Аддикции

Сяо был атеистом, тем самым занудным скептиком, для которого всё что не есть научно — есть неверно, он был из тех людей которых особенно презирала Мона. Но Сяо лгал, нагло смотрел в чужие глаза и лгал. Потому что был у него бог. «Бог» для него был гораздо ближе, чем к другим. И гораздо добрее. От его бога пахло сесилиями, терпким вином и кисло сладкими яблоками. Его бог, самый настоящий Бог сидел в углу комнаты, через тонкое стекло окна к нему добирались непослушные солнечные лучи всё больше обожествляя его и так идеальный лик. Они трепещут перед ним, словно пытаются развеселить. Его бог очень красив. Его бог плачет и его огромные бездонные глаза наполнены самой настоящей печалью, они с размером с яблоки смотрят так мальчишески наивно, но Сяо знает, что они так же бывают хитры и безумны. И Сяо видит в тех глазах свою жизнь, своё назначение. Венти смахивает непослушные капельки слёз, даже сейчас, с покрасневшими щеками и опухшим лицом, его глаза не кажутся меньше, а даже наоборот, будто стали лишь ярче и глубже. Сяо позволяет себе высшую грубость для верующего — опорочить бога своим скверным прикосновением. Он опускается на колени, кладёт одну руку на деревянный шероховатый пол, а вторую не знает куда деть. Оказывается напротив этих всепоглощающих глаз, совершенно не готов к этому. Венти давит всхлип. Тихо, почти шёпотом, настолько мягко, насколько умел, роняет и сразу же пугается своих же слов: — Почему плачешь? Тот, казалось бы, уже успокоившийся, опять срывается на рыдания с новой силой. Наклоняет голову к груди Сяо, но не кладёт её ему на плечо. У Сяо всё переворачивается внутри. Сяо никогда не умел поддерживать или успокаивать, но сейчас так хотелось, чтобы это высшее существо, не иначе, успокоилось. — Венти. Названный поднимает заплаканный взгляд на Сяо. Сяо не может позволить своему богу страдать. Одной рукой он едва ли ощутимо прикасается к корсету за спиной Венти, а второй, аккуратно, кончиками двух пальцев хватается за взлохмаченные черные волосы, ему хочется прижать тело напротив к себе, но он боится. Боится изуродовать и без того настрадавшегося Венти. Сяо ведёт вниз по волосам, пытаясь успокоить, доходит почти до кончика носа, и замечает как близко его рука к чужим губам. Его изворачивает изнутри, ведёт в предвкушении, страхе и желании. Опускает руку па его мягкую щеку. Уже хочет убрать руку от неловкости, а потом поднимает и свой взор на Венти. В его блестящем гипнотическом взгляде, что по ощущениям был обращен на собственные губы виделись те же скомканные, но приятные волнующие чувства, что он видел и в своём взгляде, когда рассматривал его в зеркально чистых сияющих глазах Венти. Тот же восторг и то же самое опьянение. Но он не верил, не мог верить в то, что тот чувствует себя так же. Он ведёт вверх по щеке Венти, тот прикрывает глаза, кусает губу. А затем секунда, мгновение. Венти, словно вырвавшаяся из клетки птица, прикасается так напористо но так мимолетно к чужим желанным прекрасным тонким устам. У Сяо закружилась голова и он, до того машинально прикрывший глаза, широко их раскрывает, словно не верит в то, что произошло. Венти смотрит на него своими невероятными манящими глазами и в них четко читается: «Ну же, поцелуй меня». Сяо не мог и не желал противиться воле бога. Прямо сейчас, предаваясь любви к одному богу, Сяо предавал второго. Но, кажется, это не так важно, когда изящные руки божества напротив хватают тебя за волосы, перебирают и мнут ближе к себе. Пока ты гладко проходишься по чужим таким ароматным губам, когда так желанно хватаешь чужой язык и получаешь в ответ довольное мычание. Сяо не знал куда деть собственные руки, что говорить потом и как выяснить причину по которой Венти плакал, но сейчас, чувствуя солёный привкус на языке понимает, что Венти, бедный дорогой Венти, проронил очень много слёз. И ему хочется собрать эти слёзы для Венти. Хочется собрать все звезды для него, сделать так, чтобы это бледное круглое личико никогда не краснело от слёз. И Сяо даёт себе негласную клятву. Клятву, от которой этот бог явно будет не в восторге. Сяо обещает, нет, гарантирует, что будет защищать своего бога до конца, никому не позволит его обидеть, а тем более, себе. Он отстраняется от пухлых губ, кладёт руки на худые плечи Венти, а потом обнимает. Сладко, тягуче и так же нежно, насколько умеют эти огрубевшие руки. И Мона ещё смеет говорить, что он неверующий? Надо будет рассказать ей о своей маленькой лжи. Ему не удаётся узнать причины слез, но они об этом позже поговорят. А сейчас приятнее быть в обществе друг друга. Сяо в который раз смотрит в чужие глаза, а те смотрят в ответ. Со всей серьёзностью тихо произносит: — Не плачь. — и утирает скопившиеся слезинки с краешек чужих глаз.