***
В целом вечер проходит относительно хорошо, несмотря на то, что на большом экране один из героев погибает, а второй рыдает не в себя. Но ни Антон, ни Арсений не обращают на это внимание, полностью забив на какой-то там «Титаник» и полностью посвятив себя долгими, медленными поцелуями. Каждый был таким… Таким нежным, трепетным и содержащим в себе любовь. Прекрасным, уносящим из реальности прочь и главное желанным. Со стороны казалось, что они просто поедали друг друга, но какое там к черту поедание, когда они просто наслаждались друг другом, просто наверстывали то, что не могли сделать раньше то из-за какой-то там ревности, гордости или мыслей о неправильном выборе и глупых затеях. Сейчас образ строгого, принципиального мужчины, который требовал от своих учеников только лучших результатов, который был таким холодным, что отмораживал конечности, когда к нему прикасались, сошёл на нет. Арсений больше не казался, да и вовсе не был таким бесячим, как тогда и в первую встречу, и в последующие. Не был тем грозным тираном, что требовал только лучшего, отбирал только сильнейших и обучал их. Конечно, звучало так, будто этот Попов не обычный учитель, а самурай какой-нибудь, но за эти месяцы юноша успел понять, что с мужчиной шутки плохи, очень плохи. Особенно, когда ты, приперевшись к нему домой пьяным, не в силах связать и слова, предъявляешь, что он почти что тебе изменяет, а вслед получаешь внезапную, но скажем правду, приятную порку от своего «любимейшего» учителя. Этот случай, мальчишка, конечно, помнить будет долго, ведь, как ему казалось, все это лишь агрессия мужчины. Именно тогда он начал ощущать какие-то странные чувства к своему учителю и далеко не ненавистные или куда хуже — отвращение. Наоборот, начал понимать насколько сильно Попов засел в его памяти, насколько сильно расположил возле себя, что и привыкать не нужно было. Но сейчас школьник все осознал. На самом деле, если где-то глубоко и надолго засесть и разобраться в своих чувствах, можно было понять, что это не взаимная неприязнь сначала скрывала обычный интерес, а уже после взаимные, слишком юркие чувства. Юноша ревновал Арсения, как и он его. Ненавидел, как тогда казалось, старался как можно больше позадрачивать, да и подрочить собственно, тоже. Только уже позже, они оба поняли, что у них там далеко не неприязнь с первой встречи и только какое-то непонятное чувство то-ли возбужденности, то-ли страха. А любовь настоящая, не такая, как у всех, любовь. — Арс, — шепчет школьник, нехотя отрываясь от учительских губ, — Мне наверное домой пора, — неловко произносит он, не желая покидать эти поцелуи, дом, да и вовсе Арсения. — Да, солнце, надо, — кивает старший, обрывая ниточку из слюны, образовавшуюся случайным образом, — Тем более завтра в школу, — вдруг вспоминает он, вовсе позабыв об этом, не слишком приятном факторе. — А в школе как мы..? — мнется юноша, не в силах подобрать правильных слов, — Ну типа… — На «вы» пока что, — вдруг перебивает его мужчина, — Боюсь нас могут неправильно понять, — поднимает бровь мужчина, представляя, а что бы могло быть если бы они так в открытую заявили. Ну, во-первых, Попова бы точно попёрли со школы, мальчишку исключили. Далее начались бы слухи, как и в прошлый раз, дальше выяснение обстоятельств от родителей Антона, жалобы, скандалы, ссоры, суды, и в конце — тюрьма. Нет, такое развитие событий ни первого, ни второго не устраивали. Поэтому, не зря же говорят — счастье любит тишину. А их точно любит. — Тебя подвезти? — прерывает образовавшуюся тишину, Арсений, приобнимая парня за талию и придвигая ближе к себе. Тот расплывается в довольной улыбке, закусывая губу и с какой-то пошлостью смотрит ему в глаза. — Подвезти, а по дороге оттрахать, — ухмыляется Шастун, получая тут же несильный удар по бедру. — Антон! — учительским тоном произносит тот, недовольно закатывая глаза, — Боюсь, если ты скажешь такое ещё раз мне придётся повторить воспитательные беседы. Мужчина хищно улыбается, сверкая глазами полными наигранной угрозы, или нет?! Попов вновь легко замахивается, но юноша резко выпрыгивает из этих «воспитательных» объятий, пятится назад, с лёгким страхом смотря учителю в глаза. — Хватило. Не надо, — перепуганно произносит тот, скрещивая руки в защитном жесте. — Ну-ну, смотри мне, — цокает тот, вслед поднимаясь за парнем и неожиданно шлепая его по пятой точке. Наигравшись в кошки-мышки, весь изморенный от долгой беготни от Арсения, мальчишка обессиленно падает на диван в гостиной, скрещивая руки на груди. Вслед за ним прибегает запыхавшейся учитель, так же падая рядом и вновь в шутку замахиваясь рукой. — Лежачих не бьют! — протестует юноша, прикрывая и так слегка саднящие бедра от новых ударов. — Правильно, их добивают, — улыбается англичанин, начиная громко смеяться. Антон подхватывает его настрой и так же начинает нелепо хихикать. Вот же, два брата акробата. Хотя тут больше подходило просто два парня акробата. Хоть мужчина и, как казалось на первый взгляд, шлепал юношу, то по бёдрам, то по жопке, что больше походило на абьюз. Вот же Арсений Сергеевич, и не стыдно! Но на самом то деле все было не больше чем в шутку, а каждый лёгкий удар был пропитан любовью и слегка игривым взглядом брюнета, с которым тот вновь проводил свои воспитательные процессы. Антону нравилось, да, ужасно признавать, наверное, но как же ему это нравилось. Он не считал, что его бьют, да даже если и так, то что? Убежать и в суд подать, преждевременно сделав медэкспертизу? Нет конечно. Но бил же его не какой-то там отчим или злая мать, узнав, что её сын натворил, а Арсений Сергеевич, просто хороший человек и совсем не с мазохистскими замашками. Честно признаться, это даже возбуждало, пуская как бы там это нелепо не выглядело, но стояк в штанах юноши, прям кричал, что такое лучше больше не делать никогда, а то мало ли что потом будет. — Вижу кому-то понравилось? — пошло ухмыляется учитель, опуская взгляд на натянутую ткань в области паха школьника. — Вижу кому-то тоже понравилось. — в ответ ерничает юноша, указывая на такой же стояк в штанах Арсения. Ладно, их кроет друг от друга и причем очень сильно.***
Всю дорогу парни проводят в тишине, изредка перекидываясь фразочками, кто что завтра будет делать. Пускай это и было молчанием, но никак не неловким. Наоборот, даже каким-то уютным что-ли. Но когда разговор заходит о том, что говорить перед Волей оба как-то поникают. Ни Арс, ни юноша не знали как бы так отмазаться и за те проклятые фото, по которым юношу точно будут доставать завтра в школе, и о том, что надо такого придумать заместителю директора, чтобы он пиздюлей не вставил и родителям не рассказал. Черт! Родители, точно, они же уже дома наверняка. Полдевятого между прочем. Хотя, вдруг у них там вновь какая-то светская вечеринка намечается, но это все равно не упрощало задачу, чтобы им такого намолоть, чтобы леща не получить, а ещё куда хуже блокировки карты с денежками. Но все же, если юноша ехал домой, то пока они стоят в пробке, тот точно должен был что-то придумать. Вот, например, в школе задержался, а любезный Арсень Сергеич подвезти предложил, не-ет, слишком не так. В общем, как преподнести эту маленькую данность юноша не знал. Да и вовсе не был уверен, что об этом придётся кому-то рассказывать. Вскоре парни подъезжают к многоэтажке, где живёт Шастун. Сначала Арсений смотрит на него как-то грустно, будто бы не хочет его отпускать, не хочет утратить свой лучик света, который даже в такую холодную погоду, в такое позднее время освещает все вокруг и согревает его душу. А парень не хочет прощаться с мужчиной, ведь только с ним ему так комфортно, так кайфово и до невозможности уютно. Они и сами не понимают, как все это произошло. Как быстро они перешли границу «учитель — ученик», не понимают, как и что делать с этим дальше. Но это совершенно не тревожит. Это просто не имеет смысла, ведь, кажется, ещё давным давно они понимали, что такое должно случиться. Что из-за какой-то слабости или обстоятельств ситуации, их скрытые и скованные под тысячами замков чувства, когда-то вырвутся наружу. И вот, они вырвались. В голове ещё периодами проскальзывают те злочастные кадры с клуба, куда мальчишка уж точно не сунется. На душе вдруг стало так мерзко, что хочется заплакать, зарыться в подушку с головой и уснуть вечным сном. Но есть одно но, Арсений. Юноша и представить не может, что бы могло с ним случиться, если бы не он. Если бы не он спас его, если бы не он проявил и показал свои чувства первым, если бы не он первый поцеловал его в кабинете. Что бы тогда было? Они бы так и не обнаружили и не осознали свои чувства, каждый бы разъехался в разные стороны, на учёбу, на работу или отдых от этого всего, а потом бы их история закончилась и все. Пустота. — Тош, — одергивает мальчишку мужчина, опасливо касаясь его плеча, — Не нужно думать об этом, — будто бы понимая из-за чего юноша так резко меняется в лице, тихо, все ещё боясь спугнуть, произносит Арсений, перенимая его теребящую край худи руку, к себе в тёплые ладони. — А если бы ты не… — начинает юноша, более гореливо, но его тут же перебивает. — Ну я же приехал. Солнце, не думай об этом, пожалуйста, все позади, — успокаивающе бормочет учитель, осторожно поглаживая юношескую руку большим пальцем, — Если хочешь мы можем поговорить об этом, но, пожалуйста, не нужно придумывать других концовок у себя в голове. Всё позади, мальчик мой, — с теплом в глазах смотрит тот, сглатывая вязкий ком в горле и поднимая взгляд на грустное лицо школьника. Всё же одна привилегия у Арсения была. Он мастерски умел успокаивать. Неважно на счёт чего и как. Будь он в настроении или же нет, он все равно старался поддержать, сказать, как будет правильней и не дать навредить себе. То ли это был просто аффект подростковой, настоящей, не такой, как в прошлые разы, влюблённости, то ли это только так юноша верил его словам — непонятно. Но от этого же ничего не менялось. Мужчина мастерски доносил информацию, умел совладать со своими эмоциями и когда надо — быть построже. Только вот сейчас этой строгости и след простыл. Попов больше не казался, да и вовсе теперь его весь такой тиранический образ не укладывался в голове юноши. Мальчишка только обессилено кивает, вглядываясь в такие заботливые, пропитанные искренними чувствами глаза. Он видит в них тот трепет, с которым мужчина пытался преподнести каждое слово, чтобы никак не задеть и не обидеть мальчишку. Ведь он понимал, что самому Антону пришлось пережить то, что сниться лишь в ужаснейших кошмарах, после которых целый день забита голова. Он понимал, ведь сам оказывался почти в такой же ситуации, только вот был не на месте жертвы, а скорее охотника. В молодости, когда ещё ум не сформировался в подростковой, забитой только гулянками, голове, Арсений в душе не чаял, что делает. Когда один из знакомых предложил пойти на какую-то там школьную, внезапланированную вечеринку, юный девятиклассник, конечно же, согласился. Ведь тогда он и с родителями поссорился и родную сестру к черту послал. Все это дало эффект агрессии, злости и печали, ведь всю жизнь мужчине твердили, что лучший, что все сможет и добьётся, а тогда нарочно выложили все как на блюдечке, какая же он, тварь, неблагодарная. Только после того, как он со своими дружками, на то время с не лучшей репутацией, накачали какую-то девушку алкоголем, в который преждевременно накидали снотворного, Попов понял, что совершил. Какой-то совсем не знакомой восьмикласснице было до ужаса плохо. Она была почти в отключке, почти мертва, но дышала. Её знобило, тошнило и рвало, а парни лишь хихикали, ссылаясь на то, что та перебрала, но на деле то на все повлияло то ненадежное подсыпанное вещество, которое, ещё как позже оказалось, с алкоголем мешать нельзя было. Но девушка отошла, правда только через капельницы, но продолжила жить, почти той же жизнью. А вот Арсений — нет. С того момента такие мероприятия, как дискотеки в школе или места, где куча ненормальных подростков, он посещать перестал. А корил себя за этот поступок до второго курса в университете. Ему было жаль, правда. Было жаль, что так получилось. Что по воли агрессии, отчаянья и обиды он сделал так, чтобы от этого страдал совершенно другой человек. С того самого момента он поклялся, что больше никогда не будет проявлять свои эмоции через действия. Но когда на горизонте возник Шастун, а после вылитый на него стакан воды — говорили об обратном. Нет, он не хотел его отравить или ещё как-либо напоить, что сделал с той несчастной в компании своих друзей. Просто мальчишка был настолько любящим внимание, обожающим выводить из себя и до чёртиков невоспитанным, что воздержаться от какого-либо подкола было равно сопротивлению смерти. — Арс, мне пора, — тихо шепчет мальчишка, выводя мужчину из каких-то там собственных размышлений, которые, кажется, приносили ему не самые приятные ощущения, ведь по лицу и так все было видно. Он вмиг стал серьёзным и смотрел сквозь мальчика, будто не находясь здесь. Он не был злым, но крайне недовольным своим поступком в прошлом, но этого не вернуть и не исправить. Этого не забыть. Прошлое, порой, убивает нас, но мы должны дать сопротивление, и только тогда оно отступит. По крайней мере так всегда думал мужчина. — Конечно, Тош, давно пора, — будто просыпаясь, лепечет Арсений, пытаясь замять все то неловкое молчание минутой ранее, — Извини, вспомнил кое-что не слишком хорошее, — виновато приулыбается тот, продолжая поглаживать тёплую руку школьника. — Поцелуешь? — замяв неловкую тему для двоих, переводит стрелки мальчишка, выпячивая губы и поворачиваясь к англичанину. — Конечно, солнце, что ещё за вопросы? — улыбается тот, вмиг преодолевая расстояние и быстро чмокая мальчишку в губы. Всё же место было не самым благоприятным для долгих, тягуче - сладких поцелуев, но мужчина обещает себе, что завтра в школе такое место точно найдётся, а пока он нехотя отстраняется от губ школьника, улыбаясь и кивает ему на прощание, следя, как тот машет напоследок и заходит в подъезд, перед этим отправляя воздушный поцелуй. Всё это казалось чем-то странным, но таким правильным. Правильным, как настоящая любовь. Через окно на втором этаже юноша наблюдает, как мужчина на своем черном лансере уезжает из двора. Почему-то именно сейчас Антону кажется, что мужчина улыбается, так по-настоящему и искренне. Он на автомате достает пачку с сигаретами, выуживая одну и зажав между губ, подкуривает новой зажигалкой. Да, все же он решил не мелочиться и выкинуть старую, почти законченную и сменить ее на новую, нежели морочиться с газовым балончиком, пытаясь ее перезаправить. А еще, он понял, что учитель весьма категорично относился к его курению, поэтому при нем затягиваться и получать нужную дозу никотина было как-то рискованно. Вот школьнику и потребовалось больше пятнадцати минут, чтобы выкурить несколько сигарет и скрыть запах от родителей, которые за все это время даже не позвонили. Моментами Антон путался в своих чувствах. Не понимал, как вообще все это произошло и что значит. Периодами вспоминал ту ночь в клубе и по правде боялся, что такое может случиться вновь. Он не знал кем были те люди и чего хотели от него. Не знал ради какой цели, либо же указания, приказа, напичкали его какой-то дрянью, после которой голова болела до сих пор, оставляя дрожь во всем теле. Но когда рядом оказался Арсений все вроде бы пропало. Он видел только его напуганные голубые глаза. Видел с каким трепетом каждый раз касался его и понимал, пускай и не до конца, пускай не учитывая некоторых факторов. Но он понимал, что это его человек. Да, это было странно, очень странно, но с этим ничего же поделать нельзя. Местами он все же пытался понять, как так случилось, когда именно они перешли к таким откровениям, и вовсе как успели привязаться друг к другу за такое короткое время. Однажды кто-то сказал, что если какой-то человек действительно твоя судьба, то ты поймешь это только тогда, когда искренне заглянешь ему в глаза и увидишь там то, что никогда не видели другие. И он заглянул. Смотрел так долго, будто бы изучая его каждый прорезок голубого оттенка на радужке глаз. Будто бы смотрел прямиком в душу. И пускай для кого-то это покажется странным, но только не для школьника. В его глазах он видел снег в океане, сразу же вспоминая эту нежную, пропитанную любовью, песню Сергея Лазарева. В его глазах было столько нежности, столько чувств, которые он выражал через свой взгляд. В его глазах было что-то необычное, поистинне завораживающее. Поистине красивое и трепетное. Тогда юноша и понял — это он. Пускай, ошибиться может каждый, и даже Антон. Но только не в этом случае. Он, будто бы чувствовал всем своим сердцем, что это тот самый человек, с которым при росписи в ЗАГСЕ желали прожить долгих и счастливых лет в месте. И не важно в радости или горечи, в нищите или богатстве, в шалаше или в хоромах. Не важно. Это все было неважно. Мальчишка готов был прожить с мужчиной в любом веке, мире, стране и измерении, лишь бы прожить вместе так, как этого хотело его сердце. Антон, отвлекаясь на лай уличных собак тепло улыбается, пряча в карман курточки сигареты и телефон, который так любезно отдал мужчина за завтраком. Все это время тот читал переписку с Арсением. Все еще продолжая улыбаться, как самый настоящий влюбчивый дурак. Он быстро поднимается на свой этаж, для удобства вызывая лифт, который наконец-таки починили. В голове всплывают только приятные моменты, только любовь и нежности. Только Арсений. И он понимает — это тот человек, ради которого стоит быть. Быть счастливым и желательно вместе с ним. Парень все же добирается к своему этажу, отыскивая нужные двери и по привычке звонит в дверной звонок, ведь у кого-то была весьма отличная отмазка, что ключи дома забыл. Хотя так по правде и было, только не забыл, а специально оставил дома, чтобы не потерять их где-то в клубе или же в любом угодном месте. Через несколько минут двери открываются и на пороге появляется мама, сначала сурово поглядывая на сына, а после на наручные часы, на которых время уже переваливало за девять вечера. Но потом та тепло улыбется, пропуская сына в квартиру и как-то двусмысленно кидая на него взгляд. — Поздоровайся с бабушкой, Антош, — коварно ухмыляется женщина, а за ней в прихожую выходит мать отца. «Вот же домой пришел " — думает про себя Антон, проклиная себя за то, что не остался на ночь у Арсения. А что? Он бы не выгнал, это точно, еще в одну постельку уложил бы. Миссис Шастун сама по себе была, как казалось, немного не такой бабушкой, о которых составляют стериотипы. Она не накармливала своего внучка всем чем можно было и нет. Не кричала на него за позднюю катку в какой-то игре на компьютере. Не жаловалась на его выпирающие кости и не пыталась это исправить любыми подручными способами. Но от этого хуже не становилась. Все же бабушки разные. — Привет, ба, — неловко произносит тот, мнясь на месте, а после проходя на кухню, кивком головы здороваясь с отцом, который что-то увлеченно смотрел в телефоне. — Привет, Антош. А кто это тебя подвозил? — тут же задает вопрос женщина, подсовывая на нос спавшие очки и внимательно смотря на внука. Всё же, единственное чем Мисс Шастун была похожа на типичных бабушек — слишком большой интерес. Не важно к чему или к кому, главное быть в курсе всего. — Дру-уг, бабушка, друг, — тянет гласные мальчишка, быстро пытаясь придумать еще какие-то ответы на последующие ответы, но их просто не произносят вслух. Да, именно друг, который по чуду оказался твоим учителем, репетитором и человеком, с которым ты встечаешься. Да, это правильно.