Необратимость

      Сасори сверлил ее взглядом, нахмурившись и прикусив губу, как будто и в самом деле взвешивал ее жизнь и искал лазейки. Сакура беззастенчиво разглядывала его в ответ, справедливо рассудив, что терять ей уже нечего, подмечая, сколь масштабные изменения затронули кукольника за прошедшее время. Новая ипостась Сасори, его человеческий облик и приобретенные привычки никак не укладывались в голове. Она не могла понять, почему это так сильно ее взволновало, будто вселило в разум нелепую надежду, крохотный шанс на спасение.       — Мы не можем оставить ее в живых.       Сакура скорее почувствовала, чем услышала облегченный выдох Дейдары за своей спиной. В голове набатом зашумела кровь. В тонких пальцах сверкнуло лезвие куная, Сасори не двинулся с места, но в его сосредоточенном взгляде она без труда прочитала свой приговор.       — Обойдемся без демонстраций. Я сделаю все быстро, и за это ты должна быть мне благодарна.       Он все еще медлил, будто ждал ее возражений, быть может, мольбы, отчаянной просьбы о пощаде. Но Сакура не находила в себе сил вымолвить хоть слово.       — Собираешься вмешаться, сын Клыка, или дождешься окончания представления?       Сакура непонимающе моргнула, захваченная врасплох внезапным вопросом, который, определенно, был адресован не ей. Взгляд кукольника сместился, теперь он смотрел куда-то за ее левое плечо, и на периферии зрения она вдруг подметила темное пятно. Будто света в комнате стало меньше.       — Ты ее не тронешь.       Этот голос Сакура ожидала услышать меньше всего. На секунду ей показалось, что она снова провалилась в пелену гендзюцу. Потому что человек, темным силуэтом замерший в оконном проеме, просто не мог здесь находиться.       Дейдара выругался и что-то сдавленно выплюнул сквозь сжатые зубы.       — Ты мне солгала, — констатировал Сасори почти разочарованно, вновь приковывая к ней полный печали взгляд.       Послышались хлопки, и в оседающей пыли крошечною комнату вдруг наполнили маски Анбу. Сакура насчитала пять оперативников, прежде чем голубые нити, удерживающие ее на месте, запульсировали, и ее вместе со стулом отбросило к стене. Почти бережно, насколько позволяла внезапно переменевшаяся ситуация, но она все равно ударилась головой о деревянную панель и ощутила, как лоб перечертила горячая струйка крови. Раздался взрыв и ее присыпало какими-то обломками, Сакура почувствовала, как вернулся контроль над телом, но только подтянула колени к груди и до боли закусила губу. Она утратила самое ценное, чем только мог обладать шиноби, в пылу сражения она впервые не была уверена, чью сторону ей следует занять. Она стала предательницей — теперь это было очевидно, и в этой битве у нее больше не было союзников. Но в то же время, даже под угрозой смерти она бы не подняла руку на своего сенсея. Сакура так и пролежала в своем хрупком убежище, съежившись в трусливый комок, пока все звуки внезапно не стихли. Кажется, это произошло слишком скоро, учитывая, кто именно схлестнулся в бою в крошечной комнате. Не может быть, чтобы они перебили друг друга так быстро.       Обломок доски над ее головой зашевелился, Сакура зажмурилась в попытках избавиться от застилающей глаза крови и пыли. Первым, что она увидела, было лицо ее сенсея, бледное и бесстрастное. От протянутой руки она едва не шарахнулась в сторону.       — Ты в порядке?       Сакура не сразу расслышала вопрос. Не зная, как реагировать, она просто молча пялилась на ладонь, затянутую в грубую перчатку. Позади Какаши вокруг ее кокона из разрушенной мебели полукольцом выстроились безразличные звериные маски. Почему они ее еще не убили?       — Сакура, ты ранена?       — Просто царапина, — просипела она и, наконец, нашла в себе силы принять сидячее положение.       Напряженные силуэты, готовые ринуться в бой по первому приказу командира, темные провалы прорезей вместо глаз. Уже второй раз за этот вечер она ощутила болезненное непонимание, отчего те, кто владеет ее жизнью, выжидают и медлят, будто наслаждаясь ее беспомощностью. Будто ожидая, что она предпримет теперь.       — Отлично сработано, агент Харуно, — бесцветным голосом произнес Какаши, многозначительно вглядываясь в ее лицо. — Нам нужно выдвигаться, нет времени на передышку.       Полукруг из масок, наконец, распался, Сакура приняла протянутую ладонь и поднялась на нетвердые ноги. Теперь она смогла увидеть, чем закончилась битва — два тела на усыпанном мусором полу, но не мертвецы — она почувствовала, как волна облегчения прокатилась от сердца до кончиков пальцев. Они были живы, запечатанные свитками с незнакомым ей дзюцу, с безмятежными лицами, будто во сне.       Маски Анбу деловито обшаривали помещение, все еще время от времени обращая на нее пустые недоверчивые лица. Какаши молча стоял рядом, подставляя плечо, за которое она могла ухватиться, потому что ноги ее не держали. Сакура не испытывала иллюзий относительно своей роли в этом происшествии. Сенсей все знал, но почему-то утаил ее вину от своего отряда, но не имело никакого смысла разыгрывать спектакль перед ним. По возвращении в Коноху ее, вероятно, ждет трибунал, если только ей вообще позволят вернуться в родную деревню. Но пока она была жива, и формально занимала сторону победителей, хотя никто из них не мог знать наверняка, что творилось в ее душе.       — Руки подрывника, — на грани слышимости пробормотала она, едва совладав с голосом. — Вычистите рот на его ладони.       Какаши молча кивнул и подал неуловимый знак кому-то из оперативников.

***

      Еда не лезла в горло, но Сакура заставила себя проглотить комок риса, низко склонившись над пиалой. Отблески костра высвечивали замерший напротив силуэт — ее сэнсей, ее личный надсмотрщик. Праздно уткнувшийся в книгу, обманчиво беспечный и расслабленный. Они путешествовали уже несколько дней, разбившись на две группы, скованные обоюдным молчанием. Сакура не решалась задать вопросы, роившиеся в голове, имитируя шок, выжидая, когда Какаши сделает первый шаг, но он не спешил с разъяснениями. Будто они просто возвращались с миссии, усталые и опустошенные, как в старые добрые времена. Будто и в самом деле все еще были на одной стороне.       Разыгрывать этот спектакль и дальше не осталось сил. Бывший командир Анбу отлично знал, что делал. Сакура чувствовала, как следует заготовленной ей роли, но не смогла удержаться и нарочито шумно отставила опустевшую миску в сторону.       Какаши поднял на нее вопросительный взгляд, лучики морщинок разбежались от добродушно прищуренного глаза, оповещая об отеческой улыбке, скрытой под маской. Ей захотелось ринуться в лес и вычистить желудок от всего, что только что в него попало.       — Вы знали, куда я направлюсь, еще до того, как я сама узнала об этом, — произнесла она с притворным спокойствием. Когда реакции на ее слова не последовало, Сакура прочистила горло и попыталась снова. — Легенда о Лунном кролике. Сказка из детской книжки.       Какаши по-прежнему хранил молчание, но ей уже не требовалось подтверждения собственным догадкам. Слова полились нескончаемым потоком.       — В давние времена два брата запечатали свою мать, Богиню Кролика, в небесном теле. Она спала очень долго, но когда очнулась, ее взор упал на Землю, подчиняя всех жителей ее воле. Единственное место, оставшееся нетронутым — остров, куда луна всегда отбрасывает тень. Тсуки но куни.       Ей показалось, будто сенсей кивнул, но это можно было списать на игру отсветов пламени на его лице.       — Что все это значит? Какой-то план старейшин? Если вы думаете, что я хоть что-то понимаю в этой ахинее, то это не так. Я понятия не имею, зачем они отправились в Страну Луны, и все что я сказала тогда, в доме токаря — правда. Я просто хотела убедиться, что не навредила Конохе, утаив известную мне информацию.       Какое-то время ей казалось, что сэнсэй так и не заговорит. Но он все же спрятал оранжевый томик в карман жилета и подался вперед, подкинув толстую ветку в утихающий костер.       — Я тебе верю. Не думаю, что ты кому-либо хотела навредить. Но все это гораздо больше, чем только мы с тобой. Ты и не подозреваешь, в какую опасную игру ввязалась. На кону стоят тысячи жизней. Я обязан доставить тебя в Коноху, и, Сакура… я прошу тебя как друг. Как твой наставник. Не натвори еще больше глупостей, потому что уже сейчас я не уверен, что смогу тебя защитить.       — От чего? От совета старейшин? От Цунаде?       — От тебя самой. Мне жаль, что я не вернулся тогда в ущелье. Не предотвратил весь этот путь, который тебе пришлось пройти.       — Не стоит. Я не жалею о том, что произошло. Многое стало ясным.       По его изменившемуся лицу, по едва заметно оформившейся траурной складке между бровей, Сакура поняла, что сказала не то, что он ожидал услышать. Она приоткрыла рот в отчаянной попытке вернуть собственные слова назад, но сэнсей ее опередил.       — Я чувствую, что упускаю тебя. Как когда-то упустил Саске. И много кого еще, задолго до того, как вы стали моими учениками. Я не самый лучший наставник, но я тебе не враг.       — Я знаю, — поспешно отозвалась Сакура. — Конечно, я это знаю. И я ни в чем вас не виню. Мне просто нужны ответы…       — Я не могу тебе их дать. Как я уже сказал, дело не в тебе и не во мне. Я лишь выполняю приказ, призванный защитить нечто гораздо большее, чем мы с тобой.       — Я поняла, — севшим голосом пробормотала Сакура, рефлекторно отклонившись от костра. Отдалившись от тепла, позволив ночному ветру укрыть собственные плечи. Заступив за границу светового круга, во тьму, где ей было самое место. — Я не стану предпринимать попыток сбежать или навредить кому-то из отряда. Обещаю. Вы доставите меня в деревню, и я приму все, что для меня уготовили.       — Подумай о своих родителях. О Наруто. Обо всех, кого ты любишь, и кто любит тебя.       Каждое слово вбивало в ее сердце раскаленный гвоздь. Она думала о друзьях и родных каждую секунду, представляла их укоризненные взгляды и простертые к ней руки. Но было кое-что еще. Пожилая женщина из Суны, пожертвовавшая жизнью, ради того, кто не стоил этого дара. Показавшая ей другое лицо войны. В отличие от Сакуры, она знала, за что сражалась, и стояла за то, что ей дорого, до последнего.       — Я не предательница, — выдавила Сакура, пытаясь справиться с подступившими слезами. Вечная плакса. Пожалуй, она заслужила все то, что с ней происходит. — Но я больше не понимаю себя. Не верю во все, чему меня учили. Хочу поверить, и не могу. Хочу понести ответственность, за то, что совершила, но боюсь приговора, который ждет меня в Конохе…       — Давай не будем торопить события. Я не в том положении, чтобы что-либо тебе обещать, но знай, что ты очень дорога всем тем, кому сейчас не можешь довериться.       Пустые официальные слова. Он скажет все, что угодно, чтобы не эскалировать конфликт, чтобы ему не пришлось лишить ее жизни собственной рукой. Осознание этого пришло легко и буднично. Неужели, пребывание бок о бок с членами Акацки за какие-то несколько месяцев смогло так глубоко ее отравить?       — Последний вопрос, — решительно произнесла Сакура, справившись с собой. — Что будет с ними? Их казнят?       — Я не могу раскрыть тебе планы старейшин. И не потому, что не верю тебе, но я и в самом деле знаю не больше, чем ты.       — Это было бы логично, — отозвалась Сакура, отстраненно пялясь в танец языков пламени. — Разве не так?       — Ты считаешь, что это несправедливо? Они преступники.       — Но они могут быть полезны! Наверняка они что-то знают. Планы Акацки, связи, информаторы… Нельзя вот так просто взять и списать их со счетов.       — Крохи информации не смогут искупить того, что они натворили. Ты и сама это понимаешь.       Сакура вдруг вспомнила тот вечер в лесу, на границе страны Снега. Когда их едва не настигли преследователи из организации. Когда Сасори лишь рассмеялся в ответ на ее предположение о том, что они могут сдаться шиноби и обменять свои жизни на ценные сведения. Теперь она знала, что к чему. Действительно понимала, сколь нелепы были ее попытки понадеяться на милосердие старейшин.       — Они сдались так легко… — рассеянно пробормотала она. — Словно и не пытались сражаться.       — Операция была тщательно подготовлена. Мы застали их врасплох, и если бы Акасуна все еще был марионеткой, нам пришлось бы несладко. Анбу удалось так быстро их нейтрализовать только потому, что они не ожидали нашего появления и слишком расслабились. В какой-то степени, твое появление и в самом деле сыграло решающую роль.       — Пешка в очередной раз безропотно сделала тот ход, которого от нее ждали. Вам самому-то это не осточертело?       — Послушай себя, Сакура!       Кажется, она и в самом деле задела его за живое. Сакура и рада была отыграть все назад, вернуться в состояние иллюзорного перемирия, поверить в созданную им картину обманчивой доброжелательности. Но уже было сказано слишком много.       — Ты защищаешь двух преступников, словно они действительно этого стоят. Ты вбила себе в голову, будто они в этой ситуации лишь жертвы, а старейшины преследуют собственные варварские цели, размениваясь чужими жизнями. Вот теперь я и в самом деле думаю, что потерял тебя. Я совсем не могу тебя понять.       Сакура прикрыла глаза, с болезненным сожалением обнаружив, что под сомкнутыми веками возникло лишь одно лицо, а в голове зазвучали въевшиеся под корку слова.       — Единственное, чему предан шиноби — это война. Она вскармливает их вместо матери. Она воспитывает их вместо отца. Шиноби существуют только благодаря войне, и война существует, пока остаются шиноби, готовые сражаться.       — Вспомни, за что ты сражаешься.       Почти эти же слова она когда-то бросила в застывшую маску Сасори, полностью уверенная в своей правоте. Вот только от той Сакуры в ее сознании остались лишь крохи. Какаши был прав — он потерял ее. Вечно третью в их команде. Не такую перспективную, как Саске. Не такую ценную, как Наруто. Слишком посредственную, чтобы за нее можно было всерьез бороться. Он вырастил куноичи, как того требовали установленные в мире правила, готовую сражаться за тех, кто был ей дорог, даже если ей придется избавляться от тех, кто дорог другим.       Остаток ночи они провели в молчании. Сакура не сомкнула глаз, бесконечно прокручивая в голове обрывки разговора, но не находя ни ответов, ни успокоения. Лишь раз за разом возвращалось осознание, как много ей предстоит потерять, какая бы участь ни ждала ее в Конохе.