***
От невыразимого ужаса Дамблдор перестал ощущать ноги, что будто стали одним целым с ледяным каменным полом, не в силах адекватно оценить ситуацию. А что можно сказать или сделать, когда твоя мёртвая младшая сестра стоит и плачет перед тобой навзрыд? — Братик… — её тонкие руки, бледная кожа да торчащие от худобы кости, судорожно вытирали впалые щёки, словно девочка, что хранилась в нежных воспоминаниях брата десятки лет, все ещё жива… Но это так лживо… — Ты же мой любимый старший брат… Я доверяла тебе… А ты… Ты убил меня… — Нет, — находясь в прострации забвения пробормотал преподаватель. С трудом преодолевая инстинкт самосохранения, он сделал шаг к Ариане, выставив руку слегка вперёд, надеясь коснуться запутанных волос, не заботясь о том, что чудовище, натянувшее личину ребёнка, могло откусить конечность по локоть, с явным довольством пережевывая хрящи и упиваясь чародейской кровью. Словно видение или краткий образ подобного мелькнул в голове, однако подобные предсказания никогда не приходили к мужчине прежде. — Ты убил меня! Ты убил меня! — голубые глаза в миг стали красными, затем чёрными, кожа вдруг обуглилась, а волосы разлетелись по сторонам, начиная левитировать. Она кричала, срывая мертвый голос, повторяя из раза в раз быстрее и быстрее, до тех пор, пока слова и буквы не стали сливаться в непонятное мычание, а изо рта полилось нечто густое, возможно смола, горячая, лавовая, с которой валил серый дым. Такого прежде никто не видел, и какие бы жуткие сцены уродств не представали лицам магов, наткнувшихся на боггарта, то может паук, склизкие личинки, змеи, родители, избивашие свое дитя с первого осознанного слова, однако ходячий труп любимого человека, изрыгающего все дьявольски порождения разом — ничто не превзойдет. До проморзглого онемения в кончиках пальцах продрог Альбус, медленно отклоняясь назад из-за неустойчивости в равновесии, падая словно статуэтка, завороженная чарами окаменения, норовящая разбиться о пол будто хрусталь. — Ридикулус! — голос хриплый, властный, уверенный. Заклинание быстрое, мощное, яркое. Руки, хватающие до смерти испуганного человека, в порыве падения и разноцветные глаза. Время замерло, давая столько от себя, сколько необходимо этим двоим для осмысления произошедшего. Профессор продолжал зависать в некотором смысле в воздухе, поддерживаемый, обнимаемый за пояс одной крепкой рукой Гриндевальда, держа в другой бузиную палочку строго в сторону, где только что исчез монстр. — Геллерт? — голос сорвался на писк к концу произношения имени. Увидеть бывшего ночью в стенах замка, где ты работаешь — похоже на жуткий сон самого извращенного и распаленного ядом акромантула разума. Черномаг галантно и с воздушной лёгкостью вернул профессора в вертикальное положение, по-хитрому улыбнувшись, возбуждая нервные рецепторы вспомнить значение данного жеста. Альбус на мгновение обернулся в сторону растворившейся в небытие Арианы и тут же приковал внимание к преступнику, с чьей груди так и не убрал рук, якобы переживая, что положение ног по-прежнему неустойчиво. Они молча прожила друг друга взглядом и могли стоять на месте до рассвета. Дамблдор, возвав к каким-то жалким крупицам самообладания, резко сделал шаг назад, уперевшись спиной в неровную поверхность стены, разрывая трепетный контакт с «бывшим» любовником и изображая всю серьёзность и строгость, на которую когда-либо был способен. — Ты что делаешь в школе? Как ты сюда проник? — вздернув едва заметно подбородок, он увереннее переносил тяжёлую суровость оппонента. — Это вместо спасибо? Я перестал понимать твой язык, — Гриндевальд совсем не изменился с их последней встречи. Хотя чего ожидать? Виделась пара буквально на днях, а до этого ещё немногим ранее. Будто не расставались — так часто встречались вновь. Ему чертовски идёт это тёмно-синее пальто, длинные сапоги с кучей замочков и пиджак. Растрепанно-уложенные волосы, такое возможно только на гениальной голове Геллерта. Стиль. Превосходство в любом движении. Плавный взмах головы, дабы убрать надоедливую прядь с первой попытки. Опасность. Напряжённость от любого шороха. Готовность к бою. Вооруженность постоянно повторяющимся непростительным заклятием в мыслях. Притягательность. Идеальное знание этикета. Эстетические манеры выражений. Затягивающие и забвенные речи, поражающие в самое сердце. Пока мечтающий Дамблдор давал характеристику врагу, ведя интуитивный диалог с самим собой в голове, тот откровенно изучал наряд преподователя, особенно ниже пояса — в области молнии на брюках. Но долой излишние размышления, из-за которых стираются границы, и без того, пьянеющей реальности. Со стороны гостевой Гриффиндора послышались торопливые парные шаги, по звуку сигнализмрующие о приближении в сторону двух взрослых мужчин, нелепо замерших друг напротив друга и стоящих так уже чуть ли не с четверть часа. Геллерту абсолютно равнодушно, заметят Дамблдора в его компании или нет, но для Альбуса это имело огромное значение, поэтому именно он пришёл в себя первым. Схватив соулмейта за руку, профессор со скоростью снитча метнулся в более безлюдную часть школы. Тайными путями они спускались всё дальше и дальше от Рождественского веселья. Геллерта ситуация весьма забавляла, он некоторое время послушно следовал за своим предводителем, чья ладонь заметно вспотела от волнения. Они давно не держались за руки, надписи на запястьях приятно отдавались жгучим теплом. — Куда же мы так спешим? Мне казалось, твоя комната совсем в другой стороне, — по голосу Гриндевальда не сложно было догадаться, что тот слегка выпил перед тем, как решился явиться в Хогвартс. До волшебника это дошло лишь сейчас, когда очередной запаутиненный лестничный проём сменился заснеженной мансардой. Дамблдор выпустил бледную руку, увереннее оборачиваясь к нежданному гостю. На чужом лице он встретил игривый укор и выжидающее настроение. Ко всему прочему, мужчина слегка развёл руками, обводя прохладное помещение, в котором не имеется даже скамейки. — Не очень гостеприимно с твоей стороны, Ал. Ты хочешь, чтобы мы праздновали здесь? — будто в подтверждение его возмущённых слов, через окно залетел ледяной ветер, заставляющий вздрогнуть всем телом. Альбус уж точно не был готов к прогулке в зимней ночи, ему пришлось приобнять своё озябшее тело. — Разве нам есть, что праздновать? Очередное твоё успешное дело, повлекшее за собой сотни смертей невинных? Прости, не осведомлён. Не читаю новостей последние три года. Ты хоть понимаешь, какой опасности ты подвергаешь меня и… — но Альбус умолк, как только тёплый плащ Геллерта заботливо лёг на его плечи. — Война-войной, но я прекрасно помню, как легко тебе, могущественному магу с кучей степеней Мерлина, подхватить сопли, — мужчина отошёл в сторону, стоило Альбусу невольно коснуться его пальцев. Теперь Гриндевальд оставался в плотно прилегающей к телу жилетке, подчёркивая абсолютные достоинства фигуры. — Я помню всё, Альбус Персиваль Вульфик Брайан Дамблдор. Вот тут-то крышу и снесло умному, образованному, сдержанному и самодостаточному человеку. Несмотря на дикий порыв, он чётко и ясно видел последствия, заранее пожалел о них, отринул, смирился и принял неизбежным то, что треклятое сердце бьётся вопреки всему добру и злу в присутствии Дьявола. Упрямо затаив глубоко в себе принципы, мужчина двинулся вперёд, утягивая желанные губы в длительный и чувственный поцелуй, размещая ладони на крепких плечах, по-собственнически их сжимая, не мучая волнениями и неопытностью мозг в прежнем стеснения. Неимоверные перемены и смена ролей настигла этих двоих. В задумчивости тёмный чародей продолжал стоять, пока рот его изучали языком, а губы сминали в настойчивой жадности, вплоть до скоропостижной и не очень приятной трансгрессии. — Ты идиот, Дамблдор, — кратко заключил Гриндевальд, отталкивая спутника и быстро понимая нынешнее местонахождение. — Представляешь, что я с тобой сделаю? — очевидно представлял, раз переместил в спальню, но вопрос был риторическим, а вот способность волшебника ломать границы пространства в стенах Хогвартса вызывало недоумение в большей степени. От известных источников достоверно заключено одно — в школе трансгрессия невозможна. — Надеюсь, жёстко трахнешь. Комментировать надежды Альбуса нет смысла и времени. Главное, чтобы не передумал. Лёгким и быстрым движением, Геллерт опрокинул любовника на мягкую перину, заскрипевшую под весом обоих. Условия для проживания преподавателей здесь очень приличные. Места много, кровать вполне поместит на себе двоих, однако идеального комфорта им не достичь, сегодняшней ночью точно нет. Пуговицы тёмного жилета на властителе могучей палочки разлетелись в стороны, все уже никогда не собрать, они закатились под тумбы, шкафы, стол, запропастились между выступами у стен. Оба выступали инициаторами, тем самым мешая друг другу раздеваться, приходилось нещадно рвать одежду. Порывистые поцелуи опьянённых губ, томные поглаживания, будто больше дразнящие и заводящие до судорог в кончиках пальцев, несмолкающие хриплые стоны — всё это грани безумства, после которого могло бы наступить счастье. На эту ночь они позабудут все свои страдания и душевные муки — страсть просто не даст разумным мыслям просочиться наружу. По крайней мере, так очень бы хотелось. Альбус спустился ниже лица возлюбленного, губы покрывали влажную грудь Гриндевальда, а пальцы пробегались по ней, будто впервые. Поверхность бархатной кожи не была гладкой в силу множественных шрамов, разбросанных повсюду, нанесённых мужчине сильными магическими заклятиями или предметами. Альбус слегка отстранился, вглядываясь в чужое тело при лунном свете из, едва зашторенного, окна. Геллерт выжидающе перебирал взлохмоченные рыжие пряди. Так приятно от чьего-то внимания не было никогда прежде. — Их стало намного больше, — прошептал профессор с огромным сожалением. Ему вдруг стало страшно — его соулмейт подвергает себя смертельной опасности каждый день. — Это… Невыносимо… — Только из-за того, что ты переписал нашу историю. Всё должно было быть иначе и ты прекрасно это понимаешь, — Гриндевальд прочёл мысли любимого и ответил. — Хочешь обвинить меня в том, что ты неосто… — Альбус нахмурился, но не сумел договорить, ведь Геллерт приложил палец к его губам. Да, он винил Альбуса Дамблдора в своих осечках на пути к мечте, к их когда-то общей цели. Профессор тоже владеет легилименцией. Но сейчас не время обсуждать то, что в конечном итоге приведёт к очередной ссоре. Они так близко друг к другу, общее тепло согревает сильнее огня в заснеженную зиму. Сменив неприятную мысль приятной, тёмный маг перевернул мужчину на живот, подтягивая к себе за попу, вынуждая того её приподнять, понимая чего ждут, вставая раком и подкладывая под грудь подушку. Послушание не закончилось так скоро, медленно переходя в провоцирование лёгким покачиванием бёдер, дополняющимся разьезжанием коленей в разные стороны. Громкий шлепок и холодная ладонь, зажимаяющая ягодицу, сдавила до боли и побеления кожи, вызывая стон неизвестности, на первый миг напоминающий досаду или негодование. Но стоило повторить процедуру, как выкрик, покинувший горло мужчины стал сладок, как мед. Благая дрожь, разливающаяся с головы до кончиков пят от мягкого надавливания на пульсирующий анус и подергивающуюся мошонку, довели Дамблдора до экстаза. — Ммм, я забыл какого это, когда т-а-а-к… — дальше мозг отключился. Широкий язык прошёлся между упругих половинок, уделяя особое внимание входу, стараясь проникнуть в него, дразняще причмокивая. — Г-е-е-е-л-л-е-е-е-р-т! Моляще-дрожащий преподователь известного на весь мир обучающего места, сейчас был во власти черноты глубоких, потаенных желаний совратителя душ. Дамблдор на грани потери реальности, выдохнул отчаянно, собираясь кончить. Гриндевальд предвидел, потому сомкнул ладонь в кольцо у основания члена, захватывая часть яичек. Яростный рык и обиженные глаза полные слез с такой тоской вопрошали, что любое сердце растопится в сожалении. — И не мечтай, — злобная улыбка расплылась по всему лицу, застилая, казалось, даже глаза пеленой. — Кончишь только с моим членом во рту, а потом ещё раз, но уже с членом в заднице, — новый шлепок, слабее, но доносящий всю суть.***
— Мне больно, потому что я люблю тебя, Геллерт, — проговаривая эти слова мужчина изо всех сил старался не смотреть на реакцию партнёра, но любопытство выше всяких сил, что и стало разочарованием, тогда как задуманного отклика не получилось. — Брось, любить совсем не больно, если знать границы дозволенности, — он сказал это так легко будто чувства никогда не были бля него загадкой, как для всего остального мира. — И что это может значить? — недовольно скривив губы вопрошал преподователь. — Разделяй личное и работу, Ал, — Геллерт тяжело вздохнул перед подъёмом с постели, начиная лениво выискивать элементы разодранной ранее одежды. — Прошу прощения? — Мы можем играть на публику, отстаивать свои принципы, которые прежде были общими, — он особо выделил данный пункт. — Выставлять на показ перед министерством нашу вражду по разные стороны, а оставаясь наедине быть теми, кем были рождены — парой.