***
В камере было пусто и сумрачно, тусклые лампы, вмурованные в потолок, почти не давали света. Отсутствие окон, влажный и спертый воздух и глухой звук, которым отзывались на ее удары обшитые железом стены, наводили на мысль, что она находится глубоко под землей. Прошло несколько дней, прежде чем ее посетила хоть одна живая душа, кроме безликой руки, протягивающей поднос сквозь узкое окошко в двери. По этим подачкам Сакура отсчитывала время, да еще — по периодически гаснущему свету. В темноте она почти не спала, все пыталась расслышать звуки чужого присутствия, но улавливала лишь звенящую тишину. Поэтому скрежет в замочной скважине в первые секунды едва ее не оглушил. Очередная маска Анбу — кролик с темными провалами вместо глаз — безмолвным жестом приказал ей вытянуть руки. На запястьях сомкнулись браслеты, соединенные металлическим прутом. Пока они шагали по темному и пустынному коридору, Сакура думала о том, кого бы могли удержать эти смешные хрупкие кандалы. Явно не тех, кого обычно держат в таких местах. Она была слишком незначительной для подобной тюрьмы. Можно было счесть это поводом для гордости. Истерично веселый настрой мгновенно улетучился, когда ее привели в крошечную комнату и усадили на стул. Простой деревянный стол и еще один стул напротив позволяли предположить, что вскоре ее будут допрашивать. Почти в такой же каморке она провела свою первую беседу с Ибики, когда ее вернули из Страны снега. Разве что, в той комнате все же было окно. Кролик Анбу испарился, оставив ее наедине с собой. Сакура подозревала, что это был очередной способ подавления воли заключенного, утвержденный в протоколе. Она смиренно ждала, стараясь очистить свой разум от любых мыслей. Человек, вошедший в комнату спустя несколько бесконечно долгих минут, заставил ее нервно подскочить на месте. Она ожидала Ибики, Какаши, очередного безликого шиноби, но только не того, что сама госпожа хокаге почтит ее своим присутствием. Пятая молча прошествовала к столу и замерла напротив Сакуры, не спеша садиться. Шли минуты, но тишину нарушал только гул крови в ее ушах. Похоже, наказывать молчанием ее перестанут еще не скоро. — Тсунаде-сама… — пробормотала Сакура в жалкой попытке разрушить эту невыносимую пелену безмолвия. Пятая коротко замахнулась и ударила ладонью по столешнице. Сакура рефлекторно оттолкнулась ногами от пола, прежде чем успела подумать, ножки стула скрипнули по бетону, и она успела отъехать на добрый метр, прежде чем по комнате разлетелись древесные щепки. Один осколок ранил ее щеку, но Сакура едва заметила боль. Все ее внимание было приковано к бесстрастному лицу, на котором только глаза цвета крепкого чая полыхали холодной яростью. Дверь в допросную снова распахнулась, являя двух застывших на пороге шиноби, готовых кинуться в бой. — Пошли вон, — прошипела Тсунаде, не удостоив их даже взглядом. Вояки мгновенно исполнили приказ, и они снова остались в комнатке вдвоем, в оседающей древесной пыли и тягостном молчании. — Военные действия в самом разгаре, совет плетет интриги за моей спиной, госпиталь переполнен, рук не хватает, а моя ученица — блестящий ирьенин и сильная куноичи — сбегает вслед за парочкой нукенинов, солгав мне и наплевав на положение, в котором находится деревня. Сакура тяжело сглотнула и опустила голову. — Скажешь что-нибудь, или так и будешь смотреть в пол, как побитая собака? — Мне нечего сказать, — сдавленно прошептала она. — Что ж, — ответила Пятая обманчиво спокойно. — Тогда говорить буду я. Тсунаде развернула второй стул спинкой вперед, прочертив борозды в усеявших пол обломках, и оседлала его, оказавшись в опасной близости от Сакуры. — Я объясню тебе, как это выглядит со стороны. Как это выглядит для совета старейшин, и всех тех, кто не знает тебя достаточно хорошо. Одна из наших куноичи дезертирует с миссии по спасению Однохвостого, вступив в преступный сговор с Акацки, в то время как должна была их обезвредить. Затем обманным путем она проникает в деревню, притворившись пленницей, только чтобы снова сбежать и донести организации о положении дел. Пришлось пустить по ее следу одного из важнейших членов разведывательной команды, оставив Коноху в опасной уязвимости и поставив под угрозу текущие операции. — Все было совсем не так! — горячо возразила Сакура. — Я говорила правду, они действительно заставили меня применить Кишо Тенсей, и я сумела уйти, только потому, что мы попали в ловушку. Я бы никогда не… — Все это просто слова, — прорычала Тсунаде. — Прости, Сакура, но твоим словам я больше не верю. И все же… просто потому, что я обязана об этом спросить. Почему ты это сделала? Почему сбежала, чтобы их найти? — Это довольно сложно. Сакура сглотнула и втянула голову в плечи, ожидая новой вспышки ярости. Но ее не последовало. Тсунаде молча выжидала, пока ее ученица снова заговорит. — Я не испытываю иллюзий относительно того, что натворила. Они сказали мне, что сбежали от Акацки, но я понятия не имела, что они собираются предпринять в дальнейшем. И я надеялась убедиться, что не поставила под угрозу безопасность деревни, когда дала ему… Когда позволила Сасори жить дальше. Я просто хотела узнать правду. — Ну и как успехи? — Он собирался меня убить. — Какая неожиданность. Сакура оценила иронию. В груди трепетала нелепая надежда, что этот кошмарный сон вот-вот оборвется, с нее снимут кандалы и позволят вернуться к службе в деревне. Но этому не суждено было сбыться. — Он все еще жив? — тихо спросила Сакура, едва ворочая непослушным языком. — К моему великому сожалению. Акасуна обладает некоторыми важными сведениями, которыми он не спешит делиться. — А его напарник… — Мерзавец из Ивагакуре, на счету которого несколько десятков убийств, поджогов и разгромов. И это только те, о которых мы знаем. — Дейдара… Его заставили вступить в Акацки против его воли. Это то, что я слышала. Сакура почувствовала, как отчаянно краснеет. На лице Тсунаде проступила сложная смесь эмоций, в которых Сакура отчетливо различила презрение и непонимание. Пятая была не тем человеком, у которого можно было найти сочувствие. — Мальчишка все еще в камере. Это было одним из условий Акасуны. — А другое условие? — спросила Сакура, затаив дыхание. — Не хочешь поинтересоваться, какие условия поставлены для тебя? Это было бы логично. Но Сакура с отстраненным удивлением приняла тот факт, что собственная судьба ее практически не интересовала. Чтобы ни решил совет, ее жизнь никогда не будет прежней. И Сакура не была уверена, что готова принять их вердикт. — Я даже представить не могу, что мне придется предпринять, чтобы вытащить тебя из этого дерьма, — отрывисто продолжила Тсунаде, раздраженная ее молчанием. — У старейшин есть план, на который я не в силах повлиять. Ты должна разговорить кукловода и вытащить из него все, что он знает о текущих делах Акацки. Имена информаторов, расположение убежищ, дальнейшие шаги… Все, что поможет нам перенять инициативу. И это нужно сделать быстро, времени у нас в обрез. И тогда, возможно, вся эта ситуация еще может обернуться тебе на пользу. — Но… — Сакура опешила. — Вы сказали, что больше не можете мне доверять. Разве не будет правильнее предоставить это отделу разведки? — О, мы пытались. По тону Пятой Сакура мгновенно поняла, что попытки вытащить из Сасори информацию были в высшей степени усердными. — Как бы мне ни было тошно это признавать, Акасуна и здесь повел игру на своих условиях. Сукин сын желает говорить только с тобой.***
Сакура медленно брела по темному коридору, едва переставляя ватные ноги и до сих пор не в силах поверить, что это действительно происходит. Перед глазами стоял желтоватый лист бумаги, один из многих в тонкой папке, которую вручила ей Тсунаде. Вопросы, вопросы, бесконечные вопросы, ответы на которые она обязана была получить, чтобы спасти свою шкуру от трибунала. Чтобы обеспечить родной деревне военное преимущество. Ее никогда не обучали ведению допросов. Она не верила, что сможет вести игру против кого-то вроде Сасори. Но правила установили за нее. Перед массивной железной дверью, запертой на несколько засовов, Сакура замешкалась, и сумела сделать шаг, только получив ощутимый тычок между лопаток от сопровождающего шиноби. Тяжелая створка захлопнулась за ее спиной, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к новому освещению. Не более яркому, чем в ее собственной камере, но все же контрастировавшему с сумраком коридора. Здесь все казалось уже знакомым, разве что было чуть просторнее, и комнату делила на две части прозрачная стена, по которой разрядами пробегали потоки энергии. Охранное дзютсу, о котором предупредила Тсунаде. Щит из чакры, блокирующий воздействие опасных техник. Но это ничуть не способствовало ощущению безопасности. Одного взгляда перед собой хватило, чтобы позвоночник Сакуры будто током пронзило волной мурашек. Он сидел на полу, склонив голову, спиной к ней, обнаженный по пояс. Так, чтобы любому вошедшему были видны глубокие порезы и синяки, наслаивающиеся друг на друга, как нарисованные одна поверх другой карты — отметины, которые на нем оставили дознаватели. Любому? Но кто еще мог сюда войти? Весь этот спектакль предназначался только ей. На его половине камеры, подвешенные на нитях чакры, в воздухе зависли немногочисленные предметы обихода, не прикрученные к полу — деревянная чашка, миска, свиток бумаги и чернильница. Кажется, ему даже не дали палочек, ничего заостренного, что можно было бы применить в бою. Сакура застыла на пороге, не в силах сдвинуться с места. Конечно, он слышал, как она вошла. Но ни ни один мускул в его теле не дрогнул. Чашка в паре метров над полом медленно поворачивалась вокруг своей оси, отсчитывая секунды. Спустя несколько минут грохот от падения всего, что застыло в воздухе, эхом отозвался от стен. Сакура вздрогнула и подспудно порадовалась, что он все еще к ней не повернулся. Она не доставит ему удовольствия собственным страхом. Он по одну сторону стены, а она по другую. В безопасности, пока. Она сделала пару решительных шагов и замерла, все еще больше, чем на расстоянии удара от щита, хотя, разумеется, он не мог пройти сквозь него, чтобы на нее наброситься. — Ты просил, и я пришла, — произнесла она, прочистив горло. — Я не просил, — тут же отозвался Сасори, голосом спокойным и умиротворенным. — Я никогда ничего не прошу. Я выдвинул им свои условия, и они согласились, потому что знают цену информации. — Хорошо, — быстро согласилась Сакура, не собираясь играть в его игры. — Я была твоим условием, и я здесь. О чем ты хотел поговорить? — Я не испытываю ни малейшего желания вести с тобой светские беседы. Сакура прикрыла глаза в немом раздражении. Это все? Он так и будет без конца отрицать любые ее слова? — Ты мне солгала, — продолжил кукольник, как ни в чем не бывало. — Ты привела с собой хвост из Копирующего и его цепных псов. — Я не знала, что они идут за мной. Это правда. Как видишь, я тоже под стражей. — Это забавно. Ты не сделала ничего предосудительного, всего лишь исполнила волю умирающей старушки, но все же ты преступница в глазах своих же соратников. — Я не… я не собираюсь обсуждать это с тобой! Я пришла не за этим. — Я знаю, — просто согласился Сасори. — Ты пришла, чтобы обменять свою жизнь на то, что есть в моей голове. — И твою жизнь тоже! — запальчиво возразила она. — Правда? В его голосе впервые прорезалось нечто, отдаленно напоминающее интерес. — Они так и сказали? Мы отпустим двух членов Акацки, если ты, наша маленькая храбрая куноичи, вытянешь из них ответы? — Послушай, — раздраженно отозвалась Сакура, чувствуя, что он снова втягивает ее в бессмысленную перепалку. — Это твой единственный выход. Что еще ты собирался предпринять? Сасори промолчал, и она поспешно продолжила, ободренная этой маленькой победой. Дыхание сбивалось, слова вылетали изо рта, наталкиваясь одно на другое, но ей не терпелось поделиться своей недавней догадкой. — Я много думала. Обо всем. У меня было время. Тогда, в домике токаря, ты нарочно тянул время. Ты знал, что Какаши слушает наш разговор, я поняла это не сразу, но теперь все очевидно. Ты мог меня убить. Мог попытаться сбежать, но ты не стал. Ты сдался. Почему? Он оказался у щита так быстро, как не ожидаешь от человека, израненного настолько сильно. На мгновение Сакуре показалось, что сейчас он сделает еще шаг и окажется на ее половине камеры. Что все это было лишь изощренным способом Тсунаде наказать ее, не пачкая руки. Но Сасори замер в считанных сантиметрах от преграды. — Если ты думаешь, что твоя нелепая вера в человеческое милосердие сумела пробудить во мне благородные мотивы, то это не так. Не разочаровывай меня. Даже в таком плачевном состоянии он излучал опасность, гораздо большую, чем когда прижимал кунай к ее горлу. Ей стоило помнить об этом каждую секунду, стоило держаться от него как можно дальше, не надеясь на щиты, но Сакура все равно сделала крохотный шаг навстречу. — Я так не думаю. Мне все еще претят твои убеждения, и я все еще думаю, что ты отъявленный мерзавец, и даже последняя воля твоей бабушки не способна этого изменить. Но я пришла помочь. Нам обоим. И моей родной деревне. Всем тем, кого я люблю. Я все еще на их стороне, что бы ты ни говорил. Эта отповедь далась ей тяжелее, чем она могла представить. Его лицо, такое живое и человеческое, сбивало с толку и путало мысли. Безумно хотелось протянуть руку и убрать прядь отросших медных волос с его щеки. — У нас не так много времени, — пробормотала она, борясь с наваждением. — У меня есть вопросы. Если ты не хочешь говорить прямо, просто отвечай на них. Начнем? — Я устал, — ровным голосом отозвался Сасори. — Твое присутствие утомляет. Он невозмутимо развернулся и уселся на прежнее место, снова принявшись за свое маленькое развлечение в виде кружения утвари над собственной головой. — Приходи завтра, и, возможно, я что-нибудь тебе расскажу. Сакура моргнула. В этот миг она осознала, насколько сложное задание ей поручили. Она бы не сумела вытянуть из него больше слов, даже если бы могла избивать его обездвиженное тело до потери пульса. Разговор с Тсунаде тем же вечером дался не легче. — Это не игра, Сакура, — холодно выдавила наставница, выслушав ее сбивчивый отчет. Она снизошла до того, чтобы прийти прямо в камеру. — Я знаю. И я приложу все усилия, клянусь. Но вы ошибаетесь, если считаете, что между нами установились доверительные отношения. Он действует так, как считает нужным. — Тогда нам придется от него избавиться. Это будет большое стратегическое упущение, но мы не можем себе позволить просто так держать в Конохе часовую бомбу. Сакура сжала пальцы на ткани тюремных штанов. — Дайте мне еще немного времени. Он заговорит. — Очень на это надеюсь, — отозвалась Тсунаде и развернулась к выходу. Сакура отчетливо осознала, что еще один миг, и другая реальность, оставшаяся за пределами толстых стен, снова надолго ее покинет. Пятая была единственным мостом, связывающим ее с внешним миром. — Могу я еще кое о чем спросить? — поспешно выпалила она, привстав с футона, служившего ей спальным местом. Тсунаде обернулась через плечо и коротко кивнула. — Как там Наруто? — Он занят тренировками. И он не знает, что ты здесь. Никто не знает. Так было нужно, Сакура, ты должна понять. Сакура понимала. Если бы друг узнал о том, что ее держат в заключении, он сравнял бы эти стены с землей, не потрудившись выслушать объяснения. Таков был Наруто, тот, кто по-настоящему ее любил. О ком она должна была заботиться в первую очередь и кого не должна была предавать. Она отчаянно надеялась, что эта мысль поможет ей сделать все, как следует.