***
Под ногами скрипел песок, а в черной воде отражались далекие огни железной дороги, едва освещавшие «Ближний» и «Длинный». Это тихое место было идеально для размышлений, тем более сейчас, когда накопилось ужасно много всего, над чем стоило бы поразмыслить. Обычно пляж в «Совенке» достаточно оживленный, но, на удивление, по вечерам это почему-то далеко не самое популярное место в лагере. Наверное, после ужина сюда банально запрещено ходить. А может, пионеры просто не могли понять всю красоту этого места, предпочитая для уединения другие места. Ту же пристань, например. Аленка, помнится, как-то говорила, что всякие парочки именно туда предпочитают бегать. Хотя, она могла меня и надуть. Она ведь тогда хотела, чтобы я на сцену пошел, с Алисой мириться… Луна, поблескивая, покачивалась на воде. Дойдя до самой отдаленной точки пляжа, где уже начинался небольшой подлесок, лег у самого края берега, не думая о том, что могу случайно намочить ноги. Как только голова опустилась на еще теплый песок, вся реальность, за исключением серебряного полумесяца, превратилась в звездный свет. Я чувствовал себя сонным и пьяным. Наушники доживали свои последние минуты заряда, проигрывая мне одну из песен группы Must Save Jane. «Watch me burn, burn, burn all night and day. Watch me burn, burn, you won't get in my way…» Чуть в стороне от луны виднелась Полярная Звезда – первая звезда, которую я научился находить на небе, мысленно продолжая линию «стенки ковша» Большой Медведицы. Это было так давно, что я даже не мог вспомнить, в каком это было возрасте. Помнил лишь только, что это папа мне все объяснял. За одно мгновение события сегодняшнего дня промелькнули у меня перед глазами. Наверное, было уже поздновато начинать сейчас копаться во всем этом, но я ведь должен был сделать какие-то выводы под конец? Век живи и век учись, или как там в «Южном Парке» – «Знаете, пацаны, сегодня я многое понял…». И какие конкретно я мог подвести итоги, находясь уже где-то в невообразимой дали от всего произошедшего? А вот хрен его знает. Вернее, хрен-то знает, только пока не сформулировал. Все же, как ни крути, а день еще не закончился… Некстати вспомнился миг, когда я решил для себя, что мне больше нечего терять и всю оставшуюся жизнь я смогу пробыть запертым в оболочке, которую я создал в порыве ярости, но которая никогда не была мной. Я тогда уверовал, что, если убрать весь мой цинизм, грубость и ненависть к людям – от меня ничего не останется. Однако, как выяснилось, я никуда не делся, и под ороговелой кожей, которую я сбросил, отросла новая. А потом вспомнился и позавчерашний вечер в медпункте, когда, несмотря на ноющую боль, меня переполняла вера в будущее. Когда рыжеволосая девушка, обняв меня за плечи, прошептала, что хочет забрать мою боль несмотря на то, что я никогда бы не позволил ей этого сделать. Жаль, что я так и не смог полностью забрать твою боль, Алиса. «Battery low». Я достал из кармана телефон, чтобы отключить Bluetooth-соединение. Заодно на время глянул – почти девять вечера. Младшие отряды потихоньку должны были готовиться ко сну, а у старших еще официально чуть больше часа бодрствования. Хотя лично я спать был как-то не намерен. Проводив взглядом одиноко парящую чайку, летевшую туда, где в неразличимой дали вода сливалась с небом, я решил, что сидеть в совсем уж абсолютной тишине тупо не вывезу и негромко включил музыку на телефоне без наушников. «They all laughed as he turned around slow. They said you ain't welcome 'round here anymore…», – тихонько заиграли Poor Man's Poison. Вскоре сзади послышались неспешные шаги. Я хоть и догадывался, кто это может быть, но все равно приглушил звук, после чего медленно поднялся и сел. А с секунду подумав – выключил все совсем. Хотите верьте, хотите – нет, просто потребность почему-то отпала. Рядом со мной сначала падает небольших размеров рюкзак, а следом по правое плечо от меня садится добродушно улыбающаяся активистка. – Ну как ты? – спрашивает, положив руку на плечо. Я вскинул на нее глаза и увидел, что она очень внимательно смотрит на меня. В лунном освещении ее голубые глаза казались очень светлыми. Как две большие льдинки. И в них очень явственно читалось, что вопрос этот отнюдь не праздный. – Да как-как… нормально, – зябко повел плечами я в ответ. Хотел уже было спросить, где остальных потеряли, но как-то слова в горле застряли. Да и далеко они все равно никуда не денутся, чего переживать? Дэнчик, в отличии от девушки, пока присаживаться не торопился, все медленно перекатывался с носка на пятку, но также внимательно следя за моим выражением лица. – Максон, я все, конечно, понимаю, но все же объясни – зачем вот надо было начинать тешить свой нафиг сейчас никому не нужный депресняк? Неожиданно налетевший ветерок взъерошил волосы и приятно охладил лицо. – Потому что жизнь должна иногда строиться по законам классической драматургии, – хмыкаю. – День был не из легких, так что имею полное, глубокое человеческое право. В том числе и на небольшой, логично вытекающий из всего этого, депресняк. В конце концов, мой депресняк – что с ним хочу, то и делаю. Друг только покачал головой влево-вправо, да и следом уронил свою тушку на песок. – Знаешь, Максим, все же то, что ты сделал для Алисы – я уверена, она этого никогда не забудет, – Славя широко улыбнулась, как будто радовалась возможности поделиться со мной этой информацией. Признаться, каждый раз эта ее улыбка вводила меня на миг в состояние ступора. Что ни говори, а наша активистка была потрясающе красивой девушкой. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы избавиться от этого ощущения и продолжить разговаривать с ней как с обычным человеком. Она же ведь не виновата, что такой родилась. – Я тоже в этом уверен, – помолчав, отозвался я. Мой голос не мог передать всю искренность этого заявления. – Ну и отлично, – Славя плавным движением потрепала меня за волосы. – Ну давай, бука, улыбнись, чего в самом деле в депрессию-то впадать? Вон, какой вечер замечательный... – Вот-вот, – отстраненно замечает Дэнчик, хладнокровно убив кровососа на икре. – Так что, может, начнем потихоньку уже костер жечь? Или меня что, одного комары уже кусают? – Да я-то, – жму плечами. – Как бы совсем не против. Даже, я бы сказал, исключительно за. Но есть один нюанс... – Они только рады будут прийти уже почти на все готовенькое, – махнул рукой друг. – Просто всю их развеселую компанию Ольга Дмитриевна по дороге перехватила зачем-то. Мику с ними на кой-то хрен увязалась. И нет, я не знаю, чего вожатая их там уже столько времени теребит. – Наверное думает, что некоторым людям просто необходимо будет дважды втолковать, что в воду лучше сейчас не лезть. Ее можно понять, на ее месте я сделала бы тоже самое, – ухмыляется активистка. – И это она еще, напоминаю, не в курсе, что мы тут не просто «немного посидеть» собрались. Ага, только поздно уже пить боржоми. А я ведь склонялся к мысли, что лучше было бы все же поставить Ольгу в известность, что мы решили запечь картошку на пляже. Вероятность провести все это дело тайком была довольно-таки низкой, ибо в такой темени даже небольшой костерок наверняка будет светить как маяк в ночи. А если учесть, что инициатива была со стороны нашей активистки, так что одобрение было бы стопроцентное. Но коллегиальным решением, в том числе и, на мое удивление, Славиным, было решено тактично умолчать. – Мы… Я уже столько натворил за сегодня, костерок точно никакой погоды не сделает, – вздохнул я. – Да перестань, мы все отличились, – зачем-то решила поправить меня девушка. – Сама до сих пор не верю, что мне это даже… понравилось. Хех, а я знал, что у нее тоже есть темная сторона! Хотя, она и сама об этом, помнится, как-то говорила… Но я все равно до последнего в этом сомневался. – Я так понимаю, что теперь ты у нас готовишься занять место грозы лагеря? – спрашиваю, не удержавшись от ехидства. – Ну а то! – поддакнул Дэнчик. – Свято место пусто не бывает. – Ой, да ладно вам, – хихикнула Славя. – Может, я сейчас кого и удивлю, но мне не впервой совершать поступки, которые кому-то другому могли бы показаться предосудительными, – да, например, купаться нагишом в озере. Хотя, это было в другом цикле, может, наша Славя так и не делает. – Просто такого мне еще… У меня всегда была установка – старше, значит прав. А тут все с ног на голову перевернулось. Сначала Никита Валерьевич на меня ни за что напал, теперь вот эта вся история… Ну, что тут можно сказать – добро пожаловать в реальный мир, девочка. – И раньше, думаю, я бы искала какие-то оправдания, но… наверное, я просто устала отрицать очевидное, – закончила мысль Славя. – Что ж, солнце, я рад, что ты наконец-то пришла к таким выводам. У ошибок действительно нет возраста, – кивнул ее словам мой друг. – К тому же, не обижайся, но ты всегда придавала слишком большое значение тому, что здесь называется «дисциплиной», учитывая... эмм... некоторые детали. Да и вообще, поддержка существующих правил всегда кажется куда более мудрым, важным и высокоморальным занятием тому, кто занимает место на вершине. Для тех же, кто внизу, все выглядит несколько иначе. – Да… – по лицу Слави пробежала тень неуверенности. – Я теперь понимаю, что иногда действительно не бывает лишним… пойти наперекор. В том числе и, да, ради своего же собственного удовольствия. Знаете, ребят, если уж совсем честно – я в детстве не нахулиганилась, чего греха таить. Так что... Давайте уже жечь этот чертов костер! А после мы выпьем С2Н5ОН и на радостях-таки довзорвем наконец-то этого Генду, ага... Кажется, мы с Дэном создали чудовище... Зато нашелся повод посмеяться. Негромко и не очень весело. Но – посмеяться. А что нам, плакать, простите, что ли? Лучше уж если так. А потом слышу – голоса. И следом за ними на горизонте появляются несколько фигурок в пионерской форме. – Ну наконец-то! – всплескивает руками Дэнчик. – Мы уж думали, вас там засосало куда по дороге. – Это не мы, это все Ольга Дмитриевна, – протестующе воскликнула Ульянка. – Там просто тако-ое случилось, оборжетесь сейчас. Хм, неужели вечер перестает быть томным? – Ну, вообще я не сказала бы, что это очень смешно, – неодобрительно покосилась на девчушку Мику. – Кста-а-ати, мы как-то с родителями застряли в сугробе, когда были в Хоккайдо, в районе Китами-Сити. А там то еще захолустье, вокруг никого и даже машин не видно... – Ой, ладно тебе, Микуська, не стрекочи. Короче, прикиньте, у Воблы посреди поля колесо спустило – теперь стоит там с водителем со своим, эвакуатор ждет, – сгибаясь в три погибели сообщила Алена. – Ольга Дмитриевна просто думала, что кто-то из нас колесо ей проколол. Но мы-то все с алиби, так сказать. Кажется, карма все-таки существует. Лена промолчала, лишь только отдельные черты ее лица обозначали слабую полуулыбку. Зато я сейчас, если бы мог, улыбался бы во все тридцать два, причем крайне мстительно. Но я пока решил ничем себя не выдавать. Алиби-то было действительно у всех, да не у всех, как говорится. Правда, пока кто-нибудь самостоятельно додумается, что за неведомые силы так поднасрали Вобле под конец этого дивного дня, ситуация уже давно исчерпает сама себя. – И вообще, Кудряшка, ты чего там выступаешь, я не поняла? В бессмертные заделался? – Алиса. Это был голос Алисы. Почему-то, видя ее среди нас, я все еще не верил своим глазам. Ее ведь должны были забрать. Но мы ее отвоевали. И она осталась здесь, рядом со мной. Почему я вообще тогда так удивился? Разве я не знал, что она появится здесь? Разве не ожидал увидеть ее на пляже? Теперь, когда все осталось позади, я скучал по этой рыжей оторве даже больше, чем когда ее не было рядом. Как бы парадоксально это не звучало. – Знаете ли, Алиса Викентьевна, я, как почему-то главная жертва комаров, имею полное право, – подбоченился тем временем Дэнчик. – Просто ты у меня очень сладенький, – шепнула тому Славя, из-за чего тот покраснел так, что с его щек мог спокойно писать свои произведения Александр Грин. А я еле сдерживаюсь, чтоб не впасть в истерический смех. Да, хорошо, что этого ни Алиса, ни Ульяна не слышали. А то преследовал бы этот сладенький эпитет моего друга до конца смены. И хрен бы он от него отмылся. Хотя, он и так не отмоется. Я-то все слышал. Будем жить…***
– Алиса может остаться, – закончил Сергей Владимирович. Я испытал такое огромное облегчение, что едва не расхохотался. Внезапно я будто вновь обрел возможность дышать. Я ведь и правда допускал мысль, что больше ее не увижу. – Ура-а-а! – Ульянка оторвалась от подруги и, нанеся воздуху боксерский удар, пустилась в какое-то подобие индейских плясок, к которым не замедлила присоединиться Аленка. Взявшись за руки, они стали раскачивать друг-друга, как будто сошлись в вальсе, напевая: «Победили-победили!». – Что? – не веря своим ушам, пронзительно воскликнула Вобла. Ее лицо побелело от гнева. – Вы се… Сергей Владимирович, у меня в голове не укладывается, что Вы в самом деле собираетесь потворствовать этим детям! А тем временем я стал свидетелем занятнейшей картины – освободившаяся от младшей Алиса сорвалась с места и, наполовину прыгнув, наполовину рухнув в объятия Ольги Дмитриевны, расплакалась. Та оторопела, но крепко и как-то неловко обняла девушку в ответ. И вряд ли это случилось только потому, что вожатой просто повезло оказаться к ней сейчас ближе всех. Нет-нет, господа, Алиса сделала это целенаправленно. Потому что она видела, как Ольга, несмотря на все то, что между ними происходило, встала на ее защиту. И она оценила это. – Победили-победили! - все еще плясали Ульянка с Аленой. – Никому я не потворствую, – вежливые интонации Тихонова-старшего не очень-то вязались с холодным блеском под стеклами металлических очков. – Просто трезво оцениваю ситуацию. Мое видение решения проблемы оказалось преждевременным, сейчас я понимаю это очень отчетливо. Так что девочка остается в лагере. Вы ведь согласны с моей позицией, Никанор Иванович? И так еще высокомерно кивнул этому Щекану, что тот аж язык проглотил по началу. Думал, что так и оставит вопрос без ответа, ан нет, собрался. – Полностью согласен, – быстро-быстро закивал головой администратор. Судя по его виду, он уже ждал окончания этого собрания не меньше моего. – Победили-победили! Взгляд Воблы тяжелел с каждой секундой, казалось, еще мгновение, и что-то из мебели обязательно переломится под ним пополам. – Хорошо, – произнесла она своим самым угрожающим приторным голоском. – Очень хорошо. В конце концов, я должна радоваться, что моя бывшая подопечная настолько освоилась в приличном обществе, так ведь? – Разумеется, Любовь Марковна, – учтиво отозвался Сергей Владимирович, сведя кончики пальцев воедино. – И я очень рад, что Вы это никогда не забываете. К настоящему времени я уже уловил ритм цинизма Тихонова-старшего, и теперь мог безошибочно угадать момент его воспроизведения. Сейчас яда в словах старого КГБшника было не меньше, чем хранится у странствующего бразильского паука. – Победили-победили! – Ну все, девочки, хватит! – прикрикнула на них все еще обнимавшая Алису Ольга, хотя и сама едва сдерживала улыбку. – И вообще, первый отряд, давайте-ка уже возвращайтесь к родителям и отводите их на прощальный ужин. Покажите уже, что вы образцовые пионеры наконец-таки! Ясенева, Мартынов, под вашу ответственность! – Сделаем, Ольга Дмитриевна! – отсалютовала Славя. – Ой, а что, все, да? – опомнилась Мику. – Бунт закончился? Ну во-о-т, а я уже было думала, что мы как революционеры… – Хацуне! – прошипела Женя. – Помолчи. Пожалуйста. И первой же поспешила покинуть кабинет администратора. За ней пулей вылетел Электроник. Остальные выходили уже куда более организованно. Разве что Аленка с Ульяной, все еще держась за руки, пританцовывали. Наверное, стоило бы пойти с ними. Тем более уже никто из взрослых и не обращает на меня особого внимания, кроме, разве что, Воблы, которая теперь смотрела на меня каким-то даже изучающим взглядом. Высорогов явно твердо настроился больше не замечать меня никогда в принципе, Тихонов-старший занялся протиркой очков, Ольга Дмитриевна... Пока я соображал, то даже и не заметил, как ко мне подошла Алиса. И стоило мне снова оказаться от нее в непосредственной близости, увидеть ее глаза, как я застыл. Наверное, я должен был бы ее поцеловать, но вместо этого протянул руку к ее щеке и провел по ней большим пальцем. Нижняя губа у девушки дрожала. Когда она моргнула, по щекам у нее скатились три очередные сияющие слезинки. – Рыжуль, – произнес я совсем тихо. – Скажи что-нибудь. – Макс, – всхлипнула она, и я прижал ее к себе. – Да, кстати, молодые люди, – негромко кашлянул Сергей Владимирович, привлекая наше внимание. – Одно условие, – он помедлил, прежде чем продолжить. – Навещать вы нас будете исключительно с хорошим настроением. Ну прямо-таки само благодушие. Теперь, когда конфликт полностью улажен, строить из себя насквозь положительного персонажа – это казалось мне небольшим жульничеством с его стороны. Ладно, чего уж. Прощаю. Да и такое условие для меня приемлемо, в общем-то. Так что я только легонько киваю. А вот рыжуля по первости как-то даже растерялась. Она, конечно, поняла, что ей только что сказали нечто важное, но она словно не могла найти достаточно сил, чтобы осмыслить новую информацию. А потом в ее глазах зажглись крохотные огоньки, она даже подобралась без видимых усилий: – То есть, ты не будешь против, если я после школы сразу перееду к Максу? Но вся эта собранность все еще была маской. И столько надежды в голосе… Мы оба хотели этого больше всего. – А разве у меня могут быть какие-то возражения? – он будто удивляется. – Не в случае Максима, дорогая моя Алиса. К тому же, вы уже все за меня решили. И против этого решения даже я никак не смогу выступить. Не знаю почему, но после этих слов я вдруг почувствовал себя таким же потерянным, как рыжуля с минуту назад. Мечты обретали очертания. Забавно, как я всегда считал, моя история звучала так – жил-был мальчик, и однажды ему пришлось упасть во тьму, чтобы выжить. А на самом деле она звучала так – жил-был мальчик, и его страх сожрал его заживо. А теперь я снова обрел надежду. Я и не подозревал, что любовь бывает такой. И что она способна так действовать на людей. Век живи и век учись, товарищ ветеринарный врач. – Один момент, – опомнившись, снова поворачиваясь к девушке. – Алис, сначала ты поступаешь, и только потом мы съезжаемся. И это, извини меня, не обсуждается. Та горестно вздыхает, но все же согласно кивает, забавно надув губки. – Очень правильное уточнение, – подчеркнуто уважительно говорит Тихонов-старший. – Выпускной класс на носу, учеба должна быть на первом месте. А с институтом я вопрос, если что, решу, так что поступит, никуда не денется. Тем более, у меня как раз есть пара выходов на МХТИ… Впрочем, сейчас еще рано об этом рассуждать. Так что предлагаю последовать примеру ваших товарищей и отправиться в столовую, посидеть в узком семейном кругу. Ольга Дмитриевна, Любовь Марковна, не желаете к нам присоединиться? Алиса стремительно выпучила глаза. Да я и сам немного прифигел. Это сейчас шутка что ли такая была? Не, я понимаю логику Сергея Владимировича, но… Серьёзно? Мда, вот уж беда-бедовая. – Нет-нет, благодарю Вас, – улыбка хоть и вернулась на лицо Воблы, но зубы оставались крепко стиснутыми, так что эту фразу она произнесла слегка невнятно. – Я и так здесь… задержалась. К тому же, меня уже давно ждет Борис Карлович, так что… – И все же я вынужден настаивать, – вежливо повторил Тихонов-старший. – Дорога-то до лагеря не близкая, наверняка устали. Да и Борису Карловичу не помешало бы слегка подкрепиться… Вобла растерялась от такой нарочитой вежливости, не сводя глаз с Сергея Владимировича, который продолжал благожелательно улыбаться. – Впрочем, думаю, что Вы правы, – говорит шепотом, разнесшимся по всему кабинету. – Схожу за ним, обрадую. Не прощаемся. Скользнув взглядом по нам с Алисой, будто мы были частью интерьера, Вобла так же покинула стены этой распрекрасной комнаты, держа спину очень прямо и высоко задрав голову. Я уже не видел выражение ее лица, но воображение услужливо дорисовало эту картину. И там на нем были потрясение, смятение и замешательство одновременно. – И зачем? – рыжая отпрянула и тут же накинулась на приемного отца, справедливо разозлившись с перспектив ужина с бывшей воспитательницей. Ее руки были судорожно прижаты к бокам. Я, конечно, мог бы сейчас одним единственным словом или движением ее успокоить. И она бы меня послушала. Но не хотел, честно говоря. Пусть выскажется. – После всего, что она наговорила мне, Максу... – Понимаешь, Алис, – спокойно перебил ее Сергей Владимирович, пожав узкими, но сильными плечами, которым немного тесно под этим аккуратным серым пиджаком. – Вежливость – это довольно полезный инструмент. Даже если человек тебе неприятен, то вежливое общение с ним на подсознательном уровне ставит тебя выше, а еще она очень хорошо может сбить его с толку любого. К тому же, вежливость всегда гарантирует полный контроль над ситуацией. Или я не прав, Максим? В воздухе снова повисло напряжение, точно провода, туго натянутые между нами. Мне хотелось задать Тихонову-старшему вопрос, почему он все это делает. Зачем снова сейчас продолжать свои эти игрища, даже если они и несут какой-то положительный момент за собой? Или это уже просто образ жизни? Но на самом деле не так уж это было важно потому что я понимал – он прав. Мне и самому такие типчики попадались, с которыми я, простите великодушно, и срать бы не сел на одном огороде. Но приходилось терпеть сугубо во имя высшей цели. И даже улыбаться... Я подошел к Алисе и положил руку ей на плечо. Это не было каким-то покровительственным жестом, просто знак близости и поддержки. – Манеры – лицо мужчины, – процитировал я «Кингсман». Сам фильм почти не помню, но эта конкретная фраза намертво в мозгу засела. – Алис, Сергей Владимирович сейчас дело говорит. Мы должны живым примером показать Марковне, что нам все равно на то, что она наговорила. Рыжая так долго молчала, что я начал сомневаться, произнес ли свою речь вслух вообще. Потом она все-таки пробубнила: – Ладно. Но я не в восторге. – Это не смертельно, – усмехается уголками губ Сергей Владимирович. – Ольга Дмитриевна, я, кстати, так и не услышал Вашего ответа. – С удовольствием бы, но, раз уж я здесь, то было бы не лишним обмолвиться парой слов с Никанором Ивановичем, – как-то поспешно произнесла вожатая. – В частности по поводу некоторых организационных моментов, у нас же Зарница через два дня. Завтра хотелось бы уже начать подготовку. – Понимаю, – цокнул языком Тихонов-старший. – Что ж, не будем мешать. И быстро идет к двери, даже не пытаясь ускорить как-то нас с Алисой. Впрочем, мы и не больно-то хотели сейчас его компанию. – Ну что, снова вышли сухими из воды? – подвел итоги я всего этого безумия. – Да, – неуверенно протянула Алиса. – Спасибо тебе… За все. Я… – Забей, – улыбнулся я, смотря, как щеки Алисы приобретают все новый и новый оттенок красного. – Я не мог поступить иначе, ты же понимаешь. Я же ведь… Те самые слова уже почти сорвались с языка, но… Я порой и сам не понимал, почему я продолжаю тянуть с этим, хоть убейте. Столько всего уже пережито, сказано сделано… А я боюсь в лицо три слова сказать. Стыдно и даже немного горько. Слава богу, что Алиса правильно расценила мое молчание. И отреагировала даже лучше, чем я мог представить: – Я тебя тоже. И снова озарилась хитрющей улыбкой. Мое сердце перестало биться, а голову срочно захотелось размозжить об какой-нибудь угол. Нужно было менять тему. Срочно. – Слушай, а Борис Карлович это муж ее что ли? – спрашиваю неуверенно. Как-то казалось, что Вобла уже смирилась с неминуемым статусом старой девы. А тут мужчина какой-то. – Шутишь? – прыснула рыжая. – Покажи мне сумасшедшего, который на это бы позарился… Охранник это из «Юности». Который ее периодически возит туда-сюда по всяким делам. Вообще его даже жалко, он так-то дядькой нормальным всегда казался. История, достойная анекдота, – меня еще не удочерили, Вобла себе машину купила, «восьмерку» какого-то типа вишневого цвета, очень этим фактом гордилась, номер себе через кого-то даже добыла со своими инициалами. А водить, прикинь, так и не научилась. Вот и мучает Карлыча. Мда, тот случай, когда понты дороже здравого смысла. «И не впадлу этому Борису Карловичу-то», – думаю. И ведь она же ему не начальница, если я в этой их иерархии что-то понимаю. Да и вряд ли просто же из добрых побуждений в помощи ближнему своему взрослый мужик станет свое время тратить на такую чепуху. Эх, бывают же на свете непуганые извращенцы. С другой стороны – любовь зла, полюбишь и… А вот озвучивать мне сию мысль почему-то не захотелось. Не то настроение. Тем более уже и горн прозвенел. А когда я ем – я глух и нем. В столовой произошли небольшие изменения с момента моего последнего посещения данного заведения – столы были сдвинуты таким образом, чтобы каждая семья без проблем могла сформировать свой отдельный уголок. Причем на всех места явно не хватало. Хотя вряд ли здесь собрались все, кто присутствовал сегодня в лагере. Наверняка кто-то решил посидеть в более уединенной обстановке. Я было двинулся за подносом, но рука Алисы мягко меня остановила: – Поверь, если они расстарались так же, как в прошлом году, то местная стряпня сейчас будет банально без надобности, – сообщила девушка, хмуря брови от какой-то неловкости. Ну, ладно… Я и не против. Сам на домашнее напрашивался по утру. Тихоновы хоть и расположились подальше от входа, но фиолетоволосую шевелюру Лены я распознал сразу. Подходим к столу, а там – мама моя дорогая! Про всякие заграничные сладости я уж промолчу, этому-то я ни капли не удивился, зато никак не могу не упомянуть соленья, баклажаны с чесноком, голубцы и, наконец, венец творенья – мясо. Причем настоящая парная шейка, промаринованная в собственном соку с луком. Обалдеть можно. – Ну что вы встали, как не родные, присаживайтесь, – махнул рукой Сергей Владимирович, всяко увидев на моем лице бурю чувств и сомнений. Благодарно кивнув, я сел на одно из двух свободных мест возле Алены и аккурат напротив Жанны Леонидовны. Трудно было не заметить, как она не сводит с меня глаз. Ладно, не обращаем внимания. Улыбнувшись для приличия, я потянулся за тарелкой с шейкой. – Мама, – заметила это и Аленка. – Мама! Прием! – Ох, я извиняюсь, – вернулась в реальность женщина. – У тебя, Максим, просто такая интересная форма лица… У тебя в роду, случайно, итальянцев не было? Я с удивлением уставился на нее: – Да, вроде, не примелькались… Дедушка по маминой линии разве что из Туркмении, а так все русские. – Ясно. Не обращай внимания, просто у меня сейчас жестокий творческий кризис, видел, наверное, то недоразумение, которое сейчас висит у Никанора Ивановича. А с такой интересной формой лица, как у тебя, можно написать потрясающий этюд. – она застенчиво засмеялась. – Не здесь, разумеется, а потом, ты ведь еще собираешься к нам в гости приехать в конце лета? Сережа просто обмолвился о чем-то таком. Ну нихрена себе… Наверное, именно так в осадок и выпадают. Краем глаза заметил, что Алису мое офигевшее выражение лица изрядно повеселило. – А как по мне, то та Ваша картина очень даже ничего, – брякнул я вместо ответа. – Ох, нет, она ужасна, – смутилась Жанна Леонидовна. – Я поэтому с такой легкостью с ней и попрощалась. Обычно, я не дарю свои картины. – У Макса бабушка тоже художница, – пожала плечами Лена. Ну надо же, запомнила. Я думал, что она в тот момент, когда я ей об этом рассказывал, меня вообще не слушала. – Так что к его мнению стоит прислушаться, он ведь тоже имеет отношение к искусству. Хоть и косвенное. – Ну, я почему-то не удивлена, – улыбнулась Жанна Леонидовна кукольной улыбкой. – Лена мне льстит, – покачал головой я. – Касательно живописи я полнейший дилетант. Хотя, мне иногда кажется, что именно с такой колокольни оценка любой картины получается самой… честной. Потому что упор идет на эмоции. К нашему столику кто-то еще приближался. Двое. В горле слегка запершило, чуть-чуть, самую малость. Алиса скрипнула зубами и поспешно отвернулась, стараясь делать вид, что не замечает гостей. – Еще раз хотела бы сказать спасибо за оказанную честь, Сергей Владимирович. На губах Воблы играла отвратительная самодовольная усмешка. Компанию ей составлял полноватый мужичок с лихорадочно бегающими глазками и какой-то рассеянной улыбкой. И, пусть Алиса и говорила, что Борис Карлович вроде неплохой дядька, но мне он почему-то сразу, что называется, «не показался». Эх, что-то в домик захотелось. Книжку почитать. Ага, уже бегу. Сижу, вилкой голубцы ковыряю. А на душе – самая настоящая паника. Как бы снова это не переросло во что-то эдакое... – Полноте Вам, Любовь Марковна. Борис Карлович, – кивнул новоприбывшему Сергей Владимирович. – А мы как раз живопись обсуждали. А Вы любите живопись? Вобла на секунду прикрыла глаза, потом опять открыла их и, как ни в чем не бывало, потянулась к тарелке с баклажанами. – Очень, – сипит. – Особенно художника Нестерова. Знаете, была несколько раз в Третьяковской галерее – очень подолгу на некоторые картины смотрела, оторваться не могла. – Какой высокодуховный человек среди нас сидит, – зачем-то высказалась Аленка, за что тут же получила порцию сердитых взглядов от родителей. В том числе и от меня. И, кажется, на нее мой взгляд подействовал куда больше. Зато с лица Воблы наконец-то исчезла улыбочка. Причем так быстро, будто выключили лампочку. – Алена просто далека от всего этого, – постаралась перевести все в шутку Жанна Леонидовна. – Ну или просто, как и я, терпеть не может фальшь, – сквозь зубы пробормотала Алиса. Твою мать. Ладно, должен признать, она очень хорошо держалась. Ну и, строго говоря, ничего прям уж оскорбительно она не сказала. – Кстати, Сергей Владимирович, – неужто Вобла это проглотила? – По поводу ваших слов о поступлении Двачевской в высшее учебное заведение – могу ли я вставить одно крошечное замечание? – Думаю, что можете, – тот сделал крайне заинтересованный вид. Ладно, может все и... – Меня всего лишь интересует, достаточно ли у Двачевской профильных знаний, чтобы обучаться в МХТИ? На моей памяти она всегда демонстрировала очень низкий уровень знаний… ...обойдется. – Компетентность преподавателя химии в школе, где обучаются девочки, не вызывает сомнений, – мягко ответил Сергей Владимирович. – И он всегда отзывался об Алисе, как о крайне способной ученице. Так что я уверен, что обучаться она будет с полной отдачей. – Замечательно, – выдавила Вобла. – В таком случае, остается только пожелать ей удачи. Хорошо, что Вы обязались ей помочь. А то при поступлении могут и поинтересоваться уголовным прошлым… Алиса резко поднялась, прервав бывшую воспитательницу. Стол при этом беспомощно покачнулся. И пусть ее лицо оставалось подчеркнуто-бесстрастным, но нетрудно было догадаться, что ничего хорошего за этим скачком не последует. Тихонов-старший, гляжу, как-то на это отреагировать не торопится. Делает вид, что в окно смотрит. Но на самом деле следит за ситуацией очень внимательно. Как следил, собственно, и я. Но только не реагировать как-то не очень получается. Алиса сейчас, честно говоря, больше всего была похожа на ощерившуюся овчарку. Злобную, жестокую, но все-таки пока что управляемую. Так что пока еще не поздно вмешаться… – Хорошо, что у нас в семье нет никого с таким прошлым, – ледяным тоном произнесла Лена. Взгляд ее зеленых глаз в мгновение заставил Воблу замереть с открытым ртом. Даже Алиса в ту же секунду безмолвно села на свое место, уткнувшись взглядом в кафельный пол и начав потирать веки, как будто что-то попало ей в глаз. Глядя сейчас на Лену, у меня промелькнула мысль, что эта девушка может быть действительно опасна, если этого потребует ситуация. «Обернитесь, и вы увидите, какие страшные вещи может сотворить ревность!» – содрогнувшись, вспомнил я оскал Пионера и последовавшую за ним картину. И то, что, по словам Дэнчика, альтернативная версия нашей фиолетоволосой красавицы на него с ножом набросилась… Конечно, все это наверняка было подстроено этим вечно ржущим недоумком, но мысли определенного толка, как ни крути, но закрадывались. Неужто и правда чертей в этой душе не меньше, чем у меня или рыжули? Причем таких, что наши при виде этих монстров разбегутся с истеричными воплями? – Как скажете, юная леди, – вышла из оцепенения Вобла. За столом воцарилась длительная тишина, нарушаемая повсеместным звоном посуды и размытыми разговорами других детей с родителями. Обстановка вроде как разрядилась, но тут ключевое слово было «вроде». Я нутром чувствовал, как все три пионерки находятся в напряжении. Да у меня и самого наружу рвалось желание сказать и сделать что-то дерзкое. Нет, все же зря это Тихонов-старший затеял. Девочки-подростки еще к такому пониманию жизни банально не готовы… Мое внимание привлекло копошение на выходе из столовой. Там оживленно переругивались Дронов с дружком. Продолжалось сие действо ровно до той поры, пока к ним не подлетела вожатая Маша и не дала обоим по ушам. Понурив головы, парни поплелись на улицу. А у меня, глядя на них, созрел план небольшого злодейства. Ну, как небольшого… По меркам того, что я мог бы сделать, будь у меня развязаны руки. Ибо можно сколько угодно говорить о вежливости и всепрощении, но… Уж очень мне хотелось отомстить этой старой крысе. Заслужила. Так, что у нас тут по сладостям из недружественного Запада? Ага, сникерсы. Все равно парням обещал подгон сделать. А они обещали мне за это отработать. – Я возьму пару? – стрельнул я глазами в сторону батончиков. – Да, конечно, – пожал плечами Сергей Владимирович. – Спасибо большое, – улыбнулся я и, отправив в рот остатки шейки, не торопясь поднялся из-за стола. – Я… на крылечко выйду. Душно как-то стало. Спасибо большое за стол. – Да на здоровье, Максим, – хихикнула Жанна Леонидовна. Кажется, эдакий флирт со мной ее изрядно забавлял. – Мы и сами уже думали потихоньку собираться. Не сидеть же здесь до глубокой ночи? Деликатно улыбнувшись, я, еще раз поблагодарив за ужин, ускоренным шагом рванул к выходу, надеясь, что эти двое из ларца все еще в пределах видимости. Если нет, то… Что ж, не судьба. Однако сила хаоса, видимо, была в этот вечер на моей стороне. Молодые люди активно продолжали свою перебранку на крыльце. В чем был предмет их спора меня не особо волновало, мне от них нужно было совсем другое. – Эй, господа, – кивнул я им. – Ну-ка плывите сюда. Для пущей убедительности я сразу им продемонстрировал добытые шоколадки. Глаза у мелких сразу засветились, так что повторного приглашения не потребовалось. – Не-не, – хмыкнул я, когда Дронов уже протянул руку. – Я же говорил, что вы мне это отработаете. Батончики эти я вам по любому дам, конечно, я свое слово держу, но за это вы кое-что сделаете. Сразу вопрос – у вас шило есть? – Смотря где, – хихикнул дружок Дронова. Вот хоть убейте, никак его имя вспомнить не мог. Вот что значит – аномическая афазия. А шутка, кстати, довольно плоская. Понял это и сам Дронов, сильно пихнув товарища в бочину. – Найдется, – кивает. – А нафига? – Значит так, – оскалился я. – На стоянке стоит вишневого цвета «восьмерка». Номеров точно не знаю, но две буквы – «Л» и «М». Догадываетесь, чего я от вас хочу? На лицах парней медленно расцвели улыбки. – Колеса почикать надо? – воодушевился Дронов. – Именно, – широко ухмыльнулся я. – Но только одно. И чтоб все по-тихому сделали. – Не учи ученых, товарищ, – деловито кашлянул второй. Андрюха, во! – Не хотелось бы лишнего членовредительства, – пояснил я. – Владелица этой машины – редкостная тварюга, но все равно не хочу, чтобы кто-то пострадал. Так что только одно, обмороки. Да, и если по каким-то причинам машин с указанными мною признаками будет две или больше – ничего не делайте. Вообще. В принципе. И не дай вам боже еще кому-то «колесо почикать». Узнаю – прибью обоих. Ферштейн? Парни переглянулись. – А? – переспросил Андрюха. – Бэ, – фыркнул я, небрежно всовывая им сникерсы. – Надеюсь все понятно. Дуйте. Зловеще улыбаясь, парочка пулей усвистела в сторону ворот. А я, прислонившись к стенке, остался довольствоваться чувством какого-то внутреннего успокоения. Есть еще порох в пороховницах. И ягоды в ягодицах. Так что еще повоюем. А родительский день медленно, но верно, заканчивался. Со стороны домиков уже не торопясь шли по направлению к воротам группки людей. Те, которые не стали ужинать в столовой. Да и из здания уже потихоньку народ выходил. – Макс, не скучай! – радостно машет мне рукой Ульянка и показывает язык. Я ей улыбаюсь в ответ, вежливо киваю ее дедушке с мамой, а сам продолжаю стоять в ожидании. Но только уже совсем в другом, куда более правильном расположении духа. Неуемная позитивная энергия рыжей-младшей каким-то таинственным образом передалась и мне за такой короткий промежуток времени. Что меня очень даже порадовало, состояния беззаботности мне в последнее время очень сильно не хватало. Приезжайте в пионерские лагеря, отдыхайте душой и телом, ага… Вскоре показалась на редкость молчаливая Алиса, заставив меня пожалеть о том, что я оставил ее без моей поддержки. Я подошел к ней и взял за руку. Девушка еле слышно вздохнула и закрыла глаза. Разговор как-то не клеился, так что я уже начинал немного беспокоиться, но тут она произнесла: – Тоже решила пораньше свалить. Не могу уже эту харю видеть. – Думай о том, что это, скорее всего, был последний раз, – мне и самому хотелось, чтобы это было правдой. – Ибо вряд ли она теперь продолжит как-то пытаться испортить тебе жизнь. А если и попытается – то ты дай мне знать. Приеду к тебе из любой точки нашей необъятной Родины. Алиса благодарно улыбнулась. А за ее спиной, тем временем, возник Дэнчик. Вид у него был взъерошенный и самую малость уставший. Хотя с чего вдруг, понятия не имею. Он-то, небось, все это время в дружелюбной компании провел, да жизни радовался. Это я тут дерьмо возил. Причем тоннами. Тут же следом появилась и Славя, с широкой улыбкой глядя на нас: – Ну что, ребят, готовы снова немножечко нарушить все возможные правила нашего лагеря? Все мысли немедленно вылетели у меня из головы. Слышать такие слова от нее, причем сказанные без иронии, было… странно. – Кто ты и что ты сделала со Славей? – спрашиваю, изогнув бровь. – Ну, надо же как-то отпраздновать спасение Алисы, – отвечает тоном заговорщика. – Хотя Никанор Иванович и не мог решить как-то по-другому. Но все равно. – Потому что он там ничего и не решал, – буркнул я. – Тебе, Славка, надо было Ульке это втолдычить, – хмыкает рыжая, не обратив внимания на мою поправку. – А то она уж слишком расчувствовалась. Ладно, не суть. Что ты там говорила про нарушения правил? – Да я вот подумала, почему бы вечерком на пляже тайком не запечь картошку? – говорила она это с таким огоньком в глазах, будто действительно замыслила что-то из ряда вон. Ну-ну. Поговорим, когда до райцентра и обратно смотаешься посреди дня, милая. – Всем отрядом. Ну или тем, кто согласится. Не думаю, что та же Женя с удовольствием на это подпишется. – Ну а чего бы нет, я за, – жмет плечами Алиса. – Ульянка сто процентов согласится. Микуську тоже не проблема будет сагитировать, она ведь об этом уже как несколько дней мечтает. Ленка с Аленой тоже верняк будут не против. Да и, думаю, не нужен нам больше никто. Ну, реально. – Ну да, верно… – протянула Славя. – Единственное, я все же скажу Ольге Дмитриевне, что мы, якобы, просто на пляже посидим. Думаю, что если она будет думать, что все происходит под моей ответственностью, то не нагрянет к нам внезапно с проверкой. Черт, плохая идея, жопой чую. – Может, все-таки стоит, ну, попробовать ее как-то аккуратно поставить в известность? – аккуратно высказался я. – Подумаешь, небольшой костерок… – Родной мой, не порть кайф, – закатила глаза Алиса. – В Славке только проснулось чувство прекрасного, я не позволю это спугнуть. Кудряшка, ты же на нашей стороне? – Я за любой кипишь, кроме голодовки, – подмигнул ей друг. Безнадежно. Выхода у меня нет, придется идти на дно с этим кораблем. – Тогда договорились, – просияла активистка. – Так, все, мои идут, увидимся! Денис, пошли! Тот кивает и делает такое сложносочиненное выражение лица, что я даже не понимаю, чего мне больше хочется, плакать или смеяться, на него глядючи. А там уже и белокурая гвардия не замедлила появиться. Слава, проходя мимо, задорно кивнул мне. – Ты когда это успел познакомиться с Ясеневыми? – шепотом спросила у меня Алиса, захлопав глазами от удивления. – Это прямое доказательство того, что мир тесен, – отвечаю я без особой охоты. – Вместе на Олимпиаде были по биологии. Сам не ожидал такой встречи, честно говоря. – Олимпиада, значит, – чуть прищурившись, хмыкнула рыжая. – Эх, а ведь когда-то всерьез думала, что никогда не буду иметь дел с ботаниками. – Скажешь тоже, «ботаник», – скривился я. – Не, ну есть немного. Просто я самую малость необычный. – Это я уже давно заметила, – Алиса прижалась ко мне и легонько поцеловала. Наконец-то показались и Тихоновы с компанией. А, стало быть, осталось только прогуляться с ними за компанию до ворот и наконец-то попрощаться. Интересно, о чем сейчас думает Сергей Владимирович? Наверное, что на его долю выпал довольно странный день. Я же прекрасно понимал, что столкнулся с самым опасным человеком в своей жизни. И смог с достоинством вынести удар. Есть чем гордиться. Ой, все, ну его в жопу. Если повезет, то еще наговоримся. Или наоборот, не повезет… По дороге мимо нас пробежали двое парнишек, один из которых почти незаметно показал мне большой палец. Никто на это не обратил внимания. И это было хорошо. Очень даже хорошо. А за воротами пионеры прощались с родителями. Отцы трепали своих чад за волосы, а мамы крепко обнимали, прижавшись щекой к щеке, как будто боялись никогда больше их не увидеть. Было в этом что-то… Очень милое. Я начал очень скучать по своим родителям. Мне очень хотелось с кем-нибудь этим поделиться. Но, кроме Дэнчика, меня тут вряд ли кто поймет. Впрочем, его будет более чем достаточно. – Ну что ж, Максим, рада была познакомиться, – заулыбалась Жанна Леонидовна. – Очень ждем тебя в гости! И не забудь про наш этюд! – Не забуду, – киваю, чуть порозовев щеками. – Я тоже рад был познакомиться, Жанна Леонидовна! Со стороны казалось, будто Вобла старалась уехать незамеченной. Довольно скудно попрощавшись с Тихоновыми, гордым шагом направилась к своей машине, не удостоив нас с Алисой даже взгляда. Ну и скатертью дорожка. А она предстоит веселая, хех. Я уже вознамерился как можно скорее попрощаться с Сергеем Владимировичем и забыть это все как страшный сон, но тот сам, неожиданно, отводит меня в сторону. Скулы его неожиданно отвердели и казались почти каменными. – Просто еще раз уточню – все то, что ты сказал в кабинете Высорогова, это точно твой осознанный выбор, Максим? – Вполне, – хмыкнул в ответ я. – И ты отдаешь себе отчет, на какой путь вступаешь? Я пытаюсь несколько раз глубоко вздохнуть. Просто почувствовал неожиданную злость. Все же эти слегка снисходительные интонации… Я ведь уже грозился, что первым с таким отношением ко мне он не станет. И это обещание самому себе я выполню. – Слушайте, дядь Сереж, может уже хватит? Не считайте людей хуже и глупее себя, пожалуйста. Какими бы они ни были. И это я говорю, какой кошмар. Образец меня еще недельной давности послал бы меня куда подальше. А старый КГБшник сначала долго смотрел немигающим взглядом в какую-то одному ему известную точку, потом резко вскинул глаза на меня. – Извини, Максим. Не поверишь, растерялся немного… И затем протянул мне свою загорелую руку. Я кривовато улыбаюсь и проделываю ту же самую незамысловатую операцию. Ладонь у него оказалась сухой, тонкой и твердой. В этот момент мы смотрим друг другу в глаза. Тяжело смотрим. По-настоящему. А потом он обнимается по очереди с каждой из девочек, берет жену под руку и отчисляется в сторону своего «Линкольна». Бережно усадив ее на переднее сиденье, на секунду оборачивается, еще раз смерив взглядом нас, четверых провожавших их пионеров. Хмыкает каким-то своим мыслям и садится за руль. Теперь точно все. – Господи… – вздыхаю я, схватившись за голову, когда «Линкольн» уже отъехал на приличное расстояние. – Он тут точно не поможет, – ухмыляется Аленка в ответ на мои стенания. – Да я уж понял… – ладно, все, забыли. Нечего больше на всем этом внимание заострять. – Что, девчат, кто хочет печеной картошки? – Печеной картошки? Откуда? – переспросила Лена. – Да тут у Слави идея появилась… А вон и они с Дэном, кстати говоря. Сейчас посвятим вас в наш коварный план. Как и ожидалось, против намеченного мероприятия возражений ни у кого не нашлось. Оставалось только отыскать Ульянку с Мику, да картошки с солью в столовой надыбать. Сие вызвались делать Дэнчик со Славей. Еще и меня подрядить хотели в помощь. Не, я так-то был не против, вот только такое ощущение щемящее навалилось, что захотелось либо напиться, либо – пулю в висок. А это, дорогие мои, совсем не крутая история. Мозги мне проветрить надо. Вдали ото всех. Может хоть в себя немного приду, после всего этого дурдома. – Дэн, – мямлю. – Мне, конечно, неудобно, но я хотел бы немного, ну, в одиночестве побыть. Вы без меня справитесь? – Да без проблем, – жмет плечами. – Что, дружище, очередная порция вечерних рефлексий? – Типа того… Ну так чего, это… – Да иди, – ржет. – А то еще посмотрит повариха на физиономию твою кислую, не даст нам ничего. – Макс, – как-то неуверенно вставляет Алиса. – Может мне с тобой сходить? Я коснулся ладонью ее щеки: – Солнце мое, это… Поверь, это то, что я больше всего хотел услышать… И тем не менее, наверное, не стоит. Мне правда надо в одиночестве немного побыть, а то эта хрень нас обоих еще больше загрузит. Девушка ничего не ответила, но я чувствовал, как она переваривает то, что я сказал, раскладывает все по полочкам у себя в голове. – Да, наверное, ты прав. Тогда не скучай. Я улыбнулся своей рыжей красавице, и сразу же ушел в себя, медленно зашагав на территорию лагеря, оставив друзей обсуждать детали. У ворот только обернулся. И увидел, как Алиса вместе с Леной провожают меня взглядом. И даже головы у них почему-то при этом наклонены в одну и ту же сторону. Действительно, сестрички.***
Так все и было. И теперь мы сидим на пляже, окутанные атмосферой семейного пикника, вокруг небольшого уже прогоревшего костерка, в нем потихоньку запекаются десяток картошин, завернутых в принесенную Леной фольгу, лишь иногда в темноту летят небольшие искорки от углей. Фиолетоволосая вообще подготовленной оказалась. И фольга при ней была, и спрей от комаров, даже ножик нашелся в закромах. Снабдил ее Сергей Владимирович по полной программе. – Да уж, ну и дела, – Дэнчик одной рукой поправил свои кудряхи, вторая у него была занята палкой, которой он теребил клубни. – Сводные сестры, значит. А я-то думал, какое отношение ко всей этой катавасии имеет Ленкин батя. Алиса решилась рассказать всем правду. Разумеется, не со всеми подробностями. В общих чертах, как когда-то рассказала Ульяне. Все равно что-то недоговаривать уже смысла не было. – Алисонька, ты такая умничка, что поделилась! – заулыбалась Мику. – Правда-правда! Я-то знаю, когда в себе что-то долго держишь, то очень тяжело на душе становится. А выговоришься – и сразу легче. Не зря у нас в Японии говорят: «Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься». – Спасибо, Микусь, – неловко улыбнулась рыжая. – Это действительно тяжело, не иметь возможности выговориться, – прошептала Славя, держа руки на коленках. Все то время, пока Алиса рассказывала свою историю, она молчала. Периодически поглядывая в ее сторону, я видел, что девушке явно не по себе. – Слушай, Алис, я… Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок, как писал Есенин. Я была к тебе несправедлива. – Да ладно тебе, – помолчав, ответила Алиса. Смотрела она куда угодно, но только не в глаза активистке. – Я серьезно. – Я тоже… Я не воспринимала тебя иначе, как любительницу в чужом белье поковыряться. Это тоже было… поверхностно. Так что и я хороша. – Ну так что, мир? – протянула ей ладошку Славя. – Мир, – кивает Алиса, поддерживая ее жест. – Тем более, наши кавалеры нам не простят, если мы продолжим собачиться. – Знаешь, брат, по-моему, это успех, – захихикал я. – Определенно, – кивнул тот. – Бегать между вами, конечно, было весело, но жить в мире, чувствую, будет еще веселее. – О, это можно будет проверить на практике, – и снова этот хулиганский огонек в глазах активистки. Меня уже это начинает пугать. – Я, конечно, понимаю, что седьмое июля давно прошло, но… Как насчет немного отдохнуть душой? Все застыли, глядя на блондинку, крайне заинтересованные тем, что могут услышать в дальнейшем. – Ты о чем, Славка? – спрашивает у нее рыжая-младшая. – Ну, есть такой праздник у восточных славян – Иван Купала. Его обычно отмечают в ночь с шестого на седьмое июля, но мы могли бы сегодня немного нарушить традиции. Думаю, что было бы здорово провести время вместе таким образом. – А что там надо делать? – девчушка определенно воодушевилась. – Да ничего такого – прыжки через костер, песни, ночные купания. Гадания. – Кру-у-то, – заулыбалась Ульянка. – Лиска, идем? Идем же? – Идем, идем, – потрепала та ее за косы. – Вечный двигатель ты мой. Да уж. Ну и завертелась история. В языческих песноплясках мне еще принимать участия не доводилось. С другой стороны, а почему нет? Сходить с ума – так на все деньги. Когда еще у меня будет время на такую беззаботность? Яркие, запоминающиеся моменты, совсем как когда я был настоящим подростком. – А как-нибудь в другой раз если? – зевнула Аленка. – Я просто реально устала, не знаю, хватит ли меня еще на ночь. – Потом времени не будет, – с сожалением ответила Славя. – Тем более, надо будет подготавливаться к Зарнице. – Ай, ладно, – махнула рукой девушка. – Переживу. Ленка, твое мнение? – Я, пожалуй, тоже воздержусь, – коротко улыбнулась та. – Микуська, а ты? – спросила у полуяпонки Алиса. – Ой, ну не знаю даже, – призадумалась девушка. – Я бы, конечно, хотела, но… Не знаю, правда. Я не могу так сходу решить. Это ж мы за территорию пойдем, правильно? – Ага, – кивнула Славя. – Ночью. Часа так в три. – О-о-ой, – у полуяпонки аж глаза расширились. – Не, я посплю лучше. У нас завтра первая репетиция группой. Мне, как руководителю, нужно быть с формой. В смысле… в форме, да. Кста-а-ати, Алисонька, а ты сама не будешь как вареная мушка? – Я тебя умоляю, – фыркает. – Я с гитарой справлюсь даже во сне. За меня не волнуйся. – Что ж, получается, мы впятером будем, – заключила Славя. – Отлично. В три часа тогда встречаемся у дырки в заборе. – Заметано, золотой, – подмигнул ей Дэнчик. – Ну что, господа, еще минуть пять и готово. Алис, Мику, а давайте пока сыграем что-нибудь тихонько? Ну так чтобы для души… – Да давно уже так-то пора было, – Алиса тут же потянулась за гитарой. – А то чего, зря я ее перла, что ли… Я почувствовал бесконечное счастье, когда она снова заиграла. «Пой же, пой. На проклятой гитаре, пальцы пляшут твои вполукруг…». Ну, если мы уж так ненавязчиво Есенина вспомнили.Я пытался уйти от любви, Я брал острую бритву и правил себя. Я укрылся в подвале, я резал Кожаные ремни, стянувшие слабую грудь.
Наутилус… Оставалось только слушать и подпевать. Гитара, наши слившиеся голоса, чьи-то более, чьи-то менее уверенные. Легкий дымок от прогоревшего костра.Твое имя давно стало другим, Глаза навсегда потеряли свой цвет. Пьяный врач мне сказал – тебя больше нет, Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел.
Последний аккорд, и все, как оборвало. Даже как-то и сразу жаль стало, что уже допели. И как-то очень по-детски обидно. Зато картошка испеклась, даже и не заметили, как время пролетело. Мы с Дэном принялись ее выуживать, аккуратно, ножичком, стараясь не обжечь себе чего-нибудь ненароком. – Мне почистить картошку для тебя? – спросил я у Алисы. – Не знаю, – сделала вид, что задумалась девушка. – А ты умеешь? Вот ведь лисья морда. – Так почистить или нет? – Не, ну если настаиваешь… – сверкнула ехидными глазами рыжая. Все было очень тихо, радостно и очень-очень спокойно и естественно. Вот, к примеру, обратил ли бы я в какой другой ситуации внимание на то, как много звезд над головой и как прекрасно встречать эту ночь в компании друзей? Вряд ли бы, думаю. А сейчас я это отлично понимаю, и мне от этого хорошо. – Кстати, Лиска, – прожевывает картошку Дэнчик. – Ты меня сейчас только не убивай, вопрос у меня к тебе. – Ну-ка, – тут же принимает воинственный вид девушка. – Допустим, я постараюсь. – А чего ты так бесишься-то, когда тебя, ну… Сама знаешь, как называют? Я внимательно смотрю ей в глаза, в которых очень даже отчетливо видна веселая боевая злость. А потом она неожиданно рассмеялась: – Да это… Идиотская история. Я в новую школу когда перевелась, то последние буквы моей фамилии в журнале плохо прописалась. Прям совсем. Классуха заморачиваться не стала, взяла, да и сказанула – Алиса Дваче. Всех это почему-то очень сильно повеселило. И будто я, блин, в школе с этим недостаточно намучилась, Федя кибернетикам на кой-то черт об этом это рассказал в прошлом году, сын полка хренов. А дальше стараниями Сыроежкина об этом уже узнал весь лагерь. И вот как думаешь, какая у меня должна быть реакция? Я Дэнчика в бок ткнул, слышал, мол? Он кивает – слышал. – Кудрях, я надеюсь, у тебя хватит ума больше эту тему не поднимать? – щурится Алиса. – Конечно, – отвечает тот предельно честным тоном. – Ну Денис! – вскидывается обиженно. – Славка, ну-ка вправь мозги своему прынцу. А то он чего-то в натуре себя бессмертным почувствовал. Соскучился, видать, по ведру холодной воды за шиворот. – Да не будет он, не будет, – заботливо проворковала активистка, облокотившись на его плечо. – Он знает, что не стоит заставлять меня смотреть на него осуждающе. – Ага, – тянет. – Хватило мне с лихвой позавчерашних событий. Нафиг-нафиг. – Ребят, а давайте вообще не будем ругаться больше? – улыбнулась Мику, сладко потянувшись. – Поругаться-то проще простого. А вот так вот сидеть всем вместе, картошку кушать, вечером наслаждаться с добротой в сердце, это, я считаю, дорогого стоит. Не просто же так мы тут все вместе встретились. Мы так всем скопом и вылупились на нее. Ведь почему-то именно она озвучила сейчас то, что у всех только почему-то вертелось на языке. Все же не ошибся я в тебе, Мику. Хороший ты человечек. – Микуська дело говорит, – закивала Ульянка с торжественной серьезностью. – А то мы прям не отряд были, а так, что-то отдаленно похожее. А теперь вон, какие все дружные сидим. И за все спасибо Максу с Дэном. Даже так… Не то, чтобы я любил принижать роль своей личности в истории, но все равно как-то стало некомфортно в хорошем смысле этого слова. – Нам? – недоверчиво переспросил Дэнчик, дублируя мою мысль. – Уль, да ты преувеличиваешь… – Ничего подобного, – замотала головой та. – Вон, Аленка не даст соврать. И Лиска тоже не даст. Щас вон, прям картоху доест – и не даст, ручаюсь. – Ифи ф баню, – пробубнила Алиса с набитым ртом. – Кушай-кушай, радость моя, – издевательски хихикнула Аленка. – Не отвлекайся. Возмущенная Алиса запустила в нее кусочком обугленной корочки. Естественно, промазала. Мы с Дэном в этот момент согнулись в приступе беззвучного хохота. Девчонки… – Я, кстати, тоже соглашусь с Ульяной, – заговорила до этого отмалчивающаяся Лена. – Вы как приехали – все в правильном направлении пошло. Будто как недостающую часть мозаики наконец-то присоединили. Я могу это сказать, потому что… Ну, даже у нас с Алисой в последнее время отношения стали… напряженными какими-то. Всегда горой стояли друг за друга, а тут будто отдаляться начали, в том числе и по моей инициативе. А вот на тебя, Макс, с ней смотрела, видела, какая она счастливая начала ходить, мне и самой так радостно было от этого. А сегодня, когда ты ее на сцену позвал, я же видела, что она растерялась. И поняла, что как-то заигралась немного в «девочку своих родителей». И что рискую потерять свою самую лучшую подругу. Так что да, ребят. То, что мы сейчас тут все сидим – это по большей части ваша заслуга. И не спорьте. Мы с Дэном переглянулись. В глазах друга сейчас читалось столько эмоций… В моих, наверное, столько же. Щекам стало тепло, губы против воли растянулись в улыбке. Я с первого дня задавался вопросом, зачем нас сюда закинуло. И теперь я точно знал ответ. Этот мир оказал нам услугу, но и мы не должны были оставаться в долгу. Наверное, именно это и имела виду Юля, когда сказала, что к некоторым выводам мы должны прийти сами. В жизни ведь как бывает – нельзя всегда только брать, иногда нужно что-то давать взамен. Оставалось лишь только сохранить это равновесие. А еще лучше – преумножить. И я был уверен, что ничто этому не помешает. Даже Пионер. Кажется, если это и есть итог сегодняшнего дня, то все идет так, как надо. – А вот теперь даже интересно, – тихо заговорила Славя. – К нам же сперва должен был какой-то другой мальчик приехать. Как бы тогда все получилось? Я сжал зубы, тщательно стараясь дышать ровно. Пришлось даже сделать вид, что очки решил протереть. Конечно, в бесконечном множестве вариантов вряд ли все Семены были кончеными. Думать так было просто глупо. Но из-за одного конкретного примера мое отношение было... мягко говоря, предвзятым. Тем более, это, вроде как, его цикл. Пусть и немного другой, подстроившийся под нас. – Да по любас был бы каким-нибудь тормозом, – хмыкнула Алиса. – Или чутка не от мира сего. Ленке на радость, она таких любит. – Ха-ха-ха! – отозвалась фиолетоволосая язвительным смешком. – Да я без обид, сестрен. Вон, я про Макса первые дни так же думала. Вперемешку с желанием поставить ему хорошенький бланш за его непомерно длинный язык. Так что в этом тоже что-то есть. – Спасибо, дорогая, – киваю, не пряча сарказма в голосе. – Не, ну а вдруг он был бы каким-нибудь отчаянным сорвиголовой? – предположила Лена. – Или каким-нибудь красавцем-спортсменом. – Футболистом, – вставила Ульянка. – Рыжик, я вообще-то здесь, – нахохлился Дэнчик. – Прости, красно-белый брат, – нагло улыбнулась девчушка. – Или он бы любил музыку, – задумалась Мику. – Тогда у меня вообще не было бы никаких проблем с группой. – Девчат, меня такое воодушевление с вашей стороны начинает пугать, – неловко пошутил я. – Макс, мы ведь девушки, – справедливо заметила Аленка. – Не обращай внимания. По крайней мере, в верности одного человека ты точно можешь никогда не сомневаться. – Двух, хочу заметить, – кашлянул Дэнчик. – Простите, уважаемый, непростительная глупость с моей стороны, – хихикнула девушка. Время уже было довольно позднее. А кое-кому не мешало бы и подремать немного перед ночными приключениями. Так что скоро мы уже начали потихоньку расходиться. Угли затушили, все за собой прибрали как можно тщательнее. Вроде никаких явных следов нашего нарушения правил пожарной безопасности не осталось. Дэнчик увязался провожать активистку вместе с остальными девчонками, а я остался с рыжими бандитками. Все так, как и должно быть. Каждому Абраму – своя программа. – Не терпится уже погадать, – рассуждала рыжая-младшая. – Обязательно на суженого погадаю. – Какой тебе суженый, – поддела подругу Алиса. – Погадай вон, получишь ты завтра по шапке от Ольги или нет. Намного реалистичнее в перспективе. – Да ну тебя, – надулась девчушка. – Сама-то вон какого мужика отхватила. У Славки с Дэном шуры-муры. А я чего? Один уже занятой, второй – придурком оказался. А душа хочет определенности. Алиса посмотрела на меня. Во взгляде ее читалось: «Макс, на помощь!» – Успеется еще твоя определенность, – говорю. – Какие твои годы. Ты, главное, когда время придет, момент не проворонь. – А я все равно погадаю! Чтобы, как ты говоришь, не проворонить. А вы там как хотите, – надула губки Ульяна. – Я стою на асфальте, в лыжи обутая, – пропела старшая. – То ли лыжи не едут… Дальше она продолжать почему-то не стала. Наверняка по причине невинной неосведомленности своего протеже. – Сами вы, – фыркнула младшая. – Не едете. А у меня все едет. И еще ого-го как едет. Алиса рассмеялась и протянула подруге руку. Она ничего не сказала, лишь молча взяла ее и крепко сжала. Так мы дошли до порога двадцать третьего домика. – Наедине, да? – уточнила Ульянка. Мы с Алисой синхронно кивнули, и, быстро пожелав мне спокойной ночи, рыжая-младшая скрылась за дверью, не забыв до кучи скривить рожицу. Ребенок, что с нее взять. И вот мы снова остались вдвоем. Неужели мне все это не чудится? Как бы я ни старался думать о плохом, факт оставался фактом – я не потерял ее. И сейчас она со мной. – Наконец-то этот день закончился, – произнесла Алиса, застенчиво отведя глаза. – Спасибо тебе, еще раз. – Не за что, рыжуль, – вздыхаю. – Главное, что теперь мы полноправно заслужили... – Это все неважно. В смысле, важно, но знаешь, что действительно самое главное? – перебила меня девушка. И тут же сама ответила на свой вопрос. – Что между нами теперь больше никаких секретов. Мда... Действительно, никаких… Кроме одного. Самого главного. Но его пока отложим в долгий ящик. Потому что сейчас это не имеет значения. Ведь вот оно, счастье, ехидное и взаимное, с постоянной легкой улыбкой на чуть полноватых губах и с нестерпимо янтарными, мерцающими таинственной глубиной глазами. Все остальное в сравнении с этим казалось незначительным, преодолимым, вторичным. – Да, ты полностью права, – кивнул я. Кстати говоря, самое время ей кое-что отдать. А то забуду, я себя знаю. Сую руку в карман, достаю оттуда листочек со своим многострадальным стихотворением и возвращаю ей. Я не знал, как к этому подступиться, поэтому вывалил все без предисловия. – Это посвящалось тебе. Не теряй больше. Алиса забрала листок с такой аккуратностью, будто он был из хрусталя. Сунула его в нагрудный карман, после чего порывисто метнулась к мне, обхватила руками плечи и прижалась всем телом. – Спасибо, что появился в моей жизни. Потом так же порывисто отстранилась, взлохматила мои непослушные волосы и, послав воздушный поцелуй, исчезла в домике, предварительно напомнив мне, чтобы я не проспал. Видок у меня, наверное, был наиглупейший. И почему счастливые люди всегда так выглядят? – Я не знал, что любовь – зараза, я не знал, что любовь – чума. Подошла и прищуренным глазом хулигана свела с ума, – прошептал я Есенина, все еще стоя под дверью двадцать третьего домика. Будем жить…