Асфиксия

      Леви ворвался в комнату, как разъяренный зверь. Кровь набатом стучала в ушах, а внутренний голос ехидно шептал всякие гадости: «ты знал, что так будет, знал и всё равно залез в это дерьмо, залез и утонул». Она уходила, ускользала из его рук, и с этим ничего нельзя было сделать. Все три месяца Леви скучал и сходил с ума, но приказывал себе оставаться в замке, несмотря на то, что чуйка ласково подсказывала ему — беги за ней, беги. Хотелось что-то разбить или сломать, ха, как-будто собственного сердца не достаточно.       Но ведь она не сказала прямо, что — всё. Утешай себя, глупец. Ты всё видел в её глазах — ты всегда всё видел в её глазах, кроме себя самого. Леви схватил со стола подсвечник и зарядил его в стену прямо рядом с открывающейся дверью. Ханджи спокойно посмотрела на несчастный подсвечник, чудом не прилетевший ей в лоб.       — Я тоже рада тебя видеть.       — Ханджи, уйди, не до тебя сейчас, — прошипел он.       — Не-а, — Зоэ закрыла за собой дверь и для надёжности прижалась к ней спиной, — может, уже расскажешь, что с тобой происходит?       — Мне нечего тебе сказать. Уходи.       — Последние месяцы ты сам не свой. Ходишь злой и рычишь на всех.       — Я всегда злой и всегда рычу на всех, — огрызнулся Леви, упираясь руками в стол и опуская голову. Хотелось остаться одному и заняться саморефлексией, чтобы закопать себя окончательно, так, чтобы ни одна блондинка с холодным взглядом не смогла откапать.       Ханджи бесшумно подкралась сзади, положила ладонь между лопаток, выдохнула куда-то в затылок.       — Не закрывайся в себе, — совсем мягко попросила она, — я всегда рядом, ты же знаешь.       — Знаю. Спасибо, но сейчас я не готов говорить по душам.       — Поговорим, когда будешь готов. Я… всегда буду ждать тебя, Леви.       Ханджи сжимает его плечо на прощание и уходит, оставляя после себя ещё более горький осадок. Что ж он делает-то всё неправильно?

***

      Энни с трудом открыла глаза, зевнула и перевернулась на спину. Кажется, ей снилась какая-то чушь про крышу и головокружительный поцелуй… стоп! Девушка резко села, напрягая память. О, нет, нет, нет! Это не сон, это чёртова реальность, в которой Армин признался ей в своих чувствах, заставив сердце выпрыгнуть из груди. И что теперь делать? Вчера они так и не договорили, Энни заснула в его объятиях, а проснулась в своей комнате. Неужели, он донёс её на руках? Голова кружилась от переизбытка эмоций, а воспоминания всё ярче вспыхивали в голове. Армин бережно прижимал к себе и успокаивающе гладил по голове, нашептывая какие-то глупости, убаюкивая.       Тепло разлилось в груди.       Энни привела себя в порядок и собралась на завтрак, уже открывая дверь, поняла, что руки дрожат от волнения. Желание увидеть Армина перемешивалось со страхом, как теперь говорить с ним, как вести себя, кто они друг другу? Но… это же Армин. Армин, который всегда поймёт и поддержит, который примет любое её решение.       В столовой Энни села за один за столик с Сашей и Микасой, бегло огляделась по сторонам, но ни Леви, ни Армина не наблюдалось. Чёрт, ещё нужно объсниться с Леви и, желательно, как можно скорее. Благо, теперь в её голове относительный порядок.       — Здесь еда такая невкусная, — заныла Саша, — вот Николло готовил так, что пальчики оближешь.       — Тогда я могу забрать твою порцию? — поинтересовалась Микаса.       — Нет!       Энни улыбнулась. Всё же в стенах теперь уже родных казарм было хорошо. Привычно. После завтрака девушка вернулась в свою комнату, села за письменный стол и взяла лист бумаги. За окном накрыпывал мелкий неприятный дождь, напоминая, что лето закончилось, а впереди — холода.       Дорогой Армин,       Мне столько хочется тебе рассказать, но я совсем не умею разговаривать, особенно, о своих чувствах, но ты заслуживаешь знать о них.       Энни задумалась, криво складывая слова в предложения. Даже на бумаге мысль выходила скомканной и путанной, впрочем очень похожей на её жизнь.       Ты всегда был рядом, мне жаль, что я долго не замечала этого, прячась в броню. Мне сложно впускать кого-то в своё сердце, но ты… ты ловко ворвался в него, умело вскрыв все замки. Не зря тебя гением называют. Больше всего на свете я хочу держать тебя за руку и смотреть в твои глаза, знать, что у нас есть будущее, знать, что у нас впереди ещё много времени.       Я верю, что когда это всё закончится, мы обязательно встретимся в следующей жизни и переиграем все карты. Я найду тебя, а ты найдёшь меня. И даже, если я буду сопротивляться и забуду тебя, ты поможешь мне найти дорогу домой. Найти дорогу к тебе.       Знаешь, Армин, до встречи с тобой я никогда не видела море. Оно было не больше, чем большая лужа, но ты показал мне, каким оно может быть — волнительным, огромным, таким, что сердце тает от восторга.       Я никогда не видела море, Но часто читала о нем. Мне говорили, Что по вкусу Оно больше похоже на соль. И я, представляя, Бескрайнюю гладь, Твою стирала печаль. Я никогда не видела море, И не стояла на его берегу. Но я видела море В синеве твоих глаз И точно знала, Что меня тянет На глубину.       И знаешь, я говорю сейчас совсем не о море.       Энни выдохнула, перечитывая письмо-исповедь. Осталось только придумать, как передать его и не умереть от смущения и неловкости. Однако, решение нашлось намного быстрее. После короткого стука в комнату вошёл Армин.       — Привет, Энни.       — Привет, Армин, — тихо ответила девушка.       Он пришёл. Пришёл к ней. Сердце защемило от радости и тепла, искрящегося в его глазах. Захотелось сразу обнять, прижаться всем телом, утонуть в этом человеке. Не раздумывая, Энни взяла письмо и подошла к Армину.       — Я знаю, что нам надо поговорить, поэтому… вот.       — Что это?       — Прочитай.       Девушка отошла к окну и отвернулась, отсчитывая каждый нервный удар сердца. Может, она поспешила? Может, надо было подкинуть его под дверь? Армин читал. Читал медленно и вдумчиво. Энни хотела повернуться, чтобы увидеть его эмоции, но не смогла, тело превратилось в камень. Ну, почему он так долго читает? Или время так медленно тянется, давая ей возможность умереть от остановки сердца?       Армин подошёл к ней и обнял, утыкаясь лицом в волосы на макушке.       — Спасибо, — прошептал он, — я тоже тебя люблю.       — Не говори таких смущающих вещей, — пробормотала Энни, понимая, что лицо горит адским пламенем.       — Не буду, — пообещал он, разворачивая её к себе лицом.       Армин улыбался так нежно, так ласково… Энни не выдержала, коснулась его щеки. Как хорошо, как правильно. Она поцеловала его так, как давно хотела, вкладывая всё неозвученное в это мягкое прикосновение. И Армин отвечал тем же, бережно обнимая за талию, изучая её губы, жмурясь от удовольствия.