Цестус

Законы двенадцати таблиц давали отцу право продавать в рабство своих детей.

 Смех Сноука заставил Рей вскинуть брови и посмотреть на мужа. Тот ел, беседуя через комлинк с Прайдом – голографическое изображение того призрачно моргало на столе и каждый раз, когда нужно было тянуться за водой, девушка постоянно изворачивалась, чтобы её рука не прошла сквозь лучшего друга дражайшего супруга. Но она ничего не прокомментировала, как и не выдала свое неудовольствие. Привыкла, что они никогда не ужинали вдвоем.  Обычно во время трапезы, Сноук контактировал с кем-то из своих, чтобы обсудить либо детали какой-то сделки, либо – что куда веселее – поговорить о боях. Рей устраивало и то, что за столом не присутствовал Хакс.    В первые два месяца после свадьбы рыжее нечто всегда было рядом. На ее месте. Она не успевала войти в столовую, а рядом со Сноуком, заглядывая тому в рот, сидел любовничек, лишенный чувства меры и стыда. Сначала все происходило под видом решения дел насущных, затем предлоги для нее придумывать перестали. Адаптируясь к условиям своего брака, Рей сначала молчала, хоть не была в восторге, но затем она застала весьма компрометирующую ситуацию и устроила Сноуку первый скандал в их непростой семейной жизни. С обещанием развестись, если любовник мужа будет выходить за пределы спальни супруга. Видеть его за столом она не желала, а поскольку они не были в Древнем Риме, столь любимом многими, право на разрыв брака – такого выгодного для Сноука – у нее было. С тех пор Хакс исчез. Зато появились голограммы. Да и хрен с ними. Она смирилась с тем, что беседы, ровно как и секс, им не особо удавались. Забавно это было принимать, ведь Рей была начитанной, образованной, интересной девушкой и знала об этом. На Корусанте, где она провела десять лет, она умела привлечь к себе внимание как на дипломатических приемах, так и на непринужденных летних вечеринках. А теперь она сидела между солонкой и перечницей, будто была третьей в этом сервизе. Сахарница. Красивая, из тонкого фарфора, идеально выполненная сахарница. В которую можно время от времени окунуть ложку, а потом одернуть руку, вспомнив, что вообще сахар-то не самый любимый продукт. Даже…неполезный. И ты в себя хоть кардамон сыпь, хоть корицу, хоть ваниль, имбирь или мяту – все равно, ты просто сахарница.    Игнорируя все эти договоренности «встретиться на следующей недельке», Рей, у которой не было особо аппетита, потянулась к спарже. Она любила фиолетовую, на крайний случай белую, но на Экзегол завозили только зеленую, потому особого рвения её есть не было. Но сидеть и слушать чужую беседу, украшая столовую своим никому не нужным присутствием тоже не хотелось, потому она пододвинула блюдо к себе.    Мыслями Рей была где-то очень далеко. Она думала о том, что произошло неделю назад и о том, чего не происходило все семь дней. Секс с Кайло был великолепным. Таким ярким. Жаль, не настоящим, но все равно. Удивительно, но ей голой, стонущей и с раздвинутыми ногами под рабом было комфортней, чем здесь, через стол, в красивом платье, с собственным мужем. Казалось, цестус понимает её. Казалось, да. До минуты пока она, одурманенная его хриплым «ещё» и требовательным, жадным взглядом не дала то обещание, после которого раб кончиком дернувшихся губ высмеял её наивную попытку защитить его.    Какая глупость. Будто минет кого-то защищал.    Ей было так тошно от того, что одно движение губ разрушило все, что Рей больше не искала с ним встреч и не поворачивала голову в сторону арены, где шли тренировки к новому этапу соревнований, что должен был состояться через пару дней. Но не смотреть, увы, не означало забыть. Она думала о нем почти все время. Думала, разбирая на молекулы каждый эпизод.    Стараясь отвлечься Рей посмотрела на спаржу. Зеленая, яркая, красивая. На гриле, а значит, сочная. Наверное, приготовленная в её любом пармезаново-кокосовом соусе. Сверху посыпанная поджаренными миндальными хлопьями. Изящное блюдо. Легкое.    Переложив пару стеблей себе на тарелку, Рей порезала один – хруст был изумительный, идеальный – и уже поднесла ко рту, когда замерла. Она привычно выбрала кусочек ближе к верхушке и теперь смотрела, как белый, густой соус скапывает с шишкообразного соцветия. В одну секунду её щеки покрылись румянцем, с цветом которого могла соперничать красная сангрия в её бокале.    Та сцена снова была перед глазами. Она на спине. В ушах все шумит от нахлынувшего экстаза. Он упирается локтями в её колени. Опустив голову, тяжело дышит. Его член, ещё твердый, у нее на животе, и с кончика на тело скапывает горячая жидкость.    Момент слабости. Момент, когда захотелось попробовать – каков он, этот Кайло Рен на вкус. Момент, который она не реализовала, поскольку хотелось сомкнуть губы прямо на источнике удовольствия. Момент, который она пообещала воплотить, хоть понятия не имела как делать минет. Момент, который Кайло Рен упустил.    Тяжело задышав и поерзав, поскольку между ног стало пульсирующе-жарко, девушка снова окунула кусочек спаржи в белый соус и, наконец, отправила тот в рот. Не стала ничего жевать. Наслаждаясь тем, какой горячей, вязковатой была заправка, стала аккуратно посасывать стебель, кончиком языка касаясь твердой шишечки. Ощущение было таким ярким, что девушка едва не застонала.    Вот значит, как оно. Приятно.    Играясь спаржей во рту, мыслями Рей представляла, как Кайло побеждает и она выполняет свое обещание. Её смущало отсутствие опыта, но она видела, как делали минет Сноуку рабыни перед их близостью и мужа это заводило. Она представляла, как вот так языком пробует головку, как смыкает губы, как член толкается у нее во рту, а затем становится горячо. С привкусом металла. Ощущала его сильную руку в своих волосах и, возможно, гортанное «да».    На последней картинке Рей едва не подавилась спаржей и быстро зажевала свой кусочек. Проглотив, потянулась к ещё одному, но услышала фразу мужа, что «Да, отличная идея выставить против этого Рена твоего чемпиона, а давай». Её романтические мечты улетучились и тело вдруг налилось холодной тяжестью. От игривого настроения не осталось и следа. Она отлично следила за графиком боев и знала, что следующим противником Кайло Рена был секутор одного из сенаторов. Поменять же, без предупреждения, соперника было очень плохой, совсем не смешной, как казалось Сноуку, историей.  - Отличная идея выбросить на ветер годовой бюджет нашей планеты на то, чтобы поцеловать в задницу своего дружка Прайда, - Рей редко позволяла себе и такие фразы, и подобный тон, но сейчас она была в гневе, прикрывая страх за Кайло боязнью больших убытков. Ведь он, правда, стоил очень дорого. Баснословно. И при этом был… бесценен.  Не как гладиатор. Как человек. – Давай, выстави цестуса против ретиария, пусть тот заколет твою дорогую игрушку трезубом. Прайд будет счастливым, а ты себя выставишь идиотом. Она нервничала. Пододвинула к себе серебряную вазочку, доверху наполненную цукатами, и выбрала первый попавшийся. Стала грызть его, не смотря на противный, острый вкус. Обычно Рей терпеть не могла имбирь, но сейчас не ощутила ничего.    Сноук удивленно смотрел на юную жену. Обычно ей было все равно.  -  Ретиариев выставляют против секуторов, - напомнила девушка.  - Если этот цестус выиграет, мы получим не только отличное шоу, но и огромные деньги, - в Сноуке говорил не здравый смысл, лишь азарт. В Рей – тревога. – Если проиграет… ты же знаешь, все мои игрушки застрахованы. Ты ничего не потеряешь, моя ненаглядная.    Рей сверкнула глазами. Она потеряет все.  - В прошлом году Прайд лишил меня двух хороших гладиаторов, я хочу немного… отомстить, забрав у него чемпиона. Уверен, Рен будет на высоте. Он же невероятно силен. Признаться, ни в ком не видел такой агрессии. Фантастическое приобретение. Так что не стоит переживать, - он примиряюще улыбнулся. Выпад жены ему неожиданно понравился. Эта экспрессия в ней проявлялась так редко и удивительно ей шла. Мужчина окинул Рей заинтересованным взглядом. Сверкающие глаза, выбившаяся прядь волос, малиновые губы, в углах которых – пара белых капель соуса. Она была хороша, потрясающе хороша. Его маленькая женушка. – Выбрось из головы мужские развлечения. Пойдем лучше в спальню и сыграем в другую игру.    Рей, продолжающая нервно грызть имбирь, удивленно вскинула бровь.    Что? Он хотел её? Сноук?  - Знаешь, болит голова. – Она на секунду приложила тонкие пальцы к вискам, а после качнула головой. Как жаль, как жаль. Но девушка, уставшая ждать, больше не хотела его. Не хотела этот секс под стук часовой стрелки. Её тело желало только одного. Цестуса. Гладиатора. Кайло Рена. Сноук, не расстроившись, пожал плечами. Рей поднялась, бормоча, что ей нужно отдохнуть. А, потом, развернувшись, подхватила конфетницу с цукатами. Закрывшись в спальне, вышла на балкон и стала жадно наблюдать за тренировкой Кайло. Посасывая имбирную сладость. Такую продолговатую, твердую и немного резкую на вкус. Убеждая себя в том, что Кайло Рен обязательно выиграет и приобретенный навык её пригодиться. - Пожалуйста, - глядя, как цестус наносит сокрушительные удары по какому-то тренировочному снаряду, - пожалуйста, пожалуйста, пусть он выиграет, пожалуйста. ***    Кайло привели в миндальный сад – небольшой оазис, заполненный снегом из лепестков. Первое красивое место, которое мужчина увидел на Экзеголе и сразу прикинул во сколько эти сто деревьев, ограждающих господ от убогой, выжженной солнцем реальности, обошлись. И сколько рабов умерло от обезвоживания, пока поливало деревья.    Рей, по приказу которой его сюда и притащили, появилась фактически сразу, чем очень удивила гладиатора. За то невежливое отсутствие реакции на царское предложение она должна была заставить ждать её вечность. Кайло был уверен, что к ошейнику приделают цепь и привяжут к какому-то дереву так, чтобы тенек не падал на него, а нет. Видимо влюбленность юной госпожи не позволяла ей быть уж очень жестокой. А, может, она не видела в нем любопытную зверушку, которую приятно держать на цепи.    В любом случае, даже отсутствие ожидания не смягчило мрачность Кайло Рена. У него сегодня был тяжелый бой. С ним сыграли злую шутку, выставив другого соперника и он даже получил неприятное ранение. Больше всего после ледяного душа, который он попросил в качестве награды, гладиатору хотелось растянуться на полу своей клетки и наконец, уснуть. Голова немного гудела, но, видимо, девушка, пропустившая сегодня – он невольно искал её глазами! – забаву решила развлечься со своим рабом вдали от чужих глаз. Ей ведь было не важно устал он или нет. У невольников желаний не бывало. Только обязанности. Сначала победой он порадовал супруга Рей, теперь девочка решила, что её черед.    А ему так нравилось, что с той оргии она игнорировала его. Было… спокойней. Никаких ненужных мыслей. Холодный разум, каменное сердце, твердая уверенность дойти до конца. Кайло больше не разрешал себе мечтать о своей госпоже по ночам, она же не подстегивала его фантазии – инжира тоже больше не было. Все пришло в состояние относительного равновесия и вот, она явилась к нему, как сон. В миндальный полдень. Почти даже по-шекспировски. По крайней мере в её бесшумных шагах он слышал эхо некой трагедии.    Мужчина отметил, что кандалы при приближении госпожи сняли, а гвардейцы отошли дальше положенного. Привычно растирая запястья, он смотрел на девушку, переливающуюся на солнце, как блик на воде. Она была одета в серебряное, расшитое, наверное, тысячью камней, платье, небрежно завязанное на талии, шлейф которого распугивал легкие, уже опавшие цветы миндаля и создавался эффект, что к нему приближается зима. Верхом на снежной буре. Эффект этот усиливали и длинные прозрачные серьги, больше напоминающие кристаллы льда, отколотые от айсберга. И макияж, выполненный в голубо-серебристых тонах: он обратил внимание не столько на веки, сколько на скулы. Ей подобрали какой-то хайлайтер – Кайло как-то долго пытался запомнить это слово, любимое женщинами из высших сословий – с эффектом сияния первого снега и теперь об это лицо можно было очень неосторожно порезаться даже взглядом. Ослепительно, обжигающе холодная красота.    Рей словно нарочно убрала все то жидкое золото, в которым была словно искупана. Ничего теплого, а значит, живого, в ней не было. Только лед. Только сталь. Только драгоценные камни.  - Рен! – Её голос прозвучал скрипом бриллиантов по стеклу. Рассек воздух и Кайло даже показалось, что с его щеки брызнула во все стороны кровь, хоть это было лишь разочарование и усталость. Не более. Мысленно он прикидывал, как максимально бездушно, чтобы не зацепиться за эту её ненужную любовь, трахнуть госпожу, когда та отдаст приказ. Ему следует закрыть глаза. Потому что сложно заниматься сексом с красивой девушкой в прекрасном месте и не забыться.  - Моя госпожа, - наклоном головы Кайло выразил свое почтение. Девушка подошла максимально близко. Ему нравилось, что она не доставала ему даже до носа. В этом было что-то милое. И опасное. Так просто подхватить на руки и унести в закат. Или куда там их положено уносить?  - Блистательная победа. – Она отметила нечто новое в нем. Кисти и пальцы раба были забинтованы, как у боксеров, которые фиксировали суставы, прежде чем надеть перчатки. Значит, его выдернули сюда сразу с тренировки. Не дав отдохнуть. Или же теперь у него было право – после двух побед – носить эти бинты постоянно.    От целостности рук у Рена зависела жизнь. Неудивительная предосторожность. Но от нее становилось жутковато.  - Рад, что Вы воодушевлены, - равнодушно ответил мужчина.   Рей бросила на него быстрый взгляд, после чего опустила руки на пуговицу его штанов. Заставив Кайло вскинуть бровь. В этот раз не будет игр в стиле «соблазни меня»? За неделю девушка вдруг подросла?  - Я обещала наградить тебя в случае победы. Что ж, можешь начинать наслаждаться своим триумфом, - голос девушки звучал холодно. Без предвкушения или энтузиазма. Она хотела быть лишь человеком какой-никакой, а чести. Забавно, но даже не понимала, что эту самую честь ей делает не попытка сделать ему минет, а само то, что она не забыла данное слово. Обычно господа отличались короткой памятью. Да и не сдержать обещание рабу… Кайло косо усмехнулся. Сколько раз ему обещали хозяева свободу в конце сезона, а он по наивности верил так сильно, что потом фразы типа «ты сдурел?» делали неожиданно больно. Ломали кости, душу, веру в лучшее.    Он разучился верить кому-либо, и вдруг его гордая госпожа уже собирающаяся опуститься на колени. Уже сошедшая с вершины своего высокомерия. Да уж, сколько не крась себя в северное сияние, а если влюбляешься, то видно тебя насквозь.  - Я благодарен Вам, - мужчина поймал Рей за локоть, удерживая. Он не был против, чтобы девушка нарушила правила. Насладился бы неумелым минетом и получил бы удовольствие не столько от ласки, сколько от того, что имеет её вот так, а она давится воздухом. Но. Слишком. Рискованно. Наивная близость могла все разрушить. Его разрушить. Рей, увы, не была простой госпожой, которую было бы приятно отыметь в рот, удерживая на коленях, наслаждаясь её падением.    На ней слишком много было завязано. И он, как идиот, откидывал свой шанс стать с ней ближе. Во имя ничего. Собственного страха потом сойти с пути.  - Вы развлечетесь, а меня потом казнят за такое. – Кайло знал, что говорит достаточно резко. Наверное, желая отрезать все пути к её дальнейшим попыткам сделать ему приятное. Рискуя прямо сейчас получить от гвардейцев электрической плетью так, что не встанет до следующего боя. - Я каждый день на арене выбиваю право прожить дольше хотя бы на неделю. Не хочу умереть ни за что.    Рей подняла глаза. Если перефразировать и без того не вежливую фразу, то звучало, как «твои прихоти не стоят жизни, за которую я плачу высокую цену». Ей стало не по себе. Она очень хотела – тренировалась все это время на долбанной спарже до аллергической чесотки – побаловать того, кому сегодня пришлось так тяжело. Его хотел убить её муж во имя какого-то спора, потому стать на колени и орально удовлетворить было бы небольшой, но компенсацией. Мог бы потом потешиться над ней. А вместо этого он поступал как человек, желающий жить. И не ей забирать у него это право.  - Тогда мое обещание больше не имеет силу в виду твоей глупости, - она пожала плечами, отмахиваясь. – Свободен.    Ей было горько, но лицо держать девушка умела. Ею побрезговал даже раб. Которому можно приказать все на свете, а хотелось только, чтобы он… ну если не улыбнулся, то хоть немного бы расслабился. Отдохнул. Это было целью, но ведь с такими, как она, не отдыхали. Их либо удовлетворяли, либо… да, пусть бы шел обратно в свою клетку. Та, наверное, милее. Там относительно безопасно.   - Приятного вечера, моя госпожа. Вы сегодня очень красивая. – Кайло сказал это по-честному, потому что видел, как утратила краски даже её душа, спрятанная под серебро, камни, бездушную косметику. Как и заметил то, как дрожали тонкие пальцы, когда она попробовала расстегнуть пуговицу на штанах. Она была очень уязвима, очень. Слишком юна, чересчур одинока раз из-за неподобающих чувств вела себя…вот так. Сноуку следовало лучше присматривать за женой. Намного лучше.    Рей не ответила. Красивая. А толку-то.    Увидев, что Кайло уже развернулся и сам шел к гвардейцам, сняла сережки, оттягивающие мочки ушей. В жизни бы не надела ни их, ни дурацкое платье-накидку, если бы не вынужденная встреча с Прайдом и его мерзкой третьей женушкой, от которых она едва отделалась. Меньше всего хотелось выглядеть льдиной, ну да что поделать.    Лед тоже был какой-никакой броней. Развязывая пояс, Рей, наконец, сбросила и тяжелую накидку, камни которой оцарапали ключицы. Оставшись в легком, хлопковом платье, она выдохнула и присела. Муж с Прайдом отправились на оргию, раб её не хотел по доброй воле, спешить было некуда. Вечер не удался, ну так не в первый раз. Она была мастером по борьбе с обстоятельствами в виде несбывшегося плана. Рей, конечно, готовила здесь небольшой пикник, но нет так нет. Махнув гвардейцу, чтобы притащил ей заготовленную корзинку, девушка, стараясь не ощущать ничего, стала собирать цветы в ладонь.    Такой Кайло её и увидел, когда развернулся, наблюдая за стражником. Сидящую на коленях, в легком, длинном платье, свободном платье, которое даже просвечивалось на солнце, показывая ему изящный силуэт. Платье, ткань которого кое-где была покрыта белой вышивкой и один рукав которого спадал, обнажая плечо в тонких – бриллианты носились тяжело – царапинах. Она была так хрупка и почти невинна в этом своем миндальном одиночестве, что у него перехватило дыхание.    Вот какой видел её Сноук по утрам? Видел и уходил даже не целуя, раз ему уделялось столько внимания?    Шагнув к гвардейцу, который мигом хлестнул плетью, он протянул руку. И показывая, что та пуста, и что таскать господам корзины – рабские хлопоты. Человек, чье лицо было скрыто красной маской, кивнул и отдал. Плеть снова щелкнула в воздухе. Предупреждение.    Но даже если бы та и попала по плечам, озарение обожгло сильнее. Госпожа планировала не минет в стиле «получил и проваливай», это все: от устеленного лепестками миндаля сада до плетеной корзины, было для него. Не в честь победы, просто так. Она хотела отпраздновать с ним его жизнь. Порадоваться тому, что он все ещё дышит. Подарить красивое воспоминание. Хотела настолько, что, разозлившись, не отдала приказ потрахаться, например, или наказать его. Ей просто нужно было побыть рядом с ним.   - Моя госпожа.   Девушка, отбирающая самые крупные цветы, вздрогнула от неожиданности, потом сердито нахмурилась.  - Я непонятно выразилась? Вон!  - Возможно, я могу быть Вам полезен? – Он попробовал исправить то, что было испорчено. Рей окинула раба тяжелым взглядом. Его лицо было уставшим, осунувшимся. Видимо, не хотел в клетку. Её компанию можно было вынести за возможность подышать прохладным, свежим воздухом и даже посидеть в теньке, красиво сплетенном из миндальных веток. Потому она не стала отказывать. Черная майка с капюшоном лишь притягивала солнце и, наверное, Кайло было жарко. Быстро кивнула, чтобы он поставил ей корзину на траву и не указала куда садиться. Не сомневалась, что Рен выберет местечко подальше и потому не удивилась, когда раб не обманул ожидания. Сел на расстоянии, подбирая ноги и опираясь спиной в ствол. – Спасибо.    У него редко были моменты, когда он ощущал себя настолько умиротворенно. Если забыть об ошейнике, что натирал шею до волдырей, можно было представить, что у него свидание с этой красивой, одеревеневшей от смущения, девушкой. Правда, свидание не на которое он пригласил её, а которое устроила она. Не привыкший ничего получать просто так, особенно от господ, Кайло ощутил некий разлом внутри себя. Будь у него свобода, даже брак Рей не был бы помехой – мужчина бы обязательно пригласил её куда-то. Держал бы за руку, чтобы она не ощущала себя одинокой.    Но в безжалостной, пусть и усыпанной миндалем реальности, у него не было шанса на свидание. Рей могла придумывать себе что угодно, но он был на цепи и это все разрушало. Однако, отрицать, что сейчас, вот именно сейчас, спокойно было сложно. Усталость тяжелого дня потихоньку обволакивала человека, наконец, спрятавшегося от солнца. Девушка, от смущения не глядящая на раба, продолжала отбирать идеальные цветы, а когда осмелилась, наконец, заметила, что мужчина задремал. Прямо так. Сидя. Её маленькое, недолюбленное сердце сжалось до размера абрикосовой косточки, острым кончиком зацарапавшей ребра. Он так устал, что отключился. Непобедимый гладиатор, полностью напряженный, тем не менее, дремал, укутавшись в кружевную тень. Солнце, пробиваясь сквозь миндальную паутину, рисовало узоры на его лице. Рей затаила дыхание.    Каким же красивым он ей казался. Настолько, что желая изучить его получше, она осторожно подползла поближе, не тревожа покой Кайло.    Морщина между бровей даже во сне. Шрам через все лицо. Россыпь родинок на щеке. Нос неправильной формы – видимо ломали много раз. Руки, не скрытые рукавами, такие сильные – это чувствовалось. В его травмах была непобедимость, в немного тяжелом дыхании какая-то тревога.  С ветки сорвался цветок и упал ему на губу. Хрупкость на фоне мощи смотрелась трогательно. Рей протянула руку, чтобы убрать тот, но не успела коснуться, как глаза Кайло распахнулись, а запястье очутилось в железной хватке.    Девушка, успевшая наклониться очень близко, отпрянула. Взгляд был тяжелым. Страшным. Переплетаясь с тем, как он до боли – точно капкан – вцепился в запястье, он пугал Рей. Она словно вспомнила, что перед ней – гладиатор, убивающий с помощью рук, и что все рабы ненавидели своих господ. Этот урок она усвоила в пять, и сейчас прожитые шестнадцать лет куда-то исчезли, толкая её в пропасть страха. Цепенея от собственной беспомощности перед силой, которая, выпущенная на свободу, никак не восхищала.  - Моя госпожа, простите, - он моргнул, разжимая пальцы. Всегда готовый к тому, что во сне перережут горло, отреагировал на рефлексах, и вот теперь Рей сидела, прижав к себе руку, на которой предательски выступила краснота.  - Не смей больше так делать! – Ровно сказала девушка из всех сил пытаясь удержать лицо, хоть было больно. И Кайло, наблюдая за тем, как она перебирается обратно в свой персональный круг света, понимал почему.    Её родителей убили восставшие рабы, она сама чудом уцелела. Потому девушка всегда окружала себя только служанками. И тем ценнее было её отношение к нему. Эти маленькие встречи, где на нем не было кандалов. И то, что только что Рей не пригрозила отрубить ему руки, хоть это было весьма заслужено. Казнили за куда меньшие косяки. Она просто сидела, часто моргая, и баюкала руку. Молча. Видимо, переваривая.   - Я бы не причинил Вам вред, - тихо, успокаивающе погладил её словами мужчина.   - Естественно, тебя бы убили. Мучительно медленно. – Достаточно сухо огрызнулась Рей, стараясь не смотреть на него, чтобы не видеть смерть в глазах, которая мелькнула. У всех рабов был одинаковый взгляд. Напоминающий: мы вас ненавидим и убьем при первой возможности. Она играла в опасные игры. Их стоило прекратить. Но раб мягко пододвинулся к ней и, не спрашивая, поднял крышку корзины. Не глядя достал то, что там всегда должно было быть – стеклянную бутылку с водой. Настолько холодную, что легкий иней не успел растаять.  - Не потому. Я ведь все равно смертник, это все знают. Просто... Вы пахнете жасмином и кардамоном. Мои любимые ароматы. Очень теплые. Я бы не посмел сломать это. И страх здесь не при чем. Позвольте помочь?    Девушка протянула – осторожно – руку и цестус со знанием человека, не раз получавшего травмы кистей различной тяжести, приложил лед. Усмехнулся.  - Такой холодный макияж, а если приложить настоящий лед, становится ясно, что Вы летняя, как закаты, что пахнут шафраном, и золотистая, как манговая матча. Это очень красиво. Хоть я никогда не пробовал. Ни шафран, ни матчу.  – Он сказал это без сожаления. Просто констатируя, что её цвет символизирует все запретное и неизведанное. Никто не дает рабам дорогие штучки. Приходилось только мечтать часами, пытаясь представить вкус и понять – неужели они, эти цветные порошки и легендарные пряности – стоят человеческих жизней? Кайло не раз видел, как на них меняли рабов.    Да что там. Его купили за три грамма шафрана. И коробочку манговой матчи в подарок. Потому она ему и снилась. Вся эта роскошь.   - Но ты, похоже, разбираешься в специях. – Прозвучало с удивлением. Даже подозрением.  - Один из моих хозяев был торговцем специями. Не спайсом, а обычными, вроде, орегано, корицы и прочими-прочими радостями. – Кайло усмехнулся. Рей бы не поверила, если бы он сказал ей, что его кожа тоже иногда была золотистой, как у нее. От пряного карри. А иногда выглядела загорелой, будто он нежился на солнце. Такой цвет придавала копченная паприка. Вся его короткая юность пропиталась резким ароматом специй. Мужчина даже сглотнул. Время, когда растущий организм, вдыхая запахи, все время хотел есть. Период, когда научился драться с другими рабами, отбирая у них лишнюю тарелку с кашей. Просто потому что был очень голоден. Иногда получалось, в иной раз ему ломали нос. Каждый выживал как умел.    Он аккуратно – был от природы не очень-то нежным – погладил там, где травмировал. Выражая сожаления. Она-то не пыталась у него ничего отнять, наверное, хотела просто прикоснуться. Может, даже погладить, пользуясь тем, что никто, включая его самого, не увидит.    Поднял глаза на госпожу. Её губы были словно розовый кварц, а под тем снежным хайлайтером от волнения стал точечно проступать румянец. Выглядевший как крапинки гималайской соли. Той самой, что с оттенком утреннего рассвета, полного надежд. Пытаясь немного развеять тоску, спровоцированную собственным порывом, Кайло, зная, что нельзя, наклонился и коснулся губами того кварца. Бережно, осторожно целуя. Давая, возможно, то, ради чего Рей была здесь – что-то искреннее, настоящее. Даже трепетное. Зародившееся в результате этого соприкосновения.    Девушка, закрыв глаза, вся поддалась вперед. Кайло положил руку ей на затылок, пробуя на вкус теперь не желание своей госпожи, а её сокровенность. Со вкусом страха и восторга. Дрожащую, словно натянутые нити. Тонкую, как паутина. Касаясь языком её языка, он думал, что и сам получает в ответ нечто новое, неизведанное, нежное. Его целовало так много женщин, но влюбленная встретилась впервые. Неожиданное ощущение. Зарываясь пальцами в волосы, Кайло словно погружался в озеро с чистейшей водой – вот как можно было описать этот момент. Полное, мать его, погружение. С закрытыми глазами, нехваткой кислорода, колотящимся сердцем и… с головой.    Едва осознав это, он осторожно отстранился. Не стал извиняться, чтобы никому не пришлось оправдываться, уничтожая момент. Просто поцеловал запястье со следами от своих пальцев, удивляясь, что повезло не сломать ей пястную кость. И думая, что весь этот момент – поцелуя двоих, сидящих на траве в сплетающихся тенях деревьев и тонущих в снегу из лепестков – слишком красив, чтобы быть правдой.    Но он был. Настолько реален, что проникал под толстую, закаленную ударами кожу. А Кайло отрицал. Про себя напоминая, что ненавидит их всех, этих господ. Спотыкаясь о её силуэт. Задаваясь вопросом, можно ли желать зла конкретно ей? Ведь она тоже виновна. Но делало ли происхождение Рей сопричастной? Ведь да, да же!    Никто не отменял коллективную ответственность. Её красота была даром природы, но вот это дорогое кольцо из аквамарина, небрежно брошенная накидка. Да даже заколка, удерживающая лимонно-карамельные волосы были плодами того древа невольнической системы, что посадил Палпатин. Плодами, которыми Рей пользовалась не задумываясь. Конечно, она была виновата, как и все.  Изменить мнение только потому что абстрактное при рассмотрении имело сердце было бы величайшей глупостью. Потому что нельзя было списывать со счетов влюбленность госпожи. Убери это чувство – и какой она будет в своих чистых эмоциях. Такой же, как и все.    Но все же Кайло осознавал, что думает иначе. Под налетом отрицания была неприятная правда. Если её вина была так однозначна, почему же он её берег? Почему не воспользовался влюбленностью, дабы стать ближе? Почему осторожно делал вид, что ничего не замечает, когда она была бесценным источником информации, которую, постанывая под ним от восторга, могла сдать? Сколько было объективности в таком решении и как долго ему удастся держать дистанцию? Как скоро привязанность молодой госпожи станет очевидна не только ему? Как скоро начнется давление?    Ведь это преступление – не пользоваться шансом.  - И как же ты стал гладиатором? – Рей первой разорвала молчание. Убрала свою руку.  - Астма, - коротко ответил Кайло, поскольку история не была веселой. И её мрачность не подходила этому хрупкому саду. – Не знаю, она была врожденная или появилась в результате работы со специями, но ко второму году работы я был уже почти бесполезен. Пытался скрывать, но у хозяев отличный нюх на наши слабости.    Он так жестко сказал «хозяева», что Рей стало не по себе. Девушка поежилась. В который раз напоминая: они все их ненавидели. На уровне вот того рефлекса, который оставил следы на коже.  - Бракованные вещи никто не любит. Меня должны были убить. Попробуй перепродать такого раба. За него не выручишь ничего практически, - мужчина пожал плечами с равнодушием. Три грамма шафрана. Слишком высокая цена. А по факту ни работника, ни выручки. Гнев хозяина можно было понять. Убытки. Он стал убыточным. Ни на что не годным. – Но в тот день на планету явился тот, кто по дешевке скупал рабов для гладиаторских боев. Выбор был без выбора.  - Лорд Вейдер, - прошептала Рей. О, да, естественно, она знала кто тренировал Кайло. Лучший друг дедушки. Тот, кто покупал тысячами, и выживали у него единицы, становясь самыми яростными чемпионами, компенсируя затраты. – Мне очень жаль.  - Он спас мне жизнь, - жестко ответил Кайло. Конечно, он не был наивным. Годы муштры зародили в нем только еще более сильную ненависть. Вейдер принес ему столько боли и горечи. Все его тело носило следы тех ужасных лет, но делиться своими ужасами с Рей не собирался. Свои слабости, приходящие в ночных кошмарах, Рен тщательно скрывал ото всех. Версия «было и было» существовала для всех без исключения. Зачем кому-то знать, какие унижения может пережить человек ради награды в виде пары впрысков лекарства в горло из заветного ингалятора? Зато он знал ценность каждого вдоха.    Да и что она даст, эта правда? Девчонка влюбится еще сильнее. Из чувства сострадания. Оно им надо? Ему точно нет. Ей – тем более. Все эти игры в любовь с рабами заканчивались очень плохо. Не для хозяев. Для таких, как он.   Смущенная Рей, не зная, что добавить, чем разбавить этот момент, заглянула в корзину, куда потянулась за планшетом и карандашом. Вспомнив, улыбнулась. Достала прозрачную – все тот же кусок льда – конфетницу, наполненную дюжиной белых макарон. Протянула Кайло. Тот сузил глаза. Лакомство было дорогим. Он его много раз видел, но, конечно, не пробовал. Для рабов, даже непобедимых, подобное было не положено, а потому всегда хотелось.  - Не знаю, может ты и не любишь сладкое, - прозвучало неуверенно. Она его не понимала. Получив отказ от орального секса, была все ещё смущена. Не знала, как правильно поступить или предложить.  - Очень люблю, - честно признался Кайло, ставя конфетнцу прямо на изумрудную гладь травы. – Украсть пару кусков сахара и носить его за щекой полдня, наслаждаясь, было главной детской шалостью.    И страхом, да. Ведь когда ловили за воровством во время работы – избивали очень долго. Но сладкого всегда хотелось сильнее боли, потому раз за разом Кайло таскал неровные куски и прятал во рту.  - Выходит, запретный плод? – Его слова были далеки от понимания. Умом она понимала почему он крал сахар, но в её реальности…это же просто сахар. Тот, который всегда на столе, но который никогда не добавлялся в чай, ведь неполезно.    Каков он в чистом виде на вкус Рей не додумалась бы пробовать. А для кого-то это, оказывается, было бесценным лакомством. Наслаждением.  - Выходит, что так, - кивнул мужчина, пробуя печенье. Миндаль и инжирное варенье. Невинность и томность. Какое… неожиданно расчетливое сочетание. Хрустящее на зубах да прилипающее к небу. Вкусное. Не такое, как губы Рей с теми её наивными чувствами, но все же.  – Когда я начал побеждать, всегда в качестве награды просил сладости.    Конечно, тогда, когда понял, что свободу не подарят. И когда не нужно было драгоценное лекарство. Конечно, как Рей никто не баловал, но порой ему удавалось выбить себе пару шоколадных конфет. С мятной начинкой внутри. Или даже зефир. Лимонный. Воздушный, как облака.  - Спасибо. Вы очень щедры.    Он нарочно сделал ударение, надеясь, что девушка поймет – так нельзя. Нельзя подпускать, кормить с руки, сидеть рядом. Нельзя. Риски очень высоки всегда. Не каждый раб хорошо контролирует свою ненависть.    Но Рей не обратила внимание. Высыпав отобранные цветы на платье, она стала зарисовывать их. Кайло же смотрел на сандали, которые были видны из-за того, что ветер слегка откинул платье со стоп. Сиреневые. С бабочками на пальцах и тех нитях – как они назывались? – что опоясывали щиколотку. Он видел её золотую обувь до этого. А сейчас такая невинность. В такой правда только по миндальным облакам и ходить.  - Почему именно эти деревья? Им тяжело в этом климате. Любите ван Гога? – Кайло не понял, что именно она рисует, но кто знает? Девушка покачала головой. Отложив карандаш, зачерпнула лепестки. Какую-то часть цветов ветки уронили ей на голову и они красиво запутались в волосах. Мужчина не стал отряхивать их. Любовался.  - Есть одна старая-старая легенда, родом из Испании периода, когда та была под мусульманами. Одна из наложниц султана – самая любимая была родом из Гранады и когда оказалась на юге, то очень тосковала по заснеженным вершинам любимых гор. Ей так хотелось любоваться знакомым видом, что она начала чахнуть от тоски. Султан же понимал, что здесь нет пиков по три с половиной тысячи метров, как в родных краях возлюбленной. Пуиг-Майор на их Балеарских островах не дотягивал и до полутора тысяч, а потому снег на них таял. Как и прекрасная наложница. И тогда он приказал засадить все вершины деревьями миндаля и когда те зацвели девушка увидела то, о чем так долго мечтала. Люблю эту сказку.    Там, где Рей видела любовь, Кайло зацепился за слово «наложница».  Там, где не было свободы выбора, существовали ли реальные чувства или хитрая красавица, вскружив голову правителю, нарочно подстрекнула того высадить целый миндальный лес, в котором бы могли прятаться повстанцы, слишком заметные на голых камнях?    Но, наверное, его мозг был слишком циничен. Видно было, что девушка рассказывала легенду с нежностью. Кайло знал, что родом госпожа с планеты Такодана, где среди зелени возвышались массивные горы, прокалывающие небеса своими острыми, заснеженными пиками. Экзегол для нее был тем еще испытанием.  - Этот сад – дар хозяина? – Догадался он. Рей вдруг посмотрела на Кайло с удивлением, после чего покачала головой.  - Нет, я сама приказала высадить его. Мне чужда эта планета, потому я использовала часть своего наследства, чтобы создать свой персональный приют. Здесь нет ни капли рабского труда. Его создали и за ним ухаживают нанятые работники.    Четыре предложения, всего четыре. А сколько она наговорила. И о том, что проявила уважение, пригласив Кайло не только в очень личный мирок, но и тот, где не было ничего от рабов, что покоробило бы его. И о своем одиночестве, спрятанном между этих полупрозрачных лепестков. И о том, что мечты приходилось воплощать в жизнь одной. Сноук, видимо, не выходил за рамки брачного договора. Которые предусматривали бассейн, но не миндальный порыв.    Видимо, молчание затянулось, потому что Рей вернулась к своему карандашу обратно.  - У жены работорговца не много дел, развлекаю себя, как могу, - объяснила девушка, поймав его взгляд. – Я беру у природы красоту и мастерю себе какие-то украшения – сережки, ободки, браслеты или кольца. Делаю вышивку на домашних платьях, вроде этого. – Она провела руками по талии, где Кайло уже обратил внимание, как красиво смотрелись белые лилии на белой ткани. – Может, это глупо или не очень умело, но меня это… утешает. Извини, знаю, глупо звучит. У меня ведь и проблем нет, но такое вот хобби с детства. Я своим куколкам шила платья, оттуда и началось.    Он склонил голову, глядя как под рукой Рей рождаются цветы миндаля, которые она превратит в какой-то пояс и будет носить исключительно на домашнем платье, ведь на приемы не положено. Маленькое наивное хобби, никем не признанное. Кайло прямо видел, как Сноук отмахивается от нее, когда она показывала какие-то сережки.    И эта фраза. Куколки. Слишком много смысла в одном простом слове. Выдающим с головой, что те куколки были её единственными друзьями в детстве без родителей, зато с вечно занятым дедом. Неудивительно, что Рей столь активно искала участия. Внимания. Жалась к нему своей душой. Ведь она была ему интересна. Он задавал вопросы. Узнавал её.    Заходил дальше положенного.  - Какими только глупостями мы не занимаемся в детстве, - девушка ощутила смущение от своего откровения. Спохватилась, одернув себя. – Кто-то платье шьет, кто-то солдатиков разрисовывает, да?  - Не знаю. У меня не было солдатиков. Отец продал меня в рабство, когда мне едва исполнилось четыре. Рассчитался за карточные долги. – Он ответил очень резко. Потому что ловил себя на том, что ему нравится беседовать с ней. Его цепляет её сердце, волнуют слова. Следовало резко вернуть все на те границы, с которых сегодняшняя встреча началась. – Спасибо Древнему Риму и всем современным последователям, которые основой для рабства выбрали законы Двенадцати Таблиц и формулу, что отцам можно продавать детей.    На льдины, которые здесь отчего-то растаяли. Пусть бы между ними снова проросли горы. Без миндаля на пиках.  - Так рано? – Она уронила свой карандаш и невольно потянулась к Кайло. Нашла его руку. Этого Рей не знала. По манере мужчины держаться, по уровню образованности и дерзости, была уверена, что тот стал рабом где-то после восемнадцати.  Думала он какой-то обедневший прощелыга, которому не повезло, но чтобы с детства… - Выходит, ты почти никогда не был свободен?  - Свобода – относительное понятие, моя госпожа. Свобода – это рабство, разве нет? – Он немного глумился над ней, мысленно добавляя знаменитое «война – это мир, незнание сила, а дважды два – пять». Верил в эти слова безоговорочно не с позиции раба, наоборот. Ему казалось, что хозяева живут в иной реальности. Где их незнание защищало их, а их невежество позволяло ощущать себя такими королями жизни, что они могли диктовать миру сколько же будет дважды два – три или пять? Двоемыслие играло против них самих.    А он знал другое. Что четыре. И что диктатуры не бесконечны. И что видимая свобода – это истинное рабство. Пусть вон у красивой госпожи не было ошейника, но у нее не было ничего, кроме собственного одиночества. Даже права распорядиться собой.  - Да. Свобода – это рабство. – Повторил Кайло.  - Цель власти – власть, Рен. Цель пытки – пытка. – Её взгляд похолодел. Наивная девочка уступила крови работорговцев внутри. Нет, нет, кажется, двоемыслие прошло мимо нее. Эта точно знала, что «диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию, а что революцию свершают для того, чтобы установить диктатуру». И он, правда, считал, что она не виновна? Рей же все понимала. Все. - И нет, рабство – это рабство. С поводком у шеи, а свобода – это… ну возможно это ошейник затянуть потуже. Свобода – это знать, где ты ограничен, но принимать это с достоинством.     Кайло улыбнулся. Вот она какая, эта девушка. Одиночество и белое платьишко не делало её другой. Истинная наследница диктатора. Которой просто было скучно. Которая разочаруется в первой любви и станет такой же, как и все. Она осознавала абсолютно все.  - Скажи мне, Рен, в чем свобода? Сколько будет дважды два? – Эта Рей была не только хороша собой и, увы, заманчиво трогательной. Начитанная, она снова перефразировала тот самый роман. Провоцировала.   Мужчина хотел сказать четыре, а потом посмотрел на свои руки в фиолетовых эластичных бинтах. Почувствовал тяжесть ошейника. Может, для кого-то, правда, свободой было сказать, что дважды два четыре, но не для него. Лишь раб. Лишь вещь. Лишь потеха публики. Может, когда дозволено, сказать правду, остальное из этого и следовало, но их антиутопия была похуже, поскольку реальна. Сказать можно. А потому получить плетью по губам.  - Столько, сколько Вы прикажите. – Послушно и ненавидя этот момент всей душой, сказал Кайло тогда, когда четыре выбирал даже его пульс. Он знал. Знал. Знал. Но его свободой было рабство. Омерзительное.  - Хороший…мальчик, - она небрежно похлопала его по щеке. – Вот в чем она, свобода, Рен. В том, что можешь сам решить сколько же это будет и все будут повторять.  - Незнание – сила, - согласился Кайло в эту секунду, уже сожалея, что не сломал ей запястье. Но, скрестив ноги, сел поудобней. В конце-то концов. Тень. Прохлада. Сладкое. Хорошая девушка была бы роскошью, а та, что вела себя вот так, лишь помогала ему не вестись на грустные глаза. – Ваша миссия - приказывать, моя – подчиняться. Так почему Вы до сих пор ничего не приказали? Зачем я здесь?   Он загонял её в угол. Но странно, Рей даже не покраснела, как в другой раз. Просто смотрела на покорность с видом человека, который иного и не ожидал.  - Они никогда не взбунтуются, пока не станут сознательными, - краешком губ усмехнулась она. Кайло Рен был силен, а все равно беспомощен. Пойманное в цепи животное. Он мог уметь считать до бесконечности, но скажет то, что будет можно. Что она ему позволит. Это не удовлетворяло, а злило. Она хотела услышать четыре. Хотела, чтобы он показал: с ней ему нравится говорить правду. Но он спрятал дерзость под бинты. Грыз макароны, а Рей даже не понимала: вкусно ему или он повторяет то, что нужно, дабы не быть наказанным? Все эти правильные, протокольные ответы лишь разрушали иллюзии, что их беседа была искренней.  - А сознательными не станут, пока не взбунтуются. Мы всегда это говорим. На этом держится наша власть. Даже наши наемники под прикрытием используют эти слова, как пароль, обмениваясь разными частями фразы. Двоемыслие, как форма власти.  - Я настолько хреново Вас поцеловал? – Вдруг резко сменил тему Кайло. Темные глаза сверкнули и все лицо мужчины побледнело, сделавшись замкнутее и мрачнее. Вспышка ярости осветила все вокруг, а потом мир потух. Осталась лишь тишина, в которой было слышно, как опадают цветы миндаля. Потревоженные чужой злостью. – Вы нарочно сдаете мне пароли, чтобы когда какие-то наемники попадутся, обвинить меня? Что я не сделал, когда Вы приказывали, что нужно пытаться убить меня?    Он был… потрясен. Огорошен. Ошарашен. Говорил одно, а в душе разливалась обреченность. От противоречивости. Рей сказала слова… такие опасные и нужные, за которые многие могли душу продать. Ключи доступа. Такие давно нужные. Но говоря их, вроде как давая ему бесценную возможность, она хоронила себя. Если вдруг станет ясно, кто эти пароли выдал, ей не жить. Свои же не простят такой оплошности. Зачем, зачем, зачем она с ним говорила так открыто? Зачем лишала его возможности не впутывать её. Проще считать, что госпожа – лишь глупенький, красивый фантик, а не кладезь явок и паролей.    Кайло себя одернул. Рей вздрогнула. Девушка не хотела, чтобы раб думал вот так, будто у нее цель подставить его и убить самым мучительным из способов. Особенно, за поцелуй. Лучший в жизни. Её ведь так не целовали. Не спрашивая. Поглаживая. Почти обнимая. За что же ей было желать ему смерти?    Возможно, лишь свободы. Чтобы помечтать – в ней бы Рену она понравилась. Хоть правда была иной. Получи он невозможную свободу, то не сидел бы здесь, с внучкой и женой работорговцев. Предпочел бы кого-то другого. Как все, по итогу, предпочитали.   - Тебе нужны новые бинты, - тихо сказала она. Просто чтобы уйти от темы. Только сейчас заметила, что вот эти, фиолетовые, уже очень старые. Потрепанные. Немного пыльные. Местами уже совсем протертые, а значит – плохо фиксирующие. Видно, что раб часто ими пользовался. Он так цеплялся за жизни. Вся его жажда была видна в этих вот бинтах, которые не особо помогали, но Кайло все равно заматывал их. Неудивительно, что он вспылил. Каждую неделю сражаться за право протянуть еще немного, а она вроде как все обесценила. – Я не пытаюсь тебя убить. Ты же… все понимаешь. Все видишь.    Девушка осторожно положила свою хрупкую ладонь в его огромную ладонь. Кайло не сжал запястье. Не ответил. А она смотрела, не моргая, положив туда же ещё и свое сердце. Говоря о том, что Кайло видел. Не скрывая ничего. Ставя против его подозрению очень сильный аргумент.  - Понимаю ли я, что мне нужны новые бинты? Да. Конечно. Хозяин обещал дать их за следующую победу. – Его жизнь стоила недорого. Он привык. Как и изображать идиота. Как сейчас. Преступно игнорируя возможность. Раня эту девушку. Рей ведь уже знала, что он не совсем-то и кретин, а значит нарочно делал вид, что не понял. Отказываясь от дара в виде симпатии или влюбленности.    В чем она там, бледнея, пыталась признаться, вот только зачем?  - Тебе нужны не только бинты. – Рей вздохнула, ни капли не удивленная. Ему она не была интересна. Все в порядке. Но сказать было нужно. Чтобы Кайло знал: нет у нее умысла убивать. Лишь немного любить. И попробовать облегчить его участь. Ему не нужно будет ничего просить. Она уже составила список в голове. Сладкое. Бинты. Фрукты. Лекарство от астмы. Последнее – обязательно! Она уже представила сколько раз на арене Рен, наверное, задыхался, пытаясь победить, чтобы дышать. Кошмарное ощущение. Каждая встреча рассказывала ей немного о нем. Рей все запоминала.  - Все, что мне нужно, я привык добиваться на арене. – Весьма резко отреагировал Кайло, понимая куда клонится разговор. Зная, что нужно сделать, Кайло не хотел быть обязанным этой девочке, которая делала бы что-то не потому что ощущала несправедливости, а по любви. Чувства не должны служить оправданием на суде совести. - В конце концов, разве не в этом суть рабства?    Девушка с минуту сидела молча. Он был горд, но она хитра. Придумает, как помочь. Даже если придется раздать лекарства от всех возможных болячек остальным рабам. Пусть хорохорится сколько ему удобно, главное, чтобы дышал. Делая вид, что ей не обидно, что это не её первую влюбленность променяли в диалоге на бинты, Рей пожала плечами.  - Я и не собиралась тебе ничего давать. Ты же мужчина. Сам все должен заработать. У тебя неплохо получается, Рен. Но если победишь, я, так и быть, подарю тебе браслет. Сплету сама и надену тебе на руку. Вариант? То, что со стороны казалось наивной глупостью, было чем-то большим. «Подарить браслет» в их мире означало отметить. Снять ошейник и немного смягчить условия пребывания.  - Наряжаете новую куколку? – Ощетинился он. Потому что дар был не бесплатным. Такими безделушками обычно помечали персональные игрушки. Те, с которыми забавлялись в постели. – Ваш муж уже подарил мне ошейник, давайте уж как-то без намордника. Я и так на поводке.    Сузил глаза. Отталкивал её и отталкивался сам.    Рей посмотрела на шею. Там, под ненавистным металлическим ободком, видела следы ожогов. Этот раб был дерзок, и смотрители часто усмиряли его. Она знала это. Как и понимала агрессивную реакцию. Но знать и понимать – разные вещи. К чему была гордость, когда ему приходилось выживать. Отчего бы ему не принять её защиту? Ну считали бы его её развлечением, не важно. Зато это был бы сигнал стражникам «не прикасаться».   - Я думала ты не глуп, - поджала губы Рей. Парадоксально. Могла дать ему все на свете. Не хотел материальное, мог получить защиту, а он не то, что не улыбался, ещё и огрызался. Смотрел из-подо лба. Так зло, что казалось вот-вот возьмет и кинется от перспективы получить браслет, который она, по правде, не только сплела, но и положила в корзину. – Иметь гордость – непозволительная роскошь в твоих обстоятельствах.  - Но я бедняк и у меня лишь грезы, - странно улыбаясь, протянул цестус. Как бы отрицая, мол, нет, гордости нет. Но с ошейником мечталось как-то проще. Рей обратила внимания, что он не закончил цитату, не простер грезы ей под ноги. Держал их лишь при себе. Не собирался делиться. Интересно, о чем мечтали гладиаторы? О победах? Ведь свободы им не видать, только, увы, смерть. На всеобщем обозрении. Под улюлюканье толпы, освистывающей позор павшего.  - Мне Йейтса читал дедушка на ночь, когда я болела ветрянкой. Мне было двенадцать. Не самое подходящее чтиво для ребенка. Наверное, поэтому у меня до сих пор от его стихотворений чесотка и… - она вскинула голову. Кайло не слушал её пустую болтовню. Смотрел мимо невидящим взглядом. Действительно. К чему её мелкие детские истории, когда у него жизнь полна собственных драм. В двенадцать он уже ничего не имел. Даже грез. Умолкнув, она стала дорисовывать свои цветы миндаля, оставив, наконец, раба в покое. Пусть ест свои макароны и отдыхает. В конце концов, о беседе они не договаривались.    Жаль, что все-таки не удалось удивить его минетом. Рей, конечно, знала, что не вышло бы так же хорошо, как у рабынь, делающих тот Сноуку, но он бы получил наслаждение. Немного бы расслабился, присмотрелся бы к ней получше. Осознал, что за всю беседу, даже когда дерзил, она не потянулась к брелку, чтобы пригрозить. Глотала резкости одну за другой, дабы хоть немного показать, что она ему не враг. Но… ведь враг, так как олицетворяла все то, что любой раб ненавидел.    Он ненавидел.    Устои и… её. Да. Пока она влюблялась, Кайло Рен ненавидел. Настолько, что принять любой знак отличия считал позором, не облегчением участи.    Кайло же ел миндальное печенье. Съел уже столько, что больше не различал тонкий, игривый вкус конфитюра, который напоминал поцелуи с этой красивой девушкой. Инжир. Миндаль. Легкая, флиртующая с языком горчинка от лимонной цедры. Всё стерлось. Осталась только сладость во рту. Но он, повинуясь привычке, ел все, что дают. Никогда не знаешь, когда достанется нечто подобное еще, лучше про запас дожевать. Переесть, чтобы не хотелось.   На самом деле, бесхитростная история не прошла мимо. Одинокая девочка, которая, видимо, скучала так сильно, что запомнила такой бессмысленный эпизод. Видимо, в детстве дедушка не баловал её вниманием, раз врезался в память Йейтс. Ему было почти жаль, но чувство это он оставил за пределами самого себя. Она и так его раскачивала. Этот поцелуй, миндальный сад, бабочки на сандалях и «ты же все понимаешь». Все он понимал. Слишком хорошо. И её влюбленность, и невозможность всего этого. Руки, правда, немного зудели в области ладоней. Хотелось прикоснуться ко всей этой наивности, но лучше… лучше вот так. На расстоянии. Незаметно рассматривая и огрызаясь на любую попытку узнать его получше, сблизиться. Покончив с рисунком, Рей стала складывать корзинку обратно. Планшет, карандаш, пустая вазочка из-под печенья. Она планировала не такой пикник. Думала… хотя, на самом деле, о чем она думала? Что купит его за минет и пару макарон? Что сможет мило поболтать и он забудет, что раб? Такие не забывали и не забывались.   - Вы закончили, моя госпожа? – Понимая, что лимит времени исчерпан, быстро спросил Кайло. Девушка кивнула. На сердце у нее было темно, словно миндальный сад замерз. Поднявшись, стала надевать накидку. Заметила, что раб стоит, хоть она и отпустила его быстрым движением руки.  - Свободен, - буркнула она, сражаясь с крючками, но тот все так же не двигался. – Что-то забыл?  - Разве фруктов не будет? – Прозвучало с насмешкой. Почти требовательно. Рей даже рот открыла от подобной фразы. Вспыхнула. Обычно она рассчитывалась фруктами за физическую близость. Оплачивала. И сейчас Кайло так резко, болезненно подвел черту. Пока девушка думала, что хоть какая-то часть беседы была просто так, он ждал, что с ним рассчитаются. Демонстрируя – ничего просто не было. Потерпел её за тенек, холодок да инжир. Особенно ярко и остро звучало после слов, что от нее ничего не нужно. Теперь, раз задавал вопрос, значит искренне считал, что заработал. Ему стоило отказать. Его стоило наказать. Но эти правила установила она сама, к чему же обида?   - Держи. – Она достала из корзинки два лотка. Один с инжиром. Второй – с клубникой. Выдавая с головой свои бесхитростные мечты. Эти фрукты были тесно связаны с оральным сексом. Их оральным сексом. Она планировала пикник, надеясь… ох, какая она была наивная. Это было так трогательно, что Кайло стало тоскливо. Он, естественно, нарочно ткнул её этой фразой, а получил лишь одиночество, которое Рей спрятала в два лотка да ароматные фрукты. – Не сковывайте его. Он же цестус. Пусть бережет руки, - прикрикнула девушка на стражей. Не стала смотреть как раб насмешливо скривил бы губы от очередной демонстрации привязанности к нему.    Плевать. Если руки – его способ не умереть, она не разрешит надевать кандалы больше. Пережив страх перед этим боем, Рей было не важно, что он думает. Больше не одаривая гладиатора взглядом, девушка в сопровождении двух гвардейцев отправилась в замок. Головы не понурила, но сердце грустно стучало где-то там. Далеко. Едва ощутимым эхо. Высмеянная и отвергнутая, зареклась снова видеться с ним. К черту. Но решимость помочь никуда не делась. Дойдя до своих покоев, приказала служанке немедленно вызвать своего доктора и около часу обсуждала с ним свою выдуманную мигрень и очень реальную астму Кайло. Выслушав почти невыполнимые рекомендации, она заказала не ингалятор, а респимат, поверив на слово, что там доставочное устройство лучше. Приказав врачу с утра осмотреть рабов-гладиаторов, девушка немного повеселела. Знала, что утешительным не будет состояние Рена, но так хоть можно будет определить нужные дозировки, количество приемов в день и позаботиться о достаточном количестве лекарств.  - Респимат, - повторяла Рей нараспев новое слово. Конечно, она, как человек не разбирающийся в хронических болезнях, была уверена, что существовал, например, какой-то укол. Сделал раз в полгода и никаких рисков, но, увы, медицина не занималась тем, чем болели бедняки и рабы. Оставляла все на волю естественного отбора. Современным фармацевтическим синдикатам было куда выгоднее разрабатывать бесполезные таблетки от мигрени, чтобы женушки богатых сенаторов и такие, как она, принимали их от скуки. Или когда их мужьям надоела их вечная головная боль. Что ж, придется Рену вдыхать пары респимата или как там это все работало.     Девушка спускалась в свою спальню. Накидка тихо звенела в так каждому шагу. Невольно Рей замерла у того окна, из которого виден был задний двор. Всегда в это время специально шла мимо и всегда искала его глазами, этого необычного раба. Позволяла себе полюбоваться, никем не замеченная. Неконтролирующая то, как взгляд теплеет, а улыбка мягко освещает лицо. Пару раз она аж врезалась в стекло. Порой - проходила мимо, если не находила цестуса. Это происходило чаще. Его почти все время тренировали. Чемпионский спрос.     Сейчас Кайло был на своем привычном месте - на ступенях. От взволнованного дыхания влюбленной девушки даже окно запотело. Ей пришлось нетерпеливо протереть то рукавом, отчего раздался неприятный скрежет, когда камни царапали стекло.    А затем нечто подобное произошло и с сердцем. Его будто зацепило, разодрало острием разноцветной драгоценности. Потому что там, рядом с Реном, на ступень ниже сидела та самая рабыня. Улыбаясь, она ела клубнику с раскрытой ладони Кайло, а он при этом что-то говорил. В какой-то момент мужчина поправил ей волосы и оба рассмеялись. А в горле Рей что-то застряло. Она столько раз видела мужа с любовником, даже в процессе секса, а невозможно больно стало впервые. Обнимая себя руками, она стояла и смотрела.      Что ж, становилось понятно почему цестус отказался от её жалкого - и еще опасного - минета. Вряд ли ей дотянуть до навыков рабыни. Она то и спаржей давилась, пытаясь протолкнуть ту чуть глубже, куда ей ублажать мужчину, знающего толк. И становилось логичным, почему он так настойчиво попросил клубнику. Не только чтобы подчеркнуть товарно-денежность беседы - такой дорогой для Рей… - а и для того, чтобы порадовать свою… как это интересно у рабов называлось? Подружку? Девушку? Пассию?     Официально невольникам отношения нельзя было заводить, но в реальности на это частенько закрывали глаза, если, например, дело касалось прибыльных гладиаторов. Потому-то сердце Рей и стучало, а сама она разрывалась между желанием приказать наказать его - но за что? - и просто уйти. А ещё лучше было бы очутиться рядом и самой брать ароматные сочные ягоды с его сильно ладони. Но ей Кайло оставил лишь синяк. Который болел почему в области сердца, хоть и красовался - скрытый широким рукавом - на запястье.     Она с жадностью смотрела, как девчонка ест. Все они - рабыня, Рен и их госпожа - знали, что сулит эта клубника. То, что не сбылось у них с Кайло среди миндального сада. Она ведь не зря привела… даже пригласила… гладиатора в самое красивое место, куда даже Сноуку нельзя было ходить. Пригласила в сердце, показала душу и…     Вздрогнув, Рей быстрым шагом направилась в спальню. Чтобы никто не увидел как блеснули слезы в её глазах, а когда девушку догнала служанка, несущая вечерние фрукты госпоже, девушка непривычно рявкнула “вон!”. Но прежде чем захлопнуть дверь, резко бросила “отдайте рабу”. Назвав конкретного. Цестуса. Пусть получит двойную оплату. Угостит свою… даму сердца, блядь. Над ней-то он, небось, холодностью своей не издевался.     Ей не стоило спускать ему дерзости, а значит позволять вести диалоги в таком тоне. В следующий раз - если они столкнутся - Кайло Рен узнает, кто здесь госпожа. И больше никогда не посмеет хихикать и издеваться. Окончательно убедившись, что ей его не очаровать, она решила больше и не протягивать миндальную ветку. Забравшись в постель, попробовала уснуть. В привычном одиночестве. Окутанная тишиной. Не той, что бывала в комнатах с хорошей звукоизоляцией, нет. Той, что бывала в спальнях, где ты никому не нужен.      Кайло же после прогулки, наконец, оставшись в одиночестве, вздохнул, войдя в клетку. Да что ж за день сегодня такой придурочный. Даже посидеть, подумать не сложилось. Та подаренная ему рабыня тихо плакала в углу. То ли кто-то обидел, то ли от голода, то ли от усталости. Гладиатор отдал ей клубнику, приправленную веселым разговором, хоть изнутри душу скребли когти неизвестных ему рептилий. Все равно бы не смог наслаждаться. Видел с какой болью ему их отдала госпожа. Они были словно осколки её битого сердца - красные, неровные, красивые. Такими даже он бы подавился. А вот рабыня, не знающая ягодного бекграунда, наслаждалась, помогая ему не думать о всем том, о чем думать очень хотелось.     О ком думать хотелось.     Теперь он был и рад, и не рад своей закрытой клетке. С одной стороны, наконец, мог посмотреть на полученные травмы, с другой… он снова и снова возвращался к госпоже, которая своей чистотой пачкала его совесть. Сосредотачиваясь на другом, он снял свою потрепанную боксерскую майку с легким стоном. Сегодня на арене ретиарий дважды ткнул его трезубцем. Настолько ощутимо, что пришлось после боя врачу его зашивать.    Ну или точнее грубо штопать. Его господам зашивали раны, рабов по быстрому чинили. Без анестезии. Пару стежков, антисептик да пластырь - вот и все лечение. Даже обезболивающее на вечер не давали, а Кайло был бы не прочь. Его слегка потряхивало и он еще до того, как отклеил один из двух липких кусочков ткани знал - таки занесли немного бактерий, а промыть было нечем особо. Да и спать будет хреново. Одна рана на боку, вторая на спине. Спать на левой стороне не любил - отчего-то немела рука. Видимо, придется уснуть сидя.На досках на животе не особо комфортно.    Тяжело вздохнув, стал развязывать свои старые бинты. Поднявшись, кое-как постирал их в маленькой, ржавой раковиной, расходуя жалкие остатки воды, но чистые бинты были нужнее. Разложив их на полу, чтобы до утра высохли, выругался. Вторая пара была бы кстати, однако пока нужно раздобыть хоть бы одни, но новые. Эти уже совсем ветхие. Кое-где ткань уж сильно протерлась, липучки ничего не фиксировали. Смешно, но это было довольно опасно.     Когда стража принесла ужин, он удивился - к пресной еде добавили порцию клубники.  Показалось, что удалось же обидеть её и вот, опять. Ох, бедная, одинокая девушка. Зачем же тянулась к нему, обрекая обоих. Будто ему и без этого не тошно от себя будет.     Снова сел на пол, он выругался. Болело. Тянуло. Кидало в пот. Но это было ничто по сравнению с тем, как больно было юному, невинному, впервые - он считал это - полюбившемуся сердцу. Можно было миллион раз повторить, что Рей виновата так же, как и все, но жаль её меньше не становилось. Все что мог сделать мужчина - это вот так вот оттолкнуть, а потом верить, что время поможет. Вылечит. Так, по крайней мере, говорили. Влюбленность тем и хороша, что не получая взаимности, испарялась, как влага на раннем солнце.    Так будет…безопасней для всех.     Мужчина быстро съел свой ужин, а потом поставил клубнику на колени. Закрыл глаза. Ягода была как поцелуй. Запретный. И такой… такой желанный, проклятие. Не зря фрукты были очень запретными плодами. Они будили ненужные желания. Лишние. О том, как хотелось бы с той девушкой, в том саду разок бездумно и искреннее… но рядом с этими сладкими мечтами, в голове очень трезво билось: они никогда не взбунтуются, пока не станут сознательными, а сознательными не станут, пока не взбунтуются.  *** Во-первых, поздравляю нас с первой большой главой. Во-вторых, призываю вас не ленится и быть активными. Автор уже на легком издохе от двух историй. В-третьих, ищу вторую мамочку (бету) для Цестуса, писать в лс.