Пять колец до точки

      Этот день Чуя мог бы посчитать самым обычным, если бы не целая куча разных «но», повылезавших со всех щелей еще до обеда. Впрочем, теперь-то дело двигалось, конечно, к ужину… Но разные «но» стойко отодвигали это событие на все более позднее время.       Первое «но» сейчас мялось в дверях Агентства и как будто бы совсем не спешило покидать работу, назвать которую любимой, как водится, Осаму мог только с натяжкой.       Накахара, наблюдая за затягивающейся заминкой, медленно поддавался давлению остальных «но», отчего настроение рыжего неуклонно портилось — и, в отличие от сборов Дазая, делало это очень быстро.       Но любое ожидание, в конце концов, оправдывается. — Проклятье, неужели нельзя было побыстрее? — опуская стекло с пассажирской стороны и рыком подгоняя напарника, Накахара пребывал уже в крайней степени нервного возбуждения — Осаму не так уж и часто его о чем-то просил и еще реже — без причины, хотя природная строптивость позволяла рыжему отказывать даже тогда, когда любой другой согласился бы.       Чуя сам не понял, почему в этот раз он лично согласился забрать Дазая с работы, когда тот попросил. Однако, увидев, что руку Осаму в очередной раз обхватил гипс, Накахара едва воздержался от краткого, полного берущих за душу матерных идиом, спича.       И, скрипнув зубами, лично изнутри открыл придурку дверь со стороны пассажирского места.       Признаться, он вообще был удивлен, что в многократно переломанной за недолгие годы жизни конечности еще остались места, которые можно было сломать — по мнению Чуи, обе кости предплечья уже должны были стать одной сплошной костной мозолью. — Фух, спасибо, малыш Чуя, — первое, что выдохнул Дазай, заняв предложенное место рядом с водителем и пристегнувшись, но Накахара моментально возжелал вышвырнуть придурка из машины. Возможно даже сразу вместе с сиденьем.       Однако он сдержался.       Прошедший день его не радовал. В офисе в кой-то веки не пришлось устраивать разнос, вопрос дичайшей жары босс решил щелчком пальцев, велев установить кондиционер, прислушавшись к скорбным стенаниям молодняка, а Тачихара опять проглядел в рыжем дыру, заставив паранойю огрызаться в голос и бить по мозгам. Казалось бы — не считая странного поведения подчиненного, нагловато-хамоватого и неизлечимого, словно инстинкт самосохранения в лейтенанте мертв, остальное было даже хорошо.       Но даже это неимоверно бесило.       Ничего не было хорошо. Ничего, на самом деле.       Они продолжали топтаться, безрезультатно вынюхивая, выискивая и ничего не находя. Криптум словно стал призраком, изредка убивающим неугодных. Внутренняя агрессия вскидывалась бешенством — Накахара мечтал скормить идиоту, позволившему кодексу и самой организации вернуться в мир, его собственные кишки.       Подчиненные, главы; все они — бесполезные, дурные, ленивые твари. Они должны, должны были искать, должны были уничтожить врага, должны были приносить пользу, а не пялить наглые глазюки на собственного начальника, позволяя скабрезным мыслишкам отражаться на и без того не блещущем в обычное время интеллектом лице.       В эту секунду он от всей души желал Тачихаре пойти в клуб и потрахаться с кем-нибудь, наконец-то. И поумнеть немного. И сделать свою работу — выполнить приказ босса.       К своей части работы — зачистке и драке — Накахара уже был готов.       Чуя рывком вырулил на дорогу, под визг шин и раздавшиеся со всех сторон гудки влился в поток еле ползущих машин, постепенно начиная объезжать-обгонять их. Недовольство, раздражение и внутренние противоречия жгли ему душу; хотелось сделать что-нибудь, чтобы унять и злобу, и бешеный стук сердца, но получалось только сжимать слегка прогибающийся от силы сдавления руль и вовремя тормозить на светофорах.       Внутренне хотелось для окончания происходящего с ним морального падения с особым цинизмом задавить кого-нибудь, переехать под хруст костей, размазывая по дороге мясо и дерьмо…       Дазай коснулся его руки, вцепившейся в рычаг переключения скоростей, и самым беспечным тоном поинтересовался: — Заедем в гипермаркет, раз уж ты за рулем?       Чуя дернулся от возмущения, перевел на напарника горящий злобой взгляд, но тот неожиданно вцепился ему в кисть здоровой рукой, непреклонно удерживая дрогнувший рычаг в одном положении. — Тебе надо остыть, — в голосе шатена послышались предупреждающие нотки. Чуя вскинулся, почти ожидая увидеть холодное неодобрение в темных глазах, готовый высказаться в ответ. Для Дазая в нем всегда было целое море невысказанных упреков и неизлитых чувств, которые их хозяин всегда был готов излить в распаляющей, разжигающей огонь в крови, не приносящей конечного удовлетворения драке.       Вот только в следующий момент Чуя неподвижно замер на своем месте, подбираясь и настораживаясь. Управление авто перешло на второй план, выполняемое инстинктивно — как и многое, что умел Чуя.       Как бы он не ненавидел Дазая, а к его советам-предупреждениям все сильные эсперы относились всерьёз.       И обычно все они, включая Чую, понимали, что, теряя над собой контроль, они оказываются в том самом состоянии, когда главарь имеет полное право пристрелить их, если они пересекут грань.       Чуя всегда знал, где грань, и четко чувствовал момент ее перехода, зная, что он санкционирован.       Порча.       То, что выжигало его изнутри сейчас, к Порче никакого отношения не имело. И тем не менее, Дазай делал ему замечание, словно какому-то камикадзе, копающему себе могилу своим гонором — Чуя много видел таких идиотов, но даже из того же Акутагавы Дазай смог выбить дурь.       Было настолько непривычно сравнивать свою и чужую одержимость, что помогло остыть и всерьез задуматься.       На секунду бурлящая внутри пустая злоба даже ему показалась бессмысленной и ненастоящей. Раздутой. Незаслуженной. Чуя сделал глубокий вдох, не менее глубокий выдох. Злоба попыталась обжечь, захватить мозги, но Чуя молча давил ее, стискивая зубы.       Это не его. Это не настоящее. Фальшивка, раздутое отражение, ложь. Ничто не может заставить его ненавидеть ситуацию, людей и эти мгновения настолько интенсивно. Никто. Никогда. Не так.       Он контролирует себя, свои чувства и свои силы, иное — непозволительная роскошь и лишено логики.       И он потихоньку сбросил скорость, подстраиваясь к более нормальному скоростному режиму города.       Осаму, словно поощряя и помогая успокоиться, погладил его по пальцам в перчатках, дважды пройдясь по тому месту, где Накахара сегодня держал кольца.       Чуя ослабил хватку на руле, после чего переключил-таки скорость на меньшую и сосредоточился на образе гигантского магазина, в который еще следовало добраться. — Купим несколько бутылочек вина на ужин? — как ни в чем не бывало подал голос Дазай, когда они уже нашли место на парковке, и Чуя проверял, что выключил все, что нужно было выключить.       Накахара ожесточенно кивнул. — Больше, чем несколько, — и под вопросительным взглядом напарника буркнул: — Мне совершенно необходимо хорошенько выпить.       Больше до самого дома Дазай ему никаких дурацких вопросов не задавал, а после удачно прошедшего ужина даже поделился несколькими кусочками крабового мяса. Чуя оценил щедрость в нужной мере, долив в чужой бокал остатки вина.       Но когда в середине ночи они наконец-то оба свалились на футон, едва справляясь с подгибающимися конечностями — Дазая постоянно перекашивал гипс, — рыжий с чувством пробормотал: — Спасибо.       Дазай не успел спросить у отрубившегося, даже не сняв рубашку напарника, за что тот благодарит. Но понял, что не за вечер, не за вино и — не за крабов. — Всегда пожалуйста, малыш Чуя, — морщась от тяжести, мужчина здоровой рукой как можно выше натянул одеяло на чужие плечи, отмечая, что впервые за все недели совместной жизни из-под подушки рыжего наконец-то не торчит рукоять его любимого ножа.