Необратимость

      Тсунаде стремительно скользила взглядом по строчкам, и чем дольше она вчитывалась в исписанный лист, тем глубже становилась залегшая между ее бровей складка. Костяшки ее пальцев побелели и заострились, и Сакура почти физически ощущала, как от повисшего в камере напряжения электризуется спертый воздух. Едва ли не силой она заставляла себя сосредоточиться на малейшем изменении в реакции наставницы, но мысли то и дело соскакивали с одного на другое, путались и мешали сконцентрироваться. Ее лента в его руках. Его молчание. Ее стремительное бегство из камеры.       Это был не первый раз, когда он играл на ее чувствах, чтобы получить свое. Но болезненно было признавать, что она открылась настолько сильно. Что рычаги воздействия на нее сделались настолько очевидными даже кому-то, вроде Сасори. Сакуре с лихвой хватило эпизода с Конохскими воротами шесть лет назад. Ей казалось, второй раз на подобный крючок она не попадется, но сценарий повторялся, и словно в кошмарном сне нынешняя ситуация развивалась в разы хуже.       — Катастрофа, — пробормотала Тсунаде и сжала лист так сильно, что желтоватая бумага надорвалась. — Если это правда, то мы погрязли в огромной куче дерьма. Пятая уставилась в стену и надолго замолчала, будто мыслями блуждала где-то далеко отсюда.       — Что насчет чиновника из Суны? — осторожно спросила Сакура, с усилием выныривая из омута безрадостных переживаний.       — Ублюдок явно в чем-то замешан. Мы проверили хранилище и обнаружили гору документов, которые волшебным образом затерялись при составлении отчетов об операциях. И еще, свиток с техникой, который пропал из ложи старейшин несколько месяцев назад. Предполагалось, что он был украден Акацки.       — Но ведь это же хорошо? Это доказывает его связи с организацией.       — Горстка косвенных улик, — прошипела Тсунаде. — Совет уцепился за право неприкосновенности старейшин, высмеяли меня, будто сопливую девчонку. Прежде чем нам удастся доказать его вину, могут пройти недели. А вот это, — она потрясла бумагой с таким остервенением, будто та была виновна во всех бедах. — Погрязнет в потоке бюрократической волокиты на еще более долгий срок. И все это именно в тот момент, когда Наруто…       Тсунаде осеклась, будто сказала лишнего.       — Что-то случилось? — Сакура мгновенно ухватилась за возможность разузнать побольше о недоступном ей внешнем мире.       — В Конохе становится слишком опасно, — осторожно продолжила наставница. — Акацки развернули настоящую охоту, в то время как старейшины продолжают вставлять мне палки в колеса.       — Я могу как-то помочь?       Тсунаде умолкла, скользя бессмысленным взглядом по скудному убранству камеры.       — Пора с этим кончать, — растерянно пробормотала она. — Вызнай у Акасуны все, что успеешь. Даю тебе несколько дней и потом… мы больше не можем держать его здесь.       — В каком смысле?       — Бывший член Акацки будто кость в горле совета. Они уверены, что рано или поздно за ним придут. Я пошла на многое, чтобы убедить их дать нам еще немного времени, но больше я не в силах его выгораживать. Особенно вот с этим на руках, — она снова тряхнула в воздухе несчастным листком. — Все мои доводы разбиваются о тот факт, что я держу опаснейшего преступника поблизости от Наруто, делая Коноху целью номер один.       — Но он еще столько может рассказать! Он уже дал нам многое!       — У него был шанс, — холодно отрезала Тсунаде. — В текущей ситуации, мертвым он нам пригодится больше, чем живым. Что до тебя, то ты нужна мне в госпитале.       Сакуре показалось, что она ослышалась.       — Вы собираетесь меня выпустить?       — Твоей крови они не получат. Я не позволю отнять у меня мою же ученицу. После казни все уляжется, и ты сможешь вернуться к работе. Несколько дней, Сакура. И, да, вряд ли я смогу навещать тебя. Нужно попытаться выжать максимум из полученных сведений.       — Я не могу.       Сакура вцепилась в футон, борясь с холодным комком, который подскочил в желудке и стремительно двинулся вверх по пищеводу. Ей казалось, что и без того зыбкую почву, по которой она ступала последнее время, только что окончательно вышибли из-под ног.       — Не можешь что? — нахмурилась Тсунаде.       — Не могу встретиться с ним и продолжать допрос так, будто ничего не происходит. Я обещала ему жизнь.       — Ты была не в праве что-то обещать.       — Да, но… Все это время… Я думала, что он может как-то искупить…       — Искупить сотни загубленных жизней? Несколько лет он был преданным членом Акацки, он убивал и осквернял трупы во имя совершенствования своей техники. Он — чудовище и манипулятор, оставить его в живых было бы безумием.       — Но Чие это сделала. Она завещала мне его жизнь.       — Послушай… — Тсунаде потерла переносицу и опустила плечи. За одно мгновение она будто разом постарела на десяток лет, хотя техника изменения внешности по-прежнему работала безотказно. — Не хочу очернять ее память, но старушка явно поддалась эмоциям…       — Разве это не то, что отличает нас от зла? Эмоции и чувства, любовь и сострадание. Он мог убить меня десятки раз, но сохранил мне жизнь, вопреки всему, что мы о нем знали. И он действительно желал покончить с Акацки. Он не выбирал путь, по которому его заставила пройти война. Быть может, если бы мир не погряз в междоусобицах, все могло бы повернуться иначе.       — Ты оправдываешь монстра.       — Я не… Я просто… Не поступайте так со мной, прошу.       — Предпочитаешь, чтобы это сделал отдел допросов? Я бы могла им приказать, но тогда мы спустим возможность получить больше сведений в выгребную яму. Мы пытались его разговорить. Этот человек не боится боли и смерти, и унесет всю ценную информацию в могилу, только чтобы нас позлить.       Пятая искусно загнала ее в тупик. Сердце Сакуры колотилось о ребра с такой силой, что это причиняло ей физическую боль. Содержимое скромного ужина вот-вот грозило выплеснуться прямо к ее ногам.       — Ты можешь продолжить свою миссию или выбрать бездействие. Это ничего не изменит. Я приняла решение, и наше положение слишком зыбкое, чтобы его менять. Возможно, не стоит тебе этого говорить, но я хочу быть с тобой честной. Ты по-прежнему моя ученица и я выбрала тебя не просто так. Но ты должна понимать, что стоит на кону.       Тсунаде прочистила горло и глубоко вдохнула, будто перед прыжком в воду.       — Акацки взяли Семихвостого. Осталось двое, прежде чем мир полетит в бездну. Совет хочет спрятать Наруто, но я считаю, что отдалив Девятихвостого от деревни, мы только подадим его на блюдечке. Я больше никому не могу доверять, их щупальца проникли слишком глубоко. Что-то грядет, Сакура, и мы на волосок от катастрофы. Подумай, что сейчас действительно важно.       Она не слышала, как Пятая вышла. Кажется, прошло довольно много времени, прежде чем органы чувств снова заработали и к ней вернулась способность воспринимать окружающую реальность. Едва это произошло, Сакуру вывернуло над отверстием в полу, служившим ей уборной.       Она заснула лишь под утро, провалилась в липкий беспокойный кошмар, а когда вынырнула из него, то обнаружила, что тюремная рубашка пропиталась потом. Ночью ее лихорадило, в горле скребли кошки, а разум окутала плотная ватная завеса. Она излечила себя, жалея, что от ядовитых мыслей нельзя было избавиться с помощью медицинского дзюцу.       Незадолго до прихода конвоира Сакура поплескала в лицо холодной водой из умывальника и как могла смыла с тела последствия болезни. Зеркала в камере не было, его можно было разбить и использовать осколок в качестве оружия. Она так давно не видела собственного отражения, что начала сомневаться в том, что вообще существует. Это бы многое объяснило. Говорят, невозможно увидеть себя во сне, и насколько было бы проще, если бы она действительно находилась в кошмаре. Вот только проснуться никак не получалось.       Звук собственных шагов по каменному полу коридора казался ей обратным отсчетом до эшафота. Она и не осознавала, что приняла решение, пока железная дверь не захлопнулась за ее спиной. Сакура глубоко вдохнула и опустилась на привычное место на расстоянии протянутой руки от щита.       — Какие новости? — безмятежно поинтересовался Сасори, уже ждавший ее напротив.       Ее лента опоясывала его запястье. Сакура с усилием заставила себя не смотреть.       — Кажется, Тсунаде тебе поверила. Они проверили шиноби из Суны. Новый список довольно сильно ее взволновал.       — Я так и думал. Надеюсь, они сумеют правильно воспользоваться полученной информацией.       — Не сомневаюсь. Продолжим?       Она раскрыла папку на коленях, глядя только на танцующие перед глазами строчки. Это было намного проще, чем смотреть в его бесстрастное лицо.

***

      Дни слились в один бесконечный бурлящий поток, который нес ее вперед, не оставляя ни шанса затормозить и глотнуть воздуха. Сакура прилежно врала о реакции Тсунаде, обходя опасные пороги и вписывая все новые и новые сведения на обратную сторону листов. Планы Акацки, которые уже наверняка претворились в жизнь, покинутые убежища и уязвимые места, до которых вряд ли кому-либо было суждено дотянуться. Она собирала сведения, за которыми, как ей казалось, уже никто не придет. Все было решено, и Сакура не в силах была на что-либо повлиять. В одну из встреч она отложила папку прямо на середине его безэмоциональной речи.       — Что ты намерен делать, когда выберешься отсюда?       Сасори, казалось, даже не удивился ее внезапно потухшему интересу.       — Вернусь к работе, разумеется.       — То есть, ты продолжишь превращать людей в марионетки?       Сасори откинулся на вытянутые руки, задумчиво уставившись в потолок. Сакура послушно ждала, когда он прекратит изображать раздумье и снова заговорит.       — Неприятно это признавать, но я переосмыслил некоторые подходы. Я завладел сильнейшими дзютсу, но они оказались бесполезными, когда у меня отняли Алую Тайну. Я превратил себя в куклу, но это не приблизило меня к вечности. Усилиями моей дорогой бабули и властью человеческих эмоций, которые я прежде недооценивал. А теперь я не располагаю достаточным временем, чтобы заново пройти уже пройденный путь.       — И что это значит?       — Быть может, пришло время залечь на дно.       — Это не ответ.       — Ты задаешь неправильные вопросы.       — В самом деле?       Сакура почувствовала, как на дне ее ушедшего в спячку разума снова зарождается злость.       — Так получилось, что при текущей расстановке сил места в мире для меня не нашлось, но я не намерен его покидать. Задачка, над которой еще предстоит поразмыслить.       — Поразительный оптимизм для кого-то, сидящего в камере смертников.       Он резко подался вперед и сократившегося метра между ними оказалось слишком много, чтобы Сакура смогла сохранить самообладание. Она невольно отшатнулась, несмотря на то, что барьер все еще фосфорецировал голубоватыми всполохами в сумраке камеры.       — Как давно ты мне лжешь?       Сакура опешила. Она изо всех сил старалась сохранить зрительный контакт, чтобы ее капитуляция не была настолько очевидной.       — В каком смысле?       — Тсунаде заинтересована, Тсунаде была удивлена, совет над этим работает… Кого ты надеялась этим обмануть? Половину времени ты меня даже не слушала. Того, что я дал, уже было достаточно для того, чтобы перевернуть ситуацию с ног на голову. Что происходит на поверхности?       — Я не могу тебе сказать.       — Как давно она не приходит?       Это было невыносимо. Словно он порылся в ее голове и вытащил наружу все то, что она старательно прятала даже от самой себя.       — Больше всего я ненавижу, когда мной пытаются управлять, как марионеткой. Это не моя роль. Ты переоцениваешь себя, если считаешь, что способна мной манипулировать.       — А ты переоцениваешь себя, если считаешь, что выберешься из этого живым! — зло выплюнула Сакура, поднимаясь на ноги.       — Ответь мне на вопрос.       — Как насчет «пожалуйста»?       — Как насчет того, чтобы я устроил тут небольшое представление, похоронив нас обоих?       — Мне уже все равно. Нам всем и так крышка. Ее не было с тех пор, как ты дал мне список информаторов. Акацки захватили семерых. Тебя казнят, и всем плевать на то, что ты еще скажешь.       Сакура чувствовала, как извергнутые ею слова оседают в воздухе тяжелыми сгустками. И вопреки законам логики, ей не становилось от этого легче. Будто все, что она извлекала из нутра, возвращалось обратно, помноженное на два.       Сасори молчал, даже не глядя в ее сторону. Время застыло и на секунду ей показалось, что вот сейчас она точно должна проснуться. Или умереть на месте.       — Что они замышляют? — севшим голосом спросила Сакура. — Что именно произойдет, если они заполучает Восьмихвостого и Наруто?       — Вечный сон всего человечества. Сила зверей способна сотворить гендзюцу, которое погрузит весь мир в иллюзию, воплощая нелепую мечту Пейну о мире. После того, как реки крови высохнут, никто уже не сможет принадлежать себе.       — Это… бессмысленно. Никто не способен управлять целым миром. Ничего не выйдет.       — Славно, что даже ты это понимаешь.       — Ты бежал от этого? Надеялся, что тебя не заденет? Что-то заключено в том острове, что-то, связанное с луной?       — Я бы поаплодировал, если бы тебе не понадобилось столько времени, чтобы это осознать.       — Но ведь это просто сказка из детской книжки, — пробормотала Сакура, даже не заметив, как снова опустилась на пол.       — Разумеется. Наивная легенда. Утешение для глупцов.       Сасори запустил руку в волосы, и маска самообладания соскользнула с его лица, растрескавшись, как старая древесина. Сакура задержала дыхание, боясь спугнуть этот хрупкий порыв откровенности.       — Поэтому ты сдался.       — Все несколько сложнее, чем ты успела себе вообразить, но общий посыл верен. Бежать было бессмысленно. Я бы понял это раньше, если бы не был так занят устранением последствий предсмертной воли моей бабки. И я не думал, что события будут развиваться так стремительно. Надеялся, что времени в запасе окажется больше. Но теперь придется переигрывать планы на ходу. Я этого не люблю, но выбора не осталось. И мне потребуется твоя помощь.       — Тебе — что?       — Разве не этого ты хотела?       — Все, чего я хочу, это остановить Акацки.       — Тогда вынужден признать, что наши желания сходятся. Еще есть шанс направить этих идиотов из совета старейшин по верному пути. Удивительно, насколько слепой может быть горстка тщеславных стариков. Но ты должна кое-что сделать.       — Ты и в самом деле думаешь, что я стану тебе помогать? Вот так просто?       — Разве не ты несколько минут назад говорила, что тебе все равно, потому что мир клонится к закату? Если все скоро погибнут, то какой смысл потакать собственной гордости?       — Уж не тебе говорить о гордости! — вспылила Сакура. — Ты самый надменный и высокомерный мерзавец, которого я только встречала! Я скорее поверю в то, что земля начнет вращаться в обратную сторону, чем в твою искренность!       — Верь во все, что тебе вздумается. Но скажи, когда человечеству придет конец, упокоишься ли ты с миром, осознавая, что не сделала все, что могла?       Сакура закрыла глаза и сжала кулаки. Ярость расползалась по венам вместе с током крови, внутри все кипело и больше всего на свете ей хотелось выплеснуть распирающий душу гнев. Злость на Тсунаде за то, что та заставила ее через это пройти, на старейшин за власть, застлавшую им глаза, на Акацки, за то, что пытаются отнять у нее само право распоряжаться собственной жизнью. А больше всего она злилась на человека, сидящего напротив, чьи слова были ядом в его истинном обличии, но звучали так правдоподобно, что это сводило с ума.       — Я помогу тебе принять решение.       Его голос не сразу прорезался сквозь алую пелену. Сакура позволила себе еще несколько мгновений прострации в бурлящем котле эмоций, отрешенно вслушиваясь в удаляющиеся шаги и шелест бумаги. Когда она открыла глаза, Сасори покачивал перед ее носом кипой пожелтевших листов.       — Я дам тебе это.       — Твои чертежи?       — Мои ответы на вопросы в твоей папке. Подробные планы, все пароли и явки, все то, что я знал. Я не смогу рассказать ничего сверх этого.       — Откуда ты узнал, что было в папке?       Сасори закатил глаза, и этот жест выглядел так обыденно, так прозаично, что злость мгновенно отступила.       — Ты же все время держишь ее на коленях. Нетрудно было увидеть. Я бы не пошел с тобой в разведку.       Сакура пропустила очередную попытку высмеять ее навыки мимо ушей.       — Если ты дашь мне это, то не останется ничего, что могло бы тебя защитить.       — Какая разница? Меня и так собираются казнить. Но, к счастью, у меня есть запасной план. Предлагаю сделку. Бумаги в обмен на твою помощь.       — Ты же никогда ни о чем не просишь.       — А шиноби не заключают сделки с преступниками. Словами так легко разбрасываться.       Сакура повнимательнее вгляделась в исписанную сторону листа, обращенного к ней. Похоже, он не лгал. Там и в самом деле было то, что Тсунаде хотела выяснить, казалось, целую вечность назад.       — Чего ты хочешь? — решительно произнесла она, как загипнотизированная следя за покачивающейся перед ее носом стопкой.       — Ничего невыполнимого. Ты должна пройти на мою сторону камеры.       — Чего? — опешила Сакура. — Что ты собираешься делать?       — План не сработает, если я его раскрою. В нем и так недопустимо много факторов неожиданности.       — Если я это сделаю, ты можешь просто-напросто меня убить.       — Ты настолько себя недооцениваешь?       — Хватит этой… болтовни, — огрызнулась она, чувствуя, какими жалкими выглядят ее потуги держать оборону. — Где гарантия того, что ты на меня не нападешь?       — Зачем бы мне это делать? — устало отозвался Сасори. Немыслимо, но, кажется, в этот раз он не притворялся. Этот разговор и в самом деле его утомил. — Тогда меня точно казнят, а я как раз стараюсь этого избежать. Если бы я хотел убить тебя из мести, то сделал бы это, когда заметил Копирующего в нашем убежище на острове. Поверь, времени у меня было достаточно.       Сакура молча сверлила его взглядом. Безумие. Вот, во что превратилась вся ее жизнь с момента той злополучной миссии в окрестностях Суны.       — Помоги мне. В последний раз. Пожалуйста.       Это был удар ниже пояса. Беззастенчивая игра на ее чувствах, его разгромная победа. Вершина мимикрии под живое существо, которая только была ему доступна. И чертов обрывок ткани на его запястье все еще прожигал ее сердце, какими бы нелепыми не были предположения о сентиментальных причинах этого поступка.       Сакура поднялась на ноги прежде, чем успела передумать. На ощупь щит был словно ледяной ручей. Легкие наполнились озоном, кожу покалывало, а все, что было за границей барьера, размылось и побледнело, когда она переступила через пропасть, разделившую камеру на две половины. Она не умерла. Это было первой мыслью, когда она открыла глаза, оказавшись в ловушке.