***
С утра мужчина чувствовал себя не лучше, чем вчера вечером. В голове все так же настойчиво отбивалась мысль: «Я выпорол Антона. Причинил ему боль и ушёл», а следом менялась на: «Ну он же заслужил». В общем, трехчасовой сон ничему не помог. Встал Арсений около семи утра, так как обещал, что завезёт деньги своему знакомому, у которого вчера взял их в долг, чтобы оплатить внеплановый ремонт. Конечно таких денег с собой Попов не возил, ещё чего не хватало, чтобы обокрали. А давний знакомый как раз по случайности был администратором в том самом ремонте машин. Зайдя к школьнику, мужчина лишь убедился в том, что он уж сильно виноват. Ведь именно он лишил мужчину своей кровати, комнаты и вовсе всего благоразумного рассудка. Последний раз окинув мальчишку взглядом, преподаватель на носочках вышел из комнаты, чтобы не разбудить его и тихо закрыл дверь, оставляя юношу спать до тех пор, пока мужчина не вернётся домой.***
Когда Арсений приезжает домой, успешно отдав долг другу и с полчаса поболтав с ним, то замечает, что школьник до сих пор спит. На часах около десяти утра и мужчина не солжет, если скажет, что ему пиздец как хотелось спать. Этот передрем в три часа лишь усугублял ситуацию, а алкоголь, который мужчина выпил, чтобы забыть все это и наконец-то пойти спать, теперь возвращался обратно, отдавая противной и пульсирующей болью в висках. Но спать, Арсений бы не уснул, поэтому ещё раз заглядывая в комнату к школьнику, тихонько приоткрывая и закрывая двери, будто бы пытаясь налюбоваться, он отправляется готовить что-то поесть. Эд уехал и непонятно на сколько, поэтому заставить что-то приготовить было некого, а с кулинарными способностями у Арсения это казалось ещё сложнее. Элементарные яичницы надоели своей однотипностью ещё далёких три года назад, но и кроме этого мужчина готовить особо не умел. Делать какие-то там лазаньи времени не было, а овсянка казалась настолько отвратной, что в дуэте с алкоголем вылезет наружу. В общем, проще уже было что-то заказать в ресторане, чем готовить самому и испытывать свое везение. Ну как известно и тут присутствовал один сплошной минус. Еда вкусная, бывает даже полезной и качественно приготовленной, но огромные деньги за это нещадно били по карману. Поэтому смирившись со своей невероятно тяжёлой судьбой, Арсений направился на кухню, пытаясь хоть что-то приготовить. Зато кофе хорошо варил. Единственное, чем мог похвастаться. И как бы там преподаватель не любил крепкие горячие напитки, на них прожить было ещё сложнее. Поэтому, как говорится страдаешь — жри, не жрёшь — страдай.***
Антон просыпается с дикой болью в голове. В горле застрял тугой ком, а глаза еле разлепливаются после такого длительного сна. Он не помнит почти что ничего, кроме того самого плавно перетекающего в ночь вечера. Зад, хоть и не горит адским пламенем, как тогда, но отдаёт настолько невыносимой болью, что даже лежать было невозможно, не то, что сидеть. Но теперь, на трезвую голову, мальчишка понимал что натворил. Он не должен был приезжать к Арсению, когда тот отменил занятие. Когда он со своим вагоном ревности приехал к англичанину, то застал его врасплох, в сонном и совсем не преподавательском виде. Уж понятно, что он не с Кузнецовой трахался. Да и вообще, какому идиоту могла бы сбрендить такая мысль? Разве что Антону. Как только юноша начинает вспоминать вчерашний вечер, гора стыда окатывает его с ног до головы. Он помнит каждый удар, каждое хриплое слово учителя, и свои слезы в перемешку с тихими стонами и хныканьем. Шастуну и вовсе эта ситуация кажется абсурдней некуда. Он не может понять поступок мужчины. Почему он поступил именно так, и что хотел этим добиться. Но также и себя он тоже не понимает. И зачем вообще было все это устраивать. Откуда эта внезапно нахлынувшая ревность? Юноше все ещё стыдно, как в голове моментально всплывают те невероятные касания, прохладные мужские руки, оглаживающие пострадавшую кожу. Признаться, парню понравилось и до такой степени, что ближайшие два месяца у него будет весомый повод на ежедневную дрочку. А что? Сам вообще-то этот Арсений Сергеевич виноват. Не должен он был такого себя позволять. Но и Антон хорош. Ученик, по правде, не обижался на мужчину. Он прекрасно осознавал свои ошибки, и не только вчерашние, а и те, что успел натворить за эти два месяца. Шатен знал, что когда-то терпение учителя, которое он испытывал на протяжение долгого времени, лопнет и все выльется в какую-нибудь жопу для них обоих. И кажется вылилось. Но Антон не согласен, что это жопа. Просто небольшой нюансик. Вообще первое время он чувствовал себя подавленным и униженным, но ещё чего бы это Шастуну не хватало, чтобы униженным ходить. Лучше уж подавать вид, что ничего не было, чем выдавать себя с потрохами, особенно перед ним — Арсением Сергеевичем. Вскоре после ещё таких получасовых размышлений, школьник решает спускаться на кухню. Перед этим не забывая застелить чужую кровать, и оглядеть комнату в сотый раз. За окном идёт дождь, будто бы специально нагоняя эту повисшую в воздухе тревогу и душноту. Голова так же продолжает болеть, все тело ныть, будто бы целую ночь юноша не спал, а его пытали. Хотя, от части так и было. Когда огромное количество ступенек позади, юноша выходит в гостиную, оглядываясь и ощущая приятный запах чего-то запеченного. Обернувшись вокруг себя ещё раз, тот замечает на кухне какого-то помятого, то ли уставшего учителя. И стыд ещё раз накатывает с новой силой. — Доброе утро, Шастун, — холодным тоном разрезает тишину мужчина, опираясь задом о кухонную тумбу. Антон не отвечает, просто кивает в ответ и пытается разглядеть свои вещи хоть где-то. В комнате у Арсения ни курточки, ни телефона с деньгами не было и в гостиной, кажется тоже. Сейчас юноша не мог соображать, от слова совсем. В голове в сотый раз прокручивались вчерашние шлепки, тихое рычание мужчины и те самые развратные голубые, с блеском, глаза. Школьник пытался понять, что ощущает к своему учителю, но мысли в голове совсем не хотели складываться, а стоящий и как-то безразлично смотрящий англичанин, и вовсе усугублял ситуацию. — Где мои вещи? — хриплым, ещё сонным голосом, спрашивает младший, не осмеливаясь ни на шаг подойти к учителю. Шастун не боялся его, с чего бы это. Но после вчерашнего, мягко сказать, старался опасаться этого человека и лишний раз с ним не пересекаться. А вот Попова прочесть было сложно. Он всегда умело прятал все свои эмоции и даже сейчас. Это не удивляло юношу, он давно уже понял, что мужчина не такой уж и простой человек, которым, порой, казался. — Телефон на тумбе, курточка на вешалке, — сдержанно отвечает мужчина, не понимая, что вообще сейчас должно происходить. Вчера вроде бы и было то, за что обоим стыдно, но так же, вроде каждый и понимал, что сдержаться тогда было просто не выносимым. Да и свои ошибки тоже каждый понимал, как бы там сложно их принять не было. Но сейчас, когда эти двое ведут себя так, будто бы вчера ничего и не происходило — странно. Мужчина думал целую ночь и понял, что поговорить со своим учеником и разъяснить эту ситуацию все же придётся, но не сейчас. Он бы просто не осмелился сказать все это Антону в лицо. Да и сам брюнет ещё не разобрался в этом всем, чтобы говорить наверняка точные и правдивые факты. А Шастун и не знал чего хочет. Говорить с Арсением на эту тему ему и вовсе не хотелось, ведь он знал, что старший сразу же обвинит его во всех сделанных грехах. И не говорить было сложно, по крайней мере именно сейчас, когда в доме повисла давящая и какая-то пугающая тишина. Юноша больше не ревновал, ну как, по крайней мере сейчас было не к кому. А то, что произошло вчера парень отказывался понимать. Не то, чтобы ему это из-за скуки в голову пришло. Вовсе нет. Причина же есть, и эта причина явно сейчас спит где-то в своей розовой постели, видя тысячный сон с потрахушками со своим учителем. Фу! И теперь парень, смотря на Попова ревновал его к той Кузнецовой. Ну и чего вообще она к нему лезет, что нельзя себя сдерживать? И даже если это все было только ради оценок, то даже Шастун не стал бы так унижаться и ползать на коленях перед мужчиной. Хотя, именно сейчас он себя так и ощущал. Ну и что это такое? — Может кофе или чаю? — любезно, из-за вежливости, улыбается мужчина, прервав внутренний спор мальчишки. — А-у-о… — растеряно бормочет тот, пытаясь сконцентрироваться на таком несложном выборе. — Нет. Мне пора, — сам же себя перерывает Шастун, начиная торопливо искать глазами ту самую тумбу с телефоном и вешалку. — Зря, — с наигранной грустью отвечает брюнет, продолжая следить за школьником, который торопливо сгребает все свои вещи в карманы курточки, которую, к слову еле нашёл. — Кофе я умею варить отлично, —подмигивает он, замечая подростка уже возле двери. — Как и пороть, — бормочет себе под нос юноша, оборачиваясь и кидая быстрое: — До свидания, Арсений Сергеевич. — а после быстро выбегает с дома, слыша в свою сторону лёгкий смешок учителя.***
С того самого момента прошла целая неделя, которая была настолько сложной, что Антон всерьёз задумывался, а не совершить ли ему суицид. Арсений, к слову, тоже не наслаждался. Так как эта неделя была последней перед осенними каникулами, контрольных пришлось проверить, наверное больше, чем он видел за всю свою жизнь. За эту неделю Попов виделся со своим учеником только два раза в неделю — в школе. Из-за того, что работ было настолько много, что в этих листочках можно было плавать, мужчина отменил вторничное занятие, перенося его на пятницу. А вот в пятницу, как оказалось прийти не мог Антон. Его родители, решив, что в этом году сын не так уж и плохо себя вёл решили отправить его на недельный отпуск в Москву, куда он давно хотел урвать. Жить он будет в каком-то отельчике и всячески скрываться от Макарова, который обитал в том же городе. После почти месяца промывания мозгов без родителей, школьник прекрасно понял, что к Илье обращаться надо в самый последний раз. А уж лучше вообще не напоминать о своём существовании. Так что поплакавшись пару дней родителям, что жить с братом будет адски сложно, те все же соглашаются и отпускают его, преждевременно заказав элитную гостиницу. А вот у Арсения планов не было. Эта неделя давалась ему в разы сложнее, чем предыдущие и дело было далеко не в завалах бумаг и тысячах контрольных. Мужчина до сих пор не мог простить и понять себя за тот поступок. Хотя Антон даже виду не подавал, что это было. Конечно, тот поплакался своему другу Димке на пару с Серёгой, а Попов верному Паше, что тогда тот чуть башку учителю не оторвал. Но внезапно пришедшая соседка попросить соли, спасла обоих. Одного от смерти, второго от обезьянника. Тогда Воля не общался с Арсением почти всю неделю, кидая на него злые, полные агрессии, взгляды, и ловя в ответ лёгкие и ехидные улыбочки. Ну вот же Попов — на людях Бог. А дома — сапог. Ладно, нет, и дома он хорош. Вон готовить немного научился. Кто же знал, что Эд, уйдя тем вечером, придёт на следующий день со словами: «Я в Америку, меня не трогать хотя бы своими звонками». Конечно, преподаватель перепугался. И за себя и за молодого парня, естественно, но когда поговорил со своей сестрой, та объяснила, что сама предложила приехать сыну к ним, увидеться так сказать. А тому что терять? Английский он знает не хуже дяди, ну почти, сессии закрыл на неделю раньше, чтобы подольше побыть у родных. И деканату бабок перепало, конечно, а как бы он тогда его отпустил. В общем схема была во, как говорится, надёжная, как швейцарские часы. Но готовить Арсений умел далеко не на швейцарское качество, поэтому и пришлось связаться с добренькой старушкой соседкой, чтобы хоть раз в неделю есть что-то нормальное. А то кофе, да яичницы втошнившиеся до смерти, есть больше не хотелось. Не красочно все получалось. Ещё же, конечно, небольшие стаканчики хорошего вискарика, который и настроение поднимал, и от проблем отвлекал.***
Сегодня была пятница, два последних урока, на благо, отменили, чему была рада вся школа. Контрольные оставались позади, как и бессонные ночи. Антон, кажется ещё ни разу так не учился, чтобы сдать на нормальные оценки этот блядский английский. А Попов же у нас пуп земли, ещё и будто бы специально занижал. В общем, не такой он какой-то преподаватель. Хотя Арсений и не занижал, так казалось только Шастуну, опять поспавшему пару часов за ночь. А это было всего лишь один раз, чтобы так прибедняться, как делал это юноша. Тогда ему было просто необходимо выместить на ком-то все свое зло, и от части этот кто-то был Арсением Сергеевичем. Но высказывался мужчине, Антон, естественно, только в своей голове. Не хватало ему ещё повторения такой воспитательной процедуры. Хватит уж, и так жопень болит до сих пор. Когда юноша летящей походкой бежит домой, жалко конечно, что не за водкой, но эта неделя в Москве обещает быть намного лучше, чем всратая бутылка алкоголя. В голове тот уже подумывает, как пойдёт в первый ближайший клуб, ужрется там к ебеням и подцепит кого-нибудь, чтобы наконец-то снять это напряжение и хоть ненадолго, но забыть этого чертового Попова. Что не вылазил с головы уже долгое время. Антон думал, обосновывал все, так сказать, занимался нелюбимым самокопанием и на удивление нашёл для себя утвердительный ответ: «Арсений катится к хуям, со своими крепкими, венистыми и прекрасными руками, с чертовски возбуждающими голубыми глазами и телом, как у настоящего порно актёра». На большее, юноша, к сожалению, не был способен. Ну, а что? Разбираться, что он там чувствует к этому мужчине он не хотел, будто бы специально оставляя все загадкой, разгадывать которую он не собирался, пока что. Вскоре домой приходят родители, которые дают поучающие, а главное «невероятно полезные» советы не напиваться, не ужираться, не набухиваться, не принимать алкоголя, спиртного и всего такого. Не курить и не баловаться. Было бы смешно если бы они ещё сказали, что если вдруг он не послушается, к нему приедет злой Арсений Сергеевич и устроит повторные воспитательные беседы и не только. Но они об этом и не знают, как и остальные, кроме двоих друзей, что впали в ахуй после рассказа школьника. Ближе к вечеру Шастун собирает свои вещи, закидывая в дорожную сумку пару худи, несколько джинс и носков с нижним бельём, не голому же ходить. После заготавливает курточку, карточку, деньги и телефон. Чтобы с утра, в эти сраные шесть утра, когда вставать будет так сложно, но в радость, он ничего не забыл. Родители, естественно, переживали за своего несовершеннолетнего, глупенького сынка, который в тайне от родителей будет что-то промышлять. Но отпускали они его не в первый раз, поэтому и не так страшно было. Все же в мере безопасности они решают позвонить Илье и предупредить его, что эту неделю юноша проведёт вдалеке от дома, и в крайнем случаем, чтобы брат заезжал к нему хоть на несколько минут, проведать и убедиться жив ли Антон. Парень же не понимал зачем это, ведь все, как выразился он, будет чики-пуки. Но зная парня, родители до конца ему не доверяли. Спросите вы, зачем же его тогда ссылают с дома? Ответ прост — во-первых мешать не будет, во-вторых со знакомыми своими увидится, погуляет и отдохнёт, набираясь сил к следующим двум месяцам учёбы. В пятнадцать и шестнадцать лет, Антона так же, как и сейчас отправляли в Москву на пару неделек, вернулся же живым, значит можно ещё раз. К тому же, за это небольшое время обучения в одиннадцатом классе родителей Шастуна ещё ни разу не вызывали к директору, что было огромным достижением. Ведь в прошлом, позапрошлом и вообще, начиная с пятого класса, в школе Майя и Андрей были постоянными гостями, заявляясь туда почти что через день. А сейчас, когда за все это время им поступает лишь один звонок о неуспеваемости парня в английском, которая сейчас, вроде бы и сходит на нет, они правда были довольны. И собою и сыном. Ложится Антон в предвкушении завтрашнего утра и последующей недели, вовсе забывая обо всех проблемах, Арсении Сергеевиче, английском и о всем плохом. Ещё позже, когда парень находится уже в полудреме ему приходит сообщение от Серёги, который с радостью сообщает ему, что в Москву он тоже едет. Ну не кайф ли это?