. Я вообще думал, что потерял тебя навсегда, милая. И ничего, живой. А ведь именно Алисе я обязан своим спасением. Ведь это она там, в глубине катакомб, смогла подтолкнуть меня к нужным выводам. Напомнить о самом главном. Я прижимаю ее к себе и окончательно понимаю, что уж эту девушку я точно никому и никогда не отдам. Самому надо. Мое. И точка. Так что я хватаю ее под руку и решительно направляюсь к лестнице, которая наконец-то вывела бы меня на поверхность. Очень хотелось уже поскорее вернуться. Скорее всего, меня сегодня еще не выпустят из медпункта, я же ведь еще так-то не должен был оклематься ни под каким соусом, так что вечер обещает быть свободным. Нужно только для начала обязательно помыться, после чего выпросить у Виолы какой-нибудь оглушительно крепкий кофе, а я уверен, что такой у нее найдется. И просто посидеть в тишине, ни о чем не думая. И желательно, чтобы рядышком, поджав длинные ноги, сидело мое рыжее счастье. И больше ничего. Потому что таких дней, я теперь знал точно, у меня осталось очень и очень немного. Скоро, совсем скоро смена закончится. А что будет дальше – пока неизвестно. Но, в любом случае, это все будет потом.