***
Когда только голову мужчины посетила прекрасная идея в виде самоприготовленных салатов на Новый год, его ничего не смущало. Конечно же, казалось бы, приготовить оливье, что требовало лишь нарезать продукты кубиками и залить это все майонезом, было не такой уж и сложной задачей. Но, вспомнив свои кулинарные способности, Арсений понял, что как-то переоценил себя. То ли это действительно было так, то ли тот надеялся, что такой благородный (совсем нет), Антон ему поможет в этом. Но, как оказалось, что тот, что другой в душе не ебали, что такое оливье, и как его готовить. Нет, конечно же все было по другому, и если не так уж сильно драматизировать, как обычно это делал мужчина, то и было все более-менее. Как говорится, в какие-то ворота ещё лезло. Ну ладно, картошку не идеально почистили, как и яйца, но это же не мешало стать и так превосходному блюду ещё превосходнее. Готовить с Антоном, как понял англичанин, было интересной затеей. Как оказалось, тот действительно был очень ответственен за каждый этап приготовления блюда. А в его зелёных, таких обожаемых Поповым глазах, читался интерес, что заполнял все вокруг, яркий, такой позитивный настрой и сосредоточенность. Иногда появлялось такое ощущение, что в таком состоянии возле мальчишки и муха пролететь не посмеет, не то что что-то пригорит или упадёт. И все же, благодаря неуклюжести Попова падало многое. Первое время юноша терпел, попутно отвлекаясь на новогодний фильм о потерянном, одиноком мальчике в Нью-Йорке. Потом же, когда терпения оставалось все меньше и меньше, а кровь в жилах закипала от таких резких и дёрганых движений Попова, школьник уже подумывал над тем, чтобы пару раз слегонца приёбнуть англичанина по башке сковородкой. Но тот неожиданно смотался, когда понял, что дело шло совсем не в те ворота куда надо. Тогда и ученик подуспокоился, продолжая следить за запекающимся мясом в духовке. Готовить он умел, пусть и не так идеально, как его мама, у которой все блюда походили на кулинарные шедевры шеф-поваров, но был ничем не хуже неё. Да и мясо запечь не такое уж и сложное задание. Взял, наложил, поставил, проследил и готово. Тем более, он не раз видел, как его родительница готовила данное блюдо для гостей. А память у юноши хорошая, помнил многое, поэтому, можно было сказать, что рецепт из памяти, и опирался он только на него. Вскоре Арсений хлопает входной дверью, быстро скрываясь в заснеженном дворе, попутно завязывая чёрный махровый шарф и накидывая капюшон куртки. Да, как оказалось, Попов не все время в пальто бродил, так ещё и человеческую одежду носил. Он быстро преодолевает расстояние между калиткой и машиной, после чего садится в салон, заводя её и быстро выруливая из-за двора, выезжая на шоссе, бибикнув пару раз на прощание, будто бы думая, что его услышат. Ну, соседи, что в это время находились на улице так точно.***
За окном начинало темнеть. Снег мелкими хлопьями сыпался с пасмурного, зимнего неба. Часы уже давным-давно пробили пять часов вечера, мясо в духовке допеклось и сейчас уже остывало на кухонном столе, а оливье охлаждалось, то ли напитывалось каллорийным майонезом в холодильнике, как и ещё один салат, который был любимым, новогодним блюдом школьника, а именно — ананасовый салат с курицей и кукурузой. Такое творение искусства ему постоянно готовила мать, иногда он сам, или же, в крайнем случае, он заказывал подобное в ресторанах. Но сколько бы тот не перепробовал разных версий, мамина оставалась и остаётся лучшей из всех. Фильм давно закончился, теперь, вместо культовой комедии один дома, школьник искал что-то на подобии, с удовольствием всматриваясь в кадры фильма «рождественский переполох». Подумав, что ещё не вечер, тот решил оставить бессмертную классику «Ирония судьбы» на вечер, когда к семейному просмотру присоединится и сам Арсений. Который из-за этих чёртовых пробок задерживался уже больше, чем на час. Уезжая около двух часов назад, тот сердечно обещал, что ему только на полчасика-часик, но уже было больше пяти. Подросток, если честно, особо и не волновался, ведь знал, что тот ничего такого не натворит и не сделает. И только сейчас он задумался, с чего это в его голове так часто начали появляться мысли об измене. Он был уверен и остаётся таким же убежденным по сей день в своём партнёре. Он знал мужчину, пускай не так долго, как этого хотелось бы, но за такое короткое время, что пронеслось словно молния, он очень хорошо успел узнать своего парня. И, зная его, душа мальчишки оставалась спокойной. Попов любил его, любил так же сильно, как и юноша его. Прервавшись на очередной звонок Арсения, который оповестил о том, что тот наконец-таки вырвался из пробки и прибудет домой как можно скорее, юноша возвращается на тот самый мягкий, кожаный диван, с которого все началось. Этот год дался нелегко. В нем было столько же хорошего, как и плохого. Но, запомнить мальчишка старался хорошее, конечно же не вспоминая тот самый зловещий клуб и все, что произошло в ту ночь. Но, казалось, не случилось бы этого с Антоном, его учитель так и не понял бы своих чувств, как и сам мальчишка. Так что, вынеся для себя вердикт, школьник с золотистыми кудрями с уверенностью мог сказать, что, чтобы не происходило плохого в этом году, оно влекло за собой только хорошее. Конечно, хотелось бы, чтобы в новом плохого вообще не было, но на это оставалось только надеяться. Далее парень начал прокручивать все моменты, вспоминания то, что происходило с ним. Когда каждая картинка сменялась новой, более свежей, он совсем скоро дошёл до конца своих воспоминаний. Помнил он не все, ведь всего и не мог, но свои лучшие моменты в этом году покрутил точно. Дальше тот думал о всем, о чем только можно было. О подарке для Попова, который он сделал, но так и не приготовил к тому чтобы дарить. Блять! Подарок! Шастун как ошпаренный слетел с дивана, как можно быстрее добегая к вешалке с верхней одеждой. Отыскав свою куртку, тот быстро нащупал внутренний карман, где лежала маленькая, чёрная коробочка. Юноша помнит, как за месяц до нового года планировал, обдумывал и выбирал подарок мужчине. Сначала тот думал, что можно подарить какой-нибудь подарочный бокс, или коробку дорогого кофе и бутылку изысканного рома. Потом подумывал над тем, чтобы купить какую-нибудь одежду на подобии рубашки или чего-то в таком роде. Но с каждой мыслью о будущем подарке для своего мужчины, школьник разочаровывался в своей фантазии все больше и больше. И парфюм подарить не мог, ведь фактически и не знал предпочтений англичанина, и видеоигру тоже, ведь тот не играл в них. Приставку было слишком «по-тинейджерски», все же Попову вон — тридцантник. Новый телефон, пускай и для любимого человека, но слишком дорого. Да и вроде тот на старый не жаловался. Что-то из еды — у мужчины было абсолютно все. Даже кокосовое и миндальное молоко. О чем тут речь может идти? А типичные гели, носки и бомбочки для ванн, конечно смотрелось красиво, пахло прикольно, но в то же время казалось чем-то не тем. Кружка или наборы посуды тоже особой креативностью не отличались. И сколько бы мальчишка не думал, в голову все никак не приходила та самая нужная идея. Книга, уже было получше, но тут и прогадать с вкусовыми предпочтениями было проще простого. Альбом с их фотографиями, тоже интересно, но казалось, этого недостаточно. Смарт часы или обычные часы дарить смысла не было, ведь и такие, и такие у мужчины были. Поэтому мысль для подарка школьнику пришла в самый последний момент, когда тот по случайности в торговом центре забрёл в лавку украшений, где к тому же делают украшения на заказ. Там-то его и осенила идея о, пусть и дорогом подарке, но зато с душой. Именно до него все идеи казались каким-то пустыми, безжизненными, будто бы в них не хватало чего-то яркого, настоящего, особенного… Индивидуального и запоминающегося, такого, чтобы было посвящено только одному Арсению на всем свете. Так что, случайный заход в мастерскую украшений казался юноше знаком свыше. Дизайн кольца, а точнее печати, которые его мужчина обожал всем сердцем, пришёл так быстро и абсолютно сам по себе. Сама печать была выполнена из серебра, а в середине, на небольшом кружке, что был сделано из такого же сверкающего металла, было выгравировано лишь две буквы «НМ», о которых, мальчишка надеется, Попов догадается сам. Он знает, что лучше было бы написать это все на английском, но, как говорится хорошая мысля приходит опосля. Да и так, вон, подарок зашпилил неплохой такой. Что насчёт внутренней стороны? Внутри на печати была выгравирована дата их первой встречи и дата первого поцелуя. Шастун не знал, причем там вторая дата и какой особый смысл она несла, но только при одном воспоминании о том дне, он понимал, что этот день обязан быть рядом. Так спонтанно и вышел подарок для его мужчины. Пусть и дорого, но зато с чистой душой и самой искренней любовью. К такому маленькому подарку юноша все же решил в придачу приобрести небольшой набор ирландского, испанского, арабского и бразильского молотого кофе, с разными вкусами и насыщениями, которые точно понравились бы Арсению, но он уверен, не так сильно, как первый подарок. В добавку тот купил любимую шоколадку Попова и распечатал их самое любимое фото из того самого зимнего свидания в парке и подписал. Так вот подарок и был готов. Первое время юноша был не слишком уж и доволен своей работой, ведь Антон не знал, понравится ли его мужчине подарок, да и как он в целом отреагирует на кольцо. Возможно, для мужчины это просто очередной мальчишка, с которым можно поразвлечься и не большее. Потому, тот и не знал реакции на его своеобразный подарок в виде фирменного кольца. Пусть Попов и не настолько любил кольца, но мальчишке казалось, что бижутерию от него он носить все же станет. К тому же, если Шастун не ошибался, и мужчина действительно любил его так сильно, как выражался, то это можно было считать за что-то особенное, что-то семейное и родное. Вскоре, настенные часы пробили шесть часов вечера и буквально через несколько минут в доме раздался звонок, что могло означать только одно — Арсений наконец-таки вернулся. Быстро вскочив с дивана, школьник оставил в покое небольшую тёмную коробочку с фирменным серебряным колечком, закидывая ту в свой портфель, который ранее взял из дома, преждевременно запихав туда все приготовленные, купленные с душой, подарки для мужчины. Доходя до дверей, школьник обдумывает недавние слова мужчины о том, что совсем скоро у него будет возможность познакомиться с родителями Попова. Так как Эд благополучно смотался в Америку к своим родителям, которых тот так давно не видел, родители мужчины решили сделать ему небольшой сюрприз, преждевременно предупредив того о том, что, скорее всего, если ничего им не помешает и рейсы не отменят из-за плохой погоды, то те нагрянут с праздничным настроением в канун Нового года. С самого начала учитель опасался знакомить своего парня с родителями, думая, что те поймут его неправильно, начнут упрекать и всячески промывать мозги, что это, вообще-то неправильно, и такого делать нельзя. Но когда расстроенная мать позвонила сегодня, предупредив о том, что как на зло их рейс переносят на первые числа января, те и смогут посетить свой родной дом и повидаться с сыном только после нового года, когда погода в их штате немного уляжется и из нелётной превратится в лётную. Ведь и по снегу опасно летать. После такого заявления Попов и волноваться перестал. Ведь теперь он спокойно мог провести новый год со своим любимым человеком, не боясь всяких прелюдий, приставания и поцелуев. Вскоре, юноша открывает калитку, а после, дожидаясь мужчину, впускает его в дом, легко обнимая и прижимаясь своими губами к его. Хоть они и не целовались всего лишь несколько часов, в голове настырно заело чувство, будто бы те не прикасались губами друг к другу более тысячи лет. Попов не спеша отвечает на лёгкий поцелуй, приобнимая школьника холодными, замерзшими на морозе руками и ерошит пшеничные кудри. Тот лишь тихонько хихикает, проводя по скуле мужчины, после чего легко целуя того. Они были счастливы. И это было главным.***
Вскоре, когда часы бьют ровно десять часов вечера, а со всеми салатами, запечённым мясом и прочей тратой времени покончено, каждый из парней хоть как-то приводит себя в порядок. Когда Шастун уходит в душ, а после возвращается из ванной, вставая перед выбором, тот конечно же выбирает вариант куда интереснее. И вот, теперь на его теле красовались не просто лёгкие, короткие шорты, что только подливали масла в огонь, а и гольфы в сеточку, что в своём роде неистово возбуждали. Сверху тот накинул белую оверсайз-рубашку, затянул ремень на шортах, нацепил несколько маминых серебристых цепей, надел пару колец такого же металлической цвета, и отправился в гостиную, где Попов уже полным ходом тащил все приготовленные ими блюда на стол. Атмосфера, конечно, царила особенная. Мужчина ещё ни разу так не готовился к новому году, как сейчас. Да и раньше готовиться особо не с кем было. А сейчас в его доме находился его любимый человек, его лучик и любовь, с которым тот готов был прожить каждый год, всю жизнь. Юноша, брызнувшись своими любимыми духами выходит в гостиную, представая в таком сексуальном, сводящем с ума образе перед Арсением, который лишь слюну пускал, пока его любимый мальчик по лестнице со второго этажа спускался. Он был словно самый настоящий чёртов дьявол. Нет. В тысячи раз прекраснее самой изысканной скульптуры. Самого настоящего восьмого чуда света. Он был невероятным, шикарным, до чёртиков возбуждающим, и только его. Учитель, не в силах сдерживаться подбирается к тому, медленно утягивая того в длительный, сладостный поцелуй. — Ты прекрасен, мой малыш… — шепчет на ухо Попов, целуя мальчишку, нежно закусывая кожу и улыбаясь. Он знает, что юноша ждал такой реакции, что жаждал таких упомрачительных поцелуев мужчины. Знал, чего добивается этот маленький не воспитанник. Дабы не терять время, англичанин тут же наливает себе небольшую рюмочку белого ликёра, который тот нашёл в своём тайнике. Точнее, тайником это назвать было сложно, скорее мини баром, на случай какого-либо праздника. Он до дна осушивает рюмку, со звонким стуком ставя её на поверхность и поднимаясь на второй этаж, чтобы захватить необходимые вещи и успеть принять ванну. В это время накрыванием стола занимался юноша, расставляя бокальчики, раскладывая салфетки и перенося некоторые салаты с кухонного стола на этот. Тот, хоть и был небольшим, но Попов поспорил бы и сказал довольно-таки большим рукожопом, но все же старался как можно аккуратнее расставить все бокальчики и остальные нужды по местам. Конечно, как по иронии судьбы, половина мисок с салатами, пускай они и были маленькими, никак не вмещались на стол, поэтому юноше ещё и пришлось измерять что к чему и как все сопоставить, чтобы ничего со стола не рухнуло и места было много. Вскоре из ванны выходит Попов, с тяжелым вздохом хлопая бедной, несчастной дверью. На деле-то дверь была далеко не несчастная и не бедная, ведь покупалась почти за тридцать косарей. Вот тут и стоило бы мужчине по башке настучать, на кой черт ему такие дорогие двери. Но все же, забив на это, школьник продолжал переставлять салаты, всячески пытаясь умудриться поставить их ровно, не наперекосяк, и так, чтоб стояло, как хуй. На телевизоре уже какой час крутили какие-то предновогодние фильмы, среди которых проскакивали, как недавние новинки этого года, так и советская классика, по типу «иронии судьбы», «Иван Васильевич меняет профессию», «двенадцать стульев», и многое другое. Никто из присутствующих особого внимания программе канала и не уделял, но все же, в промежутках времени было интересно наблюдать за персонажами и их иногда абсурдными и комедийными действиями и поступками. Немного спустя, мужчина надевает черную рубашку, закатывая рукава по локти и самые стандартные чёрные брюки, что больше походили на джинсы. Яркий, любимый парфюм Попова, который сводил с ума каждого кто внюхивал эти тонкие нотки муската, терпкого шоколада и ещё чего-то с примесью алкогольного, но настолько элитного, что и язык алкоголем не поворачивается назвать. Весь такой строгий, красивый образ. Зачесанные тёмные, угольные, слегка мокрые после душа волосы. А весь образ дополняют новогодние носки с оленями. Да, Попов был ещё тем модником и умудрялся совмещать все несовместимые в одно целое.***
До нового года остаётся меньше получаса, весь стол уже накрыт, а парни уселись на кожаном диване. Мужчина, как самый настоящий мачо, раскинул руки по сторонам, одной приобнимая юношу, что так мило расположился рядом, похлебывая что-то слабоалкогольное. А вторая рука охватывает небольшую рюмочку виски. На телевизоре, кажется, уже в сотый раз прокручивают иронию судьбы, но юноша только рад этому, правда. Ведь слушать какие-то английские передачи с ужасными дикторами — такое себе занятие новогодней ночью. А вот что их ждёт этой ночью — неизвестно ни одному, ни второму. В прикроватной тумбочке лежит пачка презервативов, рядом клубничная смазка, что так и манила представлениями о своём аромате. Разговор на тему того, что это за цирк в супермаркете произошёл, так никто и не продолжал, решив, что во-первых, не время для такого, а во-вторых времени особо-то и не было. Вон, полдня в пробке, полдня на готовку. Так что, оба оставили это на потом. Все эти полчаса пролетают так же быстро, как и пролетел этот год. Он принёс много, как хорошего, так и плохого. Но и плохого, казалось, почти и не было. За это время произошло много чудес, много интересных событий, после которых остались яркие воспоминания на ближайшие годы. Как и в каждом году, речь от президента была такой же официальной и «для народа», поэтому это время два молодых человека, сидящих в обнимку на диване, решили потратить совсем в иных целях, целуясь почти что под бой курантов. Но когда речь заканчивается, уважаемый человек поздравляет всех с новым годом, следом идёт поздравление от мера и наконец-таки куранты, Попов мгновенно вскакивает с дивана, быстро, профессионально, как настоящий бармен открывает шампанское, разливая его по двум стаканчикам. После чего они осушиваются до дна под мысли о своих самых заветных мечтах, которые обязательно исполнятся в эту новогоднюю ночь. — С Новым годом! — радостно кричит юноша цокаясь с Поповым и выпивая по второму бокалу игристого. — С Новым годом! — так же бодро подхватывает мужчина, выпивпя содержимое до дна. Ещё несколько ложек салатов, пару кусочков шоколадок, около трех бокалов шампанского и сотни кадров новогодних фильмов, ещё примерно такого же количества поцелуев со своим мальчишкой, и он с уверенностью мог заявить, что это лучшее начало нового года в его жизни. Ведь, впервые он празднует его не сам, впервые там, где чувствуется уют и домашний очаг. Хотя, в огромном двухэтажном особняке этот квартирный, зимний, даже отчасти хрущевский уют, явно не чувствовался. Но и это не огорчало, ведь правду говорят — только со своим любимым человеком на все станет плевать. И впервые Арсений согласен с таким заключением.***
Спустя несколько долгих фильмов на экране, что занимали не больше часа, на маленьком циферблате, стоящем на столе мелькали вовсе утомляющие цифры: ноль-два, двадцать-восемь. Все летело так быстро, что Антон и заметить не успел, как его мужчина, раскинув руки по спинке дивана, нахально, с пьяненьким блеском в глазах улыбался, поглаживая юношеское колено. Тот, конечно, таким исходом был не совсем-то и доволен, но тут уж как посмотреть. Мальчишка хитро улыбается, пристраиваясь рядом с учителем, почти что мурча от такой сладостной, приятной дрожи от горячих, крепких рук, которые хотелось чувствовать на себе всегда. Своим видом он не даёт понять, что крутится в голове, ведь его план будет коварен. — Арсюш, — по-кошачьи мурлычет младший, проводя окольцованной рукой по вздымающейся груди. Мужчина кидает на младшего лишь малозначительный взгляд, пьяно улыбаясь и возвращаясь к просмотру какого-то новогоднего фильма. Тот продолжает поглаживать коленки мальчишки: то поднимаясь, то опускаясь, не решаясь подняться выше позволенного. Ученику такая реакция не понравилась и он хотел уже обидеться, но в сотый раз прокручивая в голове все возможнейшие повороты событий, он откидывает свою девичью сторону куда подальше. Его рука спускается ниже, затрагивая чувствительные соски, что просвечивались сквозь рубашку, ведёт вниз, касаясь накаченных мышц, очерчивая каждый мускул на теле преподавателя. В глазах горит все тот же огонёк страсти и предвкушения. Он знает чего хочет. Знает как этого достичь. Первое время учитель никакого внимания на мальчишку не обращает, то ли слишком завлеченный просмотром фильма, что в целом, походил на какой-то новогодний мюзикл, то ли выпитый ранее алкоголь потихоньку начинал действовать. Глаза сами начинали слипаться, слезиться и краснеть. Губы пересыхали, руки непослушно тянулись ещё к одной рюмке, а мысли находились слишком в далёком пространстве от нашего. Попов не мог сказать, что не держал себя в руках при виде алкоголя, совсем нет. Он мог и всячески пытался контролировать себя, но именно в такой спокойной, чем-то интригующей обстановке, что накаляла в душе некую тревогу и ожидание, осушить посудину до дна хотелось больше всего. И так как его никто не контролировал, мужчина полноценно наслаждался припрятанными на всякий случай алкогольными напитками. Мальчишке, конечно, перепало намного меньше спиртного, но и этого хватило, чтобы в этой юношеской башке начали зарождается коварные планы по соблазнению своего мужчины. А сам Попов не выглядел пьяным, да и выпил он не так уж много, чтобы вообще трезво не соображать. Цокнув, перечеркивая свои внутренние споры с самим собой, юноша нетерпеливо проводит ладонью вниз, проходясь по накачанному животу и останавливаясь чуть выше паха. Реакции от учителя все так же не следует, будто бы тот и вовсе не чувствует, что творит этот безумный мальчишка. Наконец, только после разносящегося по всей комнате звука бляшки расстегивающегося ремня, англичанин резко дёргается, переводя удивлённый взгляд на невинно улыбающегося школьника. Вот что у Антона получалось лучше всего, так это строить такие вот самые невинные мордашки, к которым и прикопаться грех. Голубые глаза мужчины удивлённо бегают по юношескому лицу, ища хоть какое-то объяснение этим безумным действиям. Но кроме спокойствия, с чуточкой скрытого волнения он не замечает ничего. Как только Попов расслабляет ранее напряжённые мысли, юношеская рука, с длинными окольцованными пальцами, проводит по паху мужчины, оглаживая спящую плоть через грубую ткань. Он не ждёт чтобы его отругали, поставили на колени и выпороли, хотя и этого, признаться, тоже ждёт. Он хочет лишь внимания своего мужчины, его касания и самого его. Попов запретный плод. Такой сладкий, с насыщенным вкусом наслаждения, с искрами в глазах и сладостью на губах. Он такой, словно всю Антонову жизнь его мозг требовал только Арсения Сергеевича, чтобы как спичка разжечь все это пламя в юноше. Звук расстегивающейся змейки брюк застает врасплох не только напряжённого учителя, но и мальчишку, ведь на долю секунды тот успевает засомневаться в правильности действий. Всё кажется чем-то безумным. Эти глаза — голубые омуты, эти венистые руки, поглаживающие колени. Все, все в этом мужчине. — Well, make Daddy happy, — С истомой тянет брюнет, ласково шепча мальчишке на ухо такие желанные слова. Тот с минуту мнется на месте не решаясь продолжить начатое, но шага назад нет и он, выдохнув, принимается осторожно ласкать член через ткань, подключал вторую руку, чтобы поглаживать такие упругие рельефы тела. Плоть моментально реагирует на прикосновения умелых рук мальчика. Тот закусывает губу, приподнимает одну бровь, пробираясь тоненькими пальчиками под плотную ткань чёрных брюк. Ладонь нащупывает бугорок, выпирающий из боксеров, оглаживая его, надавливая на головку, с которой уже капала природная смазка. Взгляд мужчины стекленеет, а глаза становятся тёмными, словно бушующие ураганы посреди моря. Крепкие руки вплетаются в пшеничные кудри, надавливая и приказывая поменять позу, садясь на колени. Попов раздвигает ноги, после чего между ними поселяется мальчишка, нетерпеливо облизываясь, упираясь взглядом в пах мужчины. Он продолжает ласкать его плоть через ткань, дразнить касаниями, задевать головку, каждый раз невинно хихикая. Двое возбужденных, почти что на пределе с разумом, мужчин, в ту же секунду готовы наброситься друг на друга. Небрежно разорвать всю ту одежду, что лишь дразнила, не давала насладиться друг другом сполна. Арсений первый перехватывает инициативу на себя, не давая этому маленькому проказнику так нагло вести себя с лучшим учителем полугода. Его крепкие руки обхватывают талию младшего, сажая его на свои колени. Горячие губы ползут вверх по шее, кусая, целуя и облизывая все те маленькие красные пятна, что на утро будут сиять ярко-бордовым пигментом. Юноша выгибается, чувствуя губы все выше и выше. Они облизывают мочки ушей, закусывают, шепчут то, что всегда считалось неприемлемым. Ладошки потеют, а глаза закатываются. Антон не может передать всех тех эмоций, которые испытывает. В голове бушует ураган, будто бы самый сильный смерч, что готов сносить на своём пути все, что попадается. В комнате яркими вспышками сияют ёлочные гирлянды, свет приглушен, создавая ещё более интимную атмосферу, позволяющую каждому высвободить своих демонов из вечного плена. Мальчишка ерзает на коленях, блуждая трясущимися руками по телу учителя. Поглаживая каждый рельеф, каждую мышцу, что становится тверже, когда мужчина напрягается. Он вот-вот готов к схватке, в которой не будет победителей и проигравших. Он готов двигаться в бешеном ритме, извиваться из последних сил, лишь бы это наслаждение никогда не заканчивалось, как и растущее до пределов возбуждение от этого сводящего с ума мальчишки. Школьник выгибается, ластится ближе, пытаясь хоть ненадолго почувствовать эту мощь в обличии своего учителя, его страсть на себе, трущиеся об ткань соски: розовые, такие притягательные, нежные. Пальцы мужчины расстегивают рубашку младшего, моментально освобождая его от такой надоедливой ткани. Перед ним предстаёт совершенно другой образ такого грубого мальчика в школе и совершенно уязвимого в руках своего учителя. О, черт! Это так неправильно. Сидеть раскрасневшимся верхом на своём учителе, сладостно постанывать от обжигающих касаний и медлительных прелюдия. Хотя, эту черту они уже явно перешли. Не теряя времени, мужчина освобождает ученика от остальных элементов одежды, оставляя его в одних боксерах, что так неприлично намокли. Его щеки заливает румянец, золотистые пшеничные кудри слегка спутаны и намокли, причесаны назад, зелёные, блаженные глаза и тёмные зрачки, в которых мужчина видит всю вселённую. Его вселённую. В которой он единственный. Попов целует, продолжает доводить младшего до сладостной истомы, когда сил на стоны почти не оставалось, а хлюпающий член требует ласки. Он не медлит, быстро откидывает рубашку и остальную одежду, оставаясь почти таким же нагим, как и младший. По кубикам пресса мельком проскакивает восхищенный, игривый взгляд. Антону не терпится и Арсений это видит. В его боксеры проникает рука мальчишки, что так удачно надавливает на головку, очерчивает уздечку смазкой и охватывает его, высвобождая от ткани. Тот, быстро избавляется от такой лишней ткани, лишь продолжая целовать младшего, пока длинные пальцы обхватывали плоть, на которой выступали венки. Он двигает медленно, будто бы пробует время на вкус, лишь дразнит и проказничает. Учитель лишь тяжело дышит, все постанывая в поцелуй и выгибаясь на встречу. — Какой вы подвластный, Арсений Сергеевич, — на пухлых губах проскальзывает ухмылка, а реснички подрагивают от малейших движений по собственному телу. Мужчина рывком скидывает боксеры младшего, вызывая у того лишь стон негодования и неозвученные претензии. — Можно было бы и понежнее — фыркает младший, будто бы предостережение играть с огнём не для него. Руки с талии тут же пропадают, а член младшего получает свою ласку. Медленные, но чёткие движения. Решительные поцелуи и сплетенные языки. Они оба на пределе, но это совершенно не то. Им мало. Мало друг друга. Мало до истомы в груди и ноющем члене. Палец учителя так внезапно оказывается возле колечка мышц младшего и тот только ожидающе замирает, ожидая чего-то большего. Тот проникает внутрь, понемногу растягивая анус. Лёгкие, дразнящие движения и второй палец двигается рядом, заставляя мальчишку ещё больше выгибаться и опускать со своих губ сладкие стоны. Он двигается размеренно, спокойно, стараясь не причинять боли своему мальчику. Пальцы растягивают ткани, делая импровизированные ножницы. Следом рядом пристраивается третий. Движения становятся более резкими, но такими желанными. Когда он чувствует, что юноша готов, то вынимает пальцы, и внутри становится так пусто, что младший роняет разочарованный стон. Попов быстро дотягивается до презерватива, лежащего немного дальше стола и оставшегося незамеченным младшим. — Ты все знал, — восклицает тот, заливаясь стоном под конец очередного движения рукой. Это не вопрос, скорее риторическое утверждение. Ведь, Попов ещё никогда не был таким самоуверенным, как вечером, втихаря оставляя защиту недалеко от излюбленного дивана. — Кажется, и смазка не понадобится, — ухмылчется брюнет, все же захватывая тюбик на диван, — Такой мокрый и только мой. — добавляет тот полушепотом, быстро разрывая шелушащий пакетик и откидывая его подальше. Мысли юноши мгновенно путаются, а его лицо лишь сильнее заливается краской. — Хочешь? — полушепотом спрашивает старший, раскатывая латекс по члену. Младший кивает, еще больше стесняясь собственных желаний. — Хочу, — закусывать губу тот, двигаясь навстречу. Попову два раза повторять не надо. Он, словно голодный хищник, которому дали разрешение, прижимается к младшему, подхватывая того под бедра, жадно целует, пересаживая школьника на стоящий колом член. Сначала мальчишка чувствует только головку, а следом его тело резко насаживают на всю оставшуюся длину, чем вызывает протяжный, спертый вздох. Ощущения переполняют изнутри, будто бы это что-то новое, ни разу не испытываемое. Такое горячее желание заполняет изнутри. Мужчина начинает понемногу двигаться, давая привыкнуть младшему к новым ощущениям. Мысли плывут, глаза сами прикрываются, но юноша с силой распахивает их, желая следить за каждой эмоцией на лице учителя. Когда комната заливается стонами обоих, рычащими и более глубокими, Попов наращивает темп, придерживая младшего за бедра и целуя часто вздымающуюся грудь. Он ждал этого так долго и настолько мучительно, что готов был выть в голос оттого насколько его мальчик прекрасный. Эти изгибы на теле, что могли свести с ума любого, изумрудные глаза, приоткрытые веки, которые подрагивали в такт движениям. Припухшие от поцелуев губы, родинки на исцелованной учителем груди, торс, играющий с тенями света. Легкие засосы и укусы, которые свидетельствовали о том, что это только его мальчик, только его сокровище и ничье другое. Он, словно искусство, украденное учителем из музея ночью и спрятанное от потусторонних глаз. Он — искусство его жизни. Тела двигались на встречу друг другу, глаза жадно блуждали, губы исцеловывали каждую частичку тела, пробираясь к самой душе, а стоны так и заполоняли комнату. Голоса осипшие от сладких до изнеможения ласк. Первым начал Антон, чувствуя, что он вот-вот близок к разрядке, выгибался на встречу толчкам, выстанывая имя возлюбленного, прикусывая припухшие губы. Далее и сам Попов ускорял темп, втрахивая хрупкое тело юноши в матрас, желая слышать его. Всего пару толчков и долгожданная разрядка прошла по всему телу. Первым кончил мальчишка, изливаясь на живот с протяжным стоном, а далее и сам учитель, хрипло выстанывая неразборчивый английский, изливаясь в презерватив. — Невоспитанный мальчишка, — протяжно выдыхает англичанин, целуя любовника в висок. Школьник лишь улыбается, прикрывая глаза и обнимая мужчину, утягивая его лечь рядом. Повалившись рядом, те еще несколько минут пытались перевести дыхание, перекидываясь фразочками. После чего юношу сразу же отправили в душ, ведь это не дело засыпать в таком виде. А следом отправился и взрослый, преждевременно чмокнув юношу. Выпитый ранее алкоголь давал о себе знать, но уже не так опьянял разум мужчины. После быстрого душа, тот, вернувшись в комнату, застал мирно сопящего подростка, что из-за сильной усталости даже не удосужился прикрыться одеялом. — Спи, искусство моей жизни, — прошептал тот, наклоняясь к мальчишке и невесомо целуя его. После чего укрыв школьника пледом и вытянув небольшую коробочку из аккуратно висящего пиджака, тот поставил ее на тумбу возле школьника, а следом и сам лег в постель, обнимая младшего. Попов засыпал счастливым. По настоящему любимым человеком, ведь рядом был тот, кого он любил больше жизни, а тот любил в ответ. Как бы ни было, случайности не случайны. И часто приводят к тем исходам, которых мы не ожидали увидеть даже во снах. А счастье… Счастье тоже случайность, ведь упустить его гораздо легче, чем удержать возле себя. Поэтому, когда мы обретаем его, совершенно забываем из-за чего. Не упусти свое случайное счастье.