В этот вечер снова ждет тебя другой, Это он украл любовь у нас с тобой. Не ходи к нему на встречу, не ходи, У него гранитный камушек в груди. [Божья коровка — Гранитный камушек]
Теперь почти каждую ночь Энни проводила с Армином. Они много говорили: о прошлом, настоящем и будущем. Говорили о детстве и несбывшихся мечтах, о том, как было бы здорово увидеть большой мир и всё, что он может предложить. Говорили о разном, но никогда о чувствах, пожалуй, это было бы лишним, ведь ответы легко читались в глазах, жестах и мимолётных касаниях, когда перекрывает дыхание и сердце замирает, чтобы в следующий миг пуститься в радостный пляс. Иногда к ночным посиделкам присоединялась Микаса, но надолго не оставалась, ссылаясь на усталость. Так и проходили дни, пока в конце лета не приехал Леви. — Вот же вымахали, — недовольно пробурчал он, скрещивая руки на груди. Стоящая рядом Ханджи что-то сказала про его рост, но Энни её не услышала, застыв, словно статуя. Она вместе с Сашей возвращалась из летнего душа, подумывая, не вытащить ли ей этой ночью Армина к морю. — Я смотрю, все собрались, — начала Зоэ, — в конце недели возвращаемся в замок. Армин, ты уедешь со мной и Леви сегодня. — Что уже? — расстроилась Саша и печально посмотрела в сторону беседки, в которой проходили завтраки, обеды и ужины. Энни была с ней согласна. Беззаботность, появившаяся за лето, таяла, как лёд на солнце. Армин беспомощно посмотрел на неё, но ничего не сказал, лишь изогнул губы в извиняющейся улыбке. Как никогда захотелось обнять его крепко-крепко, вплавиться в него и остаться так на всю жизнь, но долг звал, а Леви смотрел слишком пристально. Вместе с тем пришёл страх — дикий, до тошнотворных мурашек по телу. Неужели, всё закончится здесь и сейчас? Неужели, как только Армин вернётся в замок снова начнётся молчаливая игра в гляделки, к которой примешается горькое чувство вины? Энни зажмурилась, почувствовав, как кружится голова и к горлу подступает тошнота. Спустя мгновение она теряет сознание. Когда Энни открывает глаза, в палатке темно, а рядом кто-то сидит. Приглядевшись, она узнает Леви и мысленно стонет. Память работает плохо. — Что случилось? — Ты потеряла сознание от солнечного удара. — Вот как. Солнечный удар? Хорошее оправдание её слабости. Всё же Энни Леонхарт — не такая сильная и бесстрашная, как многие думают. Её сердце — её главная слабость. — Я скучал, — признаётся Леви и смотрит остро. — Я думала о тебе, — почти честно отвечает она. Точнее о том, как посмотрит в глаза, ведь все чувства и мысли теперь принадлежат совсем другому человеку. — Я могу забрать тебя в замок. — Не стоит. Я вернусь вместе со всеми, иначе это будет выглядеть странно. На самом деле, Энни лишь выигрывает себе ещё немного времени, чтобы привести чувства в порядок и решить, что делать дальше. — Как скажешь, — Леви сжимает её холодную ладонь, — отдыхай. В одиночестве дышать становится проще и думать тоже. На одной чаше весов Армин — милый, солнечный мальчик с большим сердцем. За эти три месяца она привязалась к нему, как собака, и теперь не представляет свою жизнь без него. На второй чаше весов Леви — взрослый и уверенный мужчина с перебинтованным сердцем, отдающим это самое сердце на блюдечке. Бери, чего ты ждёшь? Ты же была так уверена в своём выборе, глупая девчонка. Стань уже счастливой! С кем?***
Возвращение в замок ощущалось ножом в сердце, дыркой в лёгких. Холодные стены встречали равнодушно, собственная комната — толстым слоем пыли и спёртым воздухом. Энни бросила мешок с вещами на пол и открыла окно, уже темнело, пришлось зажечь несколько свечей. Девушка упала на кровать лицом в подушку и застыла. Последняя неделя была… пустой. От невысказанного болело горло и сводило живот. Микаса пыталась узнать, что происходит, но безуспешно. Энни никому не могла рассказать о своих переживаниях, особенно, Микасе, уверенная, что та осудит, не поймёт. На ужин Армин не пришёл, вероятно, Ханджи снова завалила его работой, но Энни ждала и нечитаемым взглядом буравила дверь, кажется, даже не притронувшись к еде. Тупая боль сковала виски. В комнате её ждал Леви — крутил в руках ракушку. Паника стала настолько сильной, что девушка пошатнулась и еле удержалась от очередного падения в обморок. Во рту пересохло и стало совсем душно. — Что-то происходит, — спокойно произнёс Леви и вернул ракушку на стол. — О чём ты? — Ты мне скажи. Мужчина подошёл к ней почти вплотную и заглянул в глаза — глубоко, в самую душу. Но Энни продолжала молчать, отсчитывая удары сердца. Леви вздохнул, обнимая, прижал к себе с отчаянием и немой мольбой, словно всё знал. Лучше бы кричал и ломал всё вокруг. Было бы не так паршиво. Даже перед Бертольдом она не чувствовала такой вины. — Поговорим, когда будешь готова, — Леви легко коснулся губами её виска, — я буду ждать. Ещё минуту Энни не могла пошевелиться, понимая, что оказалась в полной заднице. Хотелось дышать. Нечем. Она сорвалась с места и побежала в сторону крыши — на воздух и свободу. Лёгкие горели огнём, нужно дышать, дышать и не думать. Не получается. Она пробежала мимо Армина, кажется, он крикнул ей что-то, но сейчас это было неважно. Нужно успокоиться. На крыше бушевал ветер, луна мрачно выглядывала из-за туч. Энни дышала, прижимая холодные ладони к разгорячённым щекам. Дверца скрипнула и открылась. — Энни? — позвал её Армин, — Энни, что случилось? — Всё в порядке, просто уходи, — взмолилась она. — Я не уйду. — Чёрт, Армин, уйди! — Я никуда не уйду! — Я сплю с Леви! — выдаёт Энни на одном дыхании и замолкает. Вот. Сказала. Она зажмуривается и стискивает кулаки, боясь посмотреть в лицо Армина и прочитать на нём разочарование. Его голос звучит ровно. — Я знаю. — Откуда… — Потому что я всегда смотрел на тебя. Их взгляды встречаются. Уверенный и испуганный, неверящий. Мысли бушуют, прямо как ветер на крыше замка. Порыв усиливается, намереваясь столкнуть двух несчастных вниз, ведь кто-то сегодня должен разбиться. — Звучит, как… признание, — Энни прижимает руки к груди, в глазах звенят слезы. Хочется подойти ближе, обнять крепко, попросить забыть разговор, ведь столько неправильных слов вырвалось из груди в этот вечер. — Это и есть признание, — ветер уносит слова Армина, не разобрать, что он прошелестел, но и не нужно. Они оба умеют читать по губам. — Почему я? Почему я, Армин? Неужели не нашлось другой девчонки? Почему ты решил влюбиться в монстра? — Я не выбирал, я… — Бертольд, — дрожащим голосом Энни произносит ненавистное Армину имя и бьёт наотмашь. На губах играет солёная улыбка, щеки щиплет от холода. — Я никогда не смотрел на тебя глазами Бертольда. Даже в его воспоминаниях я видел тебя такой, какой вижу сейчас, и я влюбился в ту Энни, которую видел каждый день, с которой разговаривал, смеялся, с которой был счастлив. — Армин… Именно сейчас слова застревают в глотке, дерут изнутри. Сказать хочется так много, что все фразы, приходящие на ум, кажутся пустыми. Энни обнимает себя за плечи и падает на колени, не в силах больше контролировать поток слёз. Она чувствует, что запуталась, чувствует, что тонет, что воздуха не хватает, и задыхается. Армин обнимает мягко, нежно прижимая к себе. Он не такой, как Леви, более чуткий, открытый, добрый, и от этого становится только хуже. — Зачем ты это делаешь? — Неужели, ты так и не поняла? — Отпусти меня… пожалуйста, я не хочу делать тебе больно. — Я не могу. Армин ласково гладит её по голове, успокаивая, а Энни в очередной раз думает о том, что не заслуживает его заботы, но тело реагирует иначе, поцелуй выходит солёный и влажный. — Ты жестокая, — шепчет он прямо в губы и забирает ещё один поцелуй — нежный, долгий, отдающий болью под ребрами.