Пять колец до точки

We're up all night to the sun Мы не спим всю ночь, до самого рассвета, We're up all night to get some Мы ночь напролёт к кое-чему стремимся, We're up all night for good fun Мы ночь напролёт ищем забав, We're up all night to get lucky Мы ждём всю ночь, чтобы нам повезло. — Daughter — Get Lucky

— Кофе с миндально-ванильным сиропом! — Дазай поставил на стол перед ним стакан и плюхнулся на свободный стул с игривой грацией опытного танцора или человека, напрочь лишенного страха заработать перелом таза из-за падения с высоты в треть своего роста. Стул скрипнул, чуть проехавшись металлическими ножками по плитке, но остался на месте.       Дазай, поерзав, подтянул к себе ожидавшую его тарелку с разогретым сэндвичем и вооружился приборами. Чуя, рассеянно перечитывающий уже третий документ с отчетами, даже не дернулся, продолжая беззвучно шевелить губами и изредка делать записи в своем блокноте.       После первого выхода по злачным местам мира сего они бывали на заданиях под прикрытием еще раза два или три. Конечно же, немного пили, пару раз для поддержания легенды поскандалили, отчего у обывателей появилась сплетня о том, что один почти легендарный неудачник неровно дышит к рыжему симпатяжке и не дает проходу, выслеживая по питейным местам.       Сказать, что Чуя кипел от стыда и гнева — как ничего не сказать. Дазая он бил ногами, пользуясь тем, что от частоты совместных выходов они продолжали в промежутках прятаться в каморке, а иначе Чуя квартиру детектива и не воспринимал.       Осаму смеялся, прикрывая голову подушкой, и выглядел совершенно не раскаивающимся в своем преступлении. Сплетня о том, что они — парочка, его, кажется, ничуть не беспокоила.       Дважды после этого Дазай ходил пить один, закрепляя образ безнадежно влюбленного, и, к неудовольствию Чуи, этому пьянице сочувствовали все, кому не лень, давали советы и даже наставляли на путь истинный. Рекомендаций взять себя в руки и бросить пить Осаму получил безмерно.       Тогда же, в якобы пьяном запале, Дазай изъявил желание получить такую власть, чтобы с ней пришлось считаться. Ляпнул про готовность вступить ради такого дела куда-нибудь в такое место, чтобы можно было быстро подняться и запросто произвести впечатление на нравного красавца, у которого якобы другой ухажер работает где-то в полиции.       И вот здесь-то, путем отслеживания всех подозрительных шевелений вокруг мужчины, и потянулась тончайшая ниточка к Криптуму. Уцепившие ее штатные аналитики и лично два босса в бешеном темпе тянули и разматывали клубок, пару раз Мори-сан добивал подколодных змей среди своих же. Фукудзава несколько раз бросил наводку в Бюро, где тоже оказались тараканы, а Дазай… К неудовольствию Чуи, ещё несколько раз тот ходил в бары, и Чуя, тогда же выбравшийся на свет божий по своим делам, засек за собой слежку.       Вернувшийся Дазай хохотал до слез в глазах, когда оказалось, что его сочувствующие, «такие же, как и он, несчастные влюбленные неудачники», решили помочь ему и выследили рыжего коротышку, чтобы с потрохами сдать его адрес Дазаю.       Не считая абсурдности ситуации, дело принимало неприятный оборот — они привлекли к себе излишне много внимания. Чуя впервые жаждал правосудия и жалел, что не может накатать несколько заявлений о преследовании неизвестными, вмешательстве в его личную жизнь и чем-нибудь в таком же духе, уж что еще получится наскрести.       «Раскрытую» квартиру оперативно законсервировали, появляться там открыто, а не по обходным путям мафии, Накахара больше не рисковал, а остальные всячески поддерживали иллюзию заброшенности помещения — благо, таких квартир, в которых заселяли людей, не живущих на базе или в дочерних зданиях, у Портовой мафии было пруд пруди.       Чуя ночью того же дня смог вывезти все свои вещи и занял полностью аналогичную квартиру, только в другом районе — неподалеку возвышались высотки их офисов, на горизонте, сливаясь, синела полоска моря, а близость парков должна была наполнить утро птичьими трелями — проверить этот факт Накахаре еще только предстояло, и то не в ближайшие недели.       Рыжего безмерно радовало в своем невероятном проколе только одно: «осведомителями» Осаму заинтересовался босс, и спустя какое-то время сестрица Кое-поделилась «шуткой для своих»: оказалось, босс Мори дал барным шпионам кое-какую работенку, и те со своей стороны принялись шерстить заведения, разыскивая не шибко секретную, но очень скользкую группировку, оставившую за собой след из еще трех трупов.       Касательно же попыток рыжего перебраться в новый дом в тот период, пока мафия и детективы опять работали голова к голове, то Чуя неизбежно оказывался в квартире у Дазая, где вместе с ним вскоре поселилась большая сумка с его вещами и личными принадлежностями. По мнению Накахары, снова и снова держать их в одном месте с суицидником, увеличивая шанс засветить так же бездарно, как получилось с местом жительства Накахары, было полной дуростью — но кто его слушал. Босс загадочно посматривал на Дазая, на Фукудзаву и сохранял приказ: быть рядом с детективом и для наблюдателей играть процесс постепенного сближения.       Когда длительность приказа перевалила за две недели, Чуя бросил ждать чудес понимания всех возникающих трудностей и просто постарался жить в привычной для него манере — ездил тренироваться в зал, в офис, поливал цветы дома и забирал с собой все новые и новые вещи — о чем вообще можно было говорить, когда три четверти коробок продолжали оставаться нераспечатанными?       Как одна ночевка, в общем-то не лишенная смысла в тот день, обернулась катастрофой в виде проживания в чужом доме с систематическим братанием с тем же мальчиком-тигром — Чуя понятия не имел.       Происходящее напоминало какой-то очень притянутый за уши сценарий второсортного американского фильма — вот только этот кошмар продолжал оставаться его жизнью. Чуя не знал даже, смеяться ему или плакать.       В конце концов, человек способен приспособиться ко всему. Накахаре хотелось думать, что этой затянувшейся весной, которую от лета отличала лишь дата в календаре, он занялся вопросом улучшения взаимоотношений и командной работы с самым противоречивым человеком в своей жизни. То, что им приходится делить квартирку, было вынужденной необходимостью — рассогласованность действий сейчас могла обернуться еще одной смертью, но уже не кого-то незнакомого, а кого-то из своих. Приходилось думать вместе, есть вместе, вместе спать — но нюансы, позабытые за давностью лет, снова стали всплывать, показывая как никогда отчетливо: они изменились.       Оправданная необходимость раздражала даже больше неоправданной, и только чудо, зовущееся профессионализмом, удерживало Чую от взрыва — приходилось думать о деле круглые сутки, не давая себе волю, хотя напряжение неуклонно росло.       Единый механизм в прошлом, в настоящем Двойная Тьма нуждалась в повторной отработке своих планов и техник. Стратегий у них была целая куча, но прошедшая пятилетка принесла с собой откровение: мир не стоял на месте.       Детали их стратегий безнадежно устарели. И хорошо, что простая истина пришла на ум сейчас, а не в бою, когда от каждой доли секунды зависит чья-то жизнь.       По мере того как вынужденное соседство затягивалось, Чуя взял в свои руки благоустройство неуютной обители. Накахара правдами и неправдами добился того, что Дазай занялся приведением в порядок хотя бы окон, и, когда стекло оного устояло перед выпущенной почти в упор пулей — остался доволен. Не мешал даже звон в ушах, эхом разошедшийся по квартирке после выстрела, и Накаджима, выбивший дверь, чтобы увидеть вместо тела убитого Дазая — Дазая, закрывшего уши руками, с улыбкой смотрящего на хладнокровно держащего в руке пистолет рыжего.       Атсуши быстро понял, что теперь у него не один ненормальный, но привычный и в чем-то милый дурак-сосед. Теперь их двое — и на голову больные оба.       Разумеется, вслух он ничего такого говорить не стал.       В ожидании результатов напарники разделили между собой бытовую рутину. Чуя, днем стабильно заглядывавший к себе в офис и получавший отчеты от своих ребят, вечером успевал забежать в магазин, благодаря чему в холодильничке Дазая поселились не только бутыльки с саке и пара пакетов с заморозками, но и любимые Накахарой яблоки, водоросли и салаты, мясо и овощи, а на полках — свежие булочки, джем и сироп.       Дазай в ответ быстро приучился не только поддерживать чужую чистоту и порядок, но и вовремя брать на себя покупку бытовой химии, следить за наличием круп и смесей и, не жадничая, покупать чай и кофе. Особенно кофе — его Накахара готовил просто божественно, лучше даже, чем рамен с кусочками свинины. Осаму плыл каждый раз, когда по кухне разливался аромат кофе со сливками, и совсем умирал от любви, когда ощущал сладкие запахи сиропов.       Чуя любил и умел жить с удовольствием, а Осаму очень быстро привык к хорошему.       Взаимоотношения дуэта медленно, но верно менялись к лучшему. Терпимость переходила в принятие. Знание друг друга наполнялось теплом узнавания.       А сегодня они даже выбрались на совместный обед, и Осаму купил им кофе. Терпкий миндаль смешался со сладостью ванили на языке, Чуя сделал большой глоток из своего стакана, который для Дазая выглядел, как небольшое ведро, в котором можно было бы попробовать утопиться.       Накахара подвинул ноутбук на столе, чтобы им обоим хватало места, и уткнулся обратно в сухие строчки. Неторопливо прожевывая куски сэндвича, Осаму смотрел на то, как Чуя работает — на его шевелящиеся губы, на страдальчески изломленные брови, на то, как Накахара время от времени чешет ключицу, выглядывающую из выреза кофты. Накахара знал об этом взгляде, чувствовал, как его облизывают глазами — и ничего не делал. Только почему-то пекло скулы и шею, но он сделал еще один глоток горячего латте и потер шею, стирая возможную влагу.       Сердце билось быстро-быстро, как никогда не билось от кофе.       Дазай хмыкнул чему-то своему и отвел глаза, начиная пялиться на происходящее за окном кофейни. Почему-то то, как он в процессе незаметно пододвинул поближе к Чуе свой стул, заставило напряженного Накахару немного успокоиться.