Второй шанс для двоих

      Проснулся я как от толчка и какое-то время лежал, хлопая глазами, и пытался сообразить, что меня разбудило. События вчерашнего вечера разом нахлынули на меня, и я понял, что разбудил меня вовсе не шум, а ощущение. Ладонь, тяжело упавшая на мою грудь. Да, как выяснилось, Алиса обладала привычкой ворочаться во сне. Ну, это ничего страшного. Со временем, думаю, пропадет, если мы будем чаще проводить ночи вместе.       Я устроился поудобнее и замер, наслаждаясь тем, что Алиса, такая сонная и теплая, лежит рядом. Сейчас, во сне, лицо девушки выражало абсолютное спокойствие, как будто мое соседство ничуть ее не тревожило. А очень даже наоборот. И, знаете, сейчас это казалось моей величайшей победой. Я аккуратно потянулся к прикроватной тумбочке, нащупал там электронку, закурил. Хорошо…       Так…       Твою ж дивизию, сейчас ведь наверняка кто-то придет по всем законам подлости! Ладно еще Виола если, а вдруг Панамка? Ох, беда-бедовая.       – Рыжуля, – прошептал я. – Просыпайся.       Та негромко засопела, что, видимо, можно было истолковать как «отвяжись» и по шею натянула на себя одеяло. Ай, ладно, пусть спит. Главное, что я уже на ногах, так что врасплох себя застать точно не дам.       Вылезаю из кровати, быстренько у зеркала привожу себя в более-менее надлежащий вид и выхожу в приемку. Пока никого. Значит, медпункт пока что в полном моем распоряжении. Поэтому... почему бы и не сделать себе и девушке кофейку, например? Не думаю, что у кого-то найдутся возражения. Тем более Ее Бунтарчеству наверняка будет просто жизненно необходим заряд бодрости и какого-никакого хорошего настроения. А с той бурдой, которая у нас под видом кофе в столовке подается...       Послонялся, позаглядывал в шкафчики, нашел в некоторых даже кое-что поинтереснее, чем какой-то там кофеек. И ведь действительно, считай, что и не спрятан. Приходи, да бери, что называется. Хотя сейчас мне алкоголь точно не нужен ни под каким соусом. Вечером – возможно. А то хрен его знает, куда меня сегодня еще затащит и насколько. Так что ничего нельзя исключать.       Подготовив две более-менее приличные кружки, ссыпал в них по паре ложек растворимого кофе и, оставив чайник закипать, возвращаюсь в изолятор. И так почему-то и остался стоять на пороге, любуясь все еще спящей Алисой. Хотелось как-то запечатлеть в памяти этот миг, растянуть его на как можно дольше. По крайней мере, хотя бы пока закипает чайник.       И так много слов в голове. Прямо как в старые добрые. Закрутились большим потоком. А потом взяли, и начали складываться. Один за одним. Складывались, правда, как попало, ибо следил я больше за переполняющими меня сейчас стихиями-эмоциями, чем за холодным смыслом сцепляющихся между собой строк. Терять момент я не намеревался. Круто развернувшись, стараясь не спугнуть эту спонтанную игру слов, я подошел к столику Виолы, взял первую попавшуюся тетрадку, ручку и, открыв последнюю и, к счастью, пустую страницу, начал записывать, едва успевая за мыслью:

Доброе утро! Как ты, нормально? Как спалось? Тебе не снились кошмары? Знаю, вопросы эти довольно банальны, Как пара нот на старой пыльной гитаре. А впрочем... Что спросить еще надо? Главное, чтобы проснулась с улыбкой. И что-то придумать еще трудновато, Да и зачем? Слова не являются дымкой. Хорошего дня тебе. Удачи во всем, Писал это десять минут, улыбаясь. Ведь очень хотел сказать обо всем, Но скажу лишь – доброе утро, родная.

      Ну, в качестве оригинального пожелания доброго утра – сойдет более чем. Я и не претендовал никогда. Если что и писал в школьно-студенческие годы, то сугубо в «стол» и безо всякой, даже призрачной, надежды на какую-то публикацию. Зато с душою и от души, вот как сейчас, например. У меня вообще иногда такое ощущение, что удачные стихи получаются тогда, когда мозг у автора отключен или вообще отсутствует. Уж не в обиду никому будет сказано.       Может, я просто завидую, чего уж.       Но то, что сейчас получилось – мне понравилось. Даже настроение как-то поднялось с такого пусть и небольшого, да и трижды сомнительного достижения. А там уже и чайник вскипел, я даже как-то и позабыть о нем успел. Стало быть, пора готовить классический кофе в постель. Желательно только под музычку какую-нибудь заводную. Атмосфера располагает. Быстрый рандом в плейлисте телефона подарил мне Queen. Идеально.       – I want to break free! – запел я хором с Меркьюри, заливая кипяток в чашки и нелепо в этот момент дрыгая задом. – I want to break free! I want to break free from your lies, you're so self-satisfied, I don't need you…       Боже, надеюсь, этого никто не услышит. Положа руку на сердце, медведь мне на ухо не то, что даже просто наступил, а конкретно так потоптался. Потом сел в машину и проехался. И только потом уже сгорел. От стыда.       С другой стороны, опять же, от души ведь!       – I've fallen in love! – обе чашки уже наполнились горячим напитком, а я пошел в отрыв. Сделав вид, будто чайная ложка это микрофон, принялся вприпрыжку описывать круги внутри приемки, держа вытянутую левую руку над головой. – I've fallen in love for the first time and this time I know it's for real…       Какие, однако, строчки-то. Как нельзя лучше описывающие мое внутреннее состояние. Хотя вслух я это пока что не скажу. Пока что.       – И вот как мне теперь это развидеть, скажи на милость?       Я поднял глаза на стоящую в дверях изолятора Алису. Все мысли тут же сосредоточились вокруг этой рыжей красавицы в одной лишь облегающей и невыносимо сексуальной оранжевой футболке и ее стройных ножек. Я аж даже немного в словах песни запутался. А говорят еще, что утро добрым не бывает, ага.       – It's strange but it's true! – все еще дергаясь, будто пациент психдиспансера, подлетаю к рыжей, ловлю ее за руку и притягиваю к себе. – Hey, I can't get over the way you love me like you do!       – Нет, господи, о чем угодно проси, только больше не пой! – взмолилась девушка, тем не менее охотно соглашаясь с моим порывом потанцевать.       Мы принялись исполнять какой-то безумный, совершенно не в такт Квинам, жутко неуклюжий и невыносимо эротичный танец. Алиса танцевала спиной вплотную ко мне, вскинув руки, а я обнимал ее за талию, слишком низко, чтобы это объятие можно было назвать целомудренным. В медпункте стало подозрительно жарко. А мне отчаянно захотелось большего, настолько я опьянел от этой близости. Преодолевая головокружение, одной рукой нырнул Алисе под футболку. Выждал пару секунд, но девушка никак не стала сопротивляться, все так же прижимаясь ко мне спиной и неторопливо двигая бедрами. Тогда я осмелился поднять руку чуть выше, пройдясь кончиками пальцев по плоскому животику. Еще чуть выше. Алиса даже не дрогнула, но ее глаза затрепетали и закрылись всего на мгновенье, оттеняя ресницы на щеке. Оставалась еще каких-то пара сантиметров…       – У-ля-ля, – донесся с порога до боли знакомый, казавшийся невозмутимым, но все же почти что восхищенный голос. – А вы тут времени, смотрю, зря не теряете, пионеры.       Ну вот. Спасибо, Виолетта Церновна, такой момент запороли.       Алиса взвизгнула и резко отпрыгнула от меня. Отдышалась, попыталась что-то сказать, но вместо этого в итоге зачем-то отвесила мне пощечину, из-за чего мои многострадальные очки аж набок съехали, и молнией скрылась в изоляторе, так громко хлопнув дверью, что с одной из полок на пол с глухим стуком упал пристроившийся на ее краешке флакон с метрогилом.       И за что только прилетело, спрашивается? Я же вроде не сделал ничего такого, что было бы под запретом… Или это просто тупо произошло по инерции, потому что ей нужно было в тот момент срочно кому-то вмазать?       – Ауч, – в результате только и смог вымолвить я, потирая ни за что пострадавшую часть тела.       – Бывает, – участливо произнесла Виола, с интересом наблюдая за разыгравшейся сценой, ехидная, как самое ехидное на этом свете существо. – Ты уж извини, не хотела так нагло вторгаться, просто была уверена, что вы если и надумаете заниматься чем-то… познавательным, то это все произойдет в помещении изолятора, а не в приемном отделении, где, вообще-то, довольно большие окна и выходят они прямиком на центральную дорожку.       – Так вышло, – беспомощно пробубнил я, всеми фибрами мечтая провалиться сквозь землю.       Телефон, оставленный на столике, сменил пластинку на песню Voyage певицы Desireless. И рядом с ним еще и листочек с моими потугами в стихосложение до кучи. И Виола как раз-таки, заинтересованная, откуда это музыка играет, идет прямиком туда. Ситуация просто не могла стать еще нелепее. Даже кофе, поди, и то остыло.       – Ну естественно так вышло, – поддразнила меня медсестра. – Так, а это у нас…       Я, полностью покрывшись испариной, смотрю, как ее взгляд упал на мое стихотворение для Алисы. Лучше бы уж на таинственную коробочку с музыкой, честное слово. Хотел уже было попытаться отвлечь ее внимание, там уж как-нибудь наплел бы убедительно про заграничный плеер, но медсестра уже поднесла листок к глазам.       Ну все, можно вскрываться.       – А знаешь, весьма недурно, – наконец вынесла свой вердикт Виола.       – Вы, должно быть, шутите, – глупо улыбнулся я, незаметным движением скинув телефон в карман и пальцем убавив громкость музыки до нуля.       Виола не стала отвечать сразу, и это была одна из черт ее характера, которая мне в ней нравилась. Она никогда не принималась дежурно в чем-то уверять собеседника, если сама не была в этом уверена.       – Отчего же, – произносит наконец с прищуром. – Пусть немного и по-щенячьи, но талантливо. Особенно, если не оценивать с точки зрения, так сказать, ремесла, а просто воспринимать на слух, мне почему-то так кажется. В отличии от глаз, уши обмануть можно, да еще как.       – Старая истина, даже немного банальная. Да и как ни крути, – когда медсестра протянула мне листок назад, я его аж чуть ли не выдернул от волнения. – Искра таланта – еще не огонь. Так, проблески. Может, конечно, и полыхнуть по итогу, но чаще тупо почадит, да и перестанет безо всякого объяснения причин. Как в моем случае, например.       – Твори пока молод, Максим, – улыбается мне Виола. – Потом, к большому сожалению, может быть не до этого.       Досадливо хмыкнув, я забираю чашки с кофе и, подтолкнув дверь изолятора ногой, возвращаюсь к Алисе. Та, уже полностью одетая, сидела на краю койки и как-то уж совсем не по-доброму смотрела в окно. На мое появление никак не отреагировала. Плохо ей, наверное, сейчас, думаю. Уж даже если мне неловко было, то ей так вообще. Сделав для храбрости небольшой глоток из своей кружки, ставлю обе на столик и подхожу к девушке вплотную. Двумя пальцами аккуратно беру ее за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. Она еще пару секунд пытается изображать сердитую моську, но в конце концов не выдерживает и начинает заливисто хохотать. Ее заразительный смех меня обволакивает, и скоро я начинаю смеяться вместе с ней.       – Ладно, а бить-то меня зачем было? – спрашиваю я, когда уже немного отсмеялся.       – Да я со стыда была сгореть готова, – Алиса принялась так отчаянно жестикулировать, что мне аж пришлось пару раз увернуться. – И как-то случайно так получилось… Прости.       – Да ладно уж, – усмехнулся я, присаживаясь рядом с рыжей. – Будет мне уроком, типа учебного пособия по выживанию в твоем распрекрасном обществе.       Алиса шумно и драматично вздохнула. Затем опустила свою голову мне на плечо, дыша мне в ключицу. Я наконец-то смог отдать ей чашку с кофе. Она кивнула в благодарность за этот мой уже казавшийся нелепым жест внимания. Но все равно улыбка растянулась на моем лице вопреки силе воле. А ее собственная озорная ухмылка расцвела на лице так быстро, что я сразу понял, она будет ждать от меня любых знаков, пусть и таких нелепых, поскольку даже они будут для нее незабываемыми.       На самом деле, нас таких было двое.       – Итак, каков твой великий план по вытаскиванию нас из дерьма, в которое мы вляпались? – спросила рыжая, продолжая улыбаться своей беспечной улыбкой.       Мое сердце забилось чаще. Именно то, чего я сейчас очень хотел бы избежать. Ведь у меня так-то нет никакого плана. Просто лично я не видел в этом проблемы, ведь в жизни всегда должно найтись место для подвига и импровизации. Вот только вряд ли Алиса бы это оценила.       – Все планы, включающие меня, – великие, – постарался отшутиться я. – Но этот будет сюрпризом, и тебе следует быть готовой.       – Я не люблю «та-да», – неожиданно серьезно посмотрела на меня девушка.       – Это не «та-да». Это действительно великий план, – настойчиво повторил я. – Затычки?       – Пытаешься соскочить с темы? – выражение лица Алисы стало заостренным.       – Вроде того, – да, это был не самый элегантный способ. Но имеем, что имеем. Так что пришлось на опережение возможных возражений быстро подорваться к столику за наушниками. Подключив их к телефону, я всунул один в свое правое ухо и другой – в ее левое. Намеренно придвинулся ближе, так что наши плечи соприкасались. От ее волос почему-то пахло детством и абрикосами. Когда Алиса поправила наушник, я пробежался по плейлисту, и, остановившись на Lumen, включил «Гореть».       «Зачем кричать, когда никто не слышит, о чем мы говорим? Мне кажется, что мы давно не живы – зажглись и потихоньку догорим...»       Первую минуту девушка просто слушала. Затем ее голова задвигалась, совсем немного, в лирический такт песне. Я наблюдал за ней – ее глаза были закрыты, она просто слушала, рот немного приоткрыт. Она могла сделать невыносимо сексуальным даже это.       – Кстати, – я сказал немного громче, чем хотел. Чего-то волноваться начал, да и песня сбила немного. – Я тут написал тебе кое-что…       Достаю из кармана свою писанину и протягиваю листок Алисе. Та сначала непонимающе смотрит, как-то осторожно берет его и начинает читать, по-детски шевеля губами.       Может, действительно стоило самому зачитать? А то ведь правда, не Пушкин. И это еще мягко сказано.       – Ну? – спрашиваю даже с небольшим нетерпением. – Что скажешь?       А сам смотрю – янтарные глаза немного наполняются прозрачной соленой влагой. И часть этой влаги проливается, скользя по гладким девичьим щекам, прямо под ворот легкой оранжевой футболки.       «Гори, но не сжигай, иначе скучно жить... Гори, но не сжигай! Гори, чтобы светить...»       И потом она поцеловала меня. Я и так от волнения едва мог дышать, а ее рот перестал давать мне даже этого. Как-то неожиданно она оказалась сверху. На улице из динамиков заиграла «Заря», звенела песня в моем правом ухе и ее левом, ее теплый язык на моем, ее гладкая кожа под моими пальцами, ее ноги, обвитые вокруг меня.       – Я не заслуживаю этого, – прошептала она, когда смогла оторваться от моих губ.       – Неправда, – ответил я, прижимая ее к себе. – Заслуживаешь. Больше, чем кто-либо.       Мы посмотрели друг на друга. Ее яркие и сейчас почти немигающие глаза выворачивали меня наизнанку. Я возненавидел то, что все еще мог чувствовать остатки тревоги, витающие во мне.       – Побудка уже была, – прошептала девушка. – Мне… надо в домик. Улька переживать будет. И Жульку желательно найти, покормить постараться, да и спрятать от греха подальше.       – Ох, – запротестовал я. – А это точно нужно все делать сейчас?       Я не хотел отпускать ее. Я больше не хотел быть в одиночестве.       Но Алиса ничего не ответила, вынула наушник из своего уха и всунула мне в руку. Слезла с меня, поправив футболку. Я хотел схватить ее за руку, но упустил. Тем не менее, она остановилась у двери, улыбка притаилась возле ее рта.       – Не скучай, принесу тебе завтрак. Ну, точнее, Улька принесет. А я так, за компанию.       – Да ладно, не напрягайтесь, я уже и сам в состоянии до столовой дойти…       – Не тупи, Макс, – махнув ресницами, Алиса исчезла из моего поля зрения. Вмиг сделалось очень некомфортно. Вот и оставалось только бросить недовольный взгляд в окно, направленный на приделанные к столбам колонки.       – Не благодарю, – сердито бросил я этим каменюкам с железками.       Ну и ладно, так уж и быть, обещаю постараться не тупить.       А потом чего-то совершенно неожиданно заулыбался. Хорошее сегодня все же утро, думаю. И очень надеюсь, что это все к добру. Несмотря ни на что. Хрен тут угадаешь. А никакие прежние приметы почему-то в последнее время не работают.       Сейчас бы до завтрака книжку почитать, добить-таки Адамса. Только вот его Дэнчик как раз-таки и забыл вчера принести. С одной стороны, конечно, вчера мне было и не до чтения. Да только вот сейчас прям острую нехватку чего-то бумажного, мягкого и с буквами под рукой ощутил. И ведь даже газетки Советской никакой в углах не завалялось.       Не успел я толком погрустить, как в изолятор запорхнула Виола. Бодрая, уже в накинутом на плечи белоснежном накрахмаленном халате, и абсолютно довольная жизнью и своим положением.       – Ну что, Максим, потереть тебя еще разок для закрепления результата?       Не, ну это явная провокация, даже и к бабке не ходи. Хотя, будем честны перед собой, я бы не отказался. Я же все-таки в конце концов живой, а не из какого-то там хваленого современной химией силикона, например. Или из резины. Хотя, после массажа Виолы и не всякий-то резиновый устоит.       – Хорошего понемножку, – отшучиваюсь. – А то давление еще скаканет, чего доброго. Нафиг-нафиг. И вообще, зачем Вы меня так терзаете?       – Натура такая подлая, – хмыкает медсестра. – Но до пояса тебе все равно было бы желательно раздеться. Осмотреть тебя еще разочек по долгу службы положено.       Ну что поделать, придется сдаваться на милость временного победителя. Сломать-то меня, может, и можно, а вот согнуть – никогда. Встал с койки, снял футболку. Заулыбавшись как кот на сметану, Виола сразу начала довольно активно меня осматривать, будто даже игриво наклоняясь то по одну, то по другую сторону моего тела и так и норовя случайно опустить руку на опасно близкое расстояние от моей безвинно напрягающейся части тела, которая осмотру в моей ситуации не подлежит от слова «совсем». Впрочем, продолжалось сие все равно недолго.       – Организм у тебя, – тряхнула вороной гривой медсестра, когда я уже полностью перестал чувствовать ее легкие прикосновения. – Максим, конечно, просто удивительный. Уникум какой-то прям. Просто как на собаке…       Я мученически вздыхаю, скашивая неожиданно потяжелевший взгляд в сторону зелено-голубого квадрата оконного стекла. Если б все было так просто, Виолетта Церновна.       – Повезло на этот раз, – говорю. – Ангел-хранитель расстарался, хоть я в это все и не особо верю. Просто так обычно простая царапина на пальце с неделю заживает. А тут свежий воздух. И мазь Ваша до кучи.       – Темнишь ты чего-то, пионер, ой темнишь, – наклоняет голову Виола. Но дальше в расспросы не ударялась. И то хорошо. Лишь подозрительно прищурилась, подошла к окну, выглянула через стекло на улицу. И что она там высматривает, интересно? А я пока что ее спину вынужден, блин, разглядывать.       – Я бы даже поклялся, наверное, только и нечем и не умею, – жму плечами.       – Ой, ладно, не бери в голову, – повернулась медсестра, усмехнувшись уголками губ. Но одним глазком так до сих пор и стреляет в сторону окна. – Мне, может, жалко просто, что тебя так рано выписывать придется.       Я откидываюсь на подушки. Они, кстати, какие-то самую малость худосочные. Я как-то и не замечал до этого момента. Впрочем, все равно. Мне очень хочется засмеяться.       – Ну что ж Вы так драматизируете-то? – с улыбкой интересуюсь я. Снимаю отчего-то слегка запотевшие очки, протираю стеклышки краешком простынки. – Можно подумать, что оставлю Вас тут одну надолго без общества, как Вы там говорите, молодого-красивого. Кстати, мне кажется, или Вы кого-то ждете?       Медсестра нервно и немного растерянно улыбнулась. Раньше за ней такого не водилось, подмечаю. Нехорошо.       – Да не то, чтобы прямо сильно ждала, – вздыхает, стараясь при этом не морщить высокий, красивый лоб. – Хотя от этого уже никуда не деться, увы. Никанора Ивановича выглядывала.       – Он сюда придет? – нахмурился я. – Я чего-то думал, что мы с ним будем в административном корпусе беседы проводить. Типа, как на ковре у директора, все дела.       – Это тоже вам с Алисой сегодня предстоит, не переживай, – да уж, действительно, я ведь так об этом переживаю. – Мы просто с Олей решили, что, раз уж так все сложилось, то конкретно с тобой ему лучше пообщаться здесь. Ты ведь у нас не только провинившийся, но еще и потерпевший. В такой обстановке он… Есть вероятность, что он не будет так строг с больным пионером, как мог бы. Поэтому даже и жалко, что на тебе ни одного синячка не осталось.       – Не привык давить на жалость. И вообще я сейчас немножечко не понял, – я приподнялся с кровати, чувствуя, что начинаю злиться. Хотя внешне пока все выглядело нормально. Почти как всегда. – Почему, спрашивается, с Алисой тогда тоже вопрос нельзя было здесь решить? Она так-то тоже потерпевшая. Тут вообще, по-хорошему, милицию не мешало бы вызвать. Или Вам напомнить, что ее пытались...       Я не смог заставить себя произнести это слово.       – С Алисой ситуация сложнее, – спокойно отвечает Виола, совершенно не обращая внимания на мою вспышку агрессии. И правильно делает. А то точно не смогу сдержать все это внутри, если меня начать подогревать. И так сейчас свою темную сторону не выпустил сугубо из большого уважения к медсестре. – А ты сейчас здесь быстренько отбрехаешься с моей и Олиной поддержкой, а дальше уже со спокойной, пусть и не совсем чистой, совестью будешь со своей рыженькой вопрос решать по своему сценарию. Никто ее в беде не бросает. Мне, кстати, стоит обидеться, что у тебя вообще такая мысль промелькнула?       И смотрит на меня как-то уж чересчур внимательно для такой простой жизненной ситуации. Будто впервые увидела. Лишь только когда улыбнулась, я все-таки умудряюсь разжать побелевшие от напряжения губы и кое-как проскрипеть ими:       – Я… не подумал. Обстоятельства.       А ведь, помнится, обещал постараться не тупить...       – Ну, если обстоятельства, – соглашается медсестра, деловито и самодовольно хмыкнув. – Тогда прощаю. Хотя у тебя и до этого порой симптомчики неприятные рисовались. Может, стоит тебе укольчик для профилактики поставить? Или лучше поберечься?       Хочется воздуха почему-то. Свежего. Даже на дождь согласен.       – Лучше поберечься, – говорю я безо всяких сомнений. – Да и вообще, от таких симптомчиков не укольчик нужен. А кое-что, употребленное перорально. Но сейчас это точно не поможет. А вот усугубит на раз-два, особенно когда я на таком-то взводе. Своих демонов лучше иногда держать взаперти. Мало ли что они, вырвавшись наружу, натворить умудрятся, а я потом отвечай. Фигушки. Я уж пешком как-нибудь постою.       – Ну вот то-то же, – подвела черту Виола. – Приятно, когда в твоем окружении начинают наконец-то шевелить мозгами.       Хмыкает и, вздохнув, лезет в карман своего белоснежного халата за сигаретами. Как раз в этот момент загудел горн на завтрак.       – Нет, ну ни фига ж себе, – ворчу я. – Наконец-то начинают… Говорю же – на взводе я.       – Ладно-ладно, – улыбнулась медсестра, как бы между делом проведя свободной рукой по моему плечу. – Ну, отдыхай пока что, жди товарищей. Потом договорим. А я ненадолго отлучусь, сама тоже позавтракаю. Не убегай больше.       Подмигнула и грациозной походкой направилась к выходу. Я провожаю ее до самых дверей своего временного больничного пристанища и некоторое время так и стою, тупо уткнувшись взглядом в захлопнувшуюся за ней дверь. Сделал пару тяг из электронки. Да и упал снова на кровать, в ожидании сам не знаю чего.       М-де…       Ничего, прорвемся.       Завздыхал, поднял глаза в потолок, погонял в голове наш диалог с Виолой. Детально его осмыслив, как-то и впрямь поспокойнее стало. Не за себя, это-то пофиг. За рыжулю. Оказывается, достаточно было в очередной раз железно убедиться, что они с Ольгой будут на нашей стороне, и сразу же стало легче дышать. Все-таки психика человеческая – штука очень странная. И не поддающаяся никакой логике.       На какой главе-то хоть остановился? Уже чего-то даже и не помню. В конце предыдущей Марвин назвал разведывательного робота класса Г «угнетающе тупой машиной». В целом, причины у него были. А пока вспоминал, там уж и незаметно для самого себя задремал.       Даже сон коротко посмотреть успел, где сквозь плотную завесу московского снегопада пробиваются тонкие теплые лучики горячего летнего солнца.       А там дальше уже и снова глаза открыл от внезапно прервавшей тишину какой-то возни в приемке. Ну еще и от небольшого растяжения мышц в шее. Подушки все же оставляли желать лучшего, да. Скрипнула дверь, а на пороге…       Здра-а-асьте, что называется. Целая кавалерия пожаловала.       Дэнчик с подносом в руках, в ногах Ульянка вьется, Алиса задорно машет рукой и даже с некоторой гордостью улыбается. А из-за ее спины внезапно возникает Аленка, которая тут же кидается мне на шею, стоило мне чуть приподнять свой зад.       – Макс, как же я рада тебя видеть! – всхлипывает, утыкаясь мне в плечо. – И, смотрю, уже полностью оклемался. А то мне там такого понарассказывали... Ты уж прости, что вчера не зашла, сама только ближе к вечеру обо всем узнала, а там уже и времени не было, да и этот придурок наш...       – Ой, да перестань уж, – смущаюсь. – Я ж тут не помирал, в самом-то деле.       – Да какая разница? – фыркает. – Ты мой друг и парень моей лучшей подруги! Ох, все это время, как узнала, на иголках была, как дура. Чуть линейку не сорвала по утру, так дергалась. Досталось бы мне сегодня от маменьки с папенькой…       – Извините за причиненные неудобства, миледи, – хмыкаю в ответ. – В следующий раз постараюсь исправиться и сразу брать Дэна на мордобой.       – Дурак, – надула губки девушка.       – Славка тоже хотела прийти, но ее Панамка погнала к встрече родителей готовиться. Им ведь экскурсию надо будет провести, все дела, – сообщил Дэнчик, ставя поднос с завтраком на столик. – Просила удостовериться, что ты не обидишься.       Обидеться… Вот на что мне обижаться, скажите на милость? Сговорились что ли они с активисткой, держат меня за какого-то непонимающего... Я-то как раз-таки все понимаю. Как понимаю и то, что в этом мире есть целых пять человек, которым я могу доверять. И все они, не считая Слави, сейчас здесь.       А еще и Виолетта Церновна. Так вообще шестеро получается. А это уже много, Макс. Очень много.       – Все нормально, – улыбаюсь. – Такой день ответственный, понятное дело, что Ольга с нее живой не слезет. Во сколько, кстати, приехать-то все должны?       – Насчет всех не знаю, но мои к двенадцати должны, – скороговоркой сообщила Ульянка. – Я уже так по дедушке соскучилась! Ну, по маме с папой тоже, конечно, но по дедушке прям особенно. Я о нем ведь так-то не помню, чтобы много рассказывала, а он у меня… Ну прям вообще!       – Самый лучший? – подсказывает Дэнчик, украдкой подмигнув рыжей-младшей.       – Конечно! – воодушевленно ответила та. – Он у меня даже у Ленина в секретариате был. И в собрании сочинений у него упоминался. Сам показывал. Типа, передаю вам эту записку с товарищем Советовым или чего-то такое.       Ну, с такой-то фамилией грех было не попасть к Ленину. Прям как по заказу. Власть советам под эгидой товарища Советова!       – А сейчас книжным магазином в нашем городке заведует, – продолжала рассказывать девчушка. – По выходным уточек ходит кормить, либо меня в тир стрелять водит, из «воздушки». Может знаете, там такие зверюшки еще ездят по ленте. Десять выстрелов за пять копеек.       – Хороший у тебя дедушка, Уль, – грустно вздыхает Аленка, как бы между делом стащив с моей тарелки яйцо. И без того не особо богатый завтрак из пшеничной каши и недокофе обеднел еще сильнее. Ну да ладно, приятного аппетита. – Жалко, что у меня нет ни бабушки, ни дедушки. А маменьку с папенькой я не жду. Вообще. Пошли они куда подальше. Вон, у них есть любимая образцово-показательная Леночка, на которую они нарадоваться не могут, пусть с ней и возятся. Не то, что я, отщепенец...       – Ален, ну чего ты так? – как-то осторожно и даже понуро спрашивает рыжая-младшая. – Мне кажется, что ты не совсем справедлива сейчас. У меня тоже бывают непонятки с родителями, сама знаешь, но это же не значит, что они меня не любят. Доброе отношение не требуется заслуживать.       Боже, только не говорите, что у нас тут сейчас разыграется мини-свечка. Той сполна хватило.       – Ой, ладно, – Алена натянуто улыбнулась и медленно очистила скорлупу с яйца. Также медленно откусила. Казалось, что ее немного потряхивало. Мы все уже состарились, когда она, наконец, проглотила. – Как скажешь, рыжик. Несправедлива, так несправедлива. Плевать. Я ни на что сейчас не обижаюсь, просто стараюсь быть честной хотя бы с самой собой. Вон, у Алисы спроси, если мне не веришь. Она-то уж не хуже меня знает «дядю Сережу и тетю Жанну».       Да, не было секретом, что Алиса знает их с Леной предков, да только вот сейчас Алена произнесла эти слова с каким-то явно двусмысленным ударением. Не знаю, что она там на самом деле имела в виду, да только вот лицо рыжей внезапно утратило недавнее выражение ленивой самоуверенности, и она поспешила отвести взгляд в пол:       – Ты это специально сейчас снова начинаешь?       – Начинаю что? – недоуменно переспросила Алена, вскинув бровки. – Алис, ты... А-а-а-а, ты все об... Нет, я не к этому сейчас клонила. Честно. Хотя... – девушка прищуривается и смотрит на свою подругу каким-то тяжелым, осуждающим взглядом. – Может, раз уж случай подвернулся... Мы можем вас вдвоем оставить, ничего страшного.       Эммм... Все страньше и страньше. Наступила долгая пауза. Настолько долгая, что у меня аж бровь начала вопросительно изгибаться. Даже Дэнчик притих, оседлав задом наперед стул.       – Я думаю, что для каждого слова должно найтись свое время и место, – я решил вмешаться в этот повернувший в довольно странное русло диалог, тем более, он определенно стал доставлять Алисе дискомфорт. Возможно, это была лишь иллюзия, но я не сомневался, что на самом деле-то знал, о чем он. По крайней мере, догадывался. Просто сейчас все эти выяснения были ни к чему.       – Вот-вот, – слишком поспешно чтобы не заподозрить неладное согласилась рыжая. – Тем более… Вряд ли это Максу будет интересно.       – Макс, я бы на твоем месте призадумалась. Мне вот когда говорят, что мне что-то не будет интересно, то мне как раз-таки наоборот, очень становится интересно, – без злого умысла подставила подругу Ульянка. Вот надо было... Вряд ли, конечно, она это воспринимала как-то иначе, чем шутку. Глупо было на нее за это все злиться, но я был бы очень рад, если бы сейчас эта заразка реально попридержала бы язычок за зубами.       – Мелкая… – угрожающе прорычала Алиса. Вид у нее был такой, словно она была готова вломить сейчас своему протеже по первое число. Надо было снова что-то начинать придумывать. Только комок в горле проглочу.       – Так, давайте-ка не ругаться, – вовремя встревает Дэнчик. – Хватит пока что с эмоциями. Нам и так не самый легкий день предстоит, так что надо вместе держаться.       – Что, даже тяжелее, чем когда ты потерялся? Или когда я с Лиской поругалась? – глаза у рыжей-младшей расширились. Детская непосредственность быстро переключила внимание маленькой егозы. И слава Богу.       – Или когда Макс Ленин фотоаппарат с березы снимал? – хмыкнув, продолжила цепочку Алена.       – Про позавчера я вообще промолчу, – мрачноватым тоном бросил я. Даже от воспоминаний ребра будто снова заныли.       Алиса, умница, ситуацию сразу же, естественно, просчитала. И никаких своих версий дней, которые были потенциально тяжелее, предлагать не стала, промолчала. Чисто чтобы не привлекать снова к себе внимание. А там уж и все остальные ситуацию сто процентов отпустят. Ну, уж я-то как-нибудь точно переживу без всех этих подробностей.       – Ладно, может в сравнении он и будет полегче некоторых предыдущих, но… Да чего вы мне мозги-то пудрите? Хотел обстановку разрядить, а меня еще и застебали.       – Что, Дэн, голова кругом пошла? – поддела того Ульянка.       – Да не то, что кругом, – проворчал тот. – А будто вообще кто-то в колокол звонит.       – И поют евхаристии, – хохотнул я.       – Они тоже, – бурчит.       А обстановка и вправду немного, но разрядилась. Я повернулся к Алисе, и мы молча посмотрели друг на друга. Что-то в ее снова начавшим казаться неуверенном лице вызвало у меня противоречивое чувство. Как и вчера, будто открылась очередная потайная дверца куда-то на очередной уровень ее души, а потом звякнул входной колокольчик, и дверца захлопнулась. А мне и хочется, и колется. С одной-то стороны, все же не самое приятное чувство, когда у твоей девушки от тебя секреты. А с другой – мальчик-то я взрослый, понимаю, что у каждого должны быть свои скелеты. И которые совершенно не обязаны быть вытащены из шкафа по щучьему велению.       – Ладно, надо… отчаливать потихоньку, – вяло произнесла рыжая.       – Заберите меня, пожалуйста, – хмыкаю жалостливо. – Я полностью осознал все свои ошибки и искренне раскаиваюсь.       – Сиди, больной, – подмигивает Ульянка. – Заберем, как только добрый доктор Виолетта даст добро. Уж за нами не заржавеет. Ты чего не ешь-то, кстати, ничего? Старались, тащили это все для тебя.       – Свин неблагодарный, – игриво сверкнула глазами Алена.       – Но-но там, – я быстренько перебазировался за столик и жадно схватил ложку, даже несмотря на не самую располагающую к этому пшенку. – Я очень даже благодарный. Каждой частичкой своей черной души. Нет, правда, спасибо вам большое, честно.       – Должен будешь, – Алиса берет себя в руки и снова нацепляет свою повседневную маску надменности. – И вообще…       Продолжать девушка почему-то дальше не стала, а подхватил подруг под руки и зашагала к выходу.       – Дэн, идешь? – окликнула того Ульянка.       – Да я с Максом пока еще останусь, – отвечает, глядя на меня исподлобья. – Поднос хотя бы забрать там, то, се…       Девочки кивают и вскоре их голоса становятся уже едва различимыми за дверями медпункта. Я максимально бережно отодвигаю от себя тарелку с кашей и вопросительно смотрю на друга. Не ради ведь подноса он тут задержался. Очевидно.       – Хочешь – верь, хочешь – не верь, – говорит он наконец, по-прежнему не смотря в мои глаза. – Дело твое. Но не сказать своего мнения я не могу. Уверен, что для меня ты бы сделал тоже самое. А то не очень хочется повторения истории с Олежей Могуевым, помнишь ведь?       Изнутри я тихо леденею. Потому что мне неожиданно становится плохо и страшно. Ибо ту историю я прекрасно помню. И сравнение с ней... не воодушевило.       – Ты меня, – говорю как можно спокойнее. – Не пугай. По существу, пожалуйста.       – Да а чего там по существу говорить, – скривился мой друг. – И так еле слова подобрал вроде как нужные, а теперь вообще все спуталось. Черт, да ты и сам все видел пару минут назад. Понял уже, поди, у Алисы от тебя есть какой-то секрет. Она даже по этому поводу с Аленкой с утра ругалась. Я... случайно подслушал. Хотел с тобой поговорить потом один на один, дабы не таить шила в мешке. А тут вот... И тем вдвойне странно, что ты почти что никак не отреагировал. Короче, последнее, что мне нужно – даже гипотетическая драма с твоим участием. Мое мнение – я бы действительно призадумался, тут я с нашей младшей рыжей соглашусь. А дальше ты там сам решай, как тебе поступить с этой всей ситуацией.       Я откидываюсь спинку стула и долго и внимательно рассматриваю черные змеящиеся трещины, покрывающие потолок изолятора. Делаю глубокую затяжку из электронки, которая опять немилосердно начала горчить.       – Слышь, – хмурюсь. – Дэн. Я же не идиот. И то, что у Алисы есть от меня какой-то личный секрет – знаю прекрасно. И уже давно. Но я об этом не думаю. Если она считает, что это пока не мое собачье дело – значит так оно и должно пока быть. И ты о том, что слышал забудь. Навсегда. Пожалуйста…       – Да без проблем, мне-то какая разница, – смущается тот. – Я просто не очень понимаю, честно говоря…       Я закусываю губу и долго и пристально пытаюсь смотреть ему прямо в глаза, как бы он не старался их отводить.       – Мне, – спрашиваю. – Веришь?       – Тебе – верю, – тут же отвечает Дэнчик, и я наконец-то выдыхаю.       – Тогда забудь, – еще раз повторил я. – И не поднимай эту тему. Но за то, что сказал – спасибо. И да, ты прав, я поступил бы точно так же.       Дэнчик усмехнулся. Криво, одним уголком рта. Почему-то даже немного виновато. Так, что складки его губ начинают напоминать изломанные крылья старой раненой птицы. Он ведь правда без злого умысла все это мне выложил. И правильно сделал. Ему-то откуда знать, что я все же не потерял еще форму, даже несмотря на все, что моя старо-новая розовая аура творит. Вдруг эта рыжая стерва мне так голову вскружила, что я разучился трезво мыслить. Не то, чтобы в какой-то степени это было неправдой… Но это уже так, частности.       – Ну, значит, мавр сделал свое дело, мавр может уходить, – подытожил мой друг. – Блин, а я уже в таких красках в своей голове этот диалог расписывал... Давай уже сюда свой поднос чертов! И чего только корячился, говорил же девкам, что ты это жрать не будешь.       – Я тебя тоже люблю, – хмыкаю, протягивая ему так и не пригодившийся по сути поднос с завтраком.       Посмеялись, хлопнули друг друга по плечам, да и разошлись. После чего я подтащил свою тушку к окошку, взгромоздился на подоконник и, потягивая электронку, уставился на улицу, где, как и всегда, кипела бурная пионерская жизнь. Стабильность, ага.       И что же день грядущий нам готовит…       Краем уха услышал, как открылись двери медпункта. Поди Виола вернулась. Причем не одна, уж покашливание Ольги я очень хорошо научился распознавать.       А потом до меня донесся незнакомый мужской голос:       – Ох, Виолочка, знали бы Вы, как мне сейчас неохота всем этим заниматься…       Опаньки. А вот, кажись, и товарищ Высорогов. Вовремя. Ну, что я могу сказать, шоу маст би гоу.