Серебряный Принц, или Одиночество - это поправимо

Глава 26

      Снизу взметнулась густая тень, будто сама тьма решила вмешаться, и что-то подбросило нас вверх, ощутимо приложив Ли по мягкому месту. Даже меня тряхнуло так, что прямо в воздухе едва не обернулся. Передние лапы коснулись каменной площадки. Я удивленно глянул вниз, и встретился с горящими мистическим светом тёмно-янтарными глазами огромного чёрного волка. Секунда. И он, не удержавшись, рухнул в пустоту, совсем чуть-чуть не дотянув до края.       Метку обожгло огнём, словно загривок только-только прокусили, и через миг — внизу послышался глухой удар крупного тела о песок.       Что это было? А, неважно! Все мои мысли занимал исключительно сын. Ли рывком запрыгнул на небольшой уступ, и вспугнул стаю возмущенно каркающих ворон. Пернатые лишились законной добычи. Им вполне хватало ярких прожекторов, чтобы даже ночью не прекращать свою жуткую трапезу. Совершив оборот, я подлетел к ребёнку, игнорируя захрустевшие под ногами, добела обглоданные кости. Его бросили умирать, попросту обмотав вокруг тоненькой шейки серебряную цепь, ошейник оказался слишком велик для такой крохи. Малыш лежал на животе, видимо, сумел перевернуться, спасая от хищных клювов лицо и глаза. Рубашечка была надорвана, а из прорех сочилась кровь, это уже милые птички постарались. Я рухнул возле него на колени, сорвал проклятую цепь, и прижал обожженными, дымившимися от серебра руками безвольное тельце к себе, ничего не видя от слёз. Непослушными пальцами расстегнул рубашку и приложил его к груди. У меня еще было молоко, совсем немного — но было, я всегда вечером перед сном Айра кормил. Может, и сейчас он на это откликнется.       — Кушай, моё солнышко. Ну, пожалуйста, давай, за дедушку, за отца, за папу... — Сосок впустую скользил по сжатым посиневшим губам, роняя на бледные щёчки белесые капельки, маленькая ручка безжизненно свесилась. Я опоздал, мой сын больше не дышит!       — Спи, мой хороший, спи, мой сынок, папа расскажет тебе твою самую любимую сказку.       Выть — вот чего мне хотелось больше всего! Только прежде чем оплакивать малыша, нужно сделать одну очень важную вещь. Я размотал нитку, с заколотой в рубашке иголки. Если бы расстегивая пуговицы, случайно ладонь не уколол, то вообще про неё бы не вспомнил. Аккуратно поднял лежавшую под Айром, отрубленную правую кисть. Едва прикасаясь, погладил распухшие, уже холодные пальчики. Пусть хоть после смерти мой мальчик будет таким, как был. Сухожилия к сухожилиям, кожу к коже, я очень тщательно шил, отдавая последнюю дань своему единственному ребёнку. Вот и всё. Я смотрел на Айра во все глаза, осторожно перебирал отросшие до плеч шелковистые мелкие кудряшки. Привычно пробежался кончиками пальцев по лицу, стараясь сохранить его образ в памяти навечно. Я никогда не видел ни мужа, ни сына. Мне говорили, что светлые волосы — это фамильная черта и гордость династии Зуфаттандилов, и почему-то решил, что они такого же соломенного цвета, как когда-то были у меня, а оказалось — они белоснежные. Теперь понятно, что волосы Зуфаттандилу десятому достались от отца, а я подумал, что парень их просто осветлил, потому что все тларцы, какие встречались мне на пути, были темноволосыми.       Внезапно в уши ворвались крики и шум. Не выпуская ребёнка из рук, я подошёл к самому краю скалы, и всмотрелся в кипевшее у её подножья сражение. Как получилось, что я не услышал, когда оно началось? Будто смерть Айра отрезала меня от этого мира. Что ж, теперь я готов встретиться со своими врагами лицом к лицу. Я оттолкнулся и бесстрашно прыгнул, целясь в тент, прикрывавший помост со жрецами. Крепкая ткань с громким треском прорвалась, и я кубарем скатился вниз. Уложил неподвижное тельце в самом уголке, потом — как положено, сложил на груди ручки Айра.       — Извини, сынок, — я поцеловал на прощанье прохладный лобик и накрыл лицо ребёнка своим пиджаком. — Мне нужно идти, не обижайся.       На всякий случай заслонил Айра обломками стульев, чтобы никто не потревожил его покой, призвал Ли и метнулся в самую гущу сражения. Я не шёл мстить за своего сына, я шёл за него умирать. Боль невосполнимой утраты придавала силы, моё сознание почти слилось с сознанием волка, и я с остервенением вгрызался в человеческую плоть. Под зубами с громким хрустом крошились людские позвонки. Как жаль, что жрец, посмевший сотворить такое с моим сыном, не попался мне на пути, вот бы кого основательно подержать за кадык. Ничего, зато попадались другие любители истязать оборотней. Я не смотрел по сторонам, я лишь видел перед собой ближайшего человека. В горле уже першило, от непомерного количества попавшей в него крови. Следующий. Следующий. Дотянуться бы еще до того… В пылу боя кто-то разбил, или намеренно выключил прожекторы. Всё верно — люди, в отличие от нас, в темноте плохо ориентируются.       — Окружайте и убивайте всех, эти слабые двуногие твари не заслуживают жизни! — Услышал я чей-то призыв. Отшвырнул подальше очередное обмякшее тело, и впервые глянул на битву, как бы со стороны. Вот сейчас — началась настоящая бойня. Действительно, дорвавшиеся до обидчиков альфы, вспарывали глотки за своих поруганных и убитых омег, сражаясь за десятерых — каждый. Людей было очень много, но что они против оборотней могли? Серебра на всех не напасёшься, да и попробуй на скорости, с которой двигаются оборотни, в кого-то из них попасть. Особой свирепостью отличался большой белый волк. Там, где он появлялся, мгновенно возникало пустое пространство, словно зверь на одном дыхании прореживал человеческие ряды.       И как-то разом всё стихло. Из тёмных облаков выглянула полная Луна, она осветила поле сражения призрачным светом, позволяя даже после оборота, в деталях всё рассмотреть.       Под ногами хлюпало, измождённые омеги и альфы спешно убирали горы трупов, оборотни по щиколотку утопали в красном месиве. Столько крови эта арена не видела никогда, и надеюсь, в дальнейшем — никогда не увидит. Кто-то уже додумался сверху насыпать свежий песок, чтобы скрыть этот кошмар. Многие идею поддержали и, не мешкая, принялись помогать. Да уж, жизнь продолжается.       В какой-то момент со всех сторон меня начали обступать оборотни, их становилось всё больше и больше. Одни, толком не успев произнести слова благодарности отходили в сторону, потому что их напористо оттесняли другие. Чувствовал я себя ужасно неловко. Я же, в общем-то, ничего особенного не делал и сражался с ними наравне.       — Линк, вот ты где! — Ко мне с трудом пробился сквозь толпу, предельно возмущенный Ильгиз, и цепко схватил за руку. — Ты что ж, паршивец, творишь, а?! Ты зачем ребёнка одного оставил!       — К-какого ребёнка? — заикаясь, спросил я, и на всякий случай на шаг отступил. Кто-то из нас двоих после битвы явно сошёл с ума, и я даже догадываюсь, кто именно.       — У меня больше нет детей, был один, да и тот умер.       — Скажите пожалуйста! — Всплеснул руками провидец, и прямо к помосту меня подтащил. — А это что!       У меня остановилось сердце. Малыш лежал без признаков жизни, как я его и оставил, единственно — пиджак кто-то до подбородка стянул.       — Дедушка… Извините, уважаемый Ильгиз, что я подобным образом к Вам обращаюсь, но…       — Ерунда. Как ко мне в жизни только ни обращались! И ты больше, чем кто-либо имеешь право по-родственному меня называть, поэтому я не в обиде. Слушаю тебя, внучок.       — Этот ребёнок — мёртв. — Я проглотил застрявший ком, и непонимающим взглядом смотрел на провидца.       — Уверен? — скептически хмыкнул старик.       — Он грудь не брал, и я пришивал ему ручку. — Пришлось схватиться за горло, мне стало нечем дышать.       — И что, ты не видел, как из раны кровь сочится? Вообще-то ты правильно сделал, что отрубленную конечность сразу пришил, вовремя остановил кровотечение и начала работать регенерация. Скажи, сердешный, ты хоть пульс ему проверял?       — Да какое там, я был в шоке!       — Это он в шоке. Болевом. Разве не знаешь — чтобы убедиться в смерти оборотня, нужно прежде всего посмотреть жив его зверь или нет, вот если уже волк не откликается, тогда да, самое время ударяться в панику или бить тревогу, а ты взял и бросил Айра, вместо того чтобы стоять над ним и защищать. И хватит тянуть, к кому, как не к тебе, легче всего пойдёт его пушистик.       Я был, словно громом пораженный, лишь хлопал глазами и потихоньку икал.       — Ли, мальчик, давай ты, — напрямую обратился старик к моему зверю, — А то с ним каши не сваришь. Малышу и правда срочная помощь нужна, а папка его от радости, никак в себя прийти не может.       — Давайте всё же я попробую сам. — Я уселся прямиком на сломанные доски помоста, и осторожно переложил Айра к себе на колени. Холодный какой. Но сейчас я не имел права истерить и падать в обморок, раз Ильгиз сказал, что… Ладно, попробуем.       «- Райчик, ты меня слышишь?»       «- Почему Райчик, — чуть погодя, донесся немного обиженный детский голосок, — Меня Рйа зовут».       «- О! Вот это по-нашему — даже с того света спорим с папой. Ты, собственно, где? Давай, выходи, будем знакомиться. На ручки ко мне пойдёшь?» — Я лукаво улыбнулся и представил, как обнимаю белоснежный пушистый комок. Получилось! В моём воображении, на коленках у меня сидело живое воплощение Айра.       — Ну, что? — нетерпеливо дёрнул меня Ильгиз, — Ты его видишь?       — Да, ведём мысленный диалог.       — Тогда выманивай его поскорее!       «- Ты как — собираешься приходить в себя, или хочешь поваляться немного? Учти, в постели это делать гораздо удобнее». — По правде говоря, где посреди поля взять кровать я не очень хорошо понимал, однако ребёнка следовало чем-то мотивировать, и ничего умнее, впопыхах я не придумал. Ерунда, выкручусь, потом что-нибудь соображу.       Ага, попалась рыбка! Айр открыл глаза и слабо застонал, показывая мне пришитую ручку.       — Боль-но, па…       Я отчаянно прижал его к себе, и вот тут меня прорвало. Я рыдал так, как не позволял себе никогда в жизни, выплескивая весь пережитый ужас, выпуская наружу поселившийся в душе страх.       — Па, не плачь, твои глазки уже стали совсем другими. Не волнуйся, я тебя всё равно люблю.       — Я знаю, спасибо, но это не от слёз, я теперь могу видеть.       — Поговорили? А сейчас — слушай внимательно, малыш. — Ильгиз ловко перехватил у меня сына. — Для того чтобы перестало болеть ты должен обернуться. Закрой глазки и скажи — что ты видишь?       — Ой, — малыш смешно шмыгнул носиком, — Это что за зверь чудной, и почему он совсем не страшный?       — Для тебя он не может быть страшным, это ведь твой зверь, и ты должен его выпустить. Едва ты это сделаешь, у тебя тут же перестанет всё болеть, ты меня понимаешь? Давай, попробуй, снова закрой глазки и представь, что он — это ты. Ну, не бойся, маленький, больно будет только в самом начале, а потом тебе сразу легче станет, вот увидишь.       Айр немного покряхтел, видимо приноравливаясь к своему волку, и у Ильгиза на руках очутился маленький длинношерстный щенок.       — Ох ты ж моя умница! — гладил старик уже здоровую (без всяких следов ниток и крови), правую переднюю лапку, у комочка сплошного детского пуха. Шерсть появится потом, когда малыш подрастёт, а пока он будет выглядеть, как белое облачко. Стоп.       — Дедушка Ильгиз, а помните, что Вы мне в аэропорту говорили?       — Конечно. Чёрный вихрь поднимет серебристый туман к белому облаку. А разве не так всё было? — старик хитро улыбнулся, — Ты, вообще, виделся с ним?       — С кем? — не понял я, и приготовился к шквалу объяснений.       — Ну, ты даёшь, — ахнул Ильгиз, — Умудриться не узнать свою пару! Если не ты, то метка его должна была напомнить, кто перед тобой!       Что?! Что он сказал?! Как такое возможно!       — Рин?! Откуда он здесь взялся!