Поваренная книга бабушки Летиции

      Наследный бабушкин дом был о двух этажах, низенький и приземистый, как пожилой, но крепкий ещё старичок. Весь вид его говорил о том, что строили его ещё в те времена, когда вместо строгих расчётов старались сделать попрочнее да понадёжнее: в цемент замешать побольше желтков, стены положить не в три, а в пять кирпичей, балки взять потолще. Красоты мало, зато дом словно бы говорил: я сто лет простоял и ещё столько же простою. Снаружи его окутывали сухие сейчас лозы глицинии, из-за которых он выглядывал множеством небольших окошек. Во дворе росли старые корявые яблони, одна была такая согнутая, что почти лежала на земле, но однако же не умирала, а продолжала существование в таком согбенном положении. В ветвях яблонь по утрам рассаживались, как маленькие серые яблоки, воробьи, поднимавшие жуткий гомон.       Внутри дом казался запущенным, но всё равно производил приятнейшее впечатление. Может, дело было в Фазиле, в сознании которого этот дом навсегда теперь был связан со спасением от голода и холода, а может, в том, что запущенность была не такая, какая происходит от пренебрежения и наплевательского отношения; в любом случае, Фазилю было здесь так хорошо, что он и думать не хотел о том, что когда-нибудь всё-таки придётся уходить — не вечно же он будет в работниках у Бранда.       Пока речи о том, что он уйдёт, не было, и даже наоборот: ему выделили комнату.       Это была комнатка в первом этаже (на втором Фазиль пока что и не бывал), неподалёку от кухни — место, которое Фазиль нашёл весьма прельстительным, хотя в прежние времена здесь наверняка обитала прислуга. У бабушки Летиции, по всей видимости, прислуги не было, поэтому она использовала комнатку в качестве склада и отправляла в неё всё, что вроде бы и не нужно, а вроде бы и может пригодиться, поэтому чего здесь только не было! Начать, конечно, стоит с пыли — Фазиль, едва зайдя, чихнул пять раз подряд, всякий раз возмущённо дёргая хвостом, после чего подозрительно повёл ухом в сторону Бранда: тот сохранял спокойное выражение лица, но его серые глаза так и лучились смехом.       — Очень смешно! — проворчал Фазиль. — Разведут пыль...       Тут он чихнул шестой раз, и Бранд безуспешно попытался замаскировать смех кашлем. Фазиль огненным взглядом дал ему понять, что думает о таком поведении, после чего принялся рассматривать комнатку.       В солнечных лучах плясало столько пыли, что казалось, будто свет проникает через туман. Под потолком висел светильник, окутанный целым коконом пыльной паутины; посреди комнаты стоял круглый стол с нагромождёнными на него поломанными стульями, у окна приткнулась сиротская узкая кровать с железной сеткой, по углам ютились сундуки и короба, покрытые тряпками; валялась всякая мелочь и дрянь, попахивало сыростью нежилого помещения. Пожелтевшие обои кое-где вздулись пузырями, а кое-где отошли от стены и висели лохмотьями.       Под тяжёлыми шагами Бранда заскрипели половицы: он прошёл к окну и отворил его, впустив свежий воздух.       — Не бог весть что, конечно. Но если прибраться и обои поклеить, можно будет жить, ты как считаешь?       «Нет, всё-таки вряд ли он фетишист», — решил Фазиль. Фетишист бы сразу посадил среди шёлковых подушек, а Фазиль бы дальше только пальцем показывал, что ему купить и чем порадовать, а тут и впрямь работать надо. Хлам разбирать, обои клеить. Он недовольно развёл уши в стороны, хотя в глубине души чувствовал даже некоторое расположение к подобной деятельности, удивительное для фелида, которого проведённая в компании шебутных беспризорников юность приучила к тому, что трудятся только дураки какие-то. С другой стороны, какого-никакого положения в обществе добивались только те фелиды, которые упорно работали, как те же Кайясы со своей пекарней... Фазиль давно уже задумывался о том, что бесприютная жизнь не очень-то подходит тому, кто любит поесть, погреться у печки и покрасоваться в яркой жилетке.       — Хорошая комната, — решил он. — Мне подходит.       — Вот и славно, — подытожил Бранд. — Тогда за дело.       Начали с того, что вынесли стулья, часть из которых была совсем непригодна к использованию — эти решили сжечь в печке, — а часть была вполне ещё ничего и нуждалась только в небольшом ремонте. Потом Фазиль, вооружившись метлой, влез на стол и хотел было смотать окутывавший люстру пыльно-паутинный кокон, но тут выскочил потревоженный мохнатый паук и быстро-быстро побежал по метле. Фазиль, вздыбив шерсть на хвосте, отшвырнул метлу в сторону и проделал пару прыжков на столе, чем весьма посмешил Бранда.       — Ты что, пауков боишься?       — Вовсе я их не боюсь, а просто гадость, — ответил Фазиль, подозрительно оглядывая собственный хвост и стол под ногами.       — Мы их в детстве письмоносцами называли, — сказал Бранд. — Если кто паука видел, надо было сказать «беги-беги, весточку любимым неси».       — Ага, дождёшься от этой пакости весточки... — фыркнул Фазиль.       Немного успокоившись, он всё же убрал паутину, под которой обнаружился прекрасный старинный светильник из витражного стекла. Фазиль, как почти любой фелид обожавший всё яркое, светильнику очень обрадовался.       Освобождённый от хлама стол оказался весьма богатым — круглым, прочным, золотисто-медового дерева.       — А давай его в гостиную вытащим? — сообразил Фазиль. — Можно будет за ним читать или письма писать. Ещё бы лампу над ним повесить... — тут его фантазия унеслась вдаль, и он представил, как они вечером сядут вдвоём за этот стол, освещённый лампой в абажуре с бахромой, и будут, к примеру, играть в карты. Не на деньги, конечно, а то в этом смысле Фазиль себе не доверял и думал, что будет жулить.       Бранду идея понравилась, и они вдвоём выволокли стол в гостиную, а потом взялись за сундуки. Фазиль в каждый совал любопытный нос: в одном обнаружился старый, изъеденный молью полушубок, который никуда уже не годился; в другом — множество сухих растений и семян в тряпицах. Семена Бранд унёс, сказав, что их можно будет посадить, как снег сойдёт. В третьем сундуке нашлись пожелтевшие от времени тюлевые занавеси, в четвёртом — льняное постельное бельё и скатерти, в пятом — такие пыльные подушки, что Фазиль снова расчихался... Наконец остался только один сундук, самый главный: большой, железный, расписанный цветущими ветками и птицами и запертый на огромный замок. Ключа, конечно, не было, но Фазиля снедало любопытство. Он сунул коготь в замок, повертел вверх и вниз, замок щёлкнул и раскрылся. Только потом Фазиль подумал, что не стоило демонстрировать Бранду такие свои умения; поглядел — но Бранд ничего, только усмехнулся.       — Ну раз уж ты его открыл, давай посмотрим, что там.       Фазиль с усилием поднял тяжёлую крышку. В нос ударил смешанный запах пыли, старой ткани и мыла; взгляд сразу упал на тёмно-синюю в золотых звёздах бархатную ткань. Не сдержав восхищённого вздоха, Фазиль сел на край сундука и погладил мягкий бархат. Ах какая жилетка вышла бы из этой замечательной ткани! Жилетка — важнейший предмет одежды для фелида: без жилетки ходят только всякие оборванцы вроде Фазиля, которым ни от кого никакого уважения нет. В последний раз у Фазиля жилетка была, когда он на колбасной фабрике работал. Всё это он изложил Бранду, и тот запросто сказал:       — Да забирай! Я такое всё равно носить не стану.       Фазиль вспомнил, что мужчины у людей и правда не носят почти никаких цветов, кроме чёрного и серого, а чтобы в бархате со звёздами выйти — такого свет и вовсе не видывал. Значит, со стороны Бранда это даже и не жертва, просто отдал ненужное.       Отложив бархат в сторону, Фазиль зарылся в интересный сундук, азартно поводя хвостом из стороны в сторону. Ему уже казалось, что ничего, кроме тряпья, там больше нет, как вдруг что-то звякнуло в старой наволочке. Наставив уши торчком, Фазиль полез в груду мягких тряпок и потащил из неё увесистый ситцевый узел, издававший наиприятнейший звон. Поднял взгляд на Бранда: тот взглядом показал — развязывай, мол. Торопясь и махая хвостом, как флагом на параде, Фазиль принялся развязывать древний узел...       Солнце заиграло на золотых монетах с чеканным профилем старого короля.       — О-о-о... — зачарованно протянул Фазиль. Но восторг быстро сменился разочарованием, когда он вспомнил, что монеты принадлежат не ему. — Вот, — он быстро, чтобы даже соблазна не было, собрал узел обратно и протянул его Бранду. Тот посмотрел с усмешкой, потом неуклюже присел на край сундука рядом с Фазилем и высыпал монеты на тряпицу. Тяжёлые, блестящие, они так и приковывали взгляд. Их оказалось ровно десять, и Бранд сказал:       — А знаешь, что? Давай напополам разделим. Считай, это твой задаток.       — Что-о-о-о? — Фазиль своим ушам не поверил, хотя на слух вроде бы не жаловался.       — Не будь тебя, я не то что в этот сундук — я бы в эту комнату ещё лет пять не заглянул. Да и сундук не стал бы открывать...       Фазиль поглядел на него растерянно, и в его душе снова, будто тени в сумерках, зашевелились подозрения.       — И какая же работа стоит таких денег? — поинтересовался он.       В глазах Бранда снова запрыгали смешинки, хотя на лице сохранялось серьёзное выражение.       — Мышей ловить умеешь?       — Ну знаешь ли! — Фазиль от возмущения развёл уши в стороны, демонстрируя максимальное нерасположение. На Бранда, впрочем, это не произвело большого впечатления: он тем временем говорил:       — Раз у тебя теперь деньги есть, сходим завтра к швее. Отнесёшь ей свой звёздный бархат, пусть она сошьёт, что нужно.       Фазиль мигом наставил уши в режим максимально внимательного слушания:       — Нам ведь по-особому шить надо, а эта швея, может, в глаза фелидовских жилеток не видывала?       — Эта точно видывала, — усмехнулся Бранд, не отводя взгляд от его ушей.       — Что? У меня пыль на ухе? — Фазиль дёрнул ухом: показалось, в самом деле что-то щекочет.       — Нет, но очень уж они занятные. Можно потрогать?       Вопрос этот привёл Фазиля в замешательство: он заподозрил, что у Бранда начались фетишизмы, и с беспокойством на него посмотрел, но не заметил ни бегающего взгляда, ни масляного блеска глаз, какие должны бы появиться у человека, сознающего свою порочность. Либо Бранд не сознавал, либо у него в самом деле не было задних мыслей, и мотивом служило простое и очень понятное Фазилю любопытство.       — Ну ладно, потрогай, — недоверчиво сказал он и слегка наклонил голову. Ухо вначале чуть ли не само собой рефлекторно прижалось к голове — слишком часто Фазиля за него хватали и трепали — но потом потихоньку выпрямилось навстречу руке Бранда. От непривычного прикосновения по телу пошли мурашки. Пальцы у Бранда были грубые, шероховатые, но прикасались мягко и ласково: потрогали кисточку — это было немного щекотно, и ухо дёрнулось, а Бранд усмехнулся, и Фазиль почувствовал тепло его дыхания; потом осторожно погладили по шерсти.       — Надо же, какие пушистые... А тут что, шрам?       — Ага, — ухо опять дёрнулось от неприятного воспоминания. — Это я с одним там... подрался. Давно ещё. А он возьми и укуси меня за ухо! Ядовитый гад оказался, потом долго ещё не заживало...       — Бедняга, — отозвался Бранд, проводя по шраму пальцем. Фазиль прикрыл глаза, ловя себя на странном чувстве, которое рождалось где-то в груди и плавными тёплыми волнами растекалось по всему телу. Впервые в жизни к нему прикасались с такой необычной целью: не навредить, а... изучить? Узнать? И впервые в жизни он сам не шарахался от прикосновения, а даже хотел, чтобы оно не прерывалось. Он почувствовал странную нарастающую вибрацию где-то в горле, но прежде чем успел ей удивиться, Бранд убрал руку и сказал:       — Отдохнули — и хорошо, а теперь пора за работу. Надо бы тут до темноты закончить.       Вибрация ушла, Фазиль открыл глаза и встряхнулся. В теле ещё хранилась непривычная томная нега; работать и шевелиться не хотелось, хотелось лечь в тепле, и чтобы гладили шершавые, но ласковые руки, и тогда можно будет эту вибрацию разъяснить...       Но работать — так работать, в конце концов, ему ведь за это даже деньги заплатили.       Фазиль не мог даже с места сдвинуть тяжеленный сундук, поэтому Бранд выволок его сам, а Фазиль только подивился его силище.       — А лошадь сможешь поднять? — поинтересовался он.       — Лошадь, пожалуй, не смогу.       — А что самое тяжёлое ты поднимал? — не отставал любопытный Фазиль.       — Телегу, — кратко ответил Бранд.       — И зачем же ты поднимал телегу?       — Потому что моего товарища ею придавило. Давай-ка обои обдирать, — Бранд быстро перевёл тему, и Фазиль с сожалением вздохнул: он бы послушал байки про войну, но, кажется, ему попался удивительный фрукт — солдат, который не любит хвастаться. Если бы Фазиль вытащил кого-то из-под телеги, уж он бы позаботился о том, чтобы окружающие узнали эту замечательную историю во всех подробностях!       Взялись обдирать обои, которые легко отходили от стен — только пыль и штукатурка во все стороны летели. Под обоями были старые газеты; Фазиль с увлечением читал кусочки и отрывки статей, получалось что-то навроде:       «...Величество въезжали в город в сопровожд...       ...алось всеобщим народным ликова...       ...лили смотреть благосклонно на...»       Старые обои решено было сжечь в печке, а за другими Бранд велел Фазилю слазить на чердак.       — Мне по такой лестнице не подняться, сам понимаешь.       И Фазиль наконец-то получил возможность попасть на второй этаж домика, где в коридоре был лаз на чердак с выдвижной лестницей. Фазиль вертел головой по сторонам: ему страсть как хотелось попасть в хозяйскую спальню и осведомиться, на какой такой кровати почивает Бранд, что хранит в шкапу и в сундуках — не с целью поживиться, а только ради удовлетворения любопытства — но он понимал, как невежливо проситься в чужую спальню. Вот тайком заглянуть, как случай представится, — это совершенно другое дело!       Он залез на чердак, где сильно пахло мышами, и тут же обнаружил там множество сокровищ — например большое зеркало в облезлой позолоченной раме, на которое падал луч солнца из чердачного окошка. Смахнув с зерцала пыль, Фазиль полюбовался своим отражением, повёртываясь то одним, то другим боком, по-всякому изгибая хвост и придавая лицу разные грозные и надменные выражения, после чего нашёл, что за последние три дня он весьма похорошел, а из глаз ушёл голодный блеск. Ещё бы одеться красиво, и был бы такой фелид — загляденье! Он тут же решил, что зеркало надо поставить в будущую его комнату, чтобы любоваться собой ежедневно.       Поломанная старинная прялка интереса у него не вызвала, а вот в сундуки, ящики, коробки и ящички он позаглядывал во все, ни одного не пропустил. Чего только не нашёл! Целую шкатулку с пуговицами, нитки, пряжу, лоскутки и обрезки ткани, гвозди, рейки, разбитый цветочный горшок... В каждой коробочке пряталось что-нибудь интересное, и Фазиль мог бы ещё долго так сидеть, если б Бранд снизу его не окликнул, вопрошая, есть ли на чердаке обои и не съели ли Фазиля мыши. Тогда только Фазиль вспомнил о важной миссии, с которой он был сюда отправлен, и сделал поиски более предметными. Он нашёл стопку перевязанных верёвкой старых газет и пару рулонов обоев — правда, с разными узорами: одни в весьма красивых фиолетовых цветах, а другие попроще, полосатенькие — и с этим урожаем спустился вниз.       Бранд вскипятил на плите раствор из воды и муки, сделав таким образом замечательный обойный клей, и они принялись клеить сначала газеты, а потом на газеты — обои, ведя при этом такие разговоры:       — Ты что, никогда раньше обоев не клеил?       — Куда уж мне! — говорил ехидный Фазиль, прижимая уши и стараясь держать хвост подальше от липкой обоины, небезосновательно полагая, что отмыть потом шерсть от клея будет сложно. — Кто бы мне такое доверил! А ты что, клеил?       — В таком-то году, — добродушно отвечал Бранд, — стояли мы у... — и он назвал пригород неподалёку от столицы. — Тогда было почти спокойно, считай, перемирие. Ну вот однажды приезжает кавалерийский генерал и говорит, что у него загородный дом вот в этом самом пригороде и захватчики там напакостить успели, пока мы их не оттеснили. Ну вот взял он наш отряд и отправил свой дом восстанавливать. Мы и кирпич клали, и раствор мешали, а как дело до внутренней отделки дошло — и обои клеили. Обои там были — не чета этим: тиснёные, с золотом, с рельефным узором... Знаешь, страшно дотронуться, а ну как чего не так сделаешь? Ну ничего, приноровились, поклеили, генерал доволен был.       — Хорошо эти генералы устроились! — возмущённо фыркнул Фазиль. — Не платил-то вам небось?       — Не платил, — согласился Бранд. — Но никто не жаловался. Лучше уж обои клеить и раствор мешать, чем... — и он замолчал, наблюдая, как Фазиль яростно выгоняет пузыри воздуха из-под наклеенных обоев.       — Чем что? — Фазиль заинтересованно повернул к нему ухо.       — А чем люди на войне занимаются? — спросил вдруг Бранд раздражённо, и Фазиль опасливо прижал уши и покосился на него. Не любит, видать, эту тему — не только хвастаться, но и вообще — говорить.       Но Бранд быстро вернулся в привычное насмешливо-спокойное расположение духа и своим обычным тоном сказал:       — Неровно клеишь, смотри, у тебя там складки пошли. Дай я...       Под вечер погода испортилась, в трубе завыл ветер, а набежавшие тучи украли последние солнечные лучи, но Фазиль с Брандом успели управиться. Даже в стремительно сгущающихся сумерках видно было, какая комната стала красивая да нарядная в новых свежих обоях. Красивые цветочные обои поклеили на ту стену, где будет кровать, и казалось, что так и задумано, даже оригинально получилось. Фазиль, хоть и зверски устал и запылился, чувствовал необыкновенную гордость. Вот какая у него будет комната! С прекрасными обоями (пусть и поклеенными криво там, где клеил больше Фазиль, чем Бранд), с железной печуркой в углу, с окном, выходящим в сад! А потом они принесут матрас, спустят с чердака зеркало, да постелят коврик... свет ещё не видывал такой славной комнатки!       Гордость, однако, сильно мешалась с голодом, поэтому решено было заняться ужином. Умывшись и переодевшись из рабочей одежды, они собрались на кухне у очага, и Бранд, засветив лампу, принялся листать книгу бабушки Летиции.       — Нужно что-то быстрое, — рассуждал он, — и сытное... О! Картофельные оладьи. Ты будешь карто... — начал было он, но Фазиль не дал ему закончить, решительнейшим образом дав понять, что он — смиреннейший фелид в мире, который кушать будет то, что пошлёт ему воля Бранда и поваренной книги.       — Значит, будем оладьи, — решил Бранд. — Что у нас тут... «Ежели надо быстро поужинать, так возьми штуки три-четыре картошки да натри на тёрке. К тому пожарь мелко нарезанный бекон до шкварок и лука, всё смешай и как следует посоли. Сыру туда потри. Два яйца добавь, да не забудь посолить как следует. Смешай и жарь на сковороде, пока золотистыми не станут, а к столу подавай со сметаною».       Готовить было превесело: Бранд доверил Фазилю самое приятное — тереть сыр и жарить бекон, который шкворчал на сковороде, распространяя аппетитные запахи, и если Фазиль и утащил, обжигаясь, пару хрустящих, тающих на языке кусочков, то этот маленький грешок прошёл незамеченным. Ах какие вышли оладьи! Золотистые, хрустящие, с тянущимися нитями расплавленного сыра и хрустящими ломтиками жареного бекона! Макнёшь кусочек в кисловатую сметану и отправляешь его в рот.       Потом ещё чай пили и слушали, как по крыше крадётся дождь, а в очаге потрескивают, догорая, поломанные стулья. У Фазиля уже глаза слипались, хотя спать ложиться было ещё рано — часы недавно пробили восемь и всё ещё кряхтели, выражая недовольство по поводу своей тяжкой повинности.       После ужина Бранд решил научить Фазиля зашивать прорехи — Фазилева-то рубашка, самая для него удобная, подходящая по размеру и пошитая так, как следует шить для фелидов, была прорвана на локте. Они сели рядом на диване, и сонный Фазиль следил, как ловко Бранд большими своими руками продевает нитку в иголку. Попытавшись повторить его действия, Фазиль немедля укололся. На большом пальце у него был напёрсток, но уколол он указательный, и тут же сунул его в рот, недовольно помахивая кончиком хвоста.       — Ты всё, что ли, делать умеешь? — поинтересовался он.       — Всё-не всё, а в походе если дыру не зашьёшь, так и будешь ходить оборвышем.       — Как я, — сказал Фазиль и не удержался — зевнул во весь рот, едва успев прикрыться ладонью. Он пытался следить за действиями Бранда, но веки опускались сами собой, будто их намазали обойным клеем. Мысли путались, и Фазилю в самом деле представилось, что обойный клей попал ему в глаза...       Он всё клонился набок и наконец ткнулся лбом Бранду в плечо. Пахло мылом, печкой и человеком, пахло домом, и Фазиль, окутанный теплом и домашним этим уютным запахом, задремал, хотя представлялось ему, что он вовсе не спит. Правда, если б не спал, то не прижимался бы к человеку — где вообще видано такое, — но в одурманенное сознание такие мысли не лезли. Так сладко ему дремалось, что внутри снова зародилась странная вибрация, отдававшаяся приятно во всём теле, и когда тяжёлая рука погладила его по голове — или это только приснилось?.. — вибрация вышла наружу, и Фазиль почувствовал невиданное блаженство, словно его окутали пуховым одеялом и приласкали всего целиком, от кисточек на ушах до кончика хвоста.       Он хотел бы, чтобы этот момент длился и длился, но тут часы устроили целое показательное выступление, пробив девять часов, и Фазиль очнулся, вырванный из своего блаженства, и сел, одурманенно оглядываясь и прядая ушами.       — Я не спал! — громко заявил он.       — Угу. Не спал и при этом мурлыкал, — заметил Бранд, и Фазиль, всё ещё под влиянием тёплого сонного момента, даже не возмутился как следует, а довольно мягко возразил:       — Ну хватит уже надо мной шутить. Фелиды не мурлыкают.       — Как же не мурлыкают? Я своими ушами только что слышал.       Фазиль фыркнул и встряхнулся, уже чуть более энергично воспротивившись:       — Ненавистники фелидов всё время приписывают нам животные черты, не наноси мне такого оскорбления!       — Раз так, то, конечно, не буду, — ответил Бранд, улыбаясь одними глазами. — Я рубашку твою зашил, — добавил он, сбрасывая Фазилю на колени означенную рубашку и поднимаясь с дивана. — Не иначе как из ненависти!       Фазиль смутился и пробормотал слова благодарности, вертя рубашку в руках и находя, что зашита она на славу — не всякая швея так сможет заплатку наложить. Бранд ушёл к себе наверх, а Фазиль, достав из сундука постельное бельё, устроил на диване постель, сунул под подушку пять драгоценных золотых монет, свернулся клубком и заснул под стук дождя.