Простить себя

— Клянусь, я этого не выдержу! — Кенши вихрем влетел в комнату Ханзо, вырвав того из глубокой задумчивости. Лицо грандмастера застыло хмурой маской, глаза поблескивали холодно, как осколки кремня. В противоположность ему Кенши был готов метать искры — настолько подточило его самообладание только что закончившаяся тренировка с Такедой. — Я понимаю, ему сложно, — продолжил он, принявшись нервно расхаживать по комнате. — Мне тоже было сложно в свое время. Да, я не все могу объяснить ему словами. Но это не значит, что нужно всю ответственность за свои неудачи сбрасывать на меня! В конце концов, я не могу влезть ему в голову и сделать все за него! Точнее, в голову-то я влезть могу, но какой от этого толк?! Он должен сам, САМ искать в себе рычаги управления своими способностями, — тараторил Кенши, охваченный сильной нервозностью. — Нет никакой универсальной инструкции! Я могу лишь примерно подсказать, основываясь на своем опыте. Как мне донести до него, что я не волшебник, что во время тренировок он должен выкинуть из головы все посторонние мысли? Я пытался ему объяснить, что поначалу телепатия потребует от него особой концентрации, что легче станет уже потом, а сейчас придется отринуть свои капризы, ведь он уже достаточно взрослый для этого. Разве нет?! — бушевал Кенши, пока наконец не выдохся и не прекратил нарезать круги по комнате. — О боги, что со мной… Прости, Ханзо, — вздохнул он с пристыженным видом. Душивший его гнев немного остыл, хотя сердце продолжало колотиться, и тупая боль в висках не утихала. Грандмастер молча следил за метаниями друга, изредка моргая. Ни один мускул не шевельнулся на его лице. Почти половину тирады Кенши Ханзо слышал, но его мысли блуждали вокруг загадочной записки, найденной им у себя на крыльце всего несколько минут назад. Это было приглашение туда, куда Ханзо ни за что не хотел бы идти. Но вид Кенши, всегда спокойного и рассудительного, теперь вихрем носившегося по комнате, хаотично жестикулировавшего быстро вывел грандмастера из задумчивости и всецело переключил его внимание на себя. Незаметно Ханзо спрятал записку, от которой будто веяло морозным холодом, в рукав, твердо решив на время забыть о ней. Теперь он так же молча дослушивал тираду Кенши, которая его ничуть не удивила. Грандмастер знал, что рано или поздно нервы старшего телепата сдадут — слишком велико было напряжение между отцом и сыном, никак не находившее выхода. Еще пару месяцев назад Ханзо хотел повлиять на тренировочный процесс, видя, что Такеда начинает все больше сопротивляться отцу, спорить с ним и повышать голос. Ханзо считал, что, несмотря на природную доброту, Кенши все же не имел нужного опыта именно как учителя и наставника для своего ученика, пусть даже и сына. Быть учителем и психологом это не одно и то же. Сейчас у Кенши не получалось ни то ни другое. Ханзо пытался вмешаться еще на этапе зарождения проблем, но Кенши сам попросил его остаться в стороне. Он верил, что наладить отношения с сыном — его личная задача, и не хотел, чтобы кто-то эту задачу ему упрощал. Кенши не хотел признаваться, что избрал самый трудный путь в качестве наказания себе за то, что якобы бросил сына по попечение другому человеку. Вот только для Ханзо это было вполне очевидно. Уже больше четырех месяцев он наблюдал, как Такеда, ведомый старыми обидами, всеми силами сопротивляется отцу, кое-как балансируя между вспышками гнева и постепенным освоением телепатических навыков. А Кенши потакает ему, стараясь игнорировать эти гневные нападки и сохраняя внешнюю невозмутимость. Хотя на самом деле это лишь сильнее подстегивало Такеду выплескивать на отца гнев, который в действительности не имел отношения к телепатии. Тогда Ханзо решил просто ждать, пока напряжение не достигнет максимума и Кенши сам не попросит его о помощи. Наконец, этот момент настал. Ханзо понимающе улыбнулся, чтобы как-то, хотя бы улыбкой развеять тревожное смятение в душе Кенши. — Присядь, — мягко и в то же время настойчиво сказал он. Дождавшись, когда мечник удобно устроится в позе «лотоса» за низеньким столом, Ханзо продолжил: — Я так радовался, когда ты дал весточку, что после экзамена Такеды поселишься в Ширай-Рю, что едва не захлопал в ладоши от восторга. Кенши тихо усмехнулся. — Признаться, я и сам мечтал поскорее оказаться здесь. Эта бесконечная погоня за Дэйгоном и жизнь на побегушках у Сони меня окончательно вымотали, — мечник качнулся, будто хотел опереться на спинку несуществующего стула, забыв, что сидит на циновке. От воспоминаний усталость накатилась на него вязкой волной. — А еще тебе нужно было помириться с Такедой, — напомнил Ханзо, как если бы Кенши мог об этом забыть. — Н-да… — тяжело вздохнул телепат. За усталостью последовала волна отчаяния, еще больше пригибая его к земле. Кенши долго качал головой, утопая в сомнениях и грусти. Ханзо терпеливо ждал. Не выдержав тяжести своих мыслей, Кенши удрученно сказал: — Я очень хочу помириться с сыном, чтобы мы, наконец, стали одной семьей. Я надеялся, что как только он узнает правду о смерти его матери, то поймет, что у меня не было другого выхода, кроме как спрятать его в надежном месте. Я ждал, что его сердце оттает и он поднимется над своими детскими обидами. — Я тоже на это надеялся, — с грустью признался Ханзо. — Меньше всего мне бы хотелось сейчас смотреть, как Такеда беснуется на тренировочном поле, а ты потом занимаешься самобичеванием. Кенши с шумом набрал полную грудь воздуха, оттягивая момент тяжелого признания. Ему не хотелось соглашаться с фактом, что уже пятый месяц он явно делает что-то неправильно. Он сидел растерянный, и щеки его то вспыхивали от гнева, то бледнели от глубокой внутренней тревоги. Впервые за очень долгое время Кенши не мог понять, что же он делает не так, в чем его ошибка. Ведь он изо всех сил старался наладить отношения с сыном, бесчисленное множество раз пробовал найти подход к нему, никогда не повышал голос, даже когда Такеда позволял себе бесноваться перед ним. Но все было тщетно. Если в тренировках прогресс наблюдался, то во взаимоотношениях отца и сына — нет. Более того, становилось только хуже. Солнце уже скрылось за горизонтом, и ветер стал ощутимо прохладнее. Вспомнив о наступлении долгожданного вечера, Кенши снял изрядно надоевшую за день повязку. Накопившаяся за день усталость отзывалась болью во всем теле и морила глаза. Не хотелось даже открывать их. Кенши так и сидел осунувшись, с закрытыми глазами, погруженный в свои безрадостные думы. Ханзо, некоторое время наблюдавший за ним, наконец решил, что и дальше молчать о том, что казалось ему совершенно очевидным, будет преступно. Придвинувшись к Кенши, Ханзо коснулся его руки. — Я уже довольно долго за вами наблюдаю, — сказал он. — И мне многое видно со стороны, чего ни ты, ни Такеда не замечаете, — голос Ханзо был тихим и вкрадчивым. Кенши невольно повернул голову к нему. — Ты даже не представляешь, сколько раз мне хотелось вмешаться в ваши перепалки, но ты клятвенно просил меня этого не делать. Кенши с удивлением приоткрыл рот, желая возразить, но, подумав, все же кивнул. — Я не хотел втягивать тебя в наши разборки, чтобы Такеда не озлобился и на тебя, — сказал он. Ханзо согласился с этим лишь отчасти. Его пальцы сжимали пальцы мечника, и Кенши почувствовал себя согретым прикосновением его руки. — А я бы разговаривал с тобой, а не с ним, — строго сказал грандмастер. — Какой смысл говорить с Такедой? Ведь это ты виноват перед ним, а не наоборот. Кенши горько усмехнулся и ответил с грубой прямотой: — То есть ты о моей вине хотел со мной поговорить? Можно подумать, я сам с собой мало об этом говорю! В противовес хмурому лицу телепата, лицо Ханзо озарила странная, немного таинственная улыбка. — Важно, в чем именно ты перед ним виноват. Грандмастер терпеливо ждал реакции, но Кенши сидел недвижимо, роясь в своих воспоминаниях. Он помнил день, когда узнал о существовании у него сына, о сумасшедшей гонке со смертью, о том, как принял непростое решение оставить мальчика у Ханзо. Воспоминания были яркими и четкими, словно все это произошло с ним вчера. Тогда Кенши подумать не мог, что спустя десять лет ему так остро захочется ощутить, что он не один в этом бесконечно враждебном мире, что есть кто-то, в ком течет его кровь. Он хотел наконец почувствовать себя в кругу семьи, которой были для него Ханзо и Такеда. Проблема была лишь в том, что Такеда не хотел быть частью его семьи. И Кенши не знал, как это исправить. По его лицу пробежала тень внутренней борьбы. — Я виноват в том, что… — он хотел сказать «что оставил его на тебя», но в глубине души все же смутно понимал, что не мог поступить иначе. — Даже не знаю… — сокрушенно выдохнул Кенши, но вдруг затараторил: — Я все делаю, чтобы он простил меня! Подстраиваюсь под него, стараюсь не реагировать на его нападки, проглатываю все гадости, которые периодически срываются с его уст. Но ничего не получается! — голос мечника звенел от обиды. Но вся его ярость была целиком направлена против него самого. Ханзо слушал молча, чтобы дать высказать все наболевшее за эти месяцы. Только его пальцы беспрерывно поглаживали напряженные пальцы Кенши. Лишь дождавшись, когда он полностью выговорится, Ханзо решил, что момент, которого он ждал несколько месяцев, настал. Взгляд его стал острее и серьезнее. — Скажи честно, ты считаешь себя виноватым в том, что оставил Такеду в Ширай Рю десять лет назад? Этот вопрос сначала поставил Кенши в тупик. Много от кого он мог ожидать подвоха, но только не от Ханзо. Он боялся услышать обвинения в свой адрес. Почувствовав это, грандмастер добавил: — Я спрашиваю прямо, без скрытых упреков. Кенши долго молчал, обдумывая ответ. Этот несложный вопрос заставил его заглянуть глубоко в себя и сделать то, чего он избегал все эти месяцы под влиянием острого желания во что бы то ни стало помириться с сыном.Тишина поглотила комнату, только свечи изредка потрескивали. Наконец, собравшись с духом и даже как-то выпрямившись, Кенши негромко, но уверенно сказал: — Нет, я не чувствую себя виноватым в том, что оставил Такеду на тебя. Тогда, десять лет назад, когда за нами гнались Красные драконы, у меня было лишь два варианта: спрятать его на ближайшей базе SF или забраться в горы. Первый вариант, конечно, был проще, но менее надежным. Честно говоря, тогда мне казалось, что во всем мире нет более безопасного места, чем Ширай Рю. К тому же вечно держать восьмилетнего мальчика на базе мне бы никто не дал. Его бы определили в патронатную семью. В лучшем случае семью бывших военных. Но, сам понимаешь, чему бы они его научили… — Кенши вздохнул. Его плечи поникли. — Чуть больше, чем ничему. Он постоянно был бы в опасности. А Ширай Рю — совсем другое дело. Думаю, Такеда не станет отрицать, что обучение в клане стало для него бесценным. Договорив, Кенши внезапно почувствовал облегчение. Его мысли наконец прояснились, и Ханзо увидел, как морщинки вокруг его глаз, собиравшиеся каждый раз, когда он думал о сыне, разгладились. — Вот видишь, ты не стал бы ничего менять. Так зачем теперь мучить себя чувством вины непонятно за что? Кенши в растерянности покачал головой. Даже сейчас он все равно чувствовал, что виноват перед сыном, но никак не мог понять, в чем именно. Мысли бродили по закоулкам его воспоминаний, воскрешая в памяти те роковые дни. Тем временем Ханзо решил дать подсказку: — Удивительно, но Такеда не спрашивал, почему ты не остался с ним в клане. Хотя я ожидал такого вопроса. Видимо, он сразу понял, что ты не бросишь свою работу ради него. Или что твою работу невозможно бросить. Или и то и другое, не знаю… — Ханзо пожал плечами, не отрывая взгляд от озадаченного лица друга. — Тогда в чем же дело?! — раздосадовано воскликнул Кенши. В ответ Ханзо тихонько вздохнул, как если бы перед ним стоял несмышленый ученик, который никак не поймет простую вещь. — Меня тоже удивляет нынешнее поведение Такеды, — честно признался он. — Глупо думать, что его вспыльчивость вызвана трудностями в ментальных тренировках. Скорее наоборот. Значит, дело в ваших невыясненных отношениях. Кенши досадливо тер лоб. Его съедала горечь. — Ты не жалеешь, что десять лет назад оставил парня в Ширай Рю, так? — продолжил Ханзо тоном строгого наставника. — Остаться с ним ты не мог. Он это и сам понимает. Однако мне до сих пор больно вспоминать слезы Такеды в то утро, когда ты внезапно для него исчез, даже не попрощавшись, — Ханзо придвинулся к Кенши и вкрадчиво спросил: — Неужели ты до сих пор не понял, за что тебе следует просить прощение? Ответа не последовало, и комнату вновь накрыло одеяло тишины. Только изредка в нее врывалось потрескивание догорающих свечей. Кенши сидел совершенно растерянный. Нагромождение дневных переживаний и так измучило его, а теперь добавилась еще и погоня за тоненькой нитью, которую все никак не удавалось ухватить. Кенши обратил лицо к Ханзо и изнуренно улыбнулся, как бы умоляя открыть, наконец, ему тайну. Но вместо объяснений грандмастер молча встал и вышел из комнаты, оставив его в еще большем недоумении. Озлобившись от усталости и непонимания, Кенши уже открыл рот, чтобы пустить Ханзо вслед нелестную фразу, но застыл, ничего не сказав. Гнев его угас так же быстро, как и вспыхнул, уступив место горькому осознанию. Последовавший затем спор с самим собой был жарким, но скоротечным, и на сердце легла тень раскаяния. Вернувшись в комнату спустя десять минут, Ханзо обнаружил Кенши сидевшим в той же позе. Он был мрачен и тёмен лицом. Меж сведенных к переносице бровей залегла глубокая складка. Не говоря ни слова, грандмастер подошел к нему и положил ладони ему на плечи. Сила, уверенность и любовь, которые он излучал, окружили телепата словно приливная волна, оттесняя все дурное в сторону. Кенши почувствовал себя согретым прикосновением его рук. — Тогда я не придал важности чувствам сына, — сокрушенно признался он. — А надо было, — с мягким укором сказал Ханзо, и Кенши виновато понурился. — Это прозвучит ужасно, но десять лет назад я и не подумал, что с чувствами детей вообще нужно считаться. А теперь вот… пожинаю плоды. Спокойное пламя свечи вдруг метнулось вверх, озарив лица обоих мужчин. Лицо Кенши выражало самое искреннее раскаяние, а Ханзо — поддержку и сочувствие. — Прошлого не воротишь. Сейчас ты должен сперва простить себя, а затем от чистого сердца попросить прощения у Такеды. — Спасибо тебе, — Кенши обернулся к стоящему позади него другу и улыбнулся самой теплой своей улыбкой. — За что? — искренне удивился Ханзо. — Благодаря тебе я многое понял. Глаза Ханзо засветились каким-то удивительно ласковым светом — улыбка Кенши была для него лучшей наградой. Но голос его остался серьезным. — Для меня самое важное — чтобы вы с Такедой помирились. По-настоящему. А не просто сделали вид, что решили старые проблемы. — Я тоже очень этого хочу. Но теперь вижу, что мой подход был в корне неверным, — Кенши вдруг усмехнулся своим мыслям. — Забавно… Чем больше я считал себя виноватым и старался снискать расположения Такеды, тем хуже все становилось. Он только сильнее злился на меня. Но благодаря тебе я, кажется, смог простить себя и теперь знаю, за что должен извиниться перед сыном. А Такеда… Это его право — прощать меня или нет. — Я уверен, у него хватит благоразумия преодолеть старые обиды, — тепло улыбнулся Ханзо. Кенши не видел его улыбку, но чувствовал ее и кожей впитывал исходящее от Ханзо тепло. В такие моменты он ощущал свою близость к нему, и душу его обнимал покой. Последняя свеча догорела, ее тусклый свет нехотя уступил место ночной темноте. Фонари уже давно погасили, и стало видно, как звезды неярко мигали в просветах туч. Весь клан погрузился в тишину ночи.