***
На следующее утро Фазиль отправился в гости к Самии, надеясь получить от неё семена цветов. По дороге он вначале немного злился, вспоминая вчерашнюю «капусту», но день был так хорош, что скоро неприятные чувства отошли на задний план. Воздух пах цветами и тополиными почками, солнце пригревало уже почти по-летнему, в свежей зелёной траве сияли яркие одуванчики, со всех сторон щебетали птицы. Дуться и злиться в такой обстановке было сложно, вот отходчивый по натуре Фазиль и не злился, а только вертел головой по сторонам и жмурился на яркое солнце. Дом швеи в окружении цветов и зелени выглядел ещё красивее, чем раньше. На веранде опять спала чёрная кошка, только теперь бока её заметно округлились: кажется, особа оказалась гулящей. Надо будет попросить пару котят, чтоб мышей ловили и создавали в доме уют. Дверь открыла пышнохвостая Айше, которая проводила Фазиля в гостиную и побежала за хозяйкой дома. Самия, спустившись из мастерской, поспешно прибрала и припрятала пару разбросанных кукол, и тут только Фазиль сообразил, что явился без приглашения, и рассыпался в извинениях. — Только пробелы в моём воспитании объясняют сие невежество! — говорил он, кланяясь Самии. — Даже слышать ничего не хочу! — отвечала та. — Вы своим визитом сделали честь моему дому. Извольте сесть, будем пить чай. — Разве смею отрывать вас от работы?.. Но как и любой фелид, Самия считала, что гость куда важнее работы, поэтому Фазиль не успел даже толком посопротивляться — для виду, разумеется, потому что вообще-то любил пить чай — как Айше уже принесла чайный поднос. Фазиля усадили в кресла, отрезали ему кусок лимонного кекса, украшенного глазурью и венком из засахаренных цукатов, подсунули печенье всех видов, налили чаю в изящную чашечку и так ловко повели беседу, что он и думать забыл о неловкости. Выпив не меньше пяти чашек чаю и слегка увеличившись в объёмах, Фазиль наконец-то вспомнил, зачем пришёл, и, улучив момент, завёл речь о цветах. — О, луковички тюльпанов и деленки пионов сажают обычно осенью... Фазиль расстроенно опустил уши и хвост: он-то уже представил пышное цветение! Но Самия поспешила его разуверить: — Весной тоже можно, я вам всё расскажу! Хотя знаете... Я лучше сама к вам приду и всё сделаю! — Нет-нет, ни в коем случае! Я не прощу себя, если из-за моих капризов мать семейства будет принуждена работать в чужом саду! Некоторое время они пытались меряться вежливостью, но в конце концов сошлись на том, что Самия даст подробнейшие инструкции по садоводству, но сама всё-таки никуда не пойдёт. Фазилю собрали и вынесли множество луковичек, саженцев и корешков, к каждому виду присовокупили записки с объяснением, как сажать и как ухаживать. В довершении всего завернули с собой добрую половину лимонного кекса и мешочек печенья для «храброго господина Бранда» и пригласили обоих на обед в конце недели. — Хочу познакомить наконец вас с мужем, он ведь так и не поблагодарил вас с господином Брандом за спасение дочери! Мы приглашаем вас и ещё одну пару, больше никого не будет. — С радостью придём! — раскланялся Фазиль. Обменявшись всевозможными благодарностями, поклонами и вежливыми словами, довольные друг другом фелиды расстались, и Фазиль отправился домой, нагруженный дарами. Солнце уже клонилось на запад, свет его сделался насыщенным, красновато-золотым и тёплым, а тени — короткими. Дом в окружении цветущих яблонь выглядел даже... нарядно. «Мой дом!» — радостно подумал Фазиль, открывая калитку. Тут он, конечно, сам себя осадил, напомнив, что вовсе и не его этот дом, но думать так всё-таки было приятно. Во дворе тянуло табачным дымом, и запах этот мешался с запахом яблоневого цвета, навевая ностальгические воспоминания о том, чего никогда не было, но могло бы быть. Навострив уши, Фазиль пошёл на запах и обнаружил кое-что интересное: пока его не было, Бранд соорудил качели на ветке могучей старой липы и теперь покачивался на них, жмурясь от закатного солнца и зажав трубку в зубах. Босой, в одних штанах и полурасстёгнутой белой рубахе с закатанными рукавами, он вдруг показался совсем молодым — гораздо моложе, чем в первую встречу, словно вместе с грубыми солдатскими сапогами и тяжёлой шерстяной шинелью он сбросил лет двадцать. Фазиль неслышно, шагая легко-легко в своих мягких сапожках, подошёл и остановился, поражённый внезапной слабостью: показалось, что сердце упало и повисло на резинке, как детская варежка. Бранд, видно, почувствовал, что на него смотрят, открыл глаза и улыбнулся, глядя снизу. Проклятое сердце запрыгало на резинке, как мячик — чего это ему вздумалось трюки показывать?! — Ну как? Достал свои тюльпаны? — Ещё как! И не только... — Фазиль откашлялся в смущении, но голос всё равно звучал принуждённо. «А ведь это из-за меня он качели сделал», — подумал он. Кто будет делать качели для самого себя?.. Бранд уступил ему место и взялся разбирать мешок, а Фазиль, покачиваясь в лучах закатного солнца, рассеянно болтал и всё пытался поставить на место беспокойное прыгучее сердце.***
Семена бабушки Летиции, а также луковички и росточки, подаренные Самией, пошли в ход: целый день Фазиль с Брандом посвятили посадкам. На заднем дворе у сарая разбили небольшой огородик: посадили тыкву, помидоры, горошек, морковь и пряные травы. У забора посадили загадочную «ипомею» (так была подписана одна из тряпиц с семенами, найденными в сундуке), вдоль дорожек и у дома — тюльпаны, пионы и лилии. С этого момента Фазиль по три раза на день бегал проверять, не взошли ли ростки, и всякий раз расстраивался, что пока ничего из земли не показалось. За день до того, как они должны были пойти на обед к Самии, Бранд съездил в город и вернулся с большим чешуйчатым ананасом, которому предстояло сыграть роль подарка на завтрашнем событии. Ананас торжественно стоял в кухне, словно тотем, и Фазиль смотрел на него с уважением — эдакого фрукта ему пробовать не доводилось. Ещё Бранд получил пенсию, часть которой вручил Фазилю. Тому стало неловко, и он попытался было неубедительно что-то сказать, но Бранд решительно оборвал его на полуслове. — Уговор какой был? Ты работаешь у меня и получаешь жалование, — сказал он почти сердито, от каковых интонаций Фазиль опасливо развёл уши. — Вот и бери... без разговоров! Он сунул деньги ему в руки и ушёл, после чего они пару часов не общались: Фазиль, сам не понимая почему, был расстроен и обижен, а Бранд непонятно на что сердился. Ближе к вечеру, однако, они как ни в чём не бывало сошлись на кухне за приготовлением ужина по очередному рецепту бабушки Летиции. «Коли днём дел было много и на ужин остатков нет, режь хлеб, да на сковороду его клади на масло. Сверху кидай всё, что найдёшь — колбасу, мясо, помидоры да и всё что ни на есть. Яйцом залей и сыром тёртым посыпь, вот тебе и ужин». Ужин вышел на славу, и сидя у камина в гостиной, Фазиль размышлял о том, что Бранд прав: он, Фазиль, работает не покладая рук — свет ещё не видывал такого работящего фелида! — и заработок свой заслужил. Совершенно непонятно, почему так царапает брать за работу деньги, раньше он за собой такого не замечал. И Фазиль твёрдо решил больше не думать о связанной с деньгами неловкости.***
В день светского визита Фазиль всё утро прихорашивался: тщательнейшим образом вымылся, начесался и долго разглаживал малейшие морщинки на своём чудесном камзоле, тягая по нему тяжеленный чугунный утюжок. Нарядившись, он повертелся перед зеркалом, вздыхая, что не хватает украшений: позвякивающих тяжёлых браслетов, золотых часов с цепочкой и брелоками, сверкающей бриллиантовой булавки для шейного платка. Но всего понемножку, так? Если продолжить вести почтенную жизнь, то и украшения рано или поздно появятся. Закончив со своим туалетом, он хотел было проведать Бранда, но тот как раз сам к нему постучался. — Можно я в твоё зеркало посмотрюсь? У меня только для бритья. Фазиль посторонился, пропуская его в комнату и оглядывая с ног до головы. Бранд был в костюме. Костюм — это, конечно, вполне приличная одежда для человека, но Фазиль лелеял надежду увидеть друга в парадном солдатском мундире, ярко-синем, с золотыми пуговицами — он такие на параде видел. У Бранда, небось, и ордена есть, то-то здорово было бы, если б он их надел! Но Фазиль уже достаточно его изучил, чтобы понимать: спрашивать или уговаривать бесполезно, раз не надел, значит, не хочет. Бранд тем временем остановился перед зеркалом и осмотрел себя критически. — Красавец! — ядовито пробормотал он себе под нос, а потом попытался завязать галстук. Опыта в таких делах у него явно не было, и понаблюдав пару мгновений за его попытками то ли смастерить удавку, то ли завязать морской узел, Фазиль подошёл и отвёл его руки. — Дай-ка я. Он презирал глупые, куцые и скучные человеческие галстуки, но завязывать их всё-таки умел. Бранд, опустив глаза, следил за его манипуляциями, и Фазиль впервые заметил, какие у него забавные ресницы — густые, короткие и прямые, как щёточки. Когда он затягивал узел, Бранд перехватил его руку, и Фазиль вздрогнул, к щекам мигом прилила кровь. Ощущений мигом стало слишком много — тепло и твёрдость руки Бранда, его близость, его запах. Он поднял растерянный взгляд; Бранд улыбался. — Я ведь это сам не развяжу... — Я... я развяжу, — ответил Фазиль почему-то дрогнувшим голосом. — Не зря же я деньги получаю, — добавил он, пытаясь избавиться от внезапной скованности. Бранд почему-то перестал улыбаться, отпустил его и повернулся к зеркалу, собственноручно затягивая галстук. Фазиль опустил уши, растерянно глядя в его широкую спину и не понимая, что он сделал не так. Он хотел было уже обидеться, но тут Бранд повернулся к нему и как ни в чём ни бывало заговорил: — А как ты думаешь, одеколоном сбрызнуться можно или лучше не надо? Он достал из кармана флакончик с наклейкой, на которой изображён был напомаженный щёголь с подкрученными усиками. Неодобрительно косясь на щёголя, Фазиль потянулся к флакончику; его чуткий нюх даже через закрытую крышку уловил мощный запах спирта. В носу защекотало, и он едва успел уткнуться в изгиб локтя, прежде чем отчаянно расчихаться. — Понял, понял, никакого одеколона среди фелидов! — испуганно сказал Бранд и отставил флакончик куда подальше. В назначенный час они подошли к дому швеи, торжественно неся величественный ананас. Дверь им открыла собственноручно Самия, и Фазиль замер в восхищении её нарядом — ярко-алыми шароварами, кружевной рубашкой и шитой золотом жилеткой. Вот у кого не было недостатка в украшениях! Тут, конечно, последовали изысканные поклоны и приветствия: Фазиль старался недостаточную пышность одежды компенсировать витиеватостью комплиментов, поэтому превзошёл сам себя в плетении словесных кружев. Затем последовало вручение ананаса и очередной раунд соревнований в вежливости. — Ах, ну что вы, зачем! Не стоило так тратиться! — говорила Самия. — Мы вовсе не потратились, — возражал Фазиль, всем своим видом намекая как раз на противоположное. — А даже если потратились, то разве траты имеют значение, если речь идёт об удовольствии видеть вас? Когда все формальности были выполнены, ананас принят и передан Айше, Самия отвела их в нарядно прибранную гостиную. Навстречу им поднялись два фелида: один — низенький, толстый и мохнатый, второй — подтянутый и гладкий, как пантера. В креслах, раскинув пышную атласную юбку, сидела ещё одна гостья — человеческая женщина, которую Фазиль тут же исподтишка оглядел, недоумевая, чего бы здесь делать эдакой даме. Дама была вся на вид мягенькая, как диванные подушечки, и так же обильно уснащена оборками и рюшечками; светлые кудряшки ниспадали на пухлые белые плечи, круглые глаза с нескрываемым любопытством уставились на гостей. Самия принялась всех друг другу представлять: гладкий фелид оказался её мужем по имени Хайдер, а мохнатого друга семьи звали Тахир. Человеческую женщину Тахир представил сам: раздувшись от важности, он взял её за ладошку, помог подняться из кресел и произнёс: — Позвольте представить вам мою жену Эмили! Эмили присела и смущённо хихикнула. Фазиль, знающий, как обращаться с человеческими дамами, галантно чмокнул её мягкую ручку, втайне недоумевая: он всегда считал, что людям нельзя жениться на фелидах. В воздухе витали заверения, что всем очень приятно познакомиться. Бранда Самия приберегла напоследок и представила, как храбреца, спасителя фелидят и фелидских семей в целом. Хайдер пожал ему руку: — В нашем языке нет слов, чтобы выразить всю ту признательность, которую я к вам чувствую. Мы перед вами в вечном, неоплатном долгу, и поверьте, мы готовы сделать всё, чтобы этот долг вернуть — не потому, что нам претит быть должными, но потому, что не хотим слыть неблагодарными! Он ещё некоторое время распространялся в том же духе, и Фазиль с трудом удерживался, чтобы не фыркнуть, потому что Бранд готов был сквозь землю провалиться. Хайдер держался с большим достоинством и говорил торжественно: прервать его не каждый осмелился бы, к тому же во всей его манере чувствовался некоторый вызов — он будто всё время ждал от окружающих обиды. Бранд с облегчением вздохнул, когда его руку наконец-то отпустили, и Фазиль ухмыльнулся, встретившись с ним взглядами. Ничего, ему полезно лишний раз послушать чужие благодарности без возможности перебить и отмахнуться! Наконец-то перезнакомившись, все расселись по креслам и диванам, получили от Айше по бокалу сильно разбавленного вина и повели беседу. Речь зашла о браке Тахира и Эмили: оказалось, что поженились они совсем недавно, о чём, впрочем, и так легко было догадаться по тому, как нежно они друг с другом обращались. — Закон о брачном равенстве крайне важен, — рассуждал Тахир, размеренно помахивая кончиком хвоста над головой; хвост у него был такой пушистый, что напоминал рукав старой косматой шубы. — Благодаря ему я, через три года борьбы, наконец-то могу назвать мою возлюбленную Эмили женой! — Мой пушистик, — нежно сказала Эмили и почесала его за ухом своими маленькими ноготками, похожими на розовые конфетки. Фазиль снова едва удержался от фырканья и посмотрел на Бранда, но тот задумчиво разглядывал бокал. Самия и Хайдер сидели такие гордые, словно это они боролись за брачное равенство. — Теперь мы, конечно, возьмём в семью детей, — продолжал рассуждать Тахир, влюблённо поглядывая на жёнушку. — Благо моё состояние позволяет обеспечить их будущее. Четырёх, не меньше! Двух человеческих и двух фелидов... — Ну уж нет, предпочитаю фелидят! — засмеялась Эмили. Остальные заулыбались, но тут Бранд поднял взгляд от бокала и сказал: — На улице и человеческих детей много. Правда, они не такие хорошенькие, но в любви всё-таки тоже нуждаются. Эмили растерянно захлопала ресницами, потом пробормотала: — Ну, одного человечка можем и взять... Повисла неловкая пауза. Фазиль сгорал со стыда. Ситуацию спасла Самия: поднявшись с дивана и позвякивая браслетами, она пригласила гостей в столовую. Фазилю очень хотелось потребовать у Бранда ответа, почему это он позволил себе грубость, но попробуй незаметно пошептаться, когда кругом полным-полно фелидов с тончайшим слухом! Он ограничился тем, что метнул на него сердитый взгляд, сердито мотая хвостом из стороны в сторону, однако Бранд не особенно впечатлился. За столом, впрочем, неловкость сгладилась — очень уж обед был хорош. Подавали чудный бульон с анисом и кардамоном, который таил в себе маленькие сочные котлетки из смеси мяса и креветок, а после — белую рыбу в нежнейшем сливочном соусе. Ко всему этому прилагалось вино, сильно разбавленное водой с лимоном, — не лишняя предосторожность, когда имеешь дело с фелидами, пьянеющими от пары бокалов. Ананас царствовал в центре стола, и Фазиль гордо на него поглядывал, отдавая должное обеду и не забывая участвовать в беседе, которая теперь текла плавно и неторопливо. Говорили обо всём: о клиентках Самии, о работе Тахира и Хайдера, которые занимались торговлей; о воспитании детей и о том, какой в этом году будет урожай. Тахир выпил несколько бокалов вина, раскраснелся, распушился и стал рассказывать, как познакомился с Эмили. — Я зашёл в бар, — говорил он, — и услышал ангельский голос, прекраснее которого раньше не слыхал... Это было аккурат после окончания войны, в баре было много солдат, и все слушали её пение. Она была так прекрасна в своём серебристом платье! И когда солдаты собрались выкинуть меня из бара, она прекратила петь и потребовала, чтобы они оставили меня в покое! После этого никто из этих грубых людей не... Тут Самия сделала страшные глаза и указала на Бранда. Тахир удивлённо заморгал, потом, видимо, догадался, на что она пытается намекнуть, и встал, подняв бокал, выпятив грудь и так распушив хвост, что тот сделался похож на метёлку для сметания пыли. — Любезная хозяйка намекнула мне, что я допустил бестактность в отношении нашего гостя, — и он слегка поклонился в сторону Бранда. — Позвольте её загладить! Я как никто уважаю мужественных героев, которые проявили столько храбрости, чтобы защитить нашу страну. Благородное и достойное дело — сражаться на поле брани, покрывая себя славой! Нет ничего более героического, чем занятие воина... — Героического? Бранд говорил куда тише Тахира, но его голос прозвучал, как ночной стук в дверь. Тахир замолчал, его разрумянившиеся щёки слегка побелели. Фазиль глянул на Бранда и прижал уши, чувствуя, как по спине, подобно каплям ледяной воды, ползёт страх. — Вы о войне говорите, как будто читали о ней в рыцарских романах или в дурацких газетёнках, где солдат именуют не иначе как «бравыми серыми шинелями», — сказал Бранд, глядя прямо на Тахира. И так звучал его голос, и так смотрели его серые, стальные глаза, что Фазилю даже в голову не пришло его остановить. Он бы сейчас не рискнул до него дотронуться, потому что рядом сидел не тот добродушный, весёлый человек, который не любил драматических сцен и страдальчески морщился, когда его благодарили; это был незнакомец, злой и пугающий, холодный и далёкий. — Хотите знать, что это такое — война? Грязь и кровь. Окопы, в которых сидишь неделями, боясь голову высунуть. Вши, крысы, голод. Убийства и смерть повсюду... Он замолчал, обвёл взглядом окружающих. Фелиды сидели, прижав уши и синхронно мотая хвостами; Эмили глядела, раскрыв ярко-красный ротик буквой «О». Бранд сделал уже знакомый Фазилю жест, будто смахивая что-то с лица, неловко поднялся, с шумом отодвинув стул, и схватил трость. Дверь за ним уже закрылась, а Тахир всё стоял, сжимая ножку бокала. Пухлые его щёки совсем побледнели, мохнатые уши прижались к голове, почти скрывшись среди каштаново-рыжеватых волос. Эмили протянула к нему руку и робко погладила по локтю: — Милый... — дрожащим голосом прошептала она. Опомнившись, Фазиль вскочил на ноги. — Прошу меня простить, — он быстро поклонился и выскочил из комнаты. Бранда он догнал на садовой дорожке: тот торопливо шагал вперёд, хромая больше обычного. Одной рукой он дёргал себя за галстук, наконец остановился, дёрнул сильнее — послышался треск ткани, галстук полетел в сторону и пёстрым клубочком свился на гравии. — Стой! Фазиль преградил Бранду путь, хотя страх и бился у него в голове, подобно назойливому мотыльку, зудя, что безрассудно вмешиваться. Но некая другая часть не позволяла отойти в сторону, и Фазиль, подняв голову, посмотрел другу прямо в лицо. Бранд остановился, губы у него кривились, на скулах ходили желваки. — Не стоило мне приходить, — сказал он сквозь зубы. — Уйди с дороги. — Нет. — Нет?! Фазиль увидел, как побелели костяшки руки, сжимавшей набалдашник трости, и прижал уши. — Нет, — повторил он и сам остался недоволен тем, как задрожал его голос. — Так не пойдёт. Бранд, которого я имею счастье знать, учил меня нести ответственность за свои поступки, отчего я предположил, что этой философии придерживается и он сам. Этот человек не захотел бы, чтоб за него приносил извинения я. Несколько секунд они смотрели друг на друга; Бранд продолжал стискивать трость так, что Фазилю казалось — ещё чуть-чуть, и рукоять превратится в кашу. Потом Бранд закрыл глаза и с шумом выдохнул, рука на трости расслабилась — Не надо было мне этого всего говорить, — пробормотал он. — Не они тут виноваты... Фазиль повёл плечами, сбрасывая напряжение, и осторожно выпрямил уши. Подошёл поближе и коснулся кончиками пальцев его руки. — Фелиды любят пышные извинения. — Я не умею говорить пышно. — Пробуй до тех пор, пока не выйдет, — повторил Фазиль его же собственные слова, и Бранд поглядел на него с тенью усмешки в глазах. — Ладно, — сказал он и крепко взял Фазиля под локоть. — Идём обратно. Они вернулись, и Фазиль, скромно встав у входа, наблюдал, как Бранд приносит извинения Тахиру и хозяевам дома. Конечно, слова его звучали суховато, им недоставало пышности, но по мере того, как он говорил, Тахир буквально расцветал. — Ну что вы, — с горячностью заговорил он, едва получив такую возможность, — это я должен извиняться, что со своим невежеством затронул сферу, о которой не имею ни малейшего понятия! Фелиды ведь не участвовали в войне, а посему... — Ну почему же, — перебил его Бранд. — Сам я их не видел, но поговаривали, что у армии есть целый отряд фелидов-разведчиков! Тахир и Хайдер переглянулись, и в глазах обоих зажёгся совершенно одинаковый восторг, а вот Самия с Эмили одновременно закатили глаза. — Говорите, вы их не видели? — поинтересовался Тахир, заговорщицки подмигивая. — А знаете, почему? Вот настолько фелиды хороши в разведке! Момент был тонкий: не пойми Бранд шутку — и атмосфера снова стала бы неловкой. Но тот распознал попытку пошутить и усмехнулся, после чего Тахир расплылся в довольной улыбке и явно почувствовал свою честь восстановленной. Остаток обеда прошёл спокойно — все были вежливы и предупредительны, а Тахир, казалось, даже проникся большой симпатией к Бранду и постоянно обращался именно к нему. Фазиль же смог всё своё внимание уделить лимонному пирогу с меренгой и ананасу, который своим необычным сладко-едким вкусом и невероятной сочностью настолько поразил его воображение, что он даже забыл о простейшей вежливости и с первого раза согласился взять второй кусочек, когда ему такую возможность предложили.***
Фазиль в обычное время засыпал очень быстро: едва голова коснулась подушки, как уже сны приходят. Но сегодня он вертелся в постели, то сбрасывал одеяло, то снова его натягивал, и никак не мог выкинуть из головы слова Бранда о войне. Многое стало на свои места — вот почему он не хочет ничего рассказывать, вот почему он не хочет надевать мундир! Фазиль мало думал о войне. Помнил, конечно, как в ясный день наставница с компаньонкой повела их — выводок из шести десятилетних фелидов — в кондитерскую, и они чинно сидели за столом на веранде и пили чай с печеньем. Дамы пили кофий из чашечек размером с напёрсток и школили фелидят, чтоб не шалили, не болтали ногами и не звякали ложечками о край кружки. Фазиль плюхнул в свою чашку слишком много сахара и размышлял, как бы теперь незаметно вылить получившийся сироп, и тут на столик наползла тень. Он поднял голову и невольно прижал уши: в небе плыли огромные, как киты, дирижабли со страшным изломанным знаком — символом врага. Всё затихло, люди глядели вверх, как во время солнечного затмения. Казалось, птицы перестали петь, а собаки — лаять. А потом Фазиль почувствовал, что столик вздрогнул, ложечка подпрыгнула и звякнула, и он подумал, что наставница его наругает за звяканье, но она сидела бледная, как фарфоровое блюдце, и даже не смотрела на него. И он смог спокойно вылить слишком сладкий чай в кадку с растением, и только через несколько дней узнал, что ложечка звякала не просто так — это было эхо далёких взрывов. Таким эхом война для него и была, потому что шла она где-то там, где-то в полях и лесах, вне города и вне его интересов. Он видел её следы, но с нею самой не сталкивался. Теперь война ушла, но казалось, что её ледяная грязная рука протянулась к нему из небытия. А Бранд ведь был там... Фазиль в который раз откинул одеяло и уставился широко открытыми глазами в потолок. Бранд тоже не спал: то расхаживал туда-сюда, то ворочался в кровати, которая откликалась скрипом. Решившись, Фазиль прихватил книгу, поднялся на второй этаж и постучался. — Заходи, — послышалось после паузы. Фазиль вошёл в комнату, залитую молочным светом луны — та зависла как раз напротив окна, круглая и румяная, как блинчик. В этом свете хорошо видна была скромная обстановка комнаты: кровать, шкаф, сундук. Везде идеальный порядок, хоть бы одна вещица где-то валялась! Ни украшений, ни фотографий на стенах — ничего любопытного. — Я тебе спать мешаю? — спросил Бранд, который сидел на разобранной кровати, расставив ноги и уперев локти в колени. Взгляд Фазиля невольно скользнул по его обнажённой груди под полурасстёгнутой рубахой. Ну вот ещё, глупости какие! Он сердито дёрнул ухом. — Нисколько не мешаешь, но я и сам оказался во власти бессонницы, поэтому решил предложить совместный досуг: говорят, чтение способствует хорошему сну. Бранд молчал. Фазиль переминался с ноги на ногу — обуться он не додумался, поэтому стоял на холодном полу босиком. — Не хочу я чтение слушать, — сказал наконец Бранд. — Лучше просто посиди со мной. Он подвинулся и похлопал по кровати. Подмёрзшего Фазиля дважды просить не понадобилось: он сел рядом, поджал под себя заледеневшие ступни и обернул их хвостом. Снова тишина. Фазиль воспользовался моментом и натянул на себя ещё и одеяло, закутавшись в него, как в плащ. Вот так он мог долго просидеть. Тянуло ещё и привалиться к Бранду, но он сдержался, выжидательно глядя на него: скажет ли что-нибудь? Фазиль заговорил бы сам, да впервые в жизни не представлял, что сказать. Кровать заскрипела, когда Бранд переменил положение и сел так, чтобы смотреть на Фазиля. — Напугал я тебя сегодня? — спросил он. — Прости. На меня... находит иногда, потому я и не вожусь ни с кем. Одному, видишь, проще — никого не обидишь. — Ты меня не обидел. Но я подумал, что поразительно невежествен и ничего не знаю о том, через что ты прошёл... — Не надо об этом знать ни тебе, ни другим вашим... Бранд помолчал; Фазиль смотрел на него во все глаза — махал бы хвостом от волнения, да хвост был надёжно спрятан под одеяло. — Ну вот сидел я у них — домик чистенький, как кукольный, и сами они все такие славные, хорошенькие. И даже человеческую женщину подобрали под стать, кукольную, — медленно заговорил Бранд, глядя сквозь Фазиля. — И понимал, что мне там не место. Я этот пряничный домик запачкаю — я же всё ещё в окопе. Стреляю. Убиваю. Держу на руках умирающих товарищей и говорю, что всё у них будет хорошо, и они вернутся к своим матерям и невестам. Знаешь, сколько раз... Он осёкся, потому что в этот самый момент Фазиль обхватил его за шею и крепко обнял, потому что только так можно было выразить охватившие его чувства. Бранд после секундного замешательства выдохнул и положил тяжёлую руку ему на плечо. — Ты что... плачешь? — осторожно поинтересовался он. — Я не хотел, чтобы ты плакал... Фазиль быстро вытер лицо о его рубаху и отстранился: — Ни в коем случае не плачу. Просто... Ты же не выбирал воевать. Когда выбираешь ты — ты делаешь только хорошее! Ты видел великое зло. Но ты его не понёс дальше, а остановил... вот здесь, — и Фазиль коснулся его лба. Бранд перехватил его руку и поцеловал ладонь, отчего сердце Фазиля проделало удивительный кульбит: сначала сжалось, а потом расширилось и заскакало, как кролик на лугу. — Ты ведь меня спас, — прошептал он, не отнимая руку. — Может, я это сделал из корысти, — Бранд тоже заговорил шёпотом, придвинувшись ещё ближе; Фазиль почувствовал его дыхание на лице и задрожал, но вовсе не от холода. Что, ему было холодно? Сейчас стало так жарко, будто в комнате работало сразу три печки. — Да, из корысти: чтобы мне первый раз в жизни говорили такое. — Поэтому приютил первого попавшегося вора и мошенника? Плохой из тебя корыстник... Бранд ничего не ответил, а только обхватил его и вместе с одеялом прижал к себе, и Фазиль прильнул к его груди, положил голову ему на плечо и так сидел, вдыхая его запах и изнывая от неведомого раньше чувства, которое только росло от близости: требовало прижаться ещё ближе, обнять ещё крепче. Фазиль перестал бороться с этим чувством и дал ему себя затопить. — Останешься со мной? — не свойственным ему робким тоном спросил Бранд. Фазиль кивнул, не доверяя своему голосу — казалось, неведомое чувство может выплеснуться наружу вместе со словами. Они легли. Фазилю казалось, что он ни за что на свете не заснёт, но стоило свернуться клубком, уткнувшись лбом и коленями в бок Бранда, как сон накрыл его тёплым покрывалом. Последнее, что он помнил — осторожные прикосновения грубоватой руки, которая гладила его по голове.