I don't belong among the angels

      - А-а-а, Чон! Папочка! Там паук! Паук, паук, паук! Я боюсь пауков! – громкий визг разрывает тихую атмосферу разморённого летним зноем обеденного кафе.       Другие посетители оборачиваются, кто с интересом, кто с лёгким осуждением посматривая на верещащую девушку и спокойно улыбающегося мужчину рядом с ней.       - Он совсем маленький и нестрашный. Как ты, Лил.       - Нет! Он ужасный, убери его, убери, пожалуйста! Я так боюсь!       Хосок и не думает шевелиться, только продолжает нежно улыбаться, глядя на свою маленькую истеричку. Та в итоге подскакивает со своего места и не раздумывая усаживается мужчине на колени, крепко прижимаясь к его груди. Он смеётся и тепло гладит её по волосам, чувствуя, как она дрожит всем телом. Понемногу дрожь утихает и Лилиан высовывает свой нос-кнопку из складок черной мужской рубашки, задирая его наверх, к лицу Чона.       - Ты спас меня. Ты мой спаситель теперь.       - Обедай давай, крикунья.       - Прямо так можно?       - Прямо так можно.       Девчачье лицо приобретает довольно-счастливое выражение, а губы складываются бантиком и тянутся вверх, капризно требуя поцелуя. Хосок ласково гладит большими пальцами круглые щёчки, влюблённо смотрит на доверчиво закрытые глаза, наклоняет к ней голову и мягко обхватывает пухлую, блестящую розовым блеском нижнюю губу девушки. Опять это была какая-то её игра, в которой он с удовольствием поддался. Что ж, пусть. Это же его девочка.       Она – вся его. Вся бесконечно дурашливая, взрывная, непредсказуемая и непостоянная. Маленькая хитрая фантазёрка без грамма совести и стеснения. Беспринципная, прямолинейная и искренняя от гладких пяточек до кончиков своих кудрявых волос. С того самого момента, как он повернул голову и увидел, что она открыто и беззастенчиво пялится на него, стоя возле своих родителей на ужине их общих знакомых три года назад. С того момента, как Лилиан Маршалл стала Лилиан Чон два с половиной года назад. Не задумываясь, не сомневаясь ни в чём ни единой секунды всё это время: она - вся его. А он – её.       Всё оставшееся время обеда девушка проводит, сидя у мужа на коленях. Он кормит её стейком, салатом и поцелуями и пьёт свой чёрный сладкий кофе. Она делится с ним кусочками еды и слизывает кофе с его губ. Хорошо, что это не Корея. Утомлённому солнцем Манхэттену всё равно на какие-то там правила поведения.       Рабочие будни сменяются выходными. Выходные – значит, Лил тратит деньги. Она вытаскивает Хосока в огромный торговый центр на весь день, и он как огромный ручной доберман послушно ходит за ней, позволяя разорять бутики и свою карточку.       Салон ювелирных изделий. Очередные серьги с изумрудами, так подходящими её зелёным глазам.       Туфли. Новая пара чёрных и ещё одни серебристые. Каблук пониже и каблук повыше. Вот эти с ремешком, и вон те – без. Вы когда-нибудь видели, как примеряют обувь взбалмошные девчонки? Чон не просто видел, он знает. Мужчина, небрежно расставив ноги и без интереса листая какой-то журнал, сидит на кожаном кресле в ожидании. Между его бёдер опускается маленькая ножка, обтянутая очередным набором «каблук-ремешки-застёжки» и нежно, но уверенно скользя вдоль покрытия кресла, вдавливается в его пах. Он поднимает на Лилиан насмешливый взгляд исподлобья, но ногу не отодвигает, ухмыляется. Девушка водит по натянувшейся ткани брюк носочком туфли и вопросительно смотрит на мужа: «Ну как?» Тот обхватывает ладонью её лодыжку, переставляет ногу выше, упирая прямо в ширинку, подхватывает под коленом и, осмотрев с разных сторон, согласно кивает. Нога в одобренных босоножках перемещается на пол, а Хосока благодарно чмокают в губы, чтобы потом убежать дальше.       На очереди платья. Много платьев, цветов, фасонов и всё это застёгивается, расстёгивается, натягивается, отбрасывается. Всё не то. Красное почему-то не отбрасывается и из примерочной слышно копошение и ворчание.       - Папочка!       - Что случилось, детка?       - Я застряла. – Обречённый грустный голос вынуждает мужчину подняться с диванчика, отложить очередной журнал и зайти в кабинку, чтобы обнаружить там маленькое растрёпанное полуголое создание в красном платье с заевшей на спине молнией. Сзади платьем прикрыты только бёдра, спереди девушка держит его на груди, смешно прижав ладошками. Чон смеётся от этого зрелища, а Лилиан сердито взмахивает кулачками и бьёт его в грудь.       - Ой… - ткань спереди тут же резко сползает вниз. Хосок довольно смотрит на торчащие оголившиеся соски, которые она совсем не спешит снова прикрывать, потом смотрит в глаза девушке. А она уже хитро улыбается и кусает губу, теперь её соски не просто торчат – они торчат с вызовом ему. Кто он такой, чтобы сопротивляться? Мужчина делает шаг, вдавливая её в стенку, и обеими ладонями обхватывает полушария груди, разместив большие пальцы на светло-розовых округлостях. С женских губ срывается приглушенный стон. Он ловит его своими губами, не давая ей стать громче, пока его руки, не останавливаясь, ласкают её грудь. Рвущиеся стоны становятся громче. Чёрт, Лилиан не умеет тихо. Чон резко разворачивает её к себе спиной, оттягивает её зад на себя одной рукой, а другой крепко зажимает ей рот. Чиркнув замком, он высвобождает твёрдый член, сдвигает в сторону тоненькие кружевные трусики и входит в неё одним резким движением. Девушка дёргается, но он крепко фиксирует её и начинает методично толкаться в узкое горячее нутро. Он чувствует ладонью вибрацию её крика, ощущает, как она сжимает его внутри. Член ритмично мелькает между пышных ягодиц, по нему обильно стекает блестящая влага. Розовые складки послушно и податливо обхватывают напряженную плоть, давая такое необходимое трение и искрящееся наслаждение. Ещё несколько движений и он, рыча, прижимает её спиной к себе, вжимаясь носом ей в шею и кончая.       Чон задумчиво смотрит на влажные пятна на своих брюках и красном платье, на потёки на ногах девушки, хмыкает и, дёрнув в стороны, разрывает платье вдоль сломанной молнии, вытирает им следы и бросает в кучу отобранной одежды.       - Придётся купить.       Лилиан с загнанным, но удовлетворённым лицом возмущенно пыхтит и выталкивает его из кабинки наружу, где на него уже косятся молоденькие продавщицы. Он лишь вопросительно дергает им бровью и усаживается обратно на диванчик, пока красные как помидор девицы ретируются подальше от примерочных.       - Сахарная вата, папочка! Я хочу вату! – На следующем этаже кудрявая копна с зелёными глазами буквально скачет перед его лицом, просительно хлопая ресницами и выпрашивая сладость. Сущее дитё. Получив желаемое, Лил довольно урчит и рвёт кусочки сахарного облака, быстро запихивая их себе в рот.       - Чон, скажи «А»!       - Детка, какое ещё «А»…о, ммм. – Теперь и ему затолкали пальчиком сахарный комок и его губы покрыты липким тающим сиропом. Он с выражением вселенской скорби облизывает это всё, пока к нему не присоединяется Лилиан. Присоединяется к тщательному вылизыванию его губ и лица. Посреди торгового центра. Он не сопротивляется. Сопротивление бесполезно. И не так приятно, как облизывание.       Последний пункт программы шоппинга. Лил распахивает от восторга глаза и округляет губы в широком восторженном «Ооо…», выуживая с прилавка handmade магазинчика длинную, сантиметров двадцать, деревянную шпильку. Она выглядит довольно массивно, из тёмного дерева с витыми узорами вдоль волнистого стержня и резным лотосом на оголовье. Вдоль лепестков лотоса мерцают золотистые и изжелта-зелёные камушки. Девушка тут же подхватывает свои волосы, одним движением скручивает из них лохматый пучок и втыкает в него свою новую заколку, пока мужчина вежливо кивает понятливо улыбающемуся продавцу и расплачивается за украшение. Лил крутится перед зеркалом, не в силах наглядеться на вещицу.       - Идём, детка?       - Да, только мне ещё нужно в уборную.       - Я буду ждать тебя внизу, на парковке.       - Хорошо, дай мне пять минуточек.       Хосок спускается на лифте к подземной парковке. Двери раскрываются, и он уверенно идёт к своему автомобилю, огибая другие. Шорох. Тяжелое дыхание. Чон реагирует моментально: резко разворачивается и перехватывает руку с занесенным над собой ножом на полпути. Правой рукой наносит неизвестному резкий удар в солнечное сплетение. Ответный удар. Чон отскакивает назад. Мужчина медленно наступает на него, совершая обманные движения рукой с ножом. Взмах. Мимо. Хосок бьёт слева в челюсть. Отступает. Бандит, сплюнув кровь, надвигается снова, переступая из стороны в сторону, будто направляет, как ему нужно. Выпад. Мимо. Взмах. Неглубокий, но болезненный росчерк по успевшей вовремя вскинуться к лицу руке. Чон шипит, делает шаг назад и понимает, что упирается в стену. Отступать некуда. Не то, чтобы у нападавшего физический перевес, но с ножом считаться придётся. Неизвестный перестаёт осторожничать, думая, что загнал жертву в угол, и переходит в прямую атаку, однако получает несколько выверенных и чётких ударов и начинает терять преимущество. Расклад меняет громкий звук открывающегося лифта. Чон отвлекается буквально на долю секунды и оказывается прижат спиной к бетону с ножом у самого горла. Он чувствует заточенное лезвие у кадыка. По коже щекотно стекает капля крови – лезвие острое как бритва.       От одного взгляда на лифт у Хосока холодеет внутри, потому что двери раскрываются полностью, и там стоит Лилиан. Прямо напротив них. Он тут же отводит глаза, чтобы головорез не заметил этого, но тот успевает проследить за его реакцией.       - Куда ты смотришь, тварь? Там кто-то есть? – впервые открывает рот мужчина, резко разворачивает их обоих полубоком к лифту и быстро смотрит. Лифт открыт и пуст. Никого нет. Чона снова прижимают к стене.       - А теперь, сученыш, ты мне скажешь, как найти твоего босса, - неизвестный злобно выдыхает прямо ему в лицо и для пущей убедительности нажимает сильнее, делая надрез на коже ещё глубже.       - Мой босс ни от кого не прячется. Местонахождение его офиса всем известно. Я Вас не понимаю.       - Нет, тварь. Не твой официальный босс. Меня интересует тот, кто руководит делами совсем другого масштаба. Тот конченый, в бежевом костюме. Твой настоящий босс. Всекаешь?       - Я понятия не имею, о ком Вы. – Он никогда не предаст его.       - Хо, посмотри, какой красивый цветок! – Волнистые тёмно-каштановые волосы спадают прямо на глаза, парень стряхивает их в сторону и широко улыбается Хосоку. Его лицо светится детским счастьем, мимические морщинки разбегаются от орехово-зелёных глаз, прикрытых пушистыми длинными ресницами, квадратная улыбка очаровывает и заражает восторгом.       - Ты иногда такой ребёнок…       - Поэтому у меня есть ты – чтобы быть серьёзным взрослым! – шатен смеётся ещё ярче и украшает жёлтым соцветием свои кудряшки. Потом задумывается о чем-то на мгновение и немного отрешенно шепчет. - Это токкобана. Солнечный цветок смерти…       - Узнаю этот тон. Я так понимаю, меня ждёт очередная легенда? – Хосок двигается ближе к усевшемуся прямо в траву парню, который, смяв в пальцах рукава своего неизменно бежевого свитера и смотря куда-то внутрь самого себя, негромко начинает рассказывать.       - Пиздишь ты, сука! Я видел вас вместе, ты с этим гондоном заодно. Он, блять, нам весь бизнес похерил. Если ты сейчас не скажешь, как его найти, я просто тебя вместо него порежу нахуй! – Неизвестный явно уже на грани, белки глаз покрылись красной сеткой, руки подрагивают, его лицо перекошено. Каждое слово он не говорит, а выплёвывает, брызжа слюной.       Боковым зрением Чон замечает движение за спиной бандита. Что за? Из-за колонны возле лифта медленно выходит… Лилиан. Твою ж мать. Она наклоняет голову набок, секунду смотрит, будто анализирует ситуацию, грациозно снимает туфли и беззвучно ставит их на пол. Маленькие ножки медленно и максимально плавно, мягко переступают на носочках, не создавая ни единого постороннего звука. Она неслышно крадётся к мужчинам, пока Хосок сдерживается, чтобы не посмотреть в её сторону, и пытается заговорить зубы нападающему. Тот беснуется, плюётся угрозами и оскорблениями, он уже на грани терпения. Бесшумной тенью девушка оказывается за спиной мужчины, замирает, неожиданно широко улыбается и вынимает из головы новенькую шпильку. Не удерживаемые ничем волосы рассыпаются по плечам, а Лилиан, крепко обхватив заколку ладонью, резким взмахом вонзает её ровно между ягодиц неизвестного и так же резко вырывает обратно. Тот взвизгивает и обмякает от неожиданной чудовищной боли, нож выпадает у него из рук. Воспользовавшись этим, Чон бьёт его в живот и резким ударом снизу в челюсть, и мужчина, рухнув мешком на пол, теряет сознание.       - В машину.       Лил делает шаг в сторону автомобиля, но вспомнив, бежит за туфлями, подбирает их вместе с пакетом сегодняшних обновок, оставленным за колонной, возвращается и прыгает на переднее сидение. Хосок осматривает место на предмет оброненных доказательств их присутствия здесь, бросает взгляд на потолок и хмыкает про себя. «Ни одной камеры. Гад знал, где нападать». Стягивает рукава на руки, через ткань поднимает нож, тщательно вытирает свою кровь с лезвия, не касаясь мест с отпечатками нападавшего бандита, и аккуратно возвращает на то же место и в то же положение на бетонном полу. Чисто. Хлопает дверью, усаживаясь на водительское место, отрешенно выдыхает, заводит машину и выруливает прочь с чёртовой парковки.       Лилиан всю дорогу послушно сидит, пристегнувшись и сложив руки на коленях, невозмутимо разглядывая вечерние пейзажи Нью-Йорка. А городу есть чем заворожить, этот город сам себе искуситель и непорочный плод, сам себе грешник и праведник. Ангел и демон. Психиатр и пациент. Преступник и палач. За кирпично-бетонными стенами по венам бульваров и авеню течёт яркая и горько-сладкая неоновая жизнь, симфония хаоса и надежды. Вавилонская башня народов, рассыпавшаяся мелкой крошкой на распухшие боро, породила симбиотическую какофонию разнообразия и противоречий. Молодые и старые. Богатые и бедные. Негры, белые, азиаты. Вольное смешение крови и нравов. Нью-Йорк можно любить. Нью-Йорк можно ненавидеть. Но чтобы понимать его – в Нью-Йорке надо родиться. А Лилиан – девочка из Квинса. Она дышит этим городом, чувствует его с полуслова. Когда ей плохо – изгибы двухэтажных улиц распутывают проблемы в её голове. Когда ей больно – шум и скрип метро отскабливают недуги с её души без следа. Солёные океанские ветра не дают сердцу иссохнуть, заменяя собой солёные слёзы. Этот город живёт, дыша полной грудью, несмотря ни на что и вопреки серым правилам. И так же живёт Лилиан, вдыхая прохладный воздух, пока BMW везёт её в Бруклин Хайтс, в их просторную двухкомнатную квартиру с видом на Манхэттен.       Когда за спиной закрывается входная дверь, Чон хочет взять её за руку, но оказывается перехвачен, после чего его тащат в гостиную и жестом, не предполагающим возражений, усаживают на диван.       - Лил, детка…       - Сиди. – Безапелляционно.       И он сидит. Покорно принимая заботу жены, которая с сосредоточенно наморщенным носиком деловито обрабатывает его порез на шее, затем аккуратно заклеивает его и осматривает мужчину на предмет других повреждений. Ничего не обнаружив, она снимает с него рубашку и бросает в корзину для белья, после чего усаживается возле мужа и серьёзно смотрит ему в глаза.       - Лил…       - Ты кушать хочешь?       - Что?       - Тебе приготовить поесть?       - Нет, - он немного теряется от такой нарочитой заботливости. – Я не хочу.       - Ты хорошо себя чувствуешь? – Она заглядывает в глаза, как будто пытаясь проверить его на честность, как строгая мамочка, выясняющая, не утаивает ли её сынок чего.       - Всё в порядке, детка.       - Точно?       - Да.       - А, ну тогда хорошо, - радостным тоном восклицает Лилиан, с лица её сходит сосредоточенность и возвращается привычная бесшабашность. Она чмокает недоумевающего Хосока в нос и уходит, крича по дороге, что первая пойдет в душ, а потом пора спать. Как будто ничего нестандартного сегодня не произошло и всё в пределах нормы. Как у всех. Когда он выходит из душа, девушка уже посапывает на кровати, распластавшись звездой в своей плюшевой пижаме и уткнувшись лицом в подушки. Мужчина нежно улыбается и устраивается рядом. Почувствовав тепло, сонная Лил тут же переползает на него, обхватив его всеми конечностями и сунув нос ему в шею. Чон несколько минут лежит, поглощенный неожиданными мыслями.       - Лил?       - Ммм?..       - Ты ведь не боишься пауков?       - Не-а…       Он молча ухмыляется.       Взбалмошная девчонка из Квинса.