Так будет вечно

      Из глубокого – почти летаргического – сна её вывели мелодия, отдающаяся эхом, и запах, растворив вуаль той спасительной дрёмы, в которой она так любила прятаться. Не открывая глаз, шершавыми кончиками пальцев она ощупала перед лицом тонкое одеяло, отделяющее её от полного пробуждения. А затем неохотно стала стягивать свой защитный кокон, открывая замутнённому спросонья взгляду непривычную обстановку в медовых тонах.              Волнами на стене переливались солнечные блики, задевая кончики вьюна, что висел над кроватью в деревянной решётке. Его закрученные стебли ненавязчиво стремились к подушке, словно желая добраться до шеи и сомкнуться на ней, обвить тело и пустить по нему лиловые цветы, чтобы укутать его в вечных грёзах. И это, пожалуй, будет самое лучшее, что случится с ней.              На отражённой зеркальной поверхности мигал электронный циферблат. Время показывало искажённое 71:80. Сейчас раннее утро и оно, как назло, только началось. Девушка медленно села на кровати пытаясь понять где находится и что это за место. В сознание настойчиво проникала та самая мелодия, что пробудила её. Скрипка выводила легато восходящие пассажи, которые сливались между собой и начинались сначала. Где же она её слышала? А ещё запах – терпкий, упрямо выводящий из сна. И странные противоречивые чувства какого-то детского восторга и тяжёлой безысходности захватили её.              Щель приоткрытой двери то и дело закрывалась чьей-то тенью. Там кто-то был. Толком не одетая, она, как в трансе, не чувствуя под босыми ногами холод пола, побрела на шум, не зная, что её ждёт по ту сторону. Но скрип предательски выдал девушку.              – Доброе утро, милая. – не оборачиваясь бросил он. – Сейчас мы будем завтракать.              Она посмотрела на стол. В солнечном свете дымились две чашки. Парень уже разлил свежий кофе из турки и теперь ставил тарелки. Играла музыка. Сейчас мелодия казалась ей очень знакомой, название вертелось где-то на подкорке, но вспомнить его она никак не могла. Как и это место, и этого человека, и даже своё имя. Вопросы сыпались и тут же исчезали, не успев окончательно образоваться в мысли. Она прижалась к косяку, глядя на него и чувствуя, как в сердце закрадывается доселе спящая тревога.              – Что-то случилось? – вдруг заметил он.              Она лишь покачала головой и улыбнулась. Происходящее сейчас казалось настолько неестественным, неправильным, что это было всё, что она могла сделать. Он ответил на улыбку, раскладывая тосты и джем.              Присаживаясь на стул, она обхватила чашку, надеясь, что та тоже будет холодной. Но тепло оказалось более чем реальным. Парень улыбался, глядя на её чуть заспанное лицо – оно было таким милым сейчас, а она, похоже, хорошо притворялась. Неужели так теперь будет вечно? Вся эта безмятежность и правильность. И вновь странные, противоречивые чувства захлестнули её.              Девушка подошла к окну, коснувшись холодного стекла, залитым солнечным светом – будто стеклянная тюрьма. Эта скрипка, эти пассажи, переходящие с мажорного на минорный лад и обратно – всё это вызывало в душе тоскливые, безнадёжные образы в яркий погожий день. И снова клонило в сон.              Парень не отрываясь смотрел за её действиями, сам не понимая того, что восхищается её беспомощностью.              – Осень. – сказал он. – Так много света и так мало тепла.              Она не повернулась.              Все его старания оказались напрасны. Ей так и не стало лучше, она не хотела понимать, что по-другому теперь не будет. Лучше было оставить её в покое, ну и что, что в таком состоянии – постоянной растерянности и выпадении из реальности, но он не мог этого сделать. Или не хотел. Она смирится, рано или поздно.              И сейчас, когда она позавтракает, она опять отправится спать. Чтобы проснуться, и чтобы всё стало как прежде. Без него, без этой музыки и душащего вьюна. Вопрос только в том, когда она проснётся?