беспрецедентная наглость и непозволительное хамство

[6:55 pm] джеймс команда колонной тянулась ко входу в раздевалку как раз тогда, когда стройная фигура сириуса вновь появилась на трибуне. сердце у джеймса заколотилось в два раза быстрее, и он неловко мялся в хвосте, ожидая увидеть тех, кого его лучший друг должен был проводить на стадион. ожидая увидеть ее. лили прошла сквозь арку вслед за римусом, но почему-то не пошла сразу же в сторону питера, которых подзывал их к себе легкими взмахами руки. она застыла на месте, разглядывая ярко-зеленый газон, и джеймс нырнул под козырек, чтобы она не успела увидеть его. ладони у него неприятно вспотели. если он облажается, это будет катастрофа. десять минут назад он бегал туда-сюда, думая только о том, как хорошо работала связка дуглас-силва последние игры — она просто обязана сработать и сегодня — и как он сам наконец играет на позиции «десятки». от этой мысли его спина покрывалась мурашками. сейчас же потерянное выражение его лица делало его непохожим на самого себя. лили была в светлых джинсах, ее длинные рыжие волосы, кажется, были заправлены за уши. джеймс очень надеялся, что она не успела заметить его. он не был к этому готов. несмотря на то, что сейчас он сидел на скамейке, уперевшись лбом в шкафчик, ему казалось, будто бы она до сих пор была где-то в зоне видимости. ему померещился запах жвачки. лили была в светлых джинсах. хелли часто носила такие. хелли. хелли носила светлые джинсы с короткими футболками и докрашивала осветленные волосы каждый месяц — тонировала, уточнял сириус, но джеймс разницы особо так и не понял. это, впрочем, важно не было. важно было то, что хелли любила апельсиновый шоколад и мороженое со вкусом баббл-гам. она завивала волосы по средам и пятницам, а еще ее тошнило от светлого пива и песен из мультфильмов. она вертелась в компании пары футболистов и их подруг, но на игры никогда не приходила. даже когда джеймс ее звал. хелли всегда улыбалась, когда джеймс покупал ей что-то — обивала руками его шею, и джеймс чувствовала, как блондинистые локоны пахнут чем-то сладко-жвачным. она была мягкой. приятной, как ткань ее красной рубашки-поло. ему так казалось. неважно, что она могла днями не отвечать на сообщения. неважно, что в компании знакомых могла пройти мимо, даже не посмотрев. а потом звонила, когда голос хрипел от третьей сигареты подряд, и целовала на пустой парковке, оставляя на губах сухой привкус дешевого пакетного вина. на следующий день она проходила мимо, как ни в чем не бывало. джеймс снова покупал ей что-то. она снова обвивала его шею руками, и запах жвачки дурманил его настолько, что ему было все равно. сириус звал ее дьявольской девчонкой, но переубедить джеймса уже не пытался. джеймс снова звал ее на игры, и она снова не приходила. а потом снова звонила, когда становилось слишком одиноко. джеймс больше не хотел быть тем, кого целуют только после литра вина, пока никто не видит. а хелли просто не хотела ничего другого. так он себя успокаивал. ты никогда не нравился мне, поттер. ты просто не мог мне нравиться. такой дрочер, как ты? мечтай больше. мне просто было скучно, ясно? дорогой апельсиновый шоколад полетел куда-то в цветочный горшок. джеймс ненавидел себя. ненавидел за то, что тратил все свободные часы на беготню в доставке. ненавидел за то, что все деньги тратил на что-то для нее. что слушал ее, запоминал все мелочи, которые она рассказывала о себе. что часами ждал ответа на сообщение. что знал, что не значит для нее столько, сколько мог бы, и все равно ехал, когда она просила. что знал, что между ними не будет ничего большего, и все равно видел ее руку в своей, выводил в мыслях круги на ее узкой спине. и что все равно цеплялся за привкус жвачки и вина на языке, как будто это было единственное, что ему когда-либо будет доступно. сириус нашел его с красным лицом и рукой в туалете на третьем этаже, сползшим по стене на пол рядом с ведрами и шваброй. джеймс не хотел, чтобы кто-то видел это, но он уже видел однажды, как плачет сириус, и подумал, что если кому и можно доверить слезы на своих щеках, то ему. сириус отпихнул швабру и сел рядом, бросив джеймсу на грудь шоколад и пачку «мальборо». — ты въебывал ради этой дряни, — блэк кивнул на плитку. — вот так возьмешь и выкинешь? — это ее любимый шоколад. — который каждое утро покупал ты. в нем столько же от тебя, сколько и от нее. джеймс протер глаза под очками и повертел в руке плитку шоколада. — чувак, я не хочу, чтобы ты до конца жизни шарахался от всего шоколада в мире. сириус предложил зажигалку, но поттер отмахнулся от его руки. — ломай, сохатый. пошла она нахуй. джеймс скривился. ему было больно. от того, что сириус говорит так. от прозвища, которое он придумал ей. он знал, что должен злиться на нее. должен больше никогда не думать о ней. но вместо этого ему хотелось раздолбать об кафельную стену свою собственную голову. я больше не должен быть таким. я больше не должен отдавать столько. я больше не должен любить так. сириус схватил пачку сигарет и поднялся, чтобы открыть окно, когда поттер разломил картонную упаковку шоколада надвое. сириус подал ему руку, подтянув на себя и поставив на ноги. черный ноготь блэка царапнул по зажигалке; сигарета задымилась около его рта, но он даже не оборачивался на дверь. поттер надкусил разломанную плитку. горчит. апельсиновая цедра мерзко отдавалась во рту. сириус подтянул к себе вторую половину и зубами вытащил ее из фольги, откусив и почти сразу же выплюнув в окно. джеймс высунулся, чтобы посмотреть, не прилетел ли жеваный кусок шоколада кому-то в голову. — ну и дерьмо, – блэк скорчился, сделав затяжку и надеясь, что табак перебьет отвратительный вкус. — и она столько стоит? пиздец. это просто невозможно жрать. богачи — ёбнутые. поттер посмотрел на остастки и понял, что больше не сможет съесть ни кусочка. сириус вновь указал на струящийся между пальцев дым, и джеймс сдался. шоколад полетел в урну вместе со раскуренной на двоих сигаретой. рядом с ним хлопнула железная дверца шкафчика. джеймс снова был в раздевалке. на скамейку приземлился двухметровый нападающий сборной хогвартса, алистер дуглас. скамейка дернулась под его весом. — да не очкуй ты так, поттер, — дуглас положил свою тяжелую лапищу на плечо и подтянул к себе, другой ладонью хлопнув по груди. — вертели мы этих лохов из лидса, а, скажи, бадди? защитник безразлично пожал плечами. — да похуй на них. с вулвергемптоном сложнее будет. мышцы с левой стороны грудной клетки начинали ныть. джеймс думал, что его сейчас вывернет. нападающий пихнул бадди и принялся напоминать, что вулвергемптонская команда проиграла южному уэльсу на прошлой неделе, и что вообще-то он сам лох позорный, раз «нихуя не помогает». джеймс старался думать об игре, но не смог. он не был капитаном, ему не надо было произносить воодушевляющих речей, но все всё равно привыкли к его вечным бравадным «да мы разъебем их, парни», даже когда шансов было объективно не так уж и много. именно поэтому кислое лицо джеймса действовало на команду как свет ночной лампы на мотыльков. но джеймс, с комом в горле и пульсом где-то под сто, об этом не думал. когда хлопнула дверь тренерской, он лишь рассеяно поднял взгляд. — эй! — тренер перез в момент пересек раздевалку и схватил поттера за подбородок. — я тебя на «десятку» поставил не для того, чтоб ты прямо пред игрой сопли распустил. а ну, собрался, а! джеймс заморгал. центр полузащиты был позицией мечты для джеймса. это было то, что он умел лучше всего. считывать положение игроков противника. принимать решения на ходу. создавать моменты. если сейчас он не соберется, то просядет вся линия атаки. кровь прилила к щекам джеймса. а с чего это он решил, что может позволить себе... подвести команду? — да, тренер. перез нахмурился. этого ему явно было не достаточно. — громче, мальчик, я не слышу. джеймс прочистил горло. сердце все еще стучало, но он начинал понимать, где находится и что ему предстоит. он не мог позволить себе проебать свою «десятку». четырнадцатилетний джеймс ему бы этого не простил. — ДА, ТРЕНЕР. старик дважды хлопнул его ладонью по щеке, скривив уголок губ и развернувшись к команде. дуглас дернул джеймса за шиворот, подняв со скамейки. — хотите плакаться — пожалуйста, только для начала вычеркните нахуй свое имя из команды. я ясно выражаюсь? — да, тренер, — в ответ прогремел хор низких голосов. — СОПЛИ НА КУЛАК И НА ПОЛЕ! дуглас весело пихнул джеймса локтем. тот сжал кулаки. я справлюсь. я не проебу это. я не подведу их. — ДА, ТРЕНЕР! среди грохота мужских басов джеймс слышал себя. перез ухмыльнулся. — выебите этих засранцев из лидса.