antebellum

октябрь 1944 года

      После событий на уроке Травологии Сикария разочаровано шла по коридору, по которому большинство студентов шли от теплиц обратно в замок. Основываясь на времени, Сикария предположила, что Малфой должен пойти обратно в гостиную Слизерина. По пути был заброшенный класс, который можно было использовать.       Она стояла, невидимая, прислонившись к стене, ожидая, пока Малфой спустится в коридор. Они ведь были напарниками, поэтому он вышел вскоре после нее. Она провела пальцами по своим накрученным волосам, пока ждала, и расстроилась, когда пальцы зацепились. Она ничего не сделала, чтобы облегчить жжение, когда вырвала несколько прядей. Ты сходишь с ума.       Довольно скоро он завернул за угол, шаги были длинными и уверенными. Она убрала пальцы от волос и последовала за Малфоем по коридору, который, как он думал, был пуст. Как и предполагалось, он шел в направлении гостиной. Поскольку занятия сейчас еще продолжались (немногие учителя позволяли своим ученикам уходить раньше), коридоры были почти пусты, что позволяло ей не попасться на глаза.       Однако это не имело значения, потому что она слегка споткнулась и с грохотом приземлилась на стену. Услышав шум, Малфой быстро обернулся, окидывая взглядом зал позади себя. Он не увидел ничего необычного. И именно в этот момент она поняла, что забыла наложить на себя заглушающие чары.       Малфой все еще оглядывал коридор в поисках источника звука, которые он только что услышал. Вокруг них свистел ветер, придавая всему коридору тревожную ауру. Конечно, он не сошел с ума, он был слишком молод, чтобы потерять рассудок. Он вытащил свою палочку и ей пришлось приготовить свою.       Блять.       — Гоменум Реве... — начал он, но она оглушила его раньше. Он упал на пол, Сикария наложила на него Дезиллюминационные чары, после чего подняла левитацией и направилась в заброшенный класс. Его длинные светлые волосы струились под ним, хоть и никто не мог этого видеть, лицо выглядело довольно спокойно, в отличие от большинства людей после оглушения.       Она открыла дверь и щелчком своей палочки быстро перенесла его бессознательное тело в комнату и приземлила на пол. Затем она сняла с них обоих чары, прежде чем дать зелье, наколдовать песочные часы и наложить на парня чары памяти и внушения. Она пробудила его и даже не дала ему сесть на скамейку.       — Ты сошла с ума, черт возьми! — злобно произнес он, когда его белые глаза встретились с ее глазами. Эффект от чар памяти был жутким для Сикарии. — Клянусь Мерлином, я...       — Прекрати мне угрожать, — от действия чар внушения он слегка вздрогнул, а потом нахмурился и слегка покачнулся. — Ты все равно ничего из этого не вспомнишь.       — Что...       — Твое имя и возраст? — прервала она его. Он был гораздо разговорчивее остальных. Она предположила, что, возможно, он будет хорош в борьбе с проклятием Империуса. Всегда было интересно посмотреть, как люди сталкиваются с наложенной на них магией.       — Абраксас Малфой, 17 лет, — его тон вдруг стал четким. Его черты все еще были хмурыми, но выражение лица выглядело изящно сердитым. Если бы он не был таким засранцем, она бы сочла его привлекательным. При слове "привлекательный" ее мысли начали ускользать куда-то, но она тряхнула головой. Сосредоточься, отделись, подумай. Трудно было не поддаться, когда мысли хотели увести ее куда-то.       — Как зовут и сколько лет твоим родителям, братьям и сестрам? — царапанье волшебного пера по бумаге создавало шум, чтобы отвлечь ее.       — Отец: Канопус Малфой, 48 лет. Мама: Сайф Малфой, 41 год, — нет братьев и сестер?       — Ты чистокровный?       — Да.       — Ты знаешь, кто такой Геллерт Гриндельвальд?       — Да.       — У твоей семьи есть какая-нибудь связь с Геллертом Гриндельвальдом?       — Да.       — Вы преданы Гриндельвальду?       — Нет.       — Что вас связывает с Геллертом Гриндельвальдом?       — Я был на одном из его митингов, против своей воли, — Сикария надеялась, что когда-нибудь ученые проведут исследование, как личность человека влияет на его реакцию под воздействием Веритасерума. Некоторые отвечали односложно, некоторые впихивали как можно больше информации, а некоторые отвечали как можно туманнее.       — Кто привел тебя на митинг Гриндельвальда и почему?       — Моя тетя, Мессия Малфой-Апсиллон. Она фанатка Гриндельвальда, у нее нет собственного ребенка, которого можно было бы заставить служить ему, поэтому она взяла меня, но я не могу быть верным Гриндельвальду. Мои родители были в ярости, когда мы вернулись, но я был слишком мал, чтобы сопротивляться. — Поискать какую-нибудь информацию на Мессию Малфоя-Апсиллон.       — Не знаешь, есть ли у кого-нибудь из членов твоей семьи связи с Гриндельвальдом?       — Мой отец делает достаточно, чтобы мы не были мишенями. Мы не принимаем активного участия в его делах и не боремся против него, — она хотела фыркнуть, но если бы ее не заставили служить МАКУСЕ, она, скорее всего, поступила бы так же. Она сочувствовала магглам и магглорожденным, но она уже отдала войне слишком много своей жизни, чтобы посвятить ей еще что-то.       — Ты сторонник чистокровного превосходства?       Малфой застонал и поднес руки к голове, вцепившись в волосы.       — Не обращай на это внимания, — он расслабился.       — Хорошо.       — Ты знаешь, сторонник ли ты чистокровного превосходства? — она пыталась.       — Нет, — как ты можешь не знать… неважно.       — Почему ты не знаешь, являешься ли ты сторонником чистокровного превосходства?       — Потому что я чистокровный, но я не ненавижу магглов или грязнокровок, — Сикария фыркнула на его заявление. Оксюморон, когда он использует оскорбление и при этом говорит, что не дискриминирует эту группу, был действительно забавным.       — Ты состоишь в каких-либо организации сторонников превосходства?       Он на мгновение задумался. — Нет.       — Почему тебе потребовалось так много времени, чтобы ответить на предыдущий вопрос? — она посмотрела на время, осталось тридцать пять секунд.       — Организация, которой я предан, стремится к власти. Порабощение грязнокровок — лишь средство достижения цели. — да?       — Какой организации вы верны? — это не было частью миссии Гриндельвальда, но ей было любопытно.       — Вальпургиевы рыцари. Сикария нахмурились. Она никогда о них не слышала.       — Кто такие Вальпургиевы рыцари?       Он застонал, когда время начало истекать.       — Почему ты не можешь рассказать мне о Вальпургиевых рыцарях? — он сомкнул губы, но все еще говорил. Сикария не могла разобрать слов. Она обратилась к стенограмме, но там были только неразборчивые звуки. Она застонала. — Черт.       — Расстроена, что ты не можешь совать нос в мои дела? — его голос вернулся к своему обычному язвительному тону. — Разве это не незаконно? Я имею в виду, я знал, что ты не та, кем кажешься, но похищение?       — Заткнись, Малфой, — она направила на него свою палочку. Почему его разум был настолько ясен, чем у остальных собеседников?       — Не смей направлять на меня эту штуку, ты, гребанная... — его монолог внезапно оборвался, когда она оглушила его.       Прежде чем снять чары и приготовиться к уходу, Сикария на мгновение присела у стены. Волна усталости накатила на нее, когда она попыталась замедлить дыхание. Сикарии предстоял еще один допрос, два урока, обед, ужин и встреча с Дамблдором, прежде чем закончится день. Вдобавок к этому ей оставалось выполнить еще несколько заданий. Она фыркнула при этой мысли. Я, блять, взрослая женщина, переживающая из-за школьных заданий.       Она посмеялась над собой, а потом вспомнила, что завтра у Слизнорта званый ужин на Хэллоуин. Возможно, это было бы то, что могло ей понравиться, если бы не приходилось тратить все время на допросы и поиски подозрительных людей. Как весело.       Она накрутила волос на палец и оттянула его, обдумывая все варианты. Она решила допросить Кэролайн Макмиллан на следующей неделе.       Взглянув на часы, она быстро поднялась на ноги. — О черт! — сказала она, быстро снимая чары с Малфоя. Следующий урок закончится через пять минут, и ей нужно было привести его в чувство и уйти до того, как в коридоре появятся ученики.       В очередной раз разочаровавшись в себе, она быстро выскользнула из комнаты, пока Малфой медленно шевелился.       Остаток дня прошел как в тумане. Все ее занятия и разговоры сливались воедино, когда ей было скучно и ее переполняли эмоции. Лица всех выглядели одинаково, голоса звучали одинаково, и все чувства были одинаковыми: ничего. Единственное, что поддерживало ее, — это последние несколько пузырьков энергетического зелья, которое она сварила на уроке Слизнорта на прошлой неделе.       Сейчас Сикария сидела на полу в гостиной, листая учебник по Зельеварению о последствиях слишком большого количества энергетического зелья. Там ничего не говорилось о передозировке, поэтому она закрыла книгу и быстро выпила последние три пузырька. Почти мгновенно ее разум вернулся из того мутного состояния, в котором она находилась, и она почувствовала, что может думать яснее, чем когда-либо прежде. Ее конечности были легкими, когда она поднимала их, а кончики пальцев горели магией, когда она тянулась к своей палочке.       Она ненавидела это.       Самое интересное в кокаине, по мнению Сикарии, было то, что он заставлял ее чувствовать себя сумасшедшей. Все безумие, скрытое под ее организованностью и замкнутостью, выходило на поверхность, когда она была под кайфом. Она могла делать что угодно, не задумываясь о последствиях. Она могла говорить, не обдумывая свои слова. Каждый день ей приходилось планировать каждый свой шаг, чтобы убедиться, что она не подвергает риску себя или других. Под кайфом ей было на все наплевать. Она могла быть неряшливой, растерянной и откровенно глупой. Все ее мысли могли рассеяться, у нее могли быть мимолетные моменты безответственности.       Она могла бы случайно раскрыть часть своей лжи. Часть удовольствия заключалась в борьбе с химическими веществами, изменяющими ее мыслительный процесс. Часть удовольствия заключалась в непреодолимом чувстве вины после употребления.       Другими словами, она могла быть свободной. Она могла быть ребенком, которым никогда не была.       Но это зелье имело совершенно противоположный эффект. И она ненавидела его.       Ее разум был похож на офисное здание, когда ее мысли переносились от секретаря к секретарю, а затем складывались в шкаф. Некоторые из маленьких офисных человечков в ее голове принимали звонки от других частей ее тела, некоторые писали записки, а другие кричали на секретарей, приказывая им работать быстрее. Это заставляло ее мозг гудеть. Все еще не успокоившись, она схватила список дел, о которых нужно было сообщить Дамблдору, и быстро вышла из гостиной, чтобы пройти через коридоры к выходу из подземелий. Она настроила свой разум на режим «встреча с Дамблдором», и весь ее мозг был заполнен только этими мыслями. Ее разум был настолько сосредоточен на своей задаче, что она даже не заметила оставшихся пятерых слизеринцев, которые смотрели на ее удаляющуюся форму. Некоторые смотрели с презрением, другие с восхищением, а третьи с насмешкой.       — Она бродит по коридорам после комендантского часа, Реддл, — сказал Адриан Лестрейндж. — Не в настроении преследовать ее сегодня?       — Заткнись, Лестрейндж, —  усмехнулся Реддл. — Я занят, один из других старост займется ею.       — Похоже, она даже не поняла, что мы здесь, — вмешался Адонис Розье. Реддл застонал, улегшись на пол. Пусть его друзья отвлекаются на девушку, когда у них есть дела поважнее. Однако его интерес к ней возрос, и он стал слушать сплетни, о которых говорили его рыцари.       Четверо мальчиков разговаривали: Нотт и Розье сидели на диванах, Лестрейндж  за столом рядом с диваном, а Малфой вышагивал перед камином. Реддл лежал на ковре перед камином, всего в нескольких футах от вышагивающего Абраксаса.       — … спотыкаясь, как идиот, — закончил Малфой, а Томас Нотт рассмеялся.       — Все еще расстраиваешься из-за того, что она лучше тебя разбирается в Травологии? — рассмеялся Розье. — Почему ты начал на нее огрызаться, как только вошел? На самом деле она довольно милая, несмотря на то, что вы двое думаете, — сказал он, глядя то на Реддла, то на Малфоя.       — Это потому, что ты наблюдателен, как камень, Розье, — сказал Реддл. Шестеренки в его голове начали вращаться. Возможно, если он не сможет вытянуть из нее никаких ответов, он сможет заставить своих рыцарей немного пошпионить и разузнать о ней хоть немного. Может быть, это слишком рискованно. Кому какое дело до того, что она скрывает? — Она лгунья, и она что-то скрывает.       — Кажется, все ее чертовски любят без всякой причины, — проворчал Малфой. — Даже учителя. Она единственная, кого Сильва не ненавидит. Вилкост постоянно дает ей советы. Ее пригласили на ужин к Слизнорту в честь Хэллоуина, а она еще и месяца здесь не пробыла.       — Завидуешь, Абраксас? — злобно улыбнулся Лестрейндж.       Малфой проигнорировал его. — Не говоря уже о ее постоянных встречах с Дамблдором.       Реддл поднял голову при упоминании профессора. — Какие встречи с Дамблдором? — он приподнялся на локтях.       — Понятия не имею, о чем они. Она иногда остается у него после уроков, и я видел, как она покидает его кабинет по выходным. Может, это он учит ее быть лучше всех? — усмехнулся Лестрейндж. — Лучше всех, кроме тебя, Томми-бой.       — Заткнись, Лестрейндж. Если не хочешь, чтобы тебе отрезали язык, — предупредил Реддл. Это остановило насмешки Лестрейнджа, но не убрало его насмешливую улыбку. Он пошел дальше. — Зачем Дамблдору учить ее?       На мгновение все замолчали.       — Староста Пуффендуя сказал, что ее родители дружили с Дамблдором перед смертью, — сказал Нотт, повторяя слухи, распространившиеся по школе.       — Как они умерли? — спросил Реддл, и все пожали плечами. — Все равно не понятно, почему он учит именно ее.       — Я могу спросить у Дэвидсон, — сказал Розье. — Она мне все расскажет. Реддл кивнул ему. — Также, я хочу, чтобы остальные из вас проследили за ней. Узнайте, чем она занимается вне занятий, с кем общается, что ее связывает с Дамблдором. Что угодно. Я жду какого-то прогресса к следующей неделе, — они кивнули ему.       — Почему бы просто не порыться в ее комнате, раз ее сейчас нет? Держу пари, она на встрече с Дамблдором, а тот болтает часами.       — Это первая разумная вещь, которую ты сказал за последнее время, Лестрейндж, — Реддл проигнорировал двусмысленный комплимент. — Пойдемте. Розье, Нотт, оставайтесь и наблюдайте. Малфой и Лестрейндж, вы идете со мной.       Было около трех часов ночи, все остальные слизеринцы были в своих комнатах. Трио быстро, но тихо кралось по коридору женского общежития, пока не подошло к последней двери в коридоре.       Все трое остановились и посмотрели друг на друга. Дверь была закрыта, но не было никаких странных признаков. Малфой протянул руку к дверной ручке, но не успел он дотронуться до нее, как она загорелась Адским огнем, и он быстро отдернул руку. Ручка светилась красным и слегка зашипела.       — Черт! — воскликнул он, глядя на волдыри, образовавшиеся на двух его передних пальцах.       — Тише, — прошипел Реддл. — Ты хочешь разбудить всю чертову школу?       — Не моя вина, что я чувствую себя так, словно мне отрезали руку!       — Тебе больно, Малфой? — подразнил его Лестрейндж. Светловолосый лишь усмехнулся, а Лестрейндж отпихнул его с дороги.       — Я зарежу тебя во сне, Адриан.       — Да? Какой рукой? — он поборол улыбку, играющую на его губах. — Твои угрозы меня не пугают, Абраксас.       — А мои? — вмешался Реддл, обращаясь к парню, но не поворачиваясь к ним. Его взгляд остановился на двери, сканируя ее на наличие каких-либо дефектов.       — Ясно, — закатил глаза Лестрейндж. — Иначе я бы говорил о том, что ты, вероятно, социопат. — Ты ранишь меня своими словами, Лестрейндж, — пошутил Реддл. Это был редкий момент, когда Том шутил с парнями, которых называл своими друзьями, поэтому Лестрейндж воспринял это как должное.       — Да, и ты ранил меня бесконечно множество раз, — сказал он, намекая на множество случаев, когда Том набрасывался на них и проклинал.       Лестрейндж протянул руку, но вместо того, чтобы взяться за ручку, он планировал просто толкнуть дверь. Однако проблема заключалась в том, что не успела его рука приблизиться к двери на фут, как она замерла, и дверь засветилась тусклым фиолетовым светом.       Он быстро отдернул руку, надеясь, что его не постигнет та же участь, что и руку Малфоя. Однако как только он сделал это, фиолетовое свечение исчезло и дверь стала выглядеть совершенно обычной. Том вытащил волшебную палочку. Фините Инкантатем. Фиолетовый свет вспыхнул снова, на этот раз гораздо ярче, но дверь по-прежнему не открылась.       — Алохомора, — Малфой произнёс заклинание лёвой рукой, но дверь все не открывалась. Ручка светилась красным.       — Reserare Ostium , — сказал Риддл, но в тот момент, когда он это сделал, казалось, что магическое силовое поле отбросило их назад. Теперь они были гораздо дальше, чем стояли изначально.       — Что, черт возьми, она там скрывает? — недоверчиво переспросил Лестрейндж. — Эта девушка, похоже, параноик. Она не в своем уме.       Все трое смотрели, как Реддл стоял возле двери, накладывая различные вариаций заклинаний. Некоторые из них срабатывали, но большинство из них нет. У нее было множество оберегов, охраняющих ее комнату, и Реддлу удалось снять только несколько из них, прежде чем он сдался и ушел. Двое других последовали за ним.       — Нашли что-нибудь интересное? — спросил Нотт, услышав их шаги, когда они вернулись в комнату. Он и Розье покинули свои позиции у двери в гостиную и вернулись к столу у камина, за которым сидели раньше.       — У этой сучки полмиллиона чар на комнате. Мы даже не смогли войти, — проворчал Малфой, показывая волдыри на своей руке. Розье наложил на его руку обезболивающее заклинание, но Малфой только застонал, когда попытка исцеления усилила боль. — Ты пытаешься убить меня, Розье?       — Извини, — смущенно произнёс он. — Это обезболивающее заклинание, я не знаю, почему оно не сработало.       — Магическая травма, — пробормотал Реддл, все еще погруженный в свои мысли.       — Но ведь заклинание действует и на магические травмы, — нахмурился Розье.       Реддл нахмурился. — Она говорила о знании теории заклинаний. Может быть, это разновидность какого-нибудь заклинания, но эта версия заставляет нарушителя дольше испытывать боль, — он был одновременно раздражен и впечатлен ее изобретательностью.       — Как я должен объяснить это в Больничном крыле, если я даже не знаю, что это за травма? — сказал Малфой.       — Ты что-нибудь придумаешь, принцесса, — сказал Розье, передразнив Малфоя.       — Так что же такого ценного она скрывает? Или секретного? — спросил Лестрейндж, меняя тему.       — Вот в чем вопрос, — сказал Нотт. Тот играл в шахматы, стоявшие на столе. Его друзья по-прежнему отказывались играть против него, так как он был непобедим. Он был в некотором роде вундеркиндом.       Пятеро парней сидели озадаченные, пытаясь придумать что-нибудь ещё. Они обменивались фактами и идеями друг с другом, не замечая, как время медленно начало ускользать от них. Примерно через десять минут скрип двери заставил все пять голов повернуться в сторону возвращающейся Сикарии. В отличие от предыдущего раза, она сразу заметила мальчиков, сидящих в центре комнаты. Она потянула галстук, чтобы развязать его, но остановилась, когда взгляды обратились к ней. Она замедлила шаг и остановилась.       — Добрый вечер, джентльмены, — кротко сказала она, удивляясь, почему здесь кто-то был. Нотт и Розье одарили ее улыбками, в то время как выражение лица Абраксаса помрачнело, а выражение лица Реддла не изменилось. — И Малфой.       — Добрый вечер, Эдвардс. Похоже, мы все страдаем бессонницей, да? — шутливо произнёс Лестрейндж, но Реддл распознал в этом хорошо замаскированную прикрытие. Хоть и Лестрейндж мог быть глупым, но он превосходно соображал на ходу.       — Теперь ты лжешь гораздо лучше, чем когда я впервые встретила тебя, — сказала она ему. Его слова звучали гораздо увереннее, но глаза выдавали ложь. И все же, она улыбнулась ему. — Продолжай в том же духе.       — Что ж, спасибо, — он слегка поклонился. Первое правило лжи: даже если тебя поймают, никогда не признавайся в этом. Продолжайте лгать, посеяв семя сомнения. — Возможно, я когда-нибудь стану таким же лжецом, как и ты.       Она пожала плечами. — Я сомневаюсь в этом, но ты можешь попробовать, — с Лестрейнджем было легко шутить. Она поняла, что он ей очень нравится.       — Находиться вне общей комнаты после комендантского часа - против правил, Эдвардс. 10 очков с Слизерина, — прервал его Реддл, испортив настроение, но Сикарию, похоже, это не волновало.       Она рассмеялась. — Сними еще десять, а потом спроси меня, не все ли мне равно, — она продолжила идти к ним. Ей пришлось пройти мимо них, чтобы попасть в коридор, где находилось ее общежитие.       Лестрейндж усмехнулась, а остальные с интересом наблюдали за ней. — Вышла на полуночную прогулку? — мягко спросил он.       — Если хотите знать, то у меня было задание для профессора, — чем ближе ложь к правде, тем она правдоподобнее.       — Какой профессор? — вежливо спросил Розье.       — Виклкост, — солгала она, не думая ни секунды.       — Лгунья, — сказал Малфой. Они так думали. Все в комнате знали, что, скорее всего, она встречалась с Дамблдором.       Сикария пожала плечами. — Докажи это. — Присмотревшись, она заметила что-то неладное с его рукой. Он понял, что, возможно, ему не следовало привлекать к себе внимание.       Она прищурилась, глядя на его руку, и, казалось, все быстро поняли, на что она смотрит. Она начала собирать пазл по кусочкам. Малфой убрал бы руку с глаз долой, но было слишком больно, чтобы пошевелить ею.       — Протяни руку, — приказала она ему. Как ни странно, это напомнило группе о том, как звучал Реддл, когда также приказывал им. Эта мысль почти заставила Абраксаса инстинктивно сделать то, что она просила, но его рациональное мышление сработало раньше. Когда он не пошевелился, Сикария закатила глаза. Она использовала невербальную магию, чтобы заставить его вытянуть руку, когда он пытался вырваться из невидимой хватки вокруг своего запястья, крича от боли при резком движении. Нотт направил на нее свою палочку, вероятно, чтобы обезоружить ее, но она отбила его палочку, едва взглянув вверх. Розье сделал то же самое, и его постигла та же участь. Она посмотрела на оставшихся троих. Абраксасу было слишком больно, чтобы даже пытаться взмахнуть палочкой. Лестрейндж поднял руки в притворной капитуляции, а Реддл только скрестил руки на груди.       — Аd augendam poenam, — произнесла она, и волдыри исчезли, как и боль. То, как латинские слова слетали с ее языка с нью-йоркским акцентом, было приятно слышать. Она убрала заклинание, удерживающее его руку, и он отдернул руку, подозрительно смотря на нее, но в конечном счете облегчение на его лице все сказало за него. Реддл выглядел очарованным. Это была вариация того же заклинания, которое он использовал на ней всего несколько дней назад, и он уставился на нее. Как она могла так быстро выучить, освоить и приспособить его? — Я бы не советовала снова приближаться к моей комнате. Контрзаклятие действует, только если я его наложу.       Никто не двигался и не говорил.       — Скажи мне, Реддл, — начала она. — Сколько очков снимается за попытку взлома и проникновения?       — Зависит от степени ущерба, нанесенного имуществу, — небрежно ответил он. В отличие от своих друзей, его не пугали ни ее дедуктивные рассуждения, ни туманные угрозы.       — Если ты попытаешься проникнуть в мою комнату еще раз, то будет в миллион раз хуже. Могу я спросить, что вы искали? — спросила она, едва скрывая свой гнев.       — Докажи это, — усмехнулся Малфой. — Ты не можешь доказать, что мы были где-то рядом с твоей комнатой.       Она улыбнулась ему, надеясь, что кто-нибудь из них скажет это. — Да, я могу, на самом деле. Я изобрела заклинание, мудак, и я единственный человек на земле, который знает контрзаклятие. Может быть, в следующий раз я не буду так дружелюбна к вам.       И снова никто не пошевелился и не произнес ни слова. Некоторые были в восторге от ее таланта, в то время как Реддл обдумывал непреднамеренный вызов в ее заявлении. Если бы она была единственной, кто знал, как обойти ее защиту, он бы поставил своей задачей пройти через неё, независимо от того, сколько времени это займет. Он не остановится, пока не останется ничего, в чем она волшебным образом была бы лучше него. В его голове уже крутились колесики.       Никто уже давно не мог заставить его так усердно работать. Она была первой ученицей, которая создала для его мозга испытание (сама не зная об этом). Это было так же раздражающе, как и возбуждающе.       — Всем нечего сказать? — насмешливо рассмеялась она. — Кучка гребаных трусишек. Спокойной ночи.       Она пошла в сторону своей комнаты. В тот момент, когда она была вдали от пятерки её мысли вернулись к разговору с Дамблдором: она планировала просмотреть записи, которые она сделала во время их встречи.       — Она мне нравится, — сказал Лестрейндж, когда она, наконец, повернула за угол. Он надеялся, что она его услышит. — Она выставила нас всех кучкой дураков.       — И все же, ты здесь самый большой идиот, — сказал Розье.        — У меня есть план, — перебил Реддл, и все четыре пары глаз повернулись к нему. Однако, прежде чем заговорить, он произнес Гоменум Ревелио, чтобы убедиться, что она все еще не прячется где-нибудь рядом. Ее здесь не было. Он произнес Муффлиато над ними пятью. — Розье?       Он поднял глаза.       — Пригласи Венеру поужинать с нами, — сказал Реддл, и они выглядели смущенными.       — Только на завтра?       — Нет, до дальнейшего уведомления, — сказал наследник Слизерина. Затем он продолжил, — Она приведет с собой Эдвардс, я смогу ускользнуть и попробовать разные контрзаклятия.       — Разве она не сказала, что является единственной, кто знает... — начал Нотт, но был прерван.       Реддл усмехнулся. — Ты сомневаешься в моих способностях, Нотт? — Нотт сразу же покачал головой, зная, каким дерзким может быть Реддл, когда он что-то задумал. Его решительность была чертой, которой не было у многих, но иногда это работало не в его пользу, особенно когда его гиперфиксация начинала делать его безрассудным. — Хорошо, — сказал он, откидываясь на спинку стула и закладывая руки за голову. Его рубашка слегка задралась, обнажив несколько дюймов живота.       — Я сам изобрету контрзаклятие, если понадобится.