antebellum

      

октябрь 1944 года

      Том Реддл.       Она анализировала его так быстро, как только могла. Все в нем одновременно интриговало и отталкивало Сикарию. Он притягивал ее, вызывал любопытство, но каждый раз сигнал тревоги в ее голове говорил ей держаться подальше. Его обаятельная внешность почти не уступала ее наблюдательности, и она легко увидела, что под внешним слоем скрывается что-то... нечестное, достаточно глубокое, чтобы быть едва различимым, но достаточно поверхностное, чтобы проявиться, когда ему это понадобится.       Недоверчивый, обманчивый, наблюдательный...       Что касается интригующей части, этот парень был неестественно привлекателен — почти нечеловечески. Его волосы, скулы, челюсть, губы — все было идеально пропорционально друг другу, а выражение лица могло очаровать почти любого. Его осанка выражала уверенность в себе, а шаги были грациозными и отработанными. Она одарила его приветственной улыбкой.       Для неподготовленного глаза он был совершенен.       Он не смотрел на нее, пока Диппет давал указания — что-то насчет того, чтобы показать ей школу и тому подобное. Он лишь наблюдал за ее лицом, как и она за его, хотя похоже, что никто в комнате, кроме Дамблдора, этого не заметил. Его глаза метались по ее лицу, выискивая признаки чего-то необычного.       Как и она, он чувствовал, что с ней что-то не в порядке — что-то было слегка обманчивым во всем ее поведении.       Правда, она сама была виновата в том, что он это заметил. Если бы она не начала разглядывать его первой, то он не обратил бы на нее ни малейшего внимания.       Она была привлекательна, но какое значение имела красота в мире, где правит хаос и власть?       Он видел только силу, излучаемую ею, но также мог видеть и завесу эмоций, искусно сотканную вокруг ее лица. Что-то в ней было неискренним и искусственным. Он легко узнал это: это была та же самая маска, которую он часто натягивал на себя. Было почти обидно, что он только познакомился с ней, а она уже почти одурачила его.       Теперь отступать было некуда — он пойман ею и очарован.       Ее легкая, невинная улыбка, играющая на губах, выглядела натренированной, а тон ее голоса был слишком уверенным для обычной женщины. То, как ее глаза быстро перемещались по нему, анализируя и наблюдая всего в течение нескольких секунд, было достаточно, чтобы понять, что она что-то увидела. Но что? Что она увидела? И что она знала?       Паранойя. Альбус Дамблдор привел ее в эту школу. Том чувствовал себя параноиком.       Она была идеальной — до тошноты.       Он не ожидал этого. Никто из префектов не знал, как отнестись к новости о том, что Хогвартс примет нового студента, тем более американца. Последний раз Хогвартс видел студентов-переселенцев на четвертом курсе, когда три французских кузена сбежали из Шармбатона, но были убиты Виндой Розье во время их первых пасхальных каникул.       Конечно, знакомство с кем-либо новым было интригующим. Они были неизвестными: дополнительная переменная, которую никто еще не знал, как определить. Новый потенциал приходил с новыми ведьмами и волшебниками, но Том видел одни и те же закономерности. Вскоре они приспосабливались и становились частью той же обыденности, что и остальные ученики школы — сможет ли она сохранить его интерес, вот в чем вопрос.       Том часто разочаровывался, когда речь заходила о новых знакомствах. Сначала их ауры могли показаться многообещающими, но потом их личности и способности оказывались крайне скудными. В тех редких случаях, когда люди соответствовали своим титулам и потенциалу, он держал их рядом, позволяя окружать себя полезными, талантливыми людьми.       Их было мало, и они встречались очень редко. Было сложно найти интересных людей.       Что касается ее... он пока не мог сказать.       Диппет выпроводил обоих из своего кабинета, оставив Дамблдора, чтобы поговорить с директором наедине. Том придержал дверь, и она кивнула головой в знак благодарности.       — Приятно познакомиться, мисс Эдвардс. Надеюсь, Хогвартс вам понравится.       Она одарила его натянутой улыбкой. — Мне тоже, мистер Реддл. Он мне уже нравится — замок выглядит как что-то фантастическое, но меня слегка пугают его размеры.       — Да, он может быть довольно пугающим при первом знакомстве, но уверяю вас, Хогвартс не так сложен, как кажется. Я всегда к вашим услугам, если понадобится помощь.       Пока Реддл вел Сикарию по длинным коридорам в направлении общей комнаты Слизерина, между двумя студентами было сказано не много слов, но в голове у обоих проносились первые впечатления друг о друге. Сикария едва поспевала за его быстрым шагом, как будто ему не терпелось поскорее уйти от нее, что заставляло задуматься. Почему он так стремится избавиться от чужого присутствия? Возможно, это как-то связано с его явным недоверием к Дамблдору, которое заставляло подозревать и ее.       Когда они завернули за угол, темноволосый парень (один из тех, кто был в группе с Реддлом ранее) почти столкнулся с Сикарией. Затормозив, чтобы избежать столкновения, она прижалась к стене.       — Реддл, я искал тебя..., — начал он, но остановился, бросив настороженный взгляд на Сикарию. Она заметила. Он вопросительно посмотрел на Реддла, словно спрашивая, можно ли ему говорить. — Кто это?       — В чем дело, Лестрейндж? — Реддл ответил ему спокойно, но проигнорировал вопрос.       Знакомая фамилия. Нужно запомнить его лицо.       — Я успешно выполнил задание. Я хочу, чтобы ты взглянул. — Сикария сразу заметила неправду — то, как его глаза слегка переместились при слове «задание», и лукавый, но заметный взгляд в сторону Сикарии. Будь она на месте Реддла, она бы рассердилась на своего друга за то, что он такой ужасный и явный лжец. Она стояла чуть позади Реддла, вне зоны его видимости, и почти дразняще подняла брови на Лестрейнджа. Он побледнел, и она скрестила руки на груди. — Когда у тебя будет время.       Прекрати, — подумала она про себя, пытаясь скрыть ухмылку. Не было никаких причин возиться с парнем, если не считать ее мстительной потребности убедиться, что если она несчастна, то и все вокруг должны быть несчастны. Кроме того, ей нужно было как-то развлекаться. А что может быть интереснее, чем анализ нюансов человеческих действий и реакций?       Ведешь себя незрело. Сосредоточься.       Лестрейндж выглядел добродушным джентльменом — явно чистокровным, если не по фамилии, то по росту и ритму голоса. Все чистокровные обладали тем качеством, которое позволяло их легко отличить: как минимум, богатых. Его лицо было угловатым, но черты мягкими, и, хотя на его лице было тревожное выражение, оно все же напоминало слабую улыбку.       — В чем дело, Лестрейндж? — повторил Реддл, используя тот же спокойный тон, что и раньше.       — Нет, я просто...       — Тогда мы поговорим об этом позже, — сказал Реддл и двинулся вперёд, даже не взглянув на нее, чтобы убедиться, что она все еще следует за ним. Лестрейндж слегка наклонил голову в знак признательности, когда она поспешила за Реддлом. Залы были в основном пусты, что странно, ведь было еще довольно рано.       Сикария была сбита с толку — из вежливости он должен был представить ей Лестрейнджа, но раз уж он этого не сделал, Сикарии придется искать другой способ влиться в жизнь чистокровного парня.       Она знала, что не должна была этого делать, но что-то пробудило ее любопытство. Он был таким пустым, и ей хотелось узнать, что нужно сделать, чтобы он раскололся. Может быть, оскорбление? Оскорбление знакомого? Через несколько шагов они обогнули еще один угол, отделявший их от Лестрейнджа (этот угол был украшен картинами с разными оттенками кроваво-красного цвета, а также привидением, которое при виде них вскрикнуло и пробежало сквозь стену), и Сикария заговорила.       — Твой друг — бесталанный лжец. — все английские (и несколько шотландских, а также один ирландский) голоса, которые окружали ее весь день, заставляли ее чувствовать себя особенно не в своей тарелке с ее безошибочным американским акцентом.       Он почти сразу обернулся к ней, как будто ожидая, что она заговорит. Выражение его лица было подозрительно пассивным.       — Прошу прощения? — она искала его глаза в течение короткого момента, и, когда они встретились, непонятые ей пока эмоции, наполняли его, но тон и поза оставались такими же вежливыми, как и до этого.       Она пожала плечами, изображая игривость, хотя ее сердце колотилось от предвкушения. — Твой друг. Лестрейндж, верно? Он сказал... он довольно плохо врал, на самом деле, так что все, что вы обсуждаете, не останется в секрете, — просто заявила она.       Реагируй, реагируй, реагируй, — повторяла она про себя.       Он не реагировал.       Она внимательно наблюдала за ним, ища хоть малейшие изменения в выражении его лица, но не нашла. Она пыталась спровоцировать его на эмоции, но он хорошо научился скрывать их, хотя и не очень хорошо знал, как имитировать их. Тем не менее она была под впечатлением.       — Интересное наблюдение. — его тон был спокойным, но в глубине его глаз плескался гнев. Глаза — его ахиллесова пята, поняла она.       — Думаю, да.       Он задумался на мгновение, пристально глядя ей в глаза. Она чувствовала, как он пытается проникнуть в ее мозг, но ее защита была непроницаемой — если и была область магии, которая никогда ее не подводила, так это окклюменция. Она моргнула, как бы говоря: «я тебя поймала». Если он был легилиментом, то, несомненно, должен был быть искусным окклюментом, и для нее ответная попытка применить к нему легилименцию была неактуальной.       — Ты из Америки, верно? — спросил он, словно уличив ее во лжи, хотя она не предприняла никаких усилий, чтобы скрыть этот факт. Она знала что-то о нем, поэтому ему пришлось притвориться, что он знает что-то о ней. — Ты училась в Ильверморни?       — Ильверморни? Нет, я училась на дому. Я думала, что директор сказал это всем старостам.       — Я, должно быть, был в своих мыслях, — сказал он, изображая задумчивость, будто вспоминает этот момент. Его тон слегка изменился и стал более жестоким. — Почему теперь, могу я спросить, ты бросила учебу вместе с родителями? Разве их талантов вам больше не хватает?       Она никогда не упоминала своих родителей, когда говорила о домашнем обучении. Значит, он не пропустил ни слова из того, что сказал Диппет. С того момента, как он заговорил об Ильверморни, ей стало ясно, что он намеревался направить разговор именно в это русло.       Он был просто садистом.       Злобный, добавила она к списку черт. Мстительный.       — Мои родители мертвы и вам хорошо это известно.       Ее голос был пустым — она почти гордилась тем, насколько хорошо она притворялась.       Он слегка склонил голову и нахмурился, но не отводил взгляда от ее лица. — Я прошу прощения. Сочувствую вашей утрате, мисс Эдвардс.       В ответ она повторила его предыдущие слова и тон.       — А ты, Реддл?       Он больше ничего не сказал, только поманил ее за собой чтобы они продолжили путь. Казалось, он больше не собирался вступать с ней в разговор. Он повернулся, но не раньше, чем Сикария заметила, как слегка дрогнула его челюсть. Он зашагал быстрее, но Сикария все равно не пыталась идти с ним в ногу.       Всю оставшуюся часть экскурсии она не сводила глаз со стен и картин, выискивая ориентиры или что-то особенно интересное. Ее присутствие привлекло внимание многих студентов, мимо которых они проходили, но никто из них не осмелился задержать свой взгляд. Особенно на Томе.       Возможно, его боятся или уважают. Он занимает руководящую позицию — возможно, он часто злоупотребляет своей властью?       Они дошли до двери, которая, по ее предположению, вела в гостиную Слизерина. Ее предположение подтвердилось, когда она увидела зеленые знамена по обе стороны двери, а также ручку в форме змеи. Не поворачиваясь к ней, он обратился к ней: —Пароль — audentes fortuna juvat.       Смелым помогает судьба. Латынь.       Они вошли в гостиную, которая была отчасти заполнена: за столами и в креслах сидело немного людей. Все повернулись к двери, чтобы увидеть, как их староста и новая ученица входят в помещение. Многие сразу же насторожились, вопросительные взгляды и ненужное отвращение отразились на их лицах. Ее глаза пробежались по лицам — ни одно из них не было ее упреждающей целью.       Чистокровные, — вспомнила она. Будь высокомерным, уверенным, не улыбайся.       Она не думала о внимании, которое привлечет эта миссия — по крайней мере, в таком виде. Если бы она немного подумала, то вывод был бы очевиден: люди заинтересуются девушкой, появившейся во второй месяц учебного года. Ни один из них, казалось, не был готов к пристальным взглядам. Зато Реддл опомнился быстрее, чем она, и повернулся к ней.       — Твое общежитие находится вон в том коридоре, — сказал он, жестом указывая на коридор в левой части общей комнаты. — Единственная свободная комната в самом конце. Я буду ждать тебя здесь завтра утром в 8:45, чтобы проводить в кабинет профессора Слизнорта. — его идеальная, очаровательная улыбка снова была на месте, разыгрывая представление для публики, но она не упустила колкость в его тоне. Прежде чем она успела сказать «спасибо» (а она и не собиралась этого делать), направился прочь. Сикария смотрела ему вслед, не в силах избавиться от тревожного чувства, которое он ей внушил. Она повернулась в направлении коридора, на который он указал, не обращая внимания на пристальные и неприятные взгляды студентов, которые все еще недоумевали, кто она такая и какого черта делает в их общей комнате. Ее терпение уже заканчивалось.       Она должна была помнить, что больше не может проявлять агрессию на публике, и придерживаться пассивно-агрессивных замечаний, чтобы ее персона не вызывала слишком много подозрений.       Будь слизеринцем. Гордость, равнодушие, превосходство, самосохранение...       Хитрость. Обман. Находчивость.       Сикария с легкостью нашла комнату и была рада, что у нее не было соседей по комнате (она подозревала, что Дамблдор мог иметь к этому какое-то отношение). Она закрыла за собой дверь и наложила ряд организационных чар, вытащив вещи из сумочки, которую она носила с собой, в шкаф, ванную и на стол. На все министерские папки были наложены защитные чары, но она добавила еще несколько защитных и предупреждающих, прежде чем выложить их. Никто не сможет их увидеть, если не будут искать, а если они попытаются прикоснуться к ним без надлежащего разрешения, это обожжет руки.       Сикария встала, на цыпочках подошла к закрытой двери и хмыкнула, обдумывая, какие чары наложить на комнату. Достав палочку, она прорезала кожу на руке с помощью режущих чар и пролила кровь с ладони. Прикоснувшись палочкой к крови, собравшейся на руке, она поднесла кончик палочки к двери и начертила древнее руническое защитное заклинание, которому научилась во время задания в Испании.       — Praesidio corporis sanguis, — повторяла она снова и снова, рисуя руну кровью на двери. Когда она открыла глаза, руна светилась ослепительным фиолетовым светом, а кровь растеклась по двери. Удовлетворенная своей работой, она очистила и заклеила рану на руке.       Был еще полдень, но Сикария не хотела исследовать замок в эту субботу, да еще и под пристальными взглядами. Она спустилась в Большой зал на обед и сразу же вернулась в свою комнату, чтобы попытаться разработать план, как проникнуть в устоявшиеся социальные круги школы. Эти люди знали друг друга с одиннадцати лет, и попытка пробиться к тем, кто были вместе семь лет, окажется непростой задачей. Она надеялась, что их интерес (или любопытство) к ней привлечет людей, а не ей придется делать всю работу по созданию связей. В противном случае она придерживалась своего запасного плана: просто похищать студентов наугад для допроса.       Следующие несколько часов она провела в комнате, занимаясь трансфигурацией, читая записи допросов, дремля и примеряя новые школьные мантии. Она чувствовала себя здесь крайне неуместно (американка, где все остальные были европейцами; новое лицо, где все остальные были знакомы; агент разведки, где все остальные были студентами), но она научилась хорошо маскировать этот дискомфорт.       Губы Сикарии слегка скривились, когда она вошла в Большой зал. Есть в одиночестве? Ее лишь слегка позабавило это положение, и она села на самый пустой конец стола Слизерина, ближе к двери. Она сделала вид, что пока не замечает взглядов.       За ужином она внутренне похвалила слизеринку по имени Венера Дэвидсон за то, что она была единственной, кто отважилась сесть рядом с ней, но потом быстро поняла, что она далеко не самая приятная компания. Все остальные просто смотрели издалека, пока девушка не села прямо перед ней.       Сикария подняла голову, удивленная тем, что у кого-то хватило смелости подойти к ней, а не пялиться. Она может быть полезной.       Смелость? Или высокомерие?       — Новенькая? Приятно познакомиться. — Венера была любезна, но ее улыбка была немного неискренней, хотя она и не прятала фальшь так хорошо, как Реддл. Сикария пока не знала, что сказать об этой девушке. Она исследовала ее лицо и видела, что под ее словами скрывается скрытый мотив. Группа девушек, с которыми Венера сидела раньше, бросили на них взгляд. Сикария сделала вид, что не заметила, что Венера общается с ними невербально.       — Меня зовут Сикария. Приятно познакомиться.       — Венера. Венера Дэвидсон. Милая и маленькая, не так ли? — пробормотала про себя девушка, внезапно обхватив запястье Сикарии, чтобы изучить ее руку. Весь Большой зал смотрел на этих двоих: одни не стесняясь и не мигая, другие украдкой бросали быстрые взгляды, делая вид, что им это неинтересно. — Есть проблемы с передвижением по школе, Сикария?       Ах, она устраивает шоу. Возможно, мне следует ей услужить.       Будьте собранны, равнодушны, надменны.       — Не особо, но он довольно большой. — она ответила коротко, вытащив запястье из рук Дэвидсон с язвительной улыбкой.       Остаток ужина оба провели, задавая друг другу вопросы, беседуя на безобидные темы, чтобы не отпугнуть друг друга. Когда Сикария спросила о студентах, Венера спросила об Америке (которая, похоже, интересовала всех англичан, которых она встречала).       Она мысленно создала анализ Венеры.       Венера Дэвидсон. Умная, но не образованная, без такта, обычно недобрая, но пассивная, резкая, бесчувственная, осведомленная.       Венера могла бы стать хорошим временным компаньоном.       Дэвидсон была легкой добычей. Тем, кто мог бы дать ей информацию о школе, чтобы она могла быстро адаптироваться. Что она и сделала: указала ей на нескольких выдающихся членов школы. Хайди и Джейд Гринграсс, Абраксас Малфой, Алексей Леонов, Том Реддл, Вальбурга, Сигнус и Орион Блэк, Кэролайн Макмиллан...       Адонис Розье.       Прежде чем Сикария успела попросить ее рассказать подробнее, директор Диппет встал, чтобы выступить. Примерно через десять секунд в зале воцарилась тишина.       — Добрый вечер, ученики! Как вы, возможно, заметили, в этот, казалось бы, обычный октябрьский вечер произошло небольшое изменение. Я рад сообщить вам, что к нам присоединилась новая ученица на оставшуюся часть учебного года. Я уверен, что вы достаточно наблюдательны, чтобы заметить ее. Мисс Эдвардс, встаньте, пожалуйста, на минутку. — он жестом указал на нее через весь зал, и под всеобщими взглядами сразу стало намного тяжелее.       Вот дерьмо. Черт...       Сикария неохотно встала, а Венера пыталась скрыть свой смех от очевидного дискомфорта Сикарии.       Тупая блядь...       Стоять. Хорошая осанка. Будь гордой, но скромной. Не упивайся вниманием, но и не смиряйся.       Смех Венеры не был дружеским: казалось, она действительно получает удовольствие от смущения Сикарии. Диппет улыбался, казалось, не обращая внимания на унижение, которому он ее подвергает. Дамблдор поднял свой бокал в ее сторону. Сикария изобразила на лице робкую улыбку.             Боже правый, можно я, блять, сяду... К черту этот дурацкий...       — Это Сикария Эдвардс. Как я уже сказал, она новенькая не только в этой школе, но и на этом континенте. Я ожидаю, что вы все окажете ей тёплый прием, поскольку она будет этот год с нами. Можете сесть. — Сикария немедленно опустилась, успокаивая дыхание. Внимание было одной из худших вещей в ее понимании, но ей придется привыкнуть к нему, если она хочет, чтобы ее план осуществился. Венера все еще не переставала смеяться, а Сикария направила на нее спокойный взгляд, рожденный скорее от раздражения, чем от презрения. Том Реддл по-прежнему смотрел на нее, и, судя по всему, его окружение тоже.       Все пятеро студентов бессовестно пялились, и Венера обратила на них внимание. Ее голос был размеренным, но явно завистливым. — Ты знакома с Реддлом?       — Директор заставил его проводить меня в гостиную.       Венера закатила глаза. — Тебе лучше держаться от них подальше. Они могут быть довольно резкими, но все они довольно привлекательны, если это то, что тебя интересует. Держись подальше от Адониса — парня слева от блондина — он и я... ну...       Но Сикария не обратила на нее внимания.       Розье. Тяжелое имя для этих времен.       Она бросила короткий взгляд на стол и попыталась определить, кто из них имеет отношение к жестокой и уклончивой Винде Розье, второму лицу в операции Гриндельвальда.       Венера называла его «своим». Как много она могла знать о нем?       Диппет озвучил серию школьных объявлений, и, как ни старалась Сикария сосредоточиться, у нее не получалось.       Ни когда Венера продолжала пускать мелкие колкости, называя ее «маленькой мисс знаменитостью» или «Леди-Либерти». Поддразнивание было безобидным, но раздражающим, и Сикарии захотелось держаться подальше от девушки. По возрасту они, скорее всего, были ровесниками, но уровень незрелости Дэвидсон, похоже, не соответствовал ее близости к взрослой жизни.       Ни когда одного когда эта странная британская кухня, которая была на ее тарелке, смотрела на нее, как будто призывая ее откусить. Венера ела небольшими порциями что-то похожее на камни, собранные на улице.       И уж точно не тогда, когда в глубине ее сознания снова почувствовалось знакомое ощущение легилименции. Она подняла голову, встретившись с его глазами, и приподняла бровь. Он не мог попасть в ее голову так легко, и было обидно, что он даже не приложил к этому никаких усилий.       В нем проснулся гнев и интерес к ее способностям.       Это вызов, — подумал он.       Что-то новое.