antebellum

октябрь 1944 года

      Как и было обещано, ровно в 8:45 в воскресенье Реддл встретил ее у дверей гостиной. Одарив ее своей обворожительной улыбкой (той же, что и директора Диппета), распахнул перед ней дверь. Очень по-джентльменски. Вслед им смотрели несколько пар глаз.       — Думаю, что вчера мы встали не с той ноги, — сказал Реддл. Было сказано почти идеально, как будто он много раз репетировал эту речь. — Я прошу прощения, если обидел тебя, и надеюсь, ты не воспримешь это как отражение моего характера, — она не знала, за что именно он извиняется, но знала, что он это не всерьез. Он облажался и пытается заставить ее забыть это.       Она на мгновение задумалась над его словами: — Без обид.       Сикария анализировала парня, копаясь в памяти, вспоминая все свои знания по чтению языка тела, но он был полностью закрыт. Том очень хорошо скрывал ярость, которую случайно показал ей прошлой ночью, и, казалось, пытался сделать вид, что ничего не произошло.       Что-то в Реддле сильно отличалось от других студентов, которых она видела в Хогвартсе. Она не могла прочитать его, но поведение студентов, которые общались с ним, говорило достаточно о его личности или, по крайней мере, о его месте в школе. Люди, казалось, или были очарованы им, или боялись, или и то, и другое. В то время как Сикария проявляла лишь любопытство. Она чувствовала себя сторонним наблюдателем, пытающимся найти спусковой крючок или что-то, что заставит его проявить свою истинную личность. Он был загадкой, которую ей нужно было разгадать.       Нет, не нужно. Тебе не нужно его разгадывать.       Эта зацикленность не к добру. У нее есть работа, которую нужно выполнить.       — Блестяще, — говоря это, он посмотрел ей в глаза, и она снова почувствовала предательское ощущение легилименции, проникающее в ее воспоминания. Он был хорошим легилиментом, но она чувствовала, что мог бы стараться больше. Он недооценивал ее.       — Скажи мне, — начала она, понимая, что это, скорее всего, плохая идея. — Является ли легилименция частью учебной программы?       Он посмотрел на нее, не останавливаясь. Смесь гнева и интриги промелькнула в его глазах, прежде чем он ответил ей.       — Нет, но ты увидишь, что многие студенты изо всех сил стараются получить дополнительные магические способности, — это была тонко скрытая угроза: она была поражена тем, как быстро он сформулировал ответ.       Хороший ответ. Это напомнило ей о Дамблдоре.       Ей захотелось рассмеяться, и она бы, наверное, сделала это, если бы не была так зла от попыток вторжения в свою голову. Вместо этого она решила ничего не отвечать, следуя за ним по коридорам к кабинету Горация Слизнорта. Реддл больше не заговаривал с ней.       В коридорах было много студентов, большинство сидели у стен и разговаривали между собой или с портретами. Как ни странно, когда Сикария и Том проходили мимо, многие реагировали одинаково. Одни смотрели на Реддла, другие — на Сикарию. Некоторые смотрели на Тома, а потом быстро отводили взгляд, а другие подмигивали ей. Это было противно, но напоминало о доме. Боже, как она не скучала по таким подначкам.       Пара подошла к двери кабинета, и Сикарии потребовалось несколько мгновений, чтобы привести свои мысли в порядок. Она мысленно заглянула в свою картотеку и достала конверты, которые могли понадобиться ей на этой встрече. Будь очаровательной, умной, вежливой, притворись амбициозной.       Она смутно знала о том, что Слизнорт нуждается в связях, и если ей удастся как-то пробиться в его круг, она сможет это использовать.       Войдя в его кабинет, она была ошеломлена и состоянием кабинета, и человеком, занимавшим его. Она никогда не видела комнату, которая была бы одновременно грязной и опрятной, и у всего имелось свое место. Стопки бумаг, книг, зелий и ингредиентов для них выстроились вдоль стен. Ей пришлось пробираться через котлы, расставленные на полу, но все они были расставлены в замысловатом порядке.       Они поприветствовали друг друга, и Сикария отметила, что его образ в точности соответствовала аналитическому рисунку, написанному в ее отчете. Он был таким же веселым, громким, шумным и заносчивым. Она вспомнила упоминание о том, что у него есть какой-то эксклюзивный клуб, так что ей придется приложить максимум усилий в учебе, чтобы быть приглашенной. Он немного поговорил, задавал ей вопросы и сам отвечал на них. Наконец, он, казалось, вспомнил истинную причину их встречи.       — Вот расписание твоих занятий, моя дорогая, — сказал он, протягивая ей плотный лист бумаги. Она взяла его в руки и просмотрела. — Дамблдор сказал мне, что ты довольно умная ведьма! Из-за твоего возраста я записал тебя на все курсы уровня Ж.А.Б.А, но если ты будешь переутомляться, я буду рад убрать некоторые из них.       Она просмотрела их.       Защита от темных искусств (она старалась не усмехнуться).       Зелья.       Травология.       Уход за магическими существами.       Трансфигурация (самый легкий предмет).       Продвинутая арифмантика (самый сложный предмет).       Древние руны.       Чары.       Магическая теория (она знала все, что можно было знать о магических теориях).       Достаточно просто, — подумала она про себя.       — Спасибо, профессор, но я думаю, что справлюсь, — вежливо улыбнулась она ему.       — Как амбициозно! Возможно, это нечестно с моей стороны, но я бы хотел узнать уровень вашего мастерства. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?       Да, я возражаю, — подумала она, но все же покачала головой и милостиво улыбнулась.       — Скажите мне заклинание, которое придаёт объекту, подвергнутому неполной трансфигурации, первоначальный вид? — честно говоря, Сикария была немного оскорблена: она могла бы ответить на этот вопрос и в семь лет.       — Репарифарго, сэр, — сказала она. Заклинание, которое ей приходилось использовать во время экспериментов с магической теорией трансфигурации.       — А для чего нужен панцирь чизпурфла? — спросил он, повышая сложность, но лишь слегка.       — Это отделенная часть магического паразита, которая используется в противоядиях от редких ядов. — опять же, это было то, что должен знать любой полевой агент. При попадании в того, кто был отравлен, действие яда определяет, какое общее противоядие следует использовать: безоар или панцирь чизпурфла.       — Отлично! Вы владеете невербальной магией? — спросил он, сияя, хотя Сикария видела, как у него в голове крутятся колесики. Когда она снова кивнула, он выжидающе посмотрел на нее, побуждая произнести заклинание.       Она задумалась на мгновение, а затем направила свое желание на стопку бумаг на его столе. Она подумала о заклинании relinquo reditus mutatio, и наблюдала, как бумаги складываются в птицу оригами и летают по кабинету, а затем возвращаются на прежнее место на столе, как будто и не двигались.       Слизнорт захлопал очень быстро и очень внезапно, что заставило ее вздрогнуть. После еще одной короткой лекции о курсах и выпускном (и нескольких комплиментов о том, насколько она искусна), она, наконец, смогла уйти.       Она пока не знала, что сказать о Слизнорте. Он был раздражающим, определенно полезным, но казался относительно хорошим человеком. Она не могла винить его за инстинкт самосохранения: она бы тоже была такой, если бы не угроза тюремного заключения. Иногда ей нравилось представлять, каково это — беспокоиться только о своей собственной жизни так, как он беспокоился о своей. Она представляла себе свою жизнь, если бы могла унаследовать имущество родителей (как только закончится судебный процесс) и несколько лет просто жить и путешествовать по миру. Потом она остепенится, найдет работу, но не выйдет замуж и не заведет детей. Она просто умрет от старости, а ее имущество будет ликвидировано. Сейчас ей было не особенно важно, выживет она или погибнет, но она выживала просто назло. Она ненавидела эту жизнь, но и не хотела умирать. Она просто не хотела жить.       Если она и умрет, то не из-за МАКУСА. Она хотела уйти на своих условиях.       Иногда она притворялась теисткой и верила в бога, и надеялась, что после смерти она переродится и получит все то, чего не получила. Если бог существует, он, конечно, должен ей за все, через что заставил ее пройти.       Сикария чувствовала себя затворницей, часы напролет прячась в общежитии, но ей нужно было придумать план, чтобы попасть в круг чистокровных. Тот, что придумала МАКУСА, был невероятно глупым. Это был план пятидесятилетних, которые не общались с подростками с тех пор, как выросли их собственные дети.       У нее было несколько планов, но первый из них выглядел следующим образом.       1. найти и внедриться в группу друзей с самыми чистокровными наследниками.       2. подружиться с ними и, надеюсь, познакомиться с их родителями.       3. узнать минимальные данные о Гриндельвальде.       Этот план займет слишком много времени. Она все еще была разочарована ожиданиями конгресса, что она сможет получить хоть какую-то информацию от кучки подростков.       Если она спросит о Гриндельвальде у того, кто не является его сторонником, к ней сразу же отнесутся с осторожностью и недоверием. Если она спросит о нем у того, кто связан с ним, ее мотивы быстро будут разгаданы.       Она подумала еще пару минут и снова взвесила варианты, прежде чем остановиться на плане, который (в некоторой степени) игнорировал то, что просил адвокат. Ее перо царапало на листе бумаги, пока она проговаривала свои мысли вслух. Она дорожила моментами, когда ей не нужно было хранить каждый бит информации в своем мозгу. Она чувствовала, что он лопается по швам.       1. подружиться со всеми, кто вступает с ней в контакт;       2. уединиться с ними для допроса;       3. заклинание забвения.       Достаточно просто и гораздо эффективнее. Это стало чем-то вроде вращающейся двери, через которую она впускала и выпускала людей из своей жизни, пытаясь получить от них как можно больше информации, не вызывая подозрений.       К ней уже проявился некоторый интерес просто потому, что она была новенькой, красивой иностранкой. Она могла бы использовать это в свою пользу. Она нахмурилась при этой мысли. Ей придется сделать себя привлекательной для мужчин, чтобы проводить длительные допросы. Заставить их остаться наедине на три часа, нужные для того, чтобы веритасерум подействовал, было бы невозможно без намека на секс. Она не возражала против женщин, которые делали со своим телом все, что хотели — если они хотели такого раскрепощенного образа жизни. Но ей было неприятно позволять мужчинам думать, что она легкомысленна и доступна. Сколько бы женщина ни настаивала на том, что это она использует мужчину, мужчина всегда будет думать наоборот. Они всегда высокомерны, не понимая своего отчаяния. И ей была невыносимо знать, что мужчины будут считать её обманутой ими.       Она на мгновение подумала о Дамблдоре, одобрит ли он ее методы? Но быстро отбросила эти мысли, потому что он все равно мало что делал, чтобы помочь. Все, что он делал, это бросал на нее пронзительные взгляды и говорил стихами, как сумасшедший.       Она посмотрела на свой ящик и подумала о том, что лежит внутри, но покачала головой. Она не могла позволить себе вспышку гнева прямо сейчас, не тогда, когда только что приступила к выполнению задания. Она укорила себя за то, что позволила себе даже подумать об этом.       Сикария криво усмехнулась про себя, решив, что это будет один из «мучительных дней самоконтроля».       Боже, да ты охренел.