Так будет вечно

      Я накрываю коробку клетчатой тряпицей, что осталась от длинных штор – это будет скатерть. И достаю из-под кровати пластмассовый сервиз. В игрушечном чайничке уже заварился душистый чай, он пахнет совсем как настоящий и даже дымится, а чашки поблёскивают на утреннем солнце – это мне и моему другу.       Мама и папа не догадываются о нём или делают вид, что не видят его, а мы тихо посмеиваемся над ними. Я беру печенье, которое припрятала для нас, и двигаю тарелку к нему. Мы начинаем утреннее чаепитие. И тут я вздрагиваю от резкого звука – папа роняет пульт, когда замечает, что чашка моего друга поднялась. Я виновато улыбнулась, а папа никак не мог поверить своим глазам.       После этого к нам в гости зачастили бабушки, священники и разные дяди-тёти, одетые в чёрное, с какими-то странными и страшными украшениями, вениками и крестами. Последнее меня больше всего пугало. Они осматривали каждый уголок, размахивали руками, что-то читали непонятное, дымили так, что я закашливалась. И тогда я поняла, что лучше не знакомить родителей с моим другом.       А потом было взросление, подростковые слёзы и проблемы, которые всегда считались неразрешимыми. А тут ещё эта тульпа! Только вот не хватало, чтобы меня стали называть чокнутой! Я молчала. Делала вид, что его нет, а он терпеливо дожидался хоть слова от меня. И утренний чай перестал нас связывать. Я не просто забросила нашу церемонию, я вообще перестала завтракать и ночевать дома. Последней каплей стал тот момент, когда я больше не увидела моего друга. Он исчез, как исчезают со временем все воображаемые друзья. Но, оставшись один на один с суровой реальностью, которая разрушала всё то, что так было дорого мне, только тогда я поняла, что натворила.       Возвращаясь домой, я купила чайный сервиз. Он напоминал мой детский – такие же белые чашечки с узором в виде лозы. Каждое утро я завариваю чай, добавляя в него мяту или зверобой, достаю любимые песочные печенья, которые прятала ребёнком в полке, и наливаю дымящийся напиток в чашки. Утренние лучи проникают в кухню, мы начинаем нашу церемонию. Я больше не могу видеть своего друга, но я вижу, как поднимается его чашка.