***
— Фазиль. Нет ответа. — Фазиль, слезай. Гордое и презрительное молчание. — Давай поговорим нормально. «Поговорим». Ха! Пусть говорит со своим Уилфредом! Уилфред, впрочем, уже уехал из дома в Яблоневом тупике, и на посёлок опускалась ночь. В чердачное окошко Фазиль видел розовую полосу заката на горизонте — будто свет из-под приоткрытой двери. А потом ночь её захлопнет, и станет совсем темно, а он будет сидеть на холодном чердаке, униженный и оскорблённый... Он смахнул слёзы кончиком хвоста и попытался поудобнее устроиться в старом кресле, но как бы он ни повернулся, ему то пружины впивались в деликатные части тела, то кололся ворс немилосердно лезущей обивки. — Ладно, — послышался снизу приглушённый голос Бранда, — раз ты не спускаешься, придётся мне на чердак лезть. Фазиль встрепенулся и наставил уши торчком. Куда это он полезет со своей больной ногой?! Он подошёл к люку и глянул вниз: Бранд действительно примеривался к лестнице. Фазиль присел, взялся за край люка и прыгнул вниз, сделав сальто в воздухе и мягко приземлившись позади Бранда. — Для сведения, — холодно сказал он, — я считаю твои слова шантажом. Бранд прислонился спиной к лестнице. Выглядел он таким выжатым и усталым, словно не с другом старым общался, а целый день занимался тяжким трудом, и сердце Фазиля затопила жалость, сильно разбавив концентрированную обиду, поэтому выдержать характер он не смог. — Почему... почему для Самии я твой друг, а для... — сбивчиво начал он. — Потому что Уилфред мог подумать что-нибудь не то, — перебил его Бранд. — А когда он что-нибудь думает, он обязательно что-нибудь говорит. Поверь, тебе было бы очень неловко, если бы он подумал... то, что можно подумать. — И что такого он мог бы подумать, если б ты назвал меня другом?! — Фазиль, распушившись, подступил ближе. — Думаю, ты знаешь, — очень тихо ответил Бранд. Фазиль подошёл так близко, что они стояли почти нос к носу, и слышен был даже самый тихий шёпот. — И если бы он так подумал, — Фазиль с трудом сдерживал слёзы, ведь фелид должен держаться с достоинством даже в моменты, когда от обиды у него сердце разрывается, — то твоя репутация навсегда была бы запятнана страшным клеймом, потому что только грязные извращённые фетишисты могут... — Да, только о своей репутации я и забочусь, глупое ты создание, — сказал вдруг Бранд, проворно хватая за локти Фазиля, который, вконец разобидевшись после таких наименований, собрался было ретироваться на чердак и там предаваться самой чёрной меланхолии. — Я попросту не хотел, чтобы старина Уилл весь вечер подмигивал, пихал меня локтем в бок и прочими способами давал понять, как он за меня рад. У него-то гора бы с плеч свалилась, даже если б приехал, а я тут не то, что с фелидом — с самим чёртом милуюсь. — Почему? Бранд помолчал, так и не отпустив Фазиля, даже не думавшего вырываться. Наконец сказал: — Он до сих пор чувствует себя виноватым. — За то, что ты рисковал из-за него? — Нет. За то, что не мог ответить мне взаимностью. — Ох, — тихонько сказал Фазиль, ощутив внезапную слабость. — Ты... — Я когда-то сделал большую глупость. Не удержал язык за зубами, потому что был уверен — нам не выбраться живыми. Но мы выбрались, и с той поры бедняга Уилл, добрая душа, очень меня жалел, но помочь ничем не мог. — А теперь ты его избегаешь? — Выходит, что так, — Фазиль не увидел — услышал, как Бранд усмехнулся. — Так и не познакомился с его женой и не езжу к ним в гости. Не могу себя представить у них в гостиной. — Уилфред — хороший друг, он от тебя просто так не откажется. — Да, — согласился Бранд, и они снова затихли, стоя рядом в темноте. Фазилю казалось, что горло его сжимают большой ледяной рукой, но он всё-таки нашёл в себе силы заговорить снова. Каждое слово пришлось буквально выталкивать из себя: — Ты... всё ещё... в него влюблён? Бранд в ответ неслышно засмеялся: — А ты как думаешь? Фазиль в ответ попытался вырваться, но его поймали за второй локоть, и он замер, мотая хвостом. Сердце отчего-то заполошно колотилось, будто он по крышам носился. — Ничего я не думаю, — шёпотом ответил он. — А если ты отвечать не желаешь, так я и разговоров с тобой вести не буду. — Не обижайся, ну не привык я таких разговоров вести... Нет, я больше в него не влюблён. Такой ответ тебя устроит? — Благодарю, вполне устроит, — официально ответил Фазиль. — А теперь будь так добр, отпусти меня: я пойду готовиться ко сну. Ему казалось, что он переполнен чувствами, как кипящая кастрюля — водой, и если немедленно не погасить огонь, то вода прольётся прямо на плиту, и кто знает, что тогда произойдёт? Фазиль понятия не имел, потому что раньше ему так кипеть не доводилось. Когда Бранд его отпустил, он отвернулся и прижал руку к груди, словно пытаясь удержать сердце, которое колотилось где-то в горле. — Фазиль? — Да? — откликнулся он, не оборачиваясь. Бранд, конечно, в темноте не видел, но Фазилю казалось, что щёки его пылают, как два костерка в ночи. — Прости, что я тебя расстроил сегодня, я не хотел. Мы ведь помирились? — Помирились. Спокойной ночи, — сказал Фазиль, слетел по лестнице и, оказавшись у себя в комнате, долго плескал в лицо водой из таза для умывания. Потом он упал на кровать, раскинув руки, и так лежал, глядя в потолок широко открытыми глазами. Хотелось одновременно и плакать, и смеяться, и носиться по окрестностям, оглашая их счастливыми воплями. Хотя с чего бы это — совершенно непонятно.Глава восьмая. Две булочки к чаю
24 октября 2022 г. в 20:29
Около полудня Фазиль возвращался домой с корзинкой, в глубине которой, как младенец, покоился тёплый хлеб, заботливо закутанный в чистое полотенце, а с ним — свежевыпеченные булочки с маком из деревенской пекарни. Фазиль не торопился, наслаждаясь прогулкой: уши пригревало солнце, а глаз радовали разные дома, которые он с любопытством разглядывал. Интересно ведь, кто что устроил у себя в саду! Больше всего ему нравились сады красивые, а не практичные. Спору нет, огород во дворе — дело полезное, но куда приятнее любоваться цветами и садовыми фигурками!
Под заборами росли настырные ярко-жёлтые одуванчики, и Фазилю пришла в голову мысль собрать из них букет. У Бранда, небось, вазы не найдётся, но можно взять бутылку из-под молока, чтобы над узким горлышком раскинулся пышный ярко-жёлтый букет. То-то будет красота!
Он собирал цветы, укладывая их под ручку корзинки, а сам вспоминал сегодняшнее утро, и щекам его становилось тепло — но, может, это солнце уже так сильно пригревало?
Проснувшись утром, он обнаружил, что прижался к спящему на спине Бранду и положил руку ему на грудь. Фазиль испуганно замер. Было так тихо, что он слышал спокойное дыхание Бранда. А ладонью ощущал, как вздымается и опадает его грудь...
«А хорошо было бы обнять его, прижаться щекой к груди, заснуть, слушая стук его сердца...» — подумал Фазиль и так испугался этой мысли, что тут и сбежал из спальни, так тихо и быстро, как только мог.
За завтраком оба, не сговариваясь, делали вид, что ничего не случилось, но иногда Фазиль засматривался на Бранда, а когда встречался с ним взглядом, разводил уши и отводил глаза. Иногда и его взгляд на себе ловил, и Бранд с несвойственным ему смущением отворачивался и принимался о чём-нибудь говорить. Фазиль сидел, слегка потерянный и разомлевший в солнечных лучах; неведомое чувство ворочалось, поднималось и пыхтело, как дрожжевое тесто, когда взгляд сам собой останавливался то на руках Бранда, то на его загорелой шее, то на коротких волосах.
Казалось бы, ну что такого в его руках? Большие, грубоватые, с выступающими венами и суставами пальцев — крестьянские такие, видал Фазиль и покрасивше. В шее, загоревшей сзади чуть ли не до черноты, тоже ничего особенного нет, как и в тёмных с проседью волосах — кажется, в светском обществе принято именовать такой оттенок «солью с перцем». И всё-таки в душе Фазиля совершались тектонические сдвиги, когда он смотрел на Бранда. Являлись сами собой вопросы: а если провести ладонью по его волосам, будут ли они колоться? А насколько грубая кожа на шее сзади? И что будет, если уткнуться в неё лицом? Переполнившись такими мыслями, он и сбежал за покупками.
...над головой вилась пчела, рассерженная тем, что у неё из-под хоботка увели одуванчик, и Фазиль раздражённо дёрнул ухом, отгоняя её, а заодно возвращаясь в реальность. Мечтательно вздохнув, он понюхал одуванчики — пахло пыльцой, травой и навевало мысли о том, что уже не за горами лето.
Когда он поднялся, его тонкий слух уловил ворчание мотора. Фазиль не был бы самим собой, если б ушёл, не узнав, в чём дело, поэтому он немного подождал и вскоре увидел чёрный, блестящий хромированными деталями паромобиль, который, пыхтя и урча мотором, одолевал пригорок, как упорный жук. Когда паромобиль подъехал поближе, Фазиль разглядел за рулём седоусого шофёра в кожаной куртке, перчатках и блестящей фуражке, а на заднем сиденье — офицера в ярком мундире. Прикрыв лицо платком и закинув голову на спинку, офицер спал, несмотря на весь создаваемый паромобильчиком шум.
Фазиль не успел как следует поразмыслить над тем, кто этот офицер, куда он собрался и к кому приехал, как шофёр, заглушив мотор, сиплым голосом крикнул:
— Эй! Эй, прохвост! Да, ты, с корзинкой!
Шофёр обращался к нему. От возмущения у Фазиля сам собой распушился хвост. Он огляделся и понял, что если конфликт перейдёт в активную фазу, то он махнёт через ближайший забор, а там проберётся садами и огородами до дома, и будь он проклят, если пожилой шофёр его догонит! Поэтому Фазиль задрал подбородок, ещё сильнее растопырил хвост ёршиком и высокомерно ответствовал:
— Ежели вы ко мне обращаетесь и хотите ответ получить, то извольте быть вежливы. А ежели вы хотите ругаться, так я тоже имею мнение по поводу ваших усов, голоса, а также запаха и шума, которыми ваш транспорт нарушает мирную жизнь нашего пригорода!
Шофёр уставился на него во все глаза. Фазиль ответил вызыващим взглядом, воинственно охлёстывая себя хвостом по бокам. Шофёр открыл было рот, но, видать, не придумал, что ответить на эдакую отповедь, поэтому издал только серию восклицаний вроде «Ха! Эге! Ишь!». Фазиль посчитал уже схватку выигранной, поднял хвост трубой и развернулся, чтобы продолжить путь, как вдруг его окликнул звонкий голос:
— Постойте, любезный!
Обернувшись, он встретился взглядами с офицером. Тот оказался молод и хорош собой даже на взгляд фелида: белокурый и голубоглазый, с ясным, приветливым, нежным, как у девушки, лицом.
— Пожалуйста, простите Трента — старый солдат грубит по привычке, а не по злому умыслу, — живо заговорил он, улыбаясь так обаятельно, что блюдущий марку Фазиль не выдержал — заулыбался в ответ, изогнул хвост подобающим образом и поклонился, тем самым желая намекнуть шофёру, что вежливость всегда находит в нём отклик. Шофёр насупился и стал глядеть в другую сторону, а офицер продолжал:
— Мы немного заблудились: вы не знаете, как проехать к Яблоневому тупику?
— Разумеется, знаю; более того — мой путь лежит туда же! — с готовностью откликнулся Фазиль. Ему было приятно, что он сможет чем-то помочь красивому офицеру.
— Тогда, надеюсь, вы не откажетесь сесть рядом с моим шофёром и подсказать ему, куда ехать?
— Почту за честь, — Фазиль ещё раз изысканно поклонился, на сей раз надеясь, что его манеры оценят по достоинству. Весь облик и поведение офицера, да и сам тот факт, что он приехал на паромобиле, а не в старомодном экипаже, свидетельствовали о том, что это джентльмен из самых что ни на есть сливок общества, к которым Фазиль питал слабость.
Он устроился на кожаном сиденье и поставил корзинку на колени. Шофёр, не глядя на него, завёл мотор и буркнул в усы:
— Ну? Куда рулить-то?
— Соблаговолите повернуть направо, на эту живописную улочку...
Пыхтя и фыркая, паромобиль тронулся в путь. Фазиль, покачиваясь на переднем сиденье, гордо оглядывался по сторонам, надеясь, что жители увидят, как по улицам с помпой везут элегантного фелида в хорошей компании. Они и впрямь привлекали много внимания: кто выглядывал в окно, кто бросал работу в саду и провожал паромобиль удивлённым взглядом. Не каждый день увидишь такое зрелище!
Вскоре они въехали в Яблоневый тупик, паромобиль остановился перед домом номер 32, и шофёр заглушил мотор. Не успел Фазиль подивиться, как это шофёр узнал, куда именно его следует доставить, как офицер воскликнул:
— Вот мы и добрались! Примите от меня небольшую благодарность...
В руки Фазилю перекочевала купюра, от которой, конечно, следовало отказаться, но он был так растерян, что машинально упрятал её в карман жилетки и вышел из паромобиля.
— Видите ли, — сказал он, открывая калитку перед офицером, — я ведь тоже добирался именно сюда...
— Правда? — удивился тот, ступая на усыпанную гравием дорожку. Дальнейший диалог не состоялся: офицер увидел Бранда, который шёл к дому с вязанкой дров, и через мгновение уже обнимал того вместе с дровами.
Бранд застыл на месте, не догадавшись выпустить вязанку. По сравнению со стройным высоким офицером он выглядел ещё более мощным и приземистым — ни дать ни взять медведь, к которому льнёт изящный олень. Фазиль глядел на эту картину, растерянно поводя из стороны в сторону кончиком хвоста и чувствуя, что по каким-то совершенно необъяснимым причинам олень отныне будет его нелюбимым животным.
— Как вам это понравится, а?! — воскликнул тем временем олень... то есть офицер, отпуская Бранда из объятий, но хватая за плечо, словно желая показать невидимым зрителям. — Мало того, что сбежал в глушь, окопался, как кабан в норе, так ещё и манкирует моим приглашением! Что скажешь в своё оправдание?!
— Уилфред, — отмер наконец-то Бранд, — я тебя не ждал...
— Разумеется, не ждал! Я решил, ты скроешься ещё дальше, если тебя врасплох не застать... В дом-то пригласишь?
— Да, конечно... Трент, — обратился Бранд к шофёру, — зайдёшь?
Тут Фазиль с удивлением пронаблюдал, как шофёр, который до того протирал капли грязи с блестящих боков автомобиля, вдруг уронил тряпку и вытянулся в струнку.
— Никак нет! — отчитался он. Затем чуть более вольным тоном добавил: — Я бы лучше тут... подремонтировать кой-чего надо.
— Оставь его, он со своей ласточкой неразлучен. Вот если бы ты её в дом пригласил, то он бы, может, и зашёл, — засмеялся офицер.
Забытый всеми Фазиль, разведя уши, зашёл в дом вслед за хозяином и гостем и стал свидетелем новой сцены. Уилфред углядел конверт на каминной полке, схватил его и расхохотался.
— Даже не распечатано! Ты понимаешь, что на моём месте кто-то другой мог бы и обидеться? Ты поставил меня в неловкое положение: я все уши Герти прожужжал о тебе, а ты взял и не приехал! Да ты знаешь, что она сейчас не со мной только потому, что в её положении это уже опасно?!
Фазиль, который успел отнести корзинку на кухню и теперь ставил одуванчики в бутылку, при этих словах навострил уши: ага, значит, у красавца Уилфреда жена в деликатном положении? Но не успел он примириться с Уилфредом, как тот с улыбкой указал на него Бранду:
— Не хочешь представить нас друг другу?
У Бранда на лице появилось выражение, какое обычно бывает у страдающих зубной болью.
— Фазиль, это мой друг Уилфред, — пробормотал он. — Уилфред, это Фазиль, мой... помощник по хозяйству.
Фазиль вздрогнул и поднял взгляд. Они посмотрели друг на друга; у Бранда на лице отражалось чуть ли не отчаяние.
Помощник, значит. По хозяйству.
Хвост метнулся из стороны в сторону; больших усилий стоило улыбнуться и чопорно поклониться новому знакомому.
— Я рад и счастлив составить знакомство с другом господина Бранда, — с похоронной торжественностью возвестил Фазиль.
— Взаимно, — вежливо ответил Уилфред и снова обратился к Бранду: — Хорошо, что ты наконец додумался прислугу нанять — не представляю, как ты тут один справлялся. Фазиль очень славный, он указал нам дорогу сюда.
— Благодарю за столь высокую оценку моих скромных способностей, — отозвался Фазиль, ловя на себе отчаянный взгляд Бранда, но игнорируя его. — Но я не оправдываю ваших ожиданий, поскольку до сих пор не предложил вам чаю. Изволите ли к столу?
— Какая прелесть, — заметил Уилфред, послушно усаживаясь за круглый стол, где только этим утром Фазиль и Бранд завтракали вдвоём. — Может, посоветовать Герти тоже фелидов нанять? Слуги-люди и вполовину не такие обходительные...
— Вы слишком добры, — промурлыкал Фазиль и, махнув хвостом, скрылся на кухне.
«Я не злюсь, я просто не люблю человеческое лицемерие», — говорил Фазиль сам себе, хлопоча на кухне. В горле встал ком, а к глазам то и дело подкатывали слёзы, которые он сердито смахивал кончиком хвоста. Не хватало ещё плакать! Прислуга?! Значит, будет прислугой.
Он расстарался: подыскал одинаковые приборы, чашки и тарелки с целыми краями, к сахарнице положил специальные щипчики для колотого сахара и вынес поднос в гостиную. Природная ловкость помогла ему успешно дойти до стола, ничего не уронив, и он принялся расставлять посуду, сохраняя приветливую улыбку. Уши и хвост, правда, выдавали его эмоции, как бы он ни старался их контролировать, но гость явно ничего не понимал и не сознавал, что чай ему наливает крайне недовольный и обиженный фелид.
— Вот скажите, — заговорил гость, обращаясь к Фазилю, но явно продолжая начатый раньше разговор, — вы знаете, у кого служите?
— Уилфред, не стоит...
— Нет, почему же? — Уилфред явно принадлежал к тому сорту людей, останавливать которых — всё равно, что пытаться удержать несущийся поезд. — Фазиль, вы знаете, что ваш хозяин — герой? Не будь его, был бы мёртв и я, и многие другие!
— В самом деле? — вежливо удивился Фазиль. — Я не обладал такими сведениями, господин Уилфред.
— Ещё бы! — Уилфред махнул рукой: он снял белые перчатки, и теперь можно было разглядеть его холёные, красивые руки с длинными изящными пальцами и отполированными розовыми ногтями. — Ну ничего — вот когда я напишу книгу...
Он ухватил ломоть булки — той самой булки, которую Фазиль покупал для чаепития с Брандом — и принялся намазывать его маслом. Фазиль, не обращая внимания на Бранда, который выглядел так, словно его медленно поджаривали на сковороде, вкрадчиво спросил:
— Так вы пишете книгу? Очень любопытно, господин Уилфред.
Бранд поднял на него страдающий взгляд, в котором слово «предатель» читалось так же отчётливо, как если бы было произнесено вслух. «Друг» Фазиль понял бы без слов, что это значит, и постарался бы увести разговор в сторону, но «помощник по хозяйству» Фазиль ничего подобного не сделал: он замер в почтительной позе и навострил уши.
— Да, пишу, точнее... Служба мешает творческой мысли, — Уилфред огорчённо посмотрел на булку. — Но я собираю материалы! Это будет масштабный труд: я хочу показать войну со всех сторон, но главное, конечно, с человеческой. Представьте, Фазиль! — увлёкшись, он откинулся на стуле, активно жестикулируя намазанным маслом ломтем. — Панорама войны! — ломоть описал в воздухе широкую дугу. — Хаос, суета, противоречивые приказы, человеческие судьбы на кону... и посреди всего этого — самая невероятная дружба, какую только можно себе представить. Один — молодой аристократ, светский повеса, выдернутый на поле боя прямо из бальной залы. Второй, его ровесник, — простой рабочий с большим сердцем...
На этом месте Бранд отчётливо застонал, словно зубная боль, мучившая его с момента приезда Уилфреда, сделалась совсем уж невыносимой. Однако услышал этот звук только Фазиль — увлёкшийся оратор продолжил описывать сюжет:
— ...который благодаря своей житейской смекалке и храбрости сумел выбиться в офицеры.
«В офицеры?!»
Фазиль изумлённо прянул ушами; перед глазами промелькнула череда мелочей, которые теперь разом обрели смысл. Вот почему Бранд говорил про ошибки — потому что он был не солдатом, а командиром! И вот почему на его шинели нет погон, а на ремне — пряжки: офицерские пряжки от солдатских отличаются, а уж отличить офицерские погоны смог бы даже Фазиль. И мундир парадный надевать он не пожелал именно поэтому! Не хотел, чтобы в нём видели офицера, и после вчерашней ночи Фазиль, пожалуй, даже понимал, почему. Если солдат ещё может сказать себе «у меня был приказ», то офицер эти приказы отдаёт.
Уилфред продолжал описывать сюжет книги, но всё самое важное для себя Фазиль уже услышал, а остальное несложно было додумать. Например, почему Бранд хромает, а его белокурый друг здоров и абсолютно цел.
Пожалуй, яснее становилось и то, почему перед таким драгоценным другом Фазиля надо было записать в прислугу: не ровен час, конкуренцию почувствует.
Фазиль вежливо кашлянул, подловив Уилфреда, когда тот замолчал, чтобы сделать глоток чаю.
— Вы позволите мне отнести чаю вашему шофёру?
Получив дозволение, он собрал на поднос некоторое количество снеди и вышел на улицу. Шофёр копался в железных кишках паромобиля, зажав в зубах настолько вонючую цигарку, что от дыма у Фазиля немедленно засвербело в носу. Стараясь не чихнуть, он приблизился с наветренной стороны, и шофёр, не оборачиваясь, буркнул:
— Ну чего ещё?
— Если вы будете так добры, что закроете капот, я смогу поставить на него поднос с чаем.
Шофёр выпрямился и уставился на него, выпустив из угла рта целое облако чернющего дыма. Фазиль попятился, тщетно пытаясь удержаться от чихания; катастрофа казалась неизбежной, но шофёр в последний момент успел перехватить у него поднос.
— Ну-ну, — пробормотал он, выплёвывая цигарку на землю и давя её каблуком. — Ишь, нежные какие... Капот опусти. И тряпку расстели, чтоб покрас не повредить...
Отчихавшись, Фазиль сделал, что сказано, и шофёр поставил поднос на крышку капота.
— Спасибо, что ли, — проворчал он. — Ты уж не обижайся, просто я вашего брата сильно не люблю.
— Вы в этом не одиноки, среди вашего племени каждый второй норовит нелюбовь к нам продемонстрировать, — ехидно ответил Фазиль. Собирался уже возвращаться в дом, но тут шофёр прищурился и вытащил из-под чайного блюдца купюру.
— А эт-та ещё что?
— Эти деньги вручил мне господин Уилфред, но я не считаю себя вправе их взять. Поступайте на своё усмотрение: можете забрать себе, а можете вернуть хозяину, — с достоинством ответил Фазиль и удалился, держа спину прямо, а хвост — трубой.