Formalin in your blood.

—Куда же ты мог уйти...—задумался Фёдор, выходя из подъезда и направляясь к своей машине. Достоевский перевернул всю квартиру в поисках Сигмы, но так никаких зацепок и не нашел. Мальчик будто бы провалился сквозь землю и даже телефон оставил дома. На секунду Федора постигла мысль, что тот, осознав что наделал, решил покончить жизнь самоубийством; но она тут же была откинута. Сигма не такой, он ценит свою жизнь. Совсем не верилось и в то, что он мог пойти на измену. В каком бы Сигма не был состоянии — измена это слишком, учитывая, что самого секса у него с Николаем даже не было. Слишком подозрительно. Никто из соседей не видел, чтобы Сигма покидал дом. Даже бабушки возле подъезда, которые будто по графику там караулят. Больше всего подозрения вызвал Шибусава, который последний виделся с Сигмой, но и на него зацепок пока не было. Глухой угол, не иначе. Фёдор тяжело вздыхает, потирая уставшие от недосыпа глаза. По возвращению домой на него сразу налетает Гоголь, которого сразу же вернули в кровать. Нечего больному ещё больше надрываться. —Успокойся, Бога ради. Я не хочу ещё месяц тебя лечить. — отчитывает старший Николая, сунув тому таблетки от горла. —Да забей на это. Ты у нас дома был? — нетерпеливо спрашивает блондин, ожидающе смотря на друга, через силу выпивая таблетки. —Был, но тебе не понравится то, что я скажу. —Да говори уже. Что там? Застал их в постели опять? Или что похуже? Хотя что ещё хуже может быть! —Нет. Сигмы дома не было. И нет ещё с того дня, когда ты застал их. — спокойно ответил Фёдор, скрестив руки на груди. В этот момент сердце Гоголя пропустили удар. Как это нет? Куда он мог исчезнуть? Это какая-то глупая шутка? Сигма бы не ушел так просто, а если бы ушел, то точно сюда, к Достоевскому, который, к счастью или у сожалению, работает семейным психологом для них обоих после каждой ссоры. —Что значит пропал?! Быть такого не может! Ты точно искал так, как надо?! —Прекрати кричать! — рявкнул Достоевский и когда Николай умолк вернул себе привычный тон. — Да, я обыскал квартиру, расспросил жильцов и посмотрел наружные камеры наблюдения. Никто не знает, где Сигма и камеры не засекли, чтобы он выходил. Он как будто растворился в воздухе. —Это точно этот белобрысый урод! Он мне сразу не понравился! Надо было его квартиру обыскать! Я сейчас сам к нему пойду, всё кости переломаю, пока он не расскажет, где Сигма. —Шибусава так же не знает, где Сигма, не знаю, правда, врёт ли он. А ты сиди здесь, в таком состоянии как у тебя тебя и дворовой голубь в пыль сотрёт. Найдём мы твоего ненаглядного рано или поздно, куда он денется. Если это и правда Шибусава, то Дам тебе его на растерзание после. Кто бы ни был замешан в пропаже Сигмы — мы его найдем. — Проще сказать, нежели сделать. — фыркнул Коля, укладываясь на кровать. Тревога не отпускала. Казалось, что ещё немного и Сигму будет искать поздно. Он попросту исчезнет из его жизни. Плевать, даже если и изменил, главное, чтобы с ним всё было хорошо. От когда-то льющего через край веселья Николая, даже будучи залитым кровью, не осталось и следа. Только острая тревога и страх за возлюбленного. Росла и ненависть к Шибусаве, слишком уж урод подозрительный, не зря же появился и сблизился так внезапно. Но Достоевскому его не понять, сам то даже не смотрит в сторону женщин или мужчин кроме как в своих целях, никак не любовных. Фёдор тем временем удалился в свой кабинет, больше ни слова не проронив. Возможно, он возвратился к своей работе, а возможно ищет способ найти Сигму. Этого человека никогда нельзя предугадать. Гоголю оставалось лишь вертеться на кровати в попытках уснуть, но сколько бы он не пытался — всё чётно. Даже если и удавалось немного вздремнуть — перед глазами ставал то смеющийся с него Шибусава, то уже мертвое, изуродованное тело Сигмы. Редко всплывала третья картина, где Сигма страстно целовался с Шибусавой, медленно раздеваясь. От этого всего тошнило: злость, отвращение к себе и всему миру только нарастала. Хотелось рвать и метать, разбить личико этого змея о стену, вырвать ему все органы, медленно и мучительно убивать за всё, что тот сделал и возможно делает сейчас с его мужем. —Найду. Обязательно найду, даже если это будет стоит мне собственной жизни. — сквозь зубы прошипел блондин, смахивая все вещи со стола, продолжая проклинать весь белый свет и себя, за то что в тот день ушел не поговорив с мужем. Возможно тогда бы он не исчез. Возможно всё было бы намного лучше. – Успокойся, истеричка, – недовольно комментирует сие действие Достоевский, смотря на своего друга в отчаянии, – я не поверил Шибусаве на слово, который раз повторять. Но если я вызову подозрения, то бог знает что случиться с нашим Сигмой. Я вернусь к нему и понаблюдаю, может быть зайду в квартиру. Твое дело лежать молча и болеть. Злой брюнет покидает комнату, закрывая её на ключ и удаляясь в сторону лестницы, мысленно прокручивая возможные варианты развития событий. Пожалеешь Шибусава, если ты действительно причастен к исчезновению нашего Сигмы. А вот от чьих рук пускай предоставиться выбор тебе.