Die Schweigereltern

      — Погодите, — зовёт Ацуши, опомнившись, когда старший омега уже собирается возвращаться к своим делам. Протягивает ему фотографию, которую отложил в сторону раньше.       Она выцветшая у краёв, с липкой глянцевой плёнкой, и цвета на ней с оттяжкой в синий, но ничто из этого не мешает разглядеть лица. Аккуратная комната, тёмный диван. Ринтаро-сан и миловидная девушка с длинными светлыми волосами, оба в белоснежных халатах. Слева, в обнимку с девушкой, женщина с расплывчатыми чертами и волосами цвета пепла, худой рукой со скрюченными пальцами бережно прижимающая к себе сумочку. Справа — Коё-сан и Чуя-сан. Ацуши узнаёт его без труда, даже несмотря на разрыв во времени: он не очень изменился, только рыжая копна на голове стала послушнее, а лицо — строже; на нём ещё нет перчаток. За спинкой дивана одинаково высокие и неулыбчивые Юкичи-сан и Дазай. Мило щурится в улыбке кудрявый омега в объятиях Поля. Идиллия…       Чуя-сан, едва взяв фото в руки, поджимает растянувшиеся было в улыбке губы и снова присаживается рядом с Ацуши. Показывает дату на обратной стороне фото, и Ацуши внезапно ощущает, что нижняя челюсть имеет немалый вес.       — Почти двадцать лет назад. Я здесь на третьем, что ли, месяце…       — Это господин Рембо? — Ацуши указывает пальцем на улыбающееся лицо. Молодой человек, даже юноша, на вид немного младше Коё-сан, смотрит в камеру открытыми ясными глазами. Лицо его обрамляют непослушные буйные кудри, тонкое запястье нежно сжимают пальцы Поля.       — Да, — отвечает Чуя-сан равнодушно, и Ацуши не решается спрашивать больше ничего. Осторожно указывает на пожилую даму в центре фото. — Это бабушка Осаму, госпожа Мори, — Чуя-сан снова чуть улыбается. — Она умерла почти сразу после рождения Гин. Удивительно бойкая старушка.       Ацуши сложно представить даже гипотетически, какой могла бы быть мать Ринтаро-сана. Но Чуя-сан вспоминает о ней с теплотой, значит, она была приятной женщиной. В сознании она почему-то рисуется похожей на Коё-сан.       Остаётся только эта девушка рядом с Ринтаро-саном…       — А кто это?       Чуя-сан смотрит так, будто ответ очевиден, но сталкивается с непониманием в глазах Ацуши и объясняет:       — Это Элис-чан. Не узнал?       Ацуши округляет глаза.       — Но она же ребёнок!       — Элис изменяется по желанию Ринтаро-сана, как и любая способность, — качает головой Чуя-сан. — Первое время, как я её помню, она была очень похожа на госпожу Мори в молодости. После войны стала маленькой девочкой, по характеру что-то среднее между Осаму и Акико. Знаешь, я думаю, способность отражает тех, кого Ринтаро-сану не хватает. После того, как угасла его мать, Элис частично переняла её черты. Когда вырос Осаму, она стала похожа на него в детстве. А когда Акико была… В общем, во время войны она немного тронулась умом и почти год ни с кем не разговаривала. А после уже прежней не стала, — он потирает пальцами переносицу, явно жалея, что начал эту тему. — Это сложно объяснить. Нынешняя Элис — две трети той маленькой Акико и одна треть маленького Осаму. А где-то, возможно, сам Ринтаро-сан, каким он был раньше. Ты же знаешь про запах?       — Да, Осаму-сан рассказывал мне, — кивает Ацуши, невольно заламывая пальцы. С каждой такой историей он всё больше ужасается тому, насколько долго семья его альфы пребывала в полнейшем хаосе. Сколько же им пришлось пережить…       — Знаешь, всегда говорят, что внуков любят больше, чем детей. Мне кажется, это сработало с Юкичи-саном, он действительно заметно больше внимания уделяет сейчас Гин и Рюноске, чем Осаму в этот же период, — задумчиво продолжает Чуя-сан. — А Ринтаро-сан очень любит Осаму, Акико и Эдогаву даже сейчас, когда они уже давно взрослые. Думаю, это правильно. У меня, конечно, нет внуков, но я сомневаюсь, что полюблю гипотетических детей Гин больше, чем люблю саму Гин.       — Я понимаю, о чём вы, Чуя-сан.       — Потому что ты умнее, чем хочешь казаться.