***
— В каком смысле ушёл? — Фёдоров, кажется, в настоящий осадок выпадает, когда слышит такое заявление от Евстигнеева уже вечером. Первый патруль проходит вполне себе положительно — если в их ситуации вообще можно использовать такое слово — они успевают расставить достаточное количество ориентиров и вернуться на станцию до заката. Там, правда, хороших новостей они не получили. — В прямом смысле, Мирон. Мы пошли на базу, Женя, — парень взглядом указывает на рядом стоящую Муродшоеву. — Выдала нам всё нужное, а когда мы вернулись, то этой твари там уже не было. И поблизости тоже. — Это может быть что-то из того, что пришло к ним из-за большей мутации уже здесь, учитывая реагенты, которые здесь везде, — Муродшоева чувствует, как по спине пробегает холодок, который приходит вместе с вполне логичной мыслью — зомби могли получить какую-то толику разума и живучесть из-за изменений, которые получили уже здесь, оказавшись в зоне Чернобыльского отчуждения. — В таком случае нам надо думать, что их все-таки убьёт, — в зал проходят Букер и Федорович. Оба уставшие — как и все в целом — правда, без возможности уснуть. Федя зевает, сладко так, заразительно, а после опускается на один из стульев. — А вот тут реально русская рулетка, получается, — добавляет Федорович, на что получает лишь согласный кивок Мирона. Кажется, все ещё более сложнее, чем они думали. Даже слишком.***
В любой войне есть те, которые идут сражаться добровольно, есть те, которых призывают в силу некоторых обстоятельств. Ромадов, на собственное удивление, стал добровольцем — хотя, казалось бы, с таким эгоизмом, который имел он, можно было спокойно уехать туда, где тебя никто не тронет и жить припеваючи. Нет же, решился. И то ли совесть проснулась, то ли особой причины просто жить дальше не было — чёрт его знает. А тут, видимо, сама Сатана во плоти — читая сводки и новости, Коля думает, что только он и никто иначе. Страшно ехать туда, где случился свой мини апокалипсис. Но и даже его люди смогли пережить и, вроде как, жить начать. Вроде — ключевое слово. Ему сказали лишь об отряде, который уже туда отослали. Назвали имя Мирона Фёдорова, а оно вызвало довольную улыбку — настоящий оскал — видимо, эта встреча будет достаточно весёлой. Он в своё время успел Мирону нервы потрепать, будучи старостой параллельного класса и иногда — всегда — не выполняя своих обязательств. Реакцию Фёдорова ждать не нужно было — все была на лицо. — Думаете, примут нормально? — Коля садится на край какого-то столика и чуть ближе к Роме склоняется, заглядывая в один из экранов компьютера. Худяков усмехается: — Мирону зайдешь — дело в шляпе, — мужчина ловко переключается меж камер, оценивая ситуацию вокруг станции и каждого её блока. — Кто должен Мирону понравиться? Сегодня я за него, — в дверях появляется Машнов. Парень сладко зевает, потирает лицо руками, а после фокусирует взгляд на стороне, где, по идее, должен был сидеть Рома. — Вот же сука… Ромадов скалится довольно — Славку тоже знал, все-таки, на одном дворе росли. Коля отводит взгляд в сторону, кивает будто сам себе: — И тебе привет, Славян. Такая вот встреча. — Чё встал-то, Славка? — Игнатьев откусывает яблоко и аккуратно — насколько позволяет рост — втискивается в проход, дабы оказаться в зале. Он почти сразу же замирает, как только пересекается взглядами с зелёными глазами, плывёт, ломается. Твою же, блять, мать. — Фё-ёдор, дядь, ну ты, в целом, вымахал нормально так, — Колю такая реакция смешит и, кажется, скрывать он не собирается — конечно, бля, чтобы он и что-то скрывал.***
— Нам в первую очередь нужно узнать то, как бороться с ними, а потому на ближайшие пару дней мы несколько поменяем наш план действий. Сегодня мы со Славой пойдём на поиски материалов для исследования, пока остальные побудут на базе, помогая Роме и его ребятам здесь. Когда мы вернёмся, то Женя сразу же займётся экспертизой. — Есть, шеф! — разносится по залу, а после все встают. Фёдоров ребятам кивает, а после, словив Карелина взглядом, указывает ему на дверь. Им следовало скорее выдвигаться, дабы все сделать в максимально кротчайшие сроки. — Яныч, совсем Коляна не помнишь? — Славка стягивает с себя кофту и тянется к другой — термозащита сейчас кажется основой всего. На лице, все-таки, не май месяц. Мирон где-то рядом усмехается и Слава вдруг осознаёт, что сейчас это настоящий Мирон. Без масок, напущенной серьёзности и всего остального. — Помню, конечно. В своё время мне нормально так нервы потрепал. И не только мне, — Фёдоров достаёт свою одежду, а после смотрит Славе в глаза. — Феде досталось больше. Если мы с тобой просто цапались, то там было всё жёстче. У нас был разговор с Федей, пока меня ещё не забрали из города, — Фёдоров садится на койку и выдыхает, пытаясь припомнить конкретные моменты разговора. — Вроде тоже чувства, правда, гомофобия внутренняя. Она там у каждого была, считай, никто не принимал, что бывает такая любовь и что она имеет право на существование. — Чувства? Нихуя себе, — Слава замирает. Воспоминания прошлых лет в голове роем кружатся, а собраться во что-то конкретное не могут. Парень все-таки продолжает одеваться. — Ну, слушай, они тоже цапались, — вдруг говорит, вновь оборачиваясь на Мирона. — Вымещали то, что внутри. Не тем способом, правда, которым следовало бы, — Фёдоров застёгивает кофту. — Они охереть какие разные. Фёдор, сколько его помню, был типичным панком, Андрея в эту же тусовку затащил. Коля вообще на другой части, считай. Каждая цапалка своего рода способ выместить океан эмоций внутри. Они ведь… — Дрались, да, я помню, — Машнов фразу чужую заканчивает с кратким хмыком.***
— Когда-то я тебе лицо грозился набить, а теперь мы вместе будем набивать лица. И не людям, что самое смешное, — Федя замирает, слыша знакомый голос за спиной и ощущая целый табун мурашек по телу. И вряд ли они от мороза. — Судьба — та ещё сука, получается, — парень все-таки находит в себе силы — давай, Фёдор, ты мужик — развернуться и посмотреть в светлые глаза чуть ниже своих. Игнатьев чуть щурится. — Нам предстоит весёлое турне здесь, получается, — Коля улыбается — скалится, блять. Федя думает о том, что все ещё был бы не против вмазать по этому смазливому личику — смотрит в ответ и вдруг осознаёт, что именно этого ему и не хватало. — Друзья? — парень протягивает руку тому. — Нет, и никогда ими не будем, — Букер фразу эту почти выплёвывает, а затем спешит вернуться на станцию. Коля остаётся на улице с лыбой на лице — довольный, будто мартовский котяра — что, в целом, вполне оправданно. Эта миссия обещает быть весёлой.