Необратимость

      — И все-таки поразительно, какой самоубийственной опрометчивости ты подвержена.       Сакура не ответила. Она все еще боролась с головокружением, бывшим последствием ужасной ошибки, которую она только что совершила. Не было сомнения в том, что она окончательно сожгла за собой все мосты.       Нити чакры, коснувшиеся ее кожи, даже не вызвали удивления. В глубине души она ожидала чего-то подобного.       — Знаешь, что бы я сделал, если бы и в самом деле не надеялся выбраться отсюда живым? Я бы превратил тебя в марионетку. Ты бы стала последним творением моей жизни.       — У тебя здесь даже нет инструментов.       Сакура сама поразилась, как спокойно прозвучал ее голос. Ее накрыло волной отупляющего безразличия. Ничего худшего произойти уже не могло, она подписала собственный смертный приговор и отступать назад было поздно. Она испытала странную смесь сожаления и облегчения. Больше не нужно было стараться. Если до этого она еще находилась во власти иллюзии, что может управлять собственной жизнью, то теперь та развеялась без следа.       — Наконечника пера было бы достаточно, — продолжал Сасори, не имея ни малейшего представления о том, что творилось в ее голове. — Ты довольно сильная. Я бы использовал твои навыки, чтобы проломить грудную кость, а дальше дело за малым.       Сакура ощутила, как ребро ее ладони уткнулось в солнечное сплетение. Без малейшего применения силы. Невесомо, как касание птичьего крыла.       — Работа вышла бы грязной, но для последнего желания сойдет.       — Это часть твоего плана?       — Маленькая слабость. Не смог отказать себе в удовольствии.       Ее ладонь взметнулась, чтобы заправить за ухо выбившуюся прядь.       — А теперь давай начнем сначала. Расскажи мне все, что делала и говорила Тсунаде в вашу последнюю встречу. Без утайки и искажения. Не заставляй меня накладывать на тебя печать истины. Это долго и совершенно неуместно.       Ей нечего было терять. Сакура послушно начала говорить, с усилием выуживая из разума смазавшиеся воспоминания и стараясь не отвлекаться на маленькие манипуляции, которые он продолжал совершать с ее телом помимо ее воли. Легкий росчерк пальцев по щеке — должно быть, она в чем-то испачкалась, сама того не заметив. Касание ладони — и исчезла несуществующая складка на рубашке. Снова волосы, ее непослушные волосы, то и дело лезущие в лицо от потревожившего их дыхания. Она замолчала, когда ее руки заканчивали плести вторую косу. Мысль о том, где он этому научился — проскользнула и растворилась в омуте прострации. Веревки или марионеточные тросы…       Его пальцы прекратили шевелиться, и Сакура почувствовала, что снова может управлять своим телом. Руки безвольно повисли вдоль корпуса, будто плети.       — Поверить не могу, что они позволили ситуации настолько накалиться. Когда мы достигли Тсуки но Куни, Акацки взяли только троих.       — Может быть, ваше бегство заставило их ускориться.       — Не исключаю такой вероятности. И все же, это только предположения. Не люблю гадать.       — Бумаги, — напомнила Сакура, прочистив горло.       Вся эта светская болтовня казалась пустой и неуместной. Одно ее пребывание здесь было неправильным, и ей нужно было что-то, что позволит снова ощутить подобие почвы под ногами. Одного она не учла. Чтобы получить записи, ей придется подойти поближе.       — Ах да. Возьми.       Сакура сглотнула и сделала первый неуверенный шаг. Слишком мало. Пришлось сделать еще два или три, прежде чем они оказались друг от друга недопустимо близко.       — Маленькая просьба. Я хочу, чтобы ты прочла их первой. Спрячь куда-нибудь, чтобы они не попали в руки к тем, кто придет вызволять тебя отсюда.       — Или обыскивать мой труп, — пробормотала Сакура.       — Пессимизм тебе не к лицу.       Сакура хмыкнула и приняла стопку листов из его рук. Свернула их в свиток и, глубоко вздохнув, подняла подол просторной рубашки, чтобы засунуть свою добычу за резинку штанов.       — Нетривиально.       — А куда мне еще… — огрызнулась она, но что-то заставило ее замолчать. Тихий звук, который она бы ни за что не поверила, что услышит.       Сасори смеялся. Хрипло и неестественно, как умирающая ворона, как человек, не привыкший воспроизводить этот звук. В уголках его глаз скопились морщинки. Он прикрыл рот ладонью и перевел взгляд в сторону. Как мальчишка, узревший плоды собственного розыгрыша.       — Это не смешно, — Сакура попыталась звучать грозно, но ничего не вышло, потому что ее тоже вдруг разобрало веселье.       Если бы не контекст ситуации, это действительно выглядело бы забавно. За что она цепляется? Пытается утаить разведданные посреди темницы, набитой шиноби. Словно шпаргалку на письменном экзамене. В голове вдруг всплыл образ Ино, гордо демонстрирующей исписанное бедро. Что бы сказала ей Ино? Что бы она предприняла в подобной ситуации? Все это было бессмысленно. Она бы никогда в ней не оказалась, не позволила бы собой манипулировать, не пошла бы на заклание, как жертвенный агнец, ради призрачного проблеска надежды. Она бы не позволила себя ранить. Не Ино выбрала Саске. Не Ино вернула жизнь преступнику собственными руками, поддавшись нездоровой привязанности. Теперь уже не было нужды этого отрицать. Если это ее последние часы, то Сакура хотела бы быть с собой честной.       И было бы честно взглянуть на него последний раз. Взглянуть по-настоящему, не отводя глаз и не раздумывая о том, какой ход ей следует сделать, чтобы его обставить. Вот он перед ней, человек, которого она сотворила из марионетки, человек, о котором она ничего знала и не должна была испытывать ничего, кроме презрения. Он выглядел совсем не так, как в начале их пути, не подросток, облаченный в кукольную маску, не странное существо, в чью плоть вплетались причудливые деревянные узоры. Он прошел через самую невероятную трансформацию, которую ей только довелось увидеть. И все это время она была рядом, наблюдала за сменой его ипостасей, как за течением времен года.       Сакура разглядывала его лицо, пытаясь отпечатать в памяти малейшие детали. Длинные ресницы и обветренные губы. Заострившиеся скулы, обтянутые бледной кожей. Медные пряди, приставшие ко лбу, в полумраке напоминавшие шрамы, совсем как те, что наверняка остались на его спине после всех стараний отдела допросов.       Наверное, ее желание его коснуться было написано широкими пылающими буквами поперек ее лба. Иначе невозможно было объяснить тот факт, что его лицо оказалось слишком близко. Маленький акт милосердия. Часть хитроумного плана. Когда его губы накрыли ее, все это уже не имело значения. Дейдара был прав, целоваться она не умела. Откуда бы? Жалкие попытки Ино устроить ей парочку свиданий окончились полным провалом. Получив совет тренироваться на персиках, Сакура с облегчением упрятала эту часть своей жизни в глухой ящик. И теперь она просто отчаянно цеплялась за ткань его рубашки, должно быть, натягивая слишком сильно, потому что поцелуй углублялся, становясь больше похожим на укус. А потом его пальцы окончательно запутались в волосах на ее затылке, не давая отодвинуться, чтобы глотнуть воздуха. Она бы не смогла, даже если бы он ей позволил.       Он отстранился так резко, что Сакура едва не рухнула на пол. И только потом в ее сознание ворвался скрежет засова, возвещающий о том, что пора было возвращаться в реальность. Одного предупредительного взгляда хватило, чтобы она послушно отступила на шаг.       Анбу Тануки застыл на пороге, не проронив ни слова. Сасори тоже хранил молчание, будто все снова было очевидно для всех, кроме нее. Когда шиноби скрылся, хлопнув дверью, Сакура выждала еще несколько бесконечных минут, которые были ей необходимы, чтобы примириться с новой реальностью. Где-то за этими стенами он сейчас докладывает о произошедшем и, вероятно, в его — их — камеру уже движется целый отряд.       — Хотел проверить, каково это, при полностью живом теле.       Ну конечно. Он и в самом деле это сказал. Отер губы тонкими пальцами, невозмутимо отвел влажные волосы от лица. Пряди, которые она успела попробовать на вкус.       — Ясно. Я так и поняла.       От Сакуры не укрылась промелькнувшая на его губах усмешка. Уж в эту игру они могли поиграть вдвоем.       — Что теперь?       — Мы будем ждать. Надеюсь, не стоит упоминать, что говорить буду я.       — То есть, я должна полностью тебе довериться?       — Очевидно. Что еще тебе остается?       Сакура помолчала, стараясь абстрагироваться от мысли, что им придется провести в крошечном пространстве еще черт знает сколько времени, делая вид, что ничего особенного не произошло. Это было выше ее сил. Желание подколоть его было нестерпимым. Его попытка оправдаться очередным экспериментом все же болезненно задела самолюбие.       — И как тебе? — медленно произнесла она, пристально разглядывая трещину в полу.       — Мокро. Но довольно любопытно. Впрочем, сравнивать мне особо не с чем.       — Разве ты не пытался… проверить что-нибудь еще, пока вы жили на острове?       — Плотские желания — бесполезная слабость. Я вполне способен их контролировать.       — Это не так сложно, если они направлены на кого-то конкретного.       Это была провокация, и Сакура почти сразу уверилась, что пожалеет о сказанном. Сейчас он снова велит ей не переоценивать себя, и она почувствует себя полной дурой. Но ответить он не успел.       Замок снова щелкнул, и в камере сразу сделалось тесно, хотя порог переступил лишь один человек.       — Я знал, что ты придешь, Пятая.       Чистый блеф. Если он поставил все на появление Тсунаде, то шанс был почти призрачным. Фактор неожиданности. Она могла послать кого-нибудь еще. Ее могло вообще не быть в Конохе.       — Сакура, что ты натворила?       Наставница смотрела прямо на нее. Даже фигура Сасори, загородившая ее одним плечом, казалось прозрачной. Его слов она, кажется, даже не услышала.       — Я ее заставил, — поспешно вставил кукольник. — Это было несложно. Дурочка в меня влюбилась.       Сакура заставила себя проигнорировать этот укол. Она надеялась, что ни капли разочарования не отразилось на ее лице. Его желание говорить за нее теперь не казалось таким уж несправедливым. Сакура не была уверена, что смогла бы вымолвить хоть слово.       — Я сделал это только потому, что мне нужно было встретиться с тобой. Есть разговор, не терпящий отлагательств. Это было самым быстрым способом завладеть твоим вниманием.       — Ты… паскудный щенок, — прошипела Тсунаде. Кинжалы карих глаз наконец-то сместились, позволив Сакуре сделать вдох. Теперь они были обращены только на Сасори, и в этот момент она по-настоящему ему не завидовала.       — Прошу, оставим оскорбления для более подходящего случая. Я уверен, что ты не хуже меня понимаешь, что сейчас не время. Я хотел видеть тебя, чтобы предложить свою помощь.       — Ты всерьез полагаешь, что я приму помощь от кого-то, вроде тебя?       Ее голос звенел от напряжения. Несколько шиноби за ее спиной бестолково топтались в коридоре, не решаясь переступить порог. Сакура отлично знала это выражение лица, эту притворную маску спокойствия. Тсунаде была в ярости, и Сасори, должно быть, не осознавал, на каком тонком волоске сейчас повисла его жизнь. Но Пятая не убила его на месте. Она слушала.       — Если бы я располагал большими сведениями о текущей ситуации, то действовал бы иначе. Информация, которой я поделился, годится для теневой войны, но сейчас она бесполезна. В текущих условиях вам нужно что-то более весомое, что-то, что поможет покончить с Акацки раз и навсегда. И я готов это дать.       — Я не верю ни единому твоему слову.       — В этом нет нужды. Тебе не обязательно принимать все на веру, хотя не могу не отметить, что ты успела убедиться в том, что я не лгал тебе прежде. Как там поживает совет старейшин? Или правильнее будет сказать: то, что от него осталось?       Ладони Тсунаде окрасились голубоватым свечением. Сакура невольно отступила на шаг, а спина Сасори, доступная ее взгляду, заметно напряглась. Он не имел дела с такими, как Пятая. Попытки ее уколоть могли привести только к краху. Сакуре хотелось одернуть его, чтобы он не ляпнул что-нибудь непоправимое, что без промедления уничтожит их обоих. Но, кажется, он и сам начал понимать.       — Ты знаешь, что случится, если Акацки заполучат последних зверей, — осторожно продолжил он.       В самом деле? Сакура решилась взглянуть на наставницу, и ответ был написан на ее лице. Ну конечно, она знала. Совет знал. Коалиция пяти стран была в курсе.       — Можно продолжать их прятать, но рано или поздно неизбежное все равно случится. Нужно уничтожить оружие, которым собирается воспользоваться Лидер. Статуя Десятихвостого. И я могу вас к ней отвести.       — Ты хитрая ползучая тварь, — усмехнулась Тсунаде. От этого звука, такого неуместного в сгустившемся воздухе, Сакура вздрогнула. — Весь этот цирк ты затеял для того, чтобы спасти собственную шкуру.       — Я всего лишь предлагаю тебе честную сделку.       — Я не заключаю сделок с нукенинами.       — Ты слишком умна, чтобы разбрасываться подобными шансами из желания сохранить лицо. Что такое моя жизнь, если на другой чаше весов стоит окончательная победа? Подумай, Пятая. Я не так опасен, как был когда-то. Я больше не марионетка, и коллекция моих кукол канула в бездну. Да и потом, однажды меня одолела твоя ученица в сопровождении дряхлой старухи.       Сакура стиснула зубы. Даже этот позорный факт своей биографии он умудрился вывернуть себе на пользу.       — Я хочу избавиться от Акацки. Так уж вышло, что в данный момент мы на одной стороне. И я хочу выжить, очевидно, поэтому предлагаю вам этот шанс в обмен на такую малость.       — Ты скажешь нам, где находится статуя, и я убью тебя быстро. Переговоры окончены.       — Все не так просто. Статуя не находится в материальном мире, Пейн призывает ее с помощью Риннегана. Но я могу привести вас к убежищу и рассказать, как спровоцировать ее появление и затем уничтожить. Я готов к обсуждению деталей.       Сакура затаила дыхание, боясь шевельнуться. Это было красиво, насколько красивым может быть распущенный хвост павлина, которого собираются зажарить на ужин. Он был так самонадеян, что она почти поверила, что это сработает.       — Отпусти мою ученицу, — холодно выплюнула Тсунаде, проигнорировав его порыв.       — Да ради бога, — Сасори пожал плечами и отступил вглубь камеры, оставляя Сакуру совершенно беззащитной под взглядом сощуренных карих глаз. — Я ее не держу. Как я уже говорил, она нужна была только для того, чтобы я имел возможность с тобой поговорить.       — Руки на стену, — скомандовала Пятая. — И, клянусь, если мне только покажется, что ты шевельнул хоть пальцем, я переломлю тебе хребет.       Сасори послушно отвернулся к стене и положил на нее раскрытые ладони. Внутри Сакуры все похолодело. Она что, действительно собирается снять барьер?       — Уберите щит, — приказала Тсунаде в пустоту.       На секунду Сакуре показалось, что сейчас случится нечто непоправимое. Но время шло, и Сасори не двигался, насколько она могла судить по ровному дыханию за своей спиной. Искрящаяся пелена барьера потухла. Она должна была сделать шаг, но ноги будто приросли к полу.       — Уведите ее, — рыкнула Тсунаде, и один из Анбу материализовался возле Сакуры так быстро, что она не успела заметить, как это произошло.       Повторный щелчок возвестил о том, что щит вернулся на свое место, но Сакура этого уже не видела — ее стремительно проволокли по коридору и запихнули в собственную камеру, даже не удосужившись обыскать.       Она осознала это не сразу, только когда бессильно опустилась на футон, и свернутая бумага ощутимо кольнулась под ребро. Ей нужно было чем-то себя занять. Бессмысленное чтение никому не нужных записей давало призрачный шанс отвлечься.       Сакура перебирала желтоватые листы, скользя пустым взглядом по строчкам, и добрая половина написанного не задерживались в голове ни на секунды. Пока ее взгляд не уткнулся в страницу, затаившуюся в середине стопки. Там не было имен или данных о шпионской сети Акацки, там вообще не было слов. Только ее портрет, написанный несколькими тонкими росчерками чернил.