antebellum

октябрь 1944 года

      — Как тебя зовут и сколько тебе лет?       — Гектор Харли, 17 лет, — на его лице была глупая улыбка, а все тело слегка покачивалось. Сикария наколдовала для него стул, и он тут же сел, скрестив ноги.       Поскольку ее первый допрос прошел успешно, ей было легче использовать свое обаяние и материалы. Она была слегка оптимистична в отношении своих способностей на допросах, но старалась держаться начеку.       — Как зовут и сколько лет твоим родителям, братьям и сестрам?       — Мама: Алисия Харли, 45 лет. Отец: Харрисон Харли, 42 года. Братья Киллиан Харли и Марко Харли, близнецы. Обоим по 13 лет.       — Ты чистокровный?       — Да.       — Ты знаешь, кто такой Геллерт Гриндельвальд?       — Да, — он нахмурился, услышав имя, но его глаза оставались широко открытыми и молочно-белыми.       — Ты как-то связан с Геллертом Гриндельвальдом? — эти вопросы раздражали Сикарию, но она знала, что это лучший способ получить информацию.       — Нет.       — Кто-нибудь из членов вашей семьи имеет отношение к Геллерту Гриндельвальду?       — Да, — окружающая магия класса витала вокруг них.       — Что связывает вашу семью с Геллертом Гриндельвальдом?       — Моя мама работает в отделе Международного магического сотрудничества, и однажды Гриндельвальд пытал ее, требуя информацию, — казалось, он боролся с желанием не говорить этого, но Веритасерум не позволял ему.       — Какую информацию Гриндельвальд пытался выпытать у твоей матери?       Он замер, улыбка исчезла с его лица, когда он начал слегка подергиваться.       — Не обращай внимания на последний вопрос.       — Хорошо.       — Ты знаешь, какую информацию Гриндельвальд пытался вытянуть у твоей матери? — перефразировала она.       — Нет.       — Известно ли Министерству магии о ситуации с твоей матерью и Гриндельвальдом?       — Да, — она повернулась к перу и сказала:       —Составить запрос на передачу досье на Алисию Харли из Британского Министерства. Сделай пометку, чтобы спросить Дамблдора о ней во время следующей встречи, — она встала и прошлась по комнате.       Повернувшись к Гектору, продолжила. — Ты сторонник чистокровного превосходства?       — Нет.       — Видишь ли ты себя в будущем в организации чистокровных сторонников?       — Нет, — мрачно ответил он.       — Будешь ли ты помогать в разгроме Гриндевальда?       — Да.       — Как ты хочешь помочь в победе над Гриндельвальдом?       — Я хочу убить Геллерта Гриндельвальда, — он сказал это так, как будто говорил уже миллион раз. Смело.       — Ты знаешь учеников этой школы, связанных с Гриндельвальдом?       — Да, — его лицо яростно исказилось. Она посмотрела на время: осталась 1 минута 23 секунды.       — Назови известных тебе студентов и их семьи, связанные с Гриндельвальдом и Министерством, — она сформулировала вопрос несколько иначе, чем спрашивала Галерию, но полагала, что Гектор может знать что-то более конкретное и стоящее.       — Семья Абернати. Семья Розье. Семья Каркаровых. Семья Кэрроу, — он тянул время, а ее время поджимало. Абернати. Знакомая фамилия.       — Какое отношение семья Абернати имеет к Гриндельвальду?       —...чистокровная...вечеринка...праздник…— он начал бороться со словами, срывающимися с его губ. Как только он перестал бормотать бессвязные звуки, он выпрямился. — Ты работаешь на Гриндельвальда? — спросил он ее.       — Нет, — ответила она, хотя он ничего из этого не запомнит. Он улыбнулся ей. Затем она снова оглушила его и сняла с него заклинания памяти и принуждения. Она разочаровалась и замолчала, а затем выскользнула за дверь и произнесла заклинание. Он быстро сел, но она уже ушла.       Она нашла уединенный коридор, где сняла с себя заглушающие чары, а затем произнесла контрзаклинание для Дезиллюминационных чар. Все было сделано так плохо, что она даже не заметила, как староста свернул за угол и направился к ней. ***       Когда он завернул за угол, то увидел лишь пустой коридор, и вдруг в десяти футах перед ним стояла Сикария, которая, казалось, не замечала его присутствия. Она что-то бормотала про себя, выглядя слегка растерянной.       — Почему ты такая разочарованная? — спросил он, и она вздрогнула так сильно, что выронила палочку.       Она уставилась на него, как олень, попавший в свет фар, быстро подыскивая ответ. — Я устала от того, что все на меня пялятся, — он смотрел в ее глаза, не обращая внимания на ее ответ. Это был правдоподобный ответ, но он не мог избавиться от ощущения, что она говорит не совсем правду. Она не стала ждать его ответа и начала уходить.       — Куда ты идешь?       — В комнату, — сказала она, не оборачиваясь. Внезапно, будто невидимая рука схватила ее за талию, её развернуло и поставило перед Реддлом. Он был очень близко к ней, их дыхание смешалось. Она сделала шаг назад, но невидимая рука удерживала ее. Он улыбнулся ее борьбе, но затем улыбка быстро исчезла. Личное пространство, да? ***       — Что я говорил о том, чтобы смотреть на меня при разговоре? — его голос был убийственно спокойным и тихим, и Сикария ничего не могла поделать с тем фактом, что прямо сейчас ее очень тянуло к нему. Она смотрела прямо в глаза, ярости и страха в них было достаточно, чтобы заставить ее поежиться. Возьми себя в руки, Сикария. Многие держали свои эмоции в руках, но она никогда не встречала кого-то, кто бы так хорошо скрывал свой гнев, как Реддл. Нормальный человек никогда бы не заметил, что с ним что-то не так, но она не была нормальным человеком.       Кроме того, кому, черт возьми, он отдавал приказы?       Ей нужно отойти, чтобы восстановить самообладание. Находиться рядом с ним было, по какой-то причине, волнующе, и нужно было отодвинуться, пока она не натворила что-нибудь неподвластное ей. Что такого было в Реддле, что не позволяло ей нормально соображать? Она закинула руки за спину, но все равно не могла двигаться. Ее мысли были в бешенстве, пока она перебирала в уме заклинания и придумывала быструю, правдоподобную ложь, чтобы накормить его.       — Хорошо, я смотрю. Тебе что-то нужно или ты просто так меня достаешь? — Фините Инкантатем. Это тоже не сработало. Она ломала голову в поисках другого общего контрзаклятия.       — Ты ушла из класса десять минут назад, но все еще в коридоре. Почему? — Relinqueris. Не удалось. Если заклинание все еще действует на нее после того, как она наложила на себя общие контрзаклинания, это значит, что палочка Реддла бесконечно активирует заклинание. Ему придется бросить ее, если только она не заставит его сделать это.       — Не то чтобы это было твое дело, но я осматривала территорию, — сказала она, но разум думал о том, как заставить Реддла снять заклинание. Сикария быстро посмотрела вниз, и конечно же, его палочка была слегка наклонена к ней с тусклый красным огоньком. У нее не хватало угла, чтобы использовать Экспеллиармус.       Он слегка напрягся. Глупая, дерзкая девчонка. — Ты когда-нибудь говорила правду или..., — начал он, но она развела его пальцы, заставив его выронить палочку. Он выглядел разъяренным, когда протягивал руку, чтобы призвать ее, но Сикария уже использовала свою палочку, чтобы переместить его палочку дальше по коридору. Он обернулся к ней и сузил глаза. Как она смеет?       За это ей придется столкнуться с последствиями.       — Похоже, ты уронил свою палочку, Реддл, — сказала она, слегка задыхаясь, когда почувствовала освобождение от заклинания. Он заметил это.       — К сожалению, — он повернулся к ней спиной и направился к своей палочке, а она быстро скрылась за углом и пошла по коридорам к своему общежитию. Он проиграл этот раунд, и Сикария не сомневалась, что он сделает все, чтобы выиграть следующий.       Как и сегодня утром, она сложила оставшийся материал допроса и спрятала стенограммы под половицу. Она была рада вернуться вечером в комнату, ей не терпелось получить переданные файлы. Она схватила учебник по Травологии и в приподнятом настроении направилась к теплицам.       Сегодня был хороший день. Сегодня она получила не так много информации от двух целей, но она была важной. Она не позволяла себе думать о том, какую информацию смогут предоставить ей следующие две цели. Агент с самого начала своей карьеры научилась не возлагать больших надежд.       Сикария прибыла в оранжерею рано и увидела, что профессор Сильва написала имена на доске. Профессор ещё в прошлый раз сказала ей, что она будет в паре с Абраксасом, так что это помогло ей заранее спланировать план по его допросу.       Чего она не ожидала, так это того, каким абсолютно несносным окажется Малфой.       — Так, так, так, — сказал он, садясь на стул рядом с ней, увидев, что их имена стоят рядом друг с другом. Он только что вошел с группой студентов, которых она приняла за его друзей. Сикария узнала одного из парней, который глазел на нее, когда она вошла в школу с Дамблдором, но с остальными она уже познакомилась на уроках, среди них был и Реддл. — Похоже, я в паре с новой знаменитостью школы.       — Приятно познакомиться, — равнодушно пробормотала она. Большинство ее разговоров проходили именно так, и это, мягко говоря, немного раздражало. Она не смотрела на него, когда отвечала.       — Ты какая-то вспыльчивая. Что привело тебя в такое плохое настроение? — спросил Малфой. Сикария задалась вопросом, что послужило поводом для этого? Она даже не сказала ничего особенно грубого. Пока.       Она повернулась и впервые посмотрела ему в глаза. — Как будто ты такой лучик солнца.       Он пожал плечами и скрестил руки, откинувшись на спинку стула. Он ничего не ответил.       Сикария переключила свое внимание на профессора Сильву, объясняющего их сегодняшнее задание.       — ... один партнер будет заниматься цветами. Отделите семена от лепестков. Измельчите лепестки в пасту. Положите семена и лепестки в две отдельные пробирки. Другой партнер сосредоточится на стеблях. Разрежьте их пополам, а затем выскоблите мембрану. Мембрана пойдет в одну пробирку, а остатки кожицы — в другую. Когда закончите, принесите мне все четыре пробирки, — пробубнила профессор Сильва, иногда повышая голос, чтобы подчеркнуть некоторые моменты. Полярность ее речи заставляла студентов наклоняться, чтобы услышать, но вздрагивая, когда громкость неожиданно увеличивалась. Голос отражался от стеклянных стен теплицы. — Пользуйтесь только серебряным ножом. Не золотым, не фарфоровым.              Сикария удивлялась, почему Сильва просто не уволилась. Было очевидно, что она ненавидела своих студентов и ненавидит преподавание. Возможно, Диппет что-то держал над ее головой, а может, это была какая-то общественная работа. Какой бы ни была ее внутренняя печаль, Сикария не могла спокойно смотреть на нее и надеялась, что профессор научится не вымещать свои страдания на студентах. Профессор могла быть довольно забавной, когда не была занята своим несчастьем. Студентка не могла не почувствовать укол превосходства — разделение эмоций было ее сильной стороной. Да, это была нездоровая практика, но она позволяла ей выглядеть и чувствовать себя сильнее всех остальных, так что ее это не особо волновало.       — А теперь, один из партнер подходит к передней парте и берет растение, — ни Сикария, ни Малфой не двинулись с места. Он еще опустился еще ниже на своем месте и скрестил руки, давая понять, что не собирается брать растение. Чертов ребенок. Она подождала еще немного, но когда Малфой начал постукивать пером по столу, она выдохнула достаточно громко, чтобы он услышал, и встала. Он ухмыльнулся, когда она отступила, и провел рукой по своим белокурым волосам.       — А еще говорят, что рыцарство умерло, — пробормотала она про себя, направляясь к началу класс. Она заметила, что была единственной девушкой, которая пошла вперед, чтобы взять тридцатифунтовое растение. Впрочем, это не имело значения; она была феминисткой, но ей не очень нравилось таскать тяжести. Мальчики, хватающие растения, настороженно смотрели на нее. Было странно, что женщина занимается физическим трудом; они полагали, что это американская культура.       Некоторые предлагали понести растение за нее. Некоторые даже оглядывали комнату, чтобы узнать, кто ее партнер. Очень лестно, но очень сексистски.       — Очень любезно с вашей стороны, но я справлюсь сама, — она широко улыбнулась. Сильва смотрела в окно, казалось, не обращая внимания на происходящую перед ней суматоху.       Она подошла, чтобы поднять растение, и несколько рук протянулись к ней, как будто хотели поймать ее, когда она неизбежно упадет. Они хотели быть теми, кто спасет девушку, попавшую в беду, и, возможно, это поможет им выиграть соревнование, кто первым заполучит ее. Да, это было женоненавистничество с их стороны, но ее немного забавляло видеть, как мальчики пытаются быть джентльменами. Это был разительный контраст между мальчиками, которых она знала в Нью-Йорке.       Когда она поставила растение на стол, несколько парней вопросительно посмотрели на Малфоя. Он никак не отреагировал, и, похоже, ему было все равно.       — Если вы приближаетесь к мембране, обязательно наденьте перчатки. Можете выйти из класса, когда закончите свою работу. Начинайте, — Сильва села на стул и откинула голову назад, чтобы посмотреть на небо, нахмурившись при этом. Она повернулась несколько раз на стуле, прежде чем Сикария отвлеклась от эксцентричной женщины. Странно. Она наложила на растение успокаивающее заклинание Nihil Recusatur , которому их научил профессор, чтобы оно не напало, когда Сикария будет собирать первые листья.       — Ты не должна делать этого, — усмехнулся он, когда услышал, как она бормочет заклинание. Он искал, за что бы ее покритиковать, устав от идеальной девушки, которой, казалось, были очарованы все, включая его лучших друзей. Ему было тошно видеть, как женская версия Реддла приходит и ведет себя так, будто она всех превосходит. — Будь идиоткой, когда на кону будет только твоя оценка, хорошо?       — О чем ты говоришь? Я только начала.       — Да, и ты уже все испортила, — так чертовски раздражает. — В книге написано, что заклинание вызывает...       — Профессор Сильва специально сказала, что эта информация устарела. Это написано прямо на доске, — она указала ножом на доску.       Отрывок о химическом воздействии успокаивающего заклинания на Флаттерби Буш устарел. Последние исследования показывают, что оно не вызывает заражения или снижает полезность.       Прямо под этим было еще одно предложение.       Используйте заклинание Nihil Recusatur (штопорное движение палочки), чтобы прекратить трепетание растения и не дать запаху привлечь вас.       Она хотела наброситься на него, но сдерживалась. Хоть Малфой не выглядел безрассудным и яростным, она не хотела повторения ситуации, произошедшей несколько ночей назад. Нападение не было тем, что она хотела бы повторить. Малфой казался типом для нетелесной мести, но, по опыту Сикарии, повреждение мужского эго может заставить их действовать довольно иррационально.       — Как насчет того, чтобы побеспокоиться о своей части? Просто собери сок из листьев и стеблей, а я займусь цветами, — она нахмурилась, и казалось, что Венера и Адонис Розье нашли это весьма забавным, как и Реддл и остальные друзья Малфоя. Однако, Венера выглядела менее забавной, когда поняла, что внимание сверстников приковано к ее подруге.       — А что, если я захочу заняться цветами? — спросил он. Она не стала отвечать ему. Подождав еще несколько минут, он вздохнул и взял свой нож, вертя его в руке. Она ясно дала понять, что ей это надоело, и теперь ему было скучно.       — Тогда ладно, — согласился он, и они оба повернулись, чтобы заняться своими делами.       Она все еще не верила, что он не испортит свою часть, поэтому продолжала следить за его успехами. Она была рада, что сделала это, ведь он собирался работать с ядовитой мембраной без перчаток.       — Если ты дотронешься до этого, твои пальцы отвалятся, — предупредила она. Конечно, он ее раздражал, но она не была садисткой. Скорее мазохисткой.       Он насмехался. — А что случилось с «беспокойся о своей части»? Разве те же правила не применимы к тебе, принцесса? — он усмехнулся, когда она нахмурилась, услышав это прозвище. Розье удивленно покачал головой, а Венера захихикала. Другие его друзья, в которых она узнала Адриана Лестрейнджа и Томаса Нотта, смеялись над затруднительным положением Малфоя, а Реддл делал вид, что не обращает внимания (он смотрел вниз на свою работу, и никто не мог видеть забавное выражение его лица).       — Ради всего святого, неужели ты не можешь просто последовать совету? — она повернулась к нему, чтобы отчаянно посмотреть на него, а он только шире улыбнулся. — Если ты предпочитаешь изуродовать себя, то будь моим гребаным гостем, — она вернулась к своей работе, пока парень ворчал себе под нос и надевал перчатки. Она торжествующе ухмыльнулась, заставив его замолчать.       Остальную часть работы они проделали в тишине, а затем запечатали свои флаконы и убрались на своем столе.       — Реддл был прав, — сказал он через мгновение, и она подняла бровь. — Ты сука.       Она фыркнула. Мне все равно. Даже чуть-чуть. — Не в первый раз меня так называют. Вы с Реддлом оба можете идти к черту, — она слегка повысила голос и посмотрела на Тома укоризненным взглядом, на что он лишь слабо ухмыльнулся. Она схватила четыре флакона с их именами и ушла. Поставила их на стол профессора Сильвы, попрощалась с ней («До следующего урока, профессор» и «Неизбежно и прискорбно. Хорошего дня, мисс Эдвардс») и вышла из оранжереи, не оглядываясь.