Только за смертью начнётся настоящая жизнь

Ласке непривычно в новом доме. Тут всё иное, слишком большое, резкое, пугающее – даже темнота здесь совсем не похожа на привычную темень родной сторожки. В ней Ласка всегда видела больше. В дрожащем пламени свечи слышала тихий шёпот, в гуляющих по стенам тенях узнавала знакомые силуэты, что ластились об её ладони и пытались найти покой в её объятиях; подбирающиеся из углов тени Стержня следуют за ней по пустынным коридорам, оплетают лодыжки, сжимают до синяков, мешая идти. Они с шершавых стен опускаются, пока она спит, окутывают голову, заползая внутрь – с каждым днём Ласка всё меньше доверяет собственным глазам. Когда она впервые решает этим поделиться, от неё отмахиваются простым «привыкнешь» – по мутным глазам Катерины Ласка понимает, что та её не слушает. Даже не хочет слушать – ведь совсем не знает, что ответить. Ласка пытается забыться в твирине, но и это не помогает – дышать дома всё труднее, воздуха не хватает, голова от этого раскалывается, она перестаёт спать – ей кажется ещё немного и темнота поглотит её, не оставив и шанса на спасение. Она больше не пытается завести об этом разговор с новыми родителями. Не говорит о том, как каждую ночь у её постели скребутся крысы, подбираясь всё ближе, как их писк складывается в лживые слова, от которых на языке остаётся горький привкус, и лишь смиренно молчит, пытаясь думать о другом – пока Стержень медленно сжимает на её шее петлю. Когда однажды Клара начинает приходить к ней по ночам – Ласка боится сказать что-то и ей. Молчит, не решаясь начать разговор – лишь слушает несвязные рассказы, иногда переходящие на непонятные ей песнопения и думает, вспоминая. У Клары тёплая улыбка, – Ласка точно расплавится в ней, если будет так долго смотреть – и блестящие, такие живые глаза. Она всё говорит – что будет писать, что не забудет её и ещё обязательно вернётся, Ласка не слушает почти и думает лишь только о горячих ладонях, сжимающих её промёрзшие руки. Сейчас Клара тоже улыбается – слабо, едва приподнимая уголки губ, говорит тихо, едва-едва губами шевеля, словно каждое словно даётся ей с трудом. Она подходит ближе, опускаясь на кровать, и Ласка наконец не выдерживает взгляда прозрачных глаз. – Так значит… Ты тоже живёшь здесь? Ласке хочется, чтобы они никогда не покидали её – к горлу подступает ком, но она всё равно пытается улыбаться, сдерживая слёзы. – Да. Родители вновь приняли меня и позволили остаться. – И мы теперь как сёстры, получается? – Получается, – холодные пальцы касаются её запястья – Ласка чуть дёргается от прикосновения. – А что-то не так? Ты не рада? Когда губы легко касаются её щеки, Ласке кажется, что мир останавливается, сужаясь до одного этого прикосновения, и лицо её, грудь, тело всё окутывает пламя – и через секунду Клара отдаляется. Ласке хочется, чтобы она была чуть смелее, чтобы она могла просто уже признаться – делает вздох, пытаясь собираться с силами, но Клара уже бежит к вагону, лишь раз оглянувших напоследок. – Что ты! Очень рада, просто… Взмах руки и тоненькая фигурка скрывается за Полководцем, пропадая навсегда. – Просто я не понимаю… Я думала ты уехала вместе с армией. Ещё тогда. Клара улыбается чуть шире, обхватывает её лицо ладонями, припадая к губам – Ласка падает в темноту. Кожа её – мел рассыпчатый – прозрачная, розоватые пятна растекаются по телу – Ласка ведёт пальцами по узору вен, пустые глазницы смотрят на неё внимательно, выжидая. Сейчас их темнота не пугает, а лишь манит ближе прильнуть; босые ноги пачкают простыни, оставляя за собой бордовые пятна, Клара вся глиной вперемешку с травой измазана, прижимается всё ближе, ластится и просит – под прикосновениями кожа кусками отходит, обнажая рёбра, и Ласка не может отвести взгляда. Сейчас Клара такая же, какой она увидела её в первый раз. Ещё тогда, когда в холодной земле лежала– абсолютно невинная и невыносимо прекрасная. Ласка поцелуями подвязывает её челюсть, крепче сжимает костлявые руки, чтобы никогда их не отпустить, утыкается в грудь, вдыхая гнилой аромат – и открывает глаза. Комната пуста – но в ней всё ещё витает запах свежевскопанной земли. Ласка улыбается и думает, что никому не расскажет о Стержне. Никогда – она совсем не готова вновь сказать Кларе «прощай».