Невоспитанный мальчишка

      Когда Арсений начинает тащить Антона в глубь, тот внезапно вырывается, раскидывая руки мужчины по сторонам и оглядываясь. — Что вы делаете, блять?! — зло шипит школьник, рассматривая того затуманенным взглядом. — Ты думал, что тебе все позволено, мальчишка? — теперь очередь ехидно улыбаться Арсения, что он, собственно, и делает.       Шастун же не понимает абсолютно ничего. Он вроде бы и хотел позлить и вывести мужчину из себя, но так, чтобы все это сошло ему с рук. Но сейчас, когда Попов крепкой хваткой перехватывает юношеские руки, заводит их за спину подростка и крепко сжимает своей рукой, Антон так не думает. Но алкоголь, которого оказалось слишком много в организме затуманивает последние здравые мысли в голове парня и тот, не смотря на внутренний страх, легко поддаётся мужчине на встречу.       Арсений, не видя сопротивления со стороны школьника, решает, что он дал свое согласие и ни в коем случае Попов виновен не будет. Но Антон же не знает, что собирается сделать с ним этот чёртов мужчина, поэтому и соглашается. Не медля, старший откидывает все свои мысли на потом, ещё раз оглядывая ровную спину подростка, которую обвивает тёплое худи, и худые ноги, которые скрывает мешковатая ткань джинсов. Тогда он вновь возвращается к рукам подростка, которые крепко сжимал, чтобы тот ни в коем случае не вырвался и возобновляет шаг.       Антон же, тихо поскуливая, следовал впереди мужчины, чувствуя, как тот управлял его телом, словно он тряпичная кукла. В голове был полный штиль. Он не думал ни о чем. Ни о том куда его ведёт преподаватель и что с ним сделает. Ни о том, что он, блять, здесь творит. Кажется, что все, что так внезапно спланировал Антон шло сейчас коту под хвост. Ведь он никак не ожидал увидеть такого поведения от мужчины. Не думал он, блять, а теперь что? Хотя, честно признать, эти чертовски голубые с нотками похоти, глаза были уж слишком красивыми, чтобы сопротивляться этим омутам. Поэтому если что — это все глаза.       Вырывается со своих мыслей мальчишка только тогда, когда его заводят в одну из комнат и громко хлопают дверью, отпускают руки. — Ты же знал, что со взрослыми так обращаться нельзя? — сверкая хищными голубыми глазами, хрипит Попов, смотря на потерянного школьника.       Его лицо было слегка испуганно, но тот, даже в таком состоянии пытался показать, что он не боится ничего. Пухлые розоватые губы приоткрыты, а зелёные сверкающие от алкоголя глаза метались по всей комнате, пытаясь хоть что-то разглядеть. За окном уже полностью стемнело и это было как-то странно. Всегда Антон уезжал от Арсения около семи, когда на улице было ещё светло, но к ним приближалась зима, а это значило, что темнеть будет гораздо раньше и теперь школьник будет уезжать от Попова в темнотень.       В комнате приятно пахло кофе с нотками горького шоколада и муската. Этот запах отличался от остальных. Он был намного приятней и походил на какой-то дорогой мужской парфюм, которым, к слову, и пользовался Арсений. Поэтому узнать где же юноша уже слышал этот запах не составило труда. На уроки преподаватель приходил всегда напшиканым какими-то духами, и часто они были одними и теми же самыми, но изредка тот, чтобы разнообразить свою парфюмерную жизнь, пользовался и другими.       Когда в комнате резко загорается свет, Антон морщится и закрывает глаза, пытаясь сохранить их в безопасности, ведь свет, в прямом смысле слова, выжигал их. Арсений ненадолго куда-то пропадает, но с комнаты не выходит, а потом слышит какой-то щелчок и открывает глаза. Мужчина, кажется, на уступок даже пошёл — выключил основной свет, а вместо него включил небольшую настольную лампу, которая почти что не приносила дискомфорта. Но благодарить мужчину школьник и в мыслях даже не собирался. С чего это ему ещё и спасибо говорить? — Так где же ваша Кузнецова, м? — пьяно ехидствует школьник, напоминая о существовании этого очень интересующего его вопроса. — Почему я должен тебе что-то говорить? — недовольно ворчит Попов, оценивающе рассматривая парня. — Мм, — мычит тот, вертя пальцем в воздухе, — Ну, потому что так надо.       Арсений вновь усмехается, наблюдая за этим неловким учеником, который метался по всей комнате, пытаясь рассмотреть ту во всей красе. Мужчина бесился и до сих пор, но позволить вытечь всем своим эмоциям сейчас и не понаблюдать за этой картиной — не мог. Поэтому пялился на юношу, как на зверька в зоопарке. В мыслях маячила вполне логичная, но далеко не педагогичная мысль. Если немного поуламывать Антона или подлить ещё алкоголя и в так пьяный организм, то в принципе он мог бы переспать с ним. А что? Шастун пьяный, на утро помнить наверняка ничего не будет. А Арсению тут, между прочим, жизненно важно кого-то трахнуть. И желательно чтобы этим «кто-то» был Антон. — О чем-то задумался, Арсюш? — улыбается школьник, вглядываясь в удивлённые глаза.       У мужчины от этого «Арсюш» пробегают мурашки. Ноги, кажется, не держут, а в голове полная каша. — Что ты себе позволяешь, damn boy, ?! — приближаясь к обнаглевшему ученику шипит Попов, из последних сил сдерживая себя, чтобы не кинуть этого невоспитаника на кровать, раздеть, и оттрахать похлеще, чем в своих эротических мыслишках при дрочке.       Такой реакции Шастун лишь ухмыляется, навстречу двигаясь к мужчине и заглядывая в его тёмные омуты. Он кладёт руку мужчине на грудь, как делала это Кузнецова в школьном дворе и облизывает пересохшие губы, замечая на лице учителя негодование. — Скажите, а я бы подошёл на её место? — пьяно шепчет мальчишка, двигая рукой вдоль мужской, частовздымающейся груди. — Нет, — хмыкает Попов, стараясь говорить как можно чётче и не выдавать свой стояк в штанах. — М-м, как же жаль, — театрально выдаёт он, смещая руку вниз и через ткань прощупывая накачанный торс мужчины.       Арсений больше не контролирует себя. Он, сам того не замечая, поддаётся школьнику навстречу, сжимая скулы и глубоко вдыхает, пытаясь разглядеть в зелёных глазах хоть что-то кроме пьяного блеска. — Прекрати, сейчас же! — хищно рычит старший, пытаясь скинуть руку школьника со своего торса, а после отходит назад.       Учитель смотрит на Шастуна с вызовом в глазах. Облизывает пересохшие губы и осмыкивает край длинной футболки, чтобы хоть как-то прикрыть выпирающий со штанов стояк. А в домашних спортивках не маленький бугорок скрыть было уж слишком сложно, ведь тот постоянно выпирал, привлекая внимание школьника. Который усмехнулся такой глупой попытке преподавателя.       Сейчас Антон ничего не соображал. Он будто бы оставил все свои мозги в том злосчастном клубе, хотя, их по факту и не было, если уж тот так осмелел и решил пьяным припереться к мужчине домой. Так теперь ещё и с вызовом и какой-то ревностью смотреть ему в глаза, видеть там чёртиков и в мыслях прокручивать как бы красиво они смотрелись на какой-нибудь картине на выставке мирового искусства. — Что, не получается? — ехидно улыбается младший, наблюдая за тщательными попытками мужчины, наконец-то, блять, спрятать свой стояк.       Тот кидает на Шастуна тяжёлый, прожигающий до дыр, взгляд, а после так же, как и подросток усмехается. Он откидывает все на потом и сейчас просто, словно змей искуситель, подползает к школьнику. Антон, не ожидав такой реакции пятится назад, но когда ноги упираются о деревянный ободок кровати пути на отступление нету. Арсений же не останавливается ни на секунду, продолжая так же медленно подходить к подростку, не знающему куда ему деться.       Попов смотрит на того с вызовом в глазах, с такой страстью, которой даже Дикаприо не видать. Мужчина быстро сокращает дистанцию между ними, и когда оказывается возле школьника, легко толкает его на кровать. А он, если бы даже был в трезвом состоянии все равно не смог бы удержаться, поэтому и сейчас тот валится на мягкую кровать, разводит ноги и смотрит на такого до чёртиков возбуждающего мужчину.       Старший так изящно ставит свое колено между ног Антона, опирается своими руками о кровать, распологая их по бокам от плеч юноши и ехидно улыбается. — Я могу быть и таким, — довольно шепчет мужчина, все ближе наклоняясь к подростку, почти что касаясь его губ своими.       В этот момент зелёные глаза выражали только страх и недопонимание, но как только мужчина прильнывает к шее подростка, тот выгибается ему навстречу, сжимая руками одеяло, на котором лежал и закатывает глаза не в силах сдерживать, так долго скрытое желание. Антон не раз задумывался о том, чтобы просто почувствовать мужчину. Не важно где, в себе, на себе, возле себя. Просто хотелось почувствать его сердцебиение, слышать его слегка хриплые, тихие стоны и видеть голубые до краёв полные похоти глаза. Юноша не отрицал, что уже достаточно долгое время хотел своего репетитора, учителя и просто взрослого мужчину. Но не так уж он его и хотел, чтобы кидаться тому под ноги, поэтому здравомыслящей стороной школьник настоятельно выгонял эту засевшую в голове мысль.       А вот Арсений ничего не прогонял. Он давным давно смирился, что ему больше не быть тем прежним студентиком первокурсником, у которого первое время в голове была только учёба. Мужчина прекрасно знал свои хотелки, цели и желания. Он не пытался намеренно или как-то специально кого-то подцепить, просто так получалось. И пожалуй, это было лучшее его оправдание себя за последние года. Попов не то, чтобы почти сам лез в трусы, но иногда и до такого доходило. И ему не было стыдно. Во-первых, потому что об этом никто никогда не узнает, кроме Паши, естественно. А, во-вторых, потому что природная нужда была успешно утолена. Арсений не считал секс чем-то откровенным и тайным. Он никогда не мог заставить себя быть только с одним человеком. Обычно, если у мужчины кто-то и был на протяжении больше, чем двух недель. То тому Попов втихаря изменял. Ну не мог он быть верным. Не мог наслаждаться только одним телом, одними и теми же стонами и повадками его партнёров. Просто не мог долго наслаждаться одним и тем же самым. Всё были такими доступными, что кажется, даже шлюху на трассе, которая меньше пяти тыщ не принимает, за две и то уломать сложнее было, чем этих униженных и жизнью обиженных учеников, и каких-то малолетних алкашей в барах.       С Антоном же, все было совершенно по-другому. Он и привлекал больше, и красивее был. Да и характером был не слаб. Но вот не доступным как, блять, социофобная девственница на первой в её жизни вписке. Что и очень усложняло данную ситуацию. Арсений привык, что ему никто не сопротивлется, и он просто приходил и брал то, что считал ему нужным. Но с одинадцатиклассником, лежащим сейчас на его кроватке, все было совершенно по-другому.       В этот момент все мысли мужчины перебивает тихий стон школьника, который и помогает направить все внимание преподавателя только на него.       Шастун, закусив губу, тихо поскуливал под мужчиной, пока тот грубо покусывал его шею, оставляя на ней ярко бордовые пятна. Если в этот момент мальчишка был бы совершенно трезвым и не охомутан таким сексуальным видом, мать его, Арсения Сергеевича, то тогда бы он точно оттолкнул мужчину и убежал. Но сейчас делать этого совсем не хотелось. То ли алкоголь вновь с новой силой давал в голову, затуманивая все мысли, то ли такое желанное возбуждение, повисшее в комнате придавало такой уверенности, что это должно происходить.       Брюнет не целует, не касается, а просто кусает. Кусает каждый сантиметр юношеского тела, будто бы наказывая школьника за все его прогулы, плохое поведение и те многозначительные взгляды. Но что-то подсказывало Антону, что это далеко не конец. Наоборот, начало. И что бы там ни было, юноша готов был молиться всем Богам, чтобы это не прекращалось.       Арсений дышит тяжело и прерывисто, пытаясь как можно лучше почувствовать и запомнить вкус этого молодого, сводящего с ума тела. Он опускается на ключицы, буквально вгрызаясь в них, а после чувствуя, что возбуждение нахлынывает с новой силой моментально отдаляется от школьника. Тот от резкого ухода мужчины из его тела, недовольно хмыкает, открывая пьяные и блаженные зелёные глаза, пытаясь рассмотреть размытую фигуру впереди него.       Мужчина не успокаивался, а как раз наоборот — ещё больше распалялся, желая отомстить этому мальчишке за сегодняшний испорченный отдых. За все взгляды в школе, за ту ситуацию возле доски, когда преподавателю потребовалось ещё полчаса, чтобы привести себя в порядок. И вообще за все, что успел сделать Антон в этой жизни. За то, что спал на его диване пьяным. За то, что сегодня напился, как не в себя, и за те поцелуи с Выграновским.       Юноша следит за старшим с интересом. Он видит, как тот о чем-то думает, закусив губу. Явно что-то решает. А следом англичанин пропадает из поля зрения юноши, а внутри все застывает, даже дышать становится тяжелее. Самое трудное это ожидание чего-то неизвестного и неизбежного.       Школьник слышит какой-то шорох, а следом перед ним вновь появляется тот самый до искр из глаз возбужденный Арсений, который своими голубыми лагунами затуманил весь разум школьника, похлеще алкоголя. В чужих, увитыми венами, руках, мальчишка замечает чёрный кожаный ремень. Попов ехидно улыбается переводя свой взгляд с ремня в руках, который тот будто наматывает на правую руку, на застывшего в испуге школьника, и выдаёт лёгкий смешок. — Невоспитанный мальчишка, — хрипит тот осевшим от желания голосом, начиная неспеша подходить к встревоженному школьнику.       Антон не понимает. Нет, даже не осознает. Когда он на пьяную дурь и голову ехал сюда, то думал, что устроит учителю только небольшой скандал о своей ревности и тупизме Попова. Но когда его повалили на кровать, стали жадно вгрызаться в шею, а сейчас стоят возле него с ремнем, школьник буквально падает в обморок. Признаться, Арсений в таком виде был невероятно сексуален, как и пьяный юноша, не ожидавший таких действий. «Продолжай» — мысленно хрипит про себя Антон, пытаясь сконцентрироваться на таком прекрасном и совершенно не предсказуемом Арсении Сергеевиче.       Старший подходит все ближе, облизывая пересохшие губы и вертит в руках ремень. Школьник же, совершенно опьянен всеми слившимися чувствами в одно, просто закрывает глаза, не в силах все это оправдать и придумать хоть какой-то нормальный выход из этого дерьма. Черт! Юношу встряхивает, когда тот слышит звонкий хлопок, который приходится по правому бедру, а после по коже расползаётся адская саднящая боль. — Перевернись на животик, солнце, — хрипит старший, касаясь пальцами места удара.       Антон сам не понимает почему повинуется всем действиям Попова. Он с секунду смотрит на мужчину, будто бы задаваясь вопросом: «зачем? Что вы сделаете со мной?». Но тут на то же самое бедро приходится второй удар, от котрого школьника сначала бросает в жар, а следом, решая не испытывать терпения учителя, он повинуется приказу, пряча красное от стыда лицо в подушках.       Брюнет сначала засматривается на красивую, упругую задницу ученика, но тут же мысленно одергивает себя, приступая к делу.       Сначала он нежно касается задней части бёдер, потом ведёт в верх и не в силах сдерживаться, сминает одну половинку, а следом и вторую, чувствуя как тело школьника дёргается. Антон шипит, закусывая кончик небольшой подушки, валяющейся возле его лица, а следом ощущает удар, что сопровождается громким взмахом. — За то что провоцируешь меня, — ещё сиплее произносит англичанин, следом оглаживая место удара. — За то, что заявился ко мне домой пьяным, — второй шлепок приходится по другой стороне, но менее больнее от этого не становится.       Младший извивается под каждым ударом, чувствуя, как будто бы на кожу рассыпают раскаленные угли. В голове все мысли спутываются в одну необъяснимую кашу. А младший даже не пытается разгребать её. — За твои пошлые взгляды, солнце, — ещё больнее ударяет Попов, при этом замахиваясь в несколько раз сильнее.       И как бы школьник не старался он не выдерживает и пускает слезу. Зад уже начинает онемевать и тот прекрасно понимает, что ему ещё повезло, что с него не сняли всю одежду к чертям. Так бы боль была ещё тупее и неприятней. — Babe. You’re so… Fuck… Ahuenny, — рычит старший, а Шастун разбирает лишь «охуенный», которое наверняка значило то же, что и в русском.       Мальчишка и вовсе не сдерживается и начинает плакать. Каким бы он не пытался казаться мачо, а когда впереди только громкие хлопки и больные удары, он теряется. Слезы с новой силой льются с глаз, впитываясь в подушку, а Арсений из последних сил держится, чтобы не отбросить этот проклятый ремень куда-то в ебеня и не заключить этого беззащитного паренька в свои объятия. Он же не садист какой-то. Но и Шастун натворил слишком многого, чтобы просто так отделаться.       Удары следуют один за другим. Слезы продолжают литься с глаз юноши, а тот почти что скулит в подушку. Мужчина не щадит. Бьёт больно и чётко. Каждый замах заставляет тело школьника вздрагивать, а места ударов раскалятся адским пламенем. Зад горит, ноги, по которым тоже частенько приходятся удары ноют до такой степени, что хочется просто кричать в голос.       И теперь даже те всратые две бутылки виски куда-то пропадают оставляя за собой в напоминание лишь перегар, которым пропитывается Поповская кровать. Юноша каждый раз затаивает дыхание и вскрикивает в мягкий комок защиты в виде подушки. А в ответ на свои страдания слышит лишь причитания Арсения, который решает каждый свой удар сопровождать весомой причиной, почему же он это себе позволяет бить своего ученика.       Руки холоднеют и дрожат, а школьник до того измотанный, что вот вот отключится от этого мира, улетая куда-то в нирвану, где точно не будет этих мук. Конечно, он понимал за что заслужил, но непрекращающаяся боль заставляет так же тихо всхлипивать в простыни, пачкая их солёной водой.       Арсений слышит, как плачет Антон. Слышит каждый его всхлип, но остановиться не может. Он слишком долго этого ждал. Настолько долго, что при каждом ударе кружится голова, а руки не соображают с какой силой бьют это беззащитное тельце. Но шатен не кричит. Молча и гордо выдерживает наказание старшего, что вызывает в нем какое-то уважение, хотя, какое же здесь, блять, уважение вообще может быть. — За то, что ты невоспитанный мальчишка, — Попов сам того не понимая быстро спускает штаны школьника вместе с бельём, оглядывая бледный, с розоватыми пятнышками зад, и тогда замахивается в последний раз. Замахивается так больно, что парень сильнее вгрызается в подушку, заливая её слезами и громко скулит.       Преподаватель тут же откидывает ремень, который с грохотом ударяется о пол, а после начинает нежно поглаживать раскрасневшею кожу младшего, коря себя за этот поступок. Он не должен был так поступать. Но поступил. И теперь будет мучиться, он знает.       Антон под ним вздрагивает, чувствуя на себе чужие холодные руки, которые вроде бы и как-то утихомиривают эту адскую боль.       Вскоре мужчина обратно надевает белье на зад школьника, поднимает ремень и уходит, прежде этого оставив мальчишке тёплый плед и стакан воды на тумбе.       Он не знает, что на него нашло. Не знает зачем так поступил. Просто, блять, не знает!