Ещё не всё потеряно

      День был длинным и насыщенным и Шан Цинхуа уже клонило в сон, но нужно было составить смету на покупку инвентаря, который нуждался в обновлении. Днём он, обойдя замок, набросал черновой список и сейчас корпел над подсчётом расходов.       Между делом он бросил взгляд на Мобэй-цзюня, что застыл, словно изваяние, со свитком в руках. Между бровями залегла складка, уголки губ его опустились. Привычное выражение за последнее время только усугубилось – угрюмость приклеилась к его холодному лицу. Шан Цинхуа покачал головой, вздохнул и вернулся к подсчётам. Ему было невыносимо видеть своего короля таким, после того, как он узнал другую его сторону.       Однажды, Шан Цинхуа увидел улыбку на лице этого вечно равнодушного демона. Не зловещую и не холодную, а самую что ни на есть нежную и искреннюю, но такую мимолетную. Эта улыбка до сих пор снилась ему во снах и грезилась наяву, когда он позволял себе замечтаться, прикусив кончик кисти.       Вот только сейчас между ними словно бы пролегла пропасть. Мобэй-цзюнь выстроил стену изо льда, а Шан Цинхуа и не стремился её преодолеть, не зная, как правильно поступить и стоит ли вообще что-либо предпринимать.       Всё началось с той самой лапши. Абсолютно невкусной тянутой лапши с излишком специй, приготовленной самим северным королём. Шан Цинхуа не посмел сказать и слова правды, съел причмокивая и нахваливая, ведь в самом то деле, какой король для своего слуги будет пищу готовить. И что уж говорить, он просто боялся гнева своего господина.       Этот жест был принят Шан Цинхуа, как благодарность за спасение и снисходительность за побег. Поняв, что его жизнь вне опасности заклинатель вернулся на пик Аньдин, где с ним, наконец, стали считаться, и занялся своими обычными делами, периодически наведываясь в северные пустоши.       Всё вернулось на круги своя, кроме одного: северный король стал крайне внимательным к Шан Цинхуа. И горный лорд бы не заметил этого, ему хватало и того, что Мобэй-цзюнь перестал его избивать.       Пока Шан Цинхуа считался предателем и пропадал подле своего господина, боясь его покинуть, то всех всё почти устраивало, но как только горные лорды его простили, он стал больше времени проводить на пике Аньдин, стараясь изо всех сил обелить свою репутацию. В этой ситуации именно северный король проявил непостоянство и стал всё чаще и чаще выдёргивать подчинённого в свои владения, постоянно находя новые поручения, затем возложил на него миссию по устройству торговых отношений между двумя мирами, мол, это укрепит союз людей и демонов и поможет Владыке Ло утвердить свою позицию, как императора. Не то чтобы Шан Цинхуа был рад новым обязанностям, но доверие короля ему польстило, и он старался не ударить в грязь лицом и лез из кожи вон.       В след за обязанностями в ледяном замке появились его личные покои, обустроенные по человеческим меркам весьма недурно, а если сравнивать с его кельей на Аньдин и теми комнатушками ледяного дворца, в которых он обитал ранее, то можно считать, что теперь его опочивальня была по-королевски роскошной. Там было всё для удобства Шан Цинхуа, но самое главное - там было тепло.       А еще его покои находились в непосредственной близости к королевским, как выразился сам король: «Ты должен быть поблизости». И снова человек всё понял через свой искажённый фильтр: король не умеет ценить чужую свободу – коли ты раб, то должен быть всегда на чеку и днём и ночью.       Затем в замке появился повар, готовящий непосредственно человеческую пищу, преимущественно ту, что предпочитал горный лорд. Гардероб его снабдили тёплыми вещами, а рабочее место переехало в кабинет Мобэй-цзюня. Незаметно горный лорд стал в северных землях проводить времени больше, чем на собственном пике.       Апогеем всей этой королевской заботы стало то, что демон, как будто, старался с Шан Цинхуа сблизиться, норовя постоянно его коснуться. Касания эти по началу были весьма завуалированными и, как будто, сами собой разумеющимися.       Например, передавая документы Мобэй-цзюнь, как бы невзначай, задевал пальцы Шан Цинхуа своими. И такое случалось, что северный король, требовал идти с ним плечом к плечу, а не плестись позади и случайно задевал человека рукой, и неизменно придерживал за локоть, если тот вдруг запнулся. А способ оградить Шан Цинхуа от холода, что король применил в зале предков, ухватив его за палец, стал практически ритуалом – как только горный лорд появлялся в ледяном замке, Мобэй-цзюнь без предупреждения дарил ему свои чары, взяв за руку.       Подобное со стороны мало бы кто заметил, но Шан Цинхуа сразу обратил на это внимание. И снова старался не придавать значения, придумывая оправдания на каждый случай в отдельности.       Однако, дальше больше: заботливо накинутый на плечи плащ, старательно застёгнутый, чтобы не слетел от порыва ветра, убранная за ухо прядь волос, стёртое с щеки пятно туши, объятия за плечи во время телепортации, – откровенно обескураживали Шан Цинхуа. Первое время он шарахался от протянутой к себе королевской руки и зажмуривал глаза, ожидая удара, на что Мобэй-цзюнь хмурился, а порой и скрипел зубами, но своё негодование оставлял при себе, не прерывая начатого.       Игнорировать подобную милость северного владыки уже было невозможно, и Шан Цинхуа заподозрил, что за нею кроется далеко не благодарность и снисходительность, как он считал изначально, а что-то иное. Это самое не давало покоя заклинателю. Он не знал, как реагировать и откровенно паниковал ведь если король чего-то от него хочет, то отвертеться не выйдет, если потребует, то останется только два варианта: согласиться либо же активировать приложение возврата.       Но король ничего не требовал, лишь скрупулёзно продолжал проявлять своё внимание и заботу, а в арсенал добавил весьма пристальный томный взгляд, от которого Шан Цинхуа бросало то жар, то в холод, мысли путались, а ноги становились ватными. В конце концов, у писателя снесло крышу. Работать стал он из рук вон плохо. Не мог сосредоточиться, спотыкался на ровном месте, посреди беседы терял нить разговора и улетал в свои мысли с довольно глупой улыбочкой, да, так, что собеседник не мог до него докричаться. А сколько он перепортил бумаги кляксами от этих своих «полетов»!       Проще сказать, бедный логист ошалел от монаршего внимания к себе и по уши влю… наконец готов был забыть про годы унижений и признать, что Мобэй-цзюнь занимает в его сердце место отнюдь не от того, что он является его Марти Сью, он скорее воплощение его идеального спутника жизни. Так и продолжали они сосуществовать рядом, не отталкивая, но и не открывая друг другу свои чувства до конца, каждый считал, что и так всё понятно.       И всё бы замечательно, но в один день все поменялось. В тот вечер Мобей-цзюнь наведался в комнату Шан Цинхуа под предлогом обсудить вопрос продовольствия, застав того за трапезой. Он молча махнул рукой, давая понять, чтобы тот не прерывался, затем сел за низкий столик слева.       Пока человек ел и болтал, Мобэй-цзюнь, молча слушал его, не перебивая и не указывая на то, что тема давно ушла в другое русло. От еды и горячего чая Шан Цинхуа разомлел и расслабился. Стало так по-домашнему уютно и тепло, даже в этом ледяном замке. Рядом с ним сидел его обожаемый король. На лице Самолёта расцвела довольная сытая улыбка. Именно в этот момент этот самый король провел лёгким касанием большого пальца по щеке человека, произнеся коротко низким хриплым голосом: «крошка» и приподняв слегка уголки губ в невесомой улыбке, а в его вечно холодных глазах затеплилась нежность.       Шан Цинхуа был так очарован и удивлён, что сердце его радостно подпрыгнуло и он, поддавшись порыву, ухватился за ворот одежд демона и поцеловал его. Мобэй-цзюнь опешил, застыв от неожиданности и столь внезапной близости, скосил глаза на лицо человека. Шан Цинхуа же не заметил замешательства, прошептав «мой король», обдал губы Мобэй-цзюня горячим дыханием, обвил его шею руками снова прильнул в поцелуе.       Прохладные губы Мобэй-цзюня приоткрылись, кончиком языка он скользнул по зубам Шан Цинхуа, углубил поцелуй. Среди демонов не в ходу были такие ласки, поэтому действовал он по наитию, так, как если бы желал поскорее попробовать на вкус Шан Цинхуа, как будто пытался исследовать языком все уголки рта человека, намереваясь проскочить языком куда-то в глотку.       К слову, заклинателя это не особенно смущало, он так давно жаждал этой близости, что, погрузившись в собственные ощущения от вероломных лобызаний, он не обращал никакого внимания на неопытность партнёра, так же жадно и неловко отвечая на поцелуй.       Все их чувства, что были тщательно прикрыты за вежливостью, учтивостью, а кое-кем и равнодушным фасадом, в миг вырвались наружу. Комната наполнилась влажными чувственными звуками. В животе заклинателя порхали бабочки, по телу разлилось сладостное томление, и руки совершенно не знали покоя, беззастенчиво лапая короля за могучую грудь и крепкие бока.       Сам того не понимая, Шан Цинхуа уселся на колени Мобэй-цзюня. Именно в этот момент лорд осознал насколько сильно происходящее напоминает сон. Но несмотря на это его душа пела, а сердце, готовое выскочить из груди, зашлось в бешеном ритме. Вот только сказка эта продлилась недолго. В разгоряченном Мобэе проснулись инстинкты, напомнив ему о его демонической натуре, он тут же растерял всю свою сдержанность и от терпеливого заботливого и обходительного короля, каким он представал перед заклинателем последнее время ни осталось и следа. Оторвавшись от губ Шан Цинхуа Мобэй-цзюнь с придыханием произнес ему на самое ухо:       – Раздевайся.       – Что? – недоумённо бросил мужчина всё еще не вернувшийся на землю. Мурашки от щекочущего полушепота россыпью бросились по шее и спине, и он совершенно не понял смысла того, чего от него требовали.       – Раздевайся! – рыкнул демон, но прежде чем Шан Цинхуа успел что-то сделать, его пояс с громким треском был разорван.       Все остальное происходило слишком стремительно. Не успел он опомниться, как уже оказался на локтях с задранным к верху задом, а меж ягодиц упирался массивный холодный член, зубы Мобэя сомкнулись над его лопаткой. Все это напоминало Самолёту спаривающихся животных, где он, мать его, самка! С досады он хотел выругаться, но от вторгшейся анус плоти, все матерные слова утонули в истошном вопле. Острая боль прострелила по всему позвоночнику, тупой пульсацией отозвавшись где-то в затылке.       Вместо того чтобы насторожиться Мобэй-цзюнь с грудным рычанием обхватил человека, прижав к своей груди спиной и рывком подался вперёд, пытаясь протиснуться в узкий проход глубже. У Шан Цинхуа перехватывало дыхание, он кричал до хрипоты, не в состоянии сформировать ни слова, все его протесты просто превращались в невнятный скулёж при каждой попытке демона проникнуть глубже. Его крепкая хватка не давала шанса Шан Цинхуа вырваться. Весь мокрый от пота, он почувствовал, как по бедру уже стекает щекочущей струйкой кровь. Слёзы застряли острым комом где-то в горле, но глаза же оставались сухими.       Боль в принципе не являлась для него чем-то новым, он как-то к ней привык. Только в этот раз она была куда сильнее, задевая его мужское достоинство, она в совокупности со всем действом была ещё и унизительной. Никакие тумаки и оскорбления никогда не задевали его так. Не то чтобы он не ожидал того, что случится, окажись он в постели с Мобэй-цзюнем, понимал – быть ему под демоном. Шан Цинхуа рассчитывал хотя бы на самую малость ласки, особенно после таких ухаживаний. Не так себе он это представлял, не так, изнасилованием в его мечтах даже не пахло, да и не был он готов к такому скорому развитию событий.       В какой-то момент Мобэй-цзюнь потеряв терпение, развернул его на спину, раздвинув ему ноги, намереваясь продолжить то, что начал в другой позе, но застыл на мгновение и кинул взгляд на лицо Шан Цинхуа. В глазах его, которые заволокла животная похоть, проявилась капля ясности. Мужчина не преминул воспользоваться этой заминкой и, собрав все свои силы, со звучным шлепком отвесил Мобэй-цзюню пощёчину.       Тот отшатнулся, скорее от удивления, чем от силы удара, но не успел понять, что произошло, как Шан Цинхуа уже пнул его куда-то в район солнечного сплетения и попятился, выползая из-под демона. Король не шелохнулся, лишь тень залегла меж бровями, черты лица как-то сразу заострились, сменяя желание на более привычные угрюмость и гнев.       Совершенно не своим, сорванным от крика, голосом Шан Цинхуа просипел:       – Проваливай… – больше он не смог ничего сказать.       – Ты… – Брови Мобэй Цзюня сошлись на переносице, губы скривились, он подался вперёд, но Шан Цинхуа отпрянув, сжался. Тело его била крупная дрожь.       – Животное, не прикасайся ко мне... – совсем надрывно и скрипуче просвиристел человек.       Мобэй-цзюнь сжал губы, не отрывая от него тяжёлого взгляда. Лицо Шан Цинхуа потеряло все краски – как мог сказать столь непочтительные слова королю, как мог он ударить своего повелителя. Это произошло как-то само собой, прежде Шан Цинхуа подумал. В то же время он никак не мог уложить в голове случившееся: все его мечты в миг рухнули и сменились глубоким и мучительным разочарованием. Мир, созданный заботой и вниманием короля, развалился в одночасье, и он не смог сдержать этих эмоций.       Теперь-то точно всё, вряд ли Мобэй простит ему это. Умереть после неудавшегося секса – не самая завидная учесть. Чем он вообще заслужил её? Разве мог он подумать, когда влюблялся, что его настигнет такой позорный конец? У оригинального персонажа и то смерть была лучше.       Однако, Мобэй-цзюнь не проронил больше ни слова, только желваки на щеках заходили ходуном. Он встал и стремительно направился к выходу, на ходу запахивая одежды и завязывая пояс, оставив Шан Цинхуа одного со своим стыдом и жалостью к себе. Только тогда из глаз заклинателя хлынули слёзы. В груди образовалась огромная зияющая дыра. Он не спал всю ночь, зарывшись в одеяло с головой, не двигался, даже не потрудился проверить, насколько сильно Мобэй-цзюнь порвал его и так было понятно – внизу всё огнем горело и пульсировало. Лежал, тихо всхлипывая, боясь думать о том, что теперь ждёт его дальше.       Не дожидаясь рассвета, Шан Цинхуа сбежал из дворца на пик Аньдин залечивать свою пятую точку живительной мазью и заливать успокаивающим чаем душевные раны, попутно выполняя свои обязанности лорда, с которыми не справлялся его первый ученик.       Первое время сосредоточиться на работе было сложно. Он то и дело зависал, впадая в прострацию. Сложно было принять случившееся. Собирая осколки разбившихся надежд, он отрешённо пялился на окно Системы, что было билетом в его родной мир, всерьёз раздумывая над тем, чтобы принять её предложение, но так и не решился. В конце концов, кто виноват в том, что демон такой жестокий? Правильно – его создатель. Он сам прописал его расе грубость, полное отсутствие нежности и ласк, дикую животную натуру.       Понять демона было сложно, но очень хотелось. С одной стороны, случившееся можно было списать на отсутствие опыта у Мобэй Цзюня, к тому же несведущего что-либо в человеческих отношениях. И, если вспомнить, то Самолёт его любовные похождения даже в заметках не записывал, так что и здесь ими даже не пахло, кроме того, демон только и делал, что тренировался, грыз монаршую науку, да изучал военное дело, а позже выполнял разные поручения, будучи на побегушках у Ло Бинхэ, то, не сложно предположить, что опыту даже с какой-нибудь демоницей взяться было неоткуда, да, и обладающий недоверчивой натурой, чудо, что король не оказался полностью асексуальным.       С другой же стороны, кое-что всё же не сходилось. До этого инцидента у Мобэй-цзюня отлично получалось демонстрировать своё отношение с помощью милых приятностей и никакого принуждения. Шан Цинхуа всего-то поцеловал его, разве это говорит о том, что нужно кидаться на человека как на кусок сочного мясца? Нет. Так с чего он вдруг так обезумел?       Единственно правильное объяснение в понимании Шан Цинхуа было таково: король привык получать то, чего хочет. Захотел па-па-па здесь и сейчас и решил взять, не спросив, можно ли. Кто слугу будет спрашивать, когда королевский стояк в штанах требует разрядки? А то, что опыта нет, так это дело наживное. Где это видано, чтобы король признался в том, что чего-то не знает и не умеет?       Шан Цинхуа боялся представить, какое унижение Мобэй-цзюнь испытал, когда ему дали понять, что его действия не то что удовольствия не дарят, а даже наоборот. Наверняка, это был болезненный удар по его достоинству.       Чем комфортнее становилось сидеть, тем менее мрачными становились мысли Шан Цинхуа. К полному заживлению своей задницы, он уже нашёл ряд оправданий своему королю.       Страсть как хотелось увидеть лицо любимого, но извиниться он так и не смог заставить себя, как бы то ни было, а жертва изнасилования здесь он. Сколько унижений не сносил Шан Цинхуа от своего короля, а этого простить не мог, какими бы там ни были причины, если уж чего-то не умеешь, то учись. Да и боязно было на глаза королю показываться – какой будет реакция, предсказать было сложно. Оттого он и не спешил возвращаться в ледяные пустоши, маясь на своём пике целый месяц, мечась между злостью на Мобэя и страхом перед неизвестностью, жалостью к себе и негодованием от того, что сам же приложил руку к случившемуся.       Неизвестно, сколько бы это ещё могло продолжаться, пока северный король сам за ним не явился, напомнив, что в мире демонов у лорда тоже есть обязанности и пора бы им уделить время.  Чем, собственно, заклинатель и занимался уже несколько недель без продыху. Что до отношения Мобэй-цзюня, то он стал отстранённым, таким же как прежде холодным, и Шан Цинхуа начинало казаться, что, вероятно, все чувства короля испарились после того вечера, а может их и не было никогда, и всему виной богатое воображение писателя.       Поёжившись от воспоминаний, Самолёт снова посмотрел на северного короля и в этот самый момент встретился с ним взглядом. Мобэй-цзюнь изучающе смотрел на него, но стоило Шан Цинхуа это заметить, как он опустил глаза.       – Если закончил, иди отдыхать. – бросил демон безразличным тоном, снова вернувшись к изучению свитка.       «И, почему так сложно понять, о чем он думает?» – подумал Шан Цинхуа про себя, прикусив губу.       Знамо почему, он же сам создал его таким – с холодной безразличной маской на лице. Ему ли не знать, что вся его жестокость на самом деле происходит от страха быть преданным.       Шан Цинхуа покачал головой, отгоняя неприятные чувства, чтобы снова не заниматься самобичеванием и оценил свои старания, посмотрев на смету – все-таки иероглифы вышли несколько пляшущими, но решив, что и так годится, он убрал её в ящик.       – Спокойной ночи, ваше Высочество. – пробормотал Шан Цинхуа и направился к выходу.       Настроение было испорчено. И надо было ему снова начать вспоминать все это? Будь он чуточку смелее, то вернулся бы прямо сейчас в кабинет и высказал бы все этому морозильнику! На самом деле, он готов был уже простить, но сделать первый шаг казалось для него непосильным трудом, а уж высказать своё мнение и вовсе что-то из разряда фантастики. Шан Цинхуа мог бы это сделать, только если Мобэй-цзюнь будет связан вервием бессмертных и желательно тяжело ранен, а так он в жизни не решится вывалить на демона всё: и про свои чувства и про унижения, которым его подвергли и даже не извинились и про невыносимое поведение короля, словно ничего и не было.       С этими мыслями Шан Цинхуа добрел до своей комнаты. Он слишком вымотался после пережитого стресса и бесконечной вереницы дел, которым казалось нет конца. Разрываться между двумя мирами и налаживать торгово-продовольственные отношения сейчас казалось непосильным трудом. За последние две недели он впервые ложится спать раньше полуночи. А тут еще эти мысли, которые высасывают из него последние силы.       – Просто не буду об этом думать и всё. Не так уж всё и плохо. – пробормотал он, снимая верхние одеяния.       «Пора с этим завязывать. Нужно просто поговорить с Мобэй-цзюнем и раз и навсегда прояснить ситуацию, – решил он про себя, успокоив собственные терзания. – Или просто забыть. Он всё-таки король. Мне ли рассчитывать на благосклонность? О чём я только думаю? Это просто его капризы. Нужно быть реалистом».       Оставшись лишь в штанах, он повалился на кровать, укутался в мягкое одеяло с головой. Стоило теплу окутать его, тело тут же расслабилось, усталость дала о себе знать и Шан Цинхуа провалился в дрёму, предшествующую глубокому сну, которому не суждено было завладеть сознанием заклинателя - оглушающее «треньк» вырвало его из этого сладостного состояния.       – Что еще за хрень! – он подорвался на кровати, несколько раз отчаянно моргнул и уставился на открывшееся перед собой окно системы, где красовалась одна единственная строчка:       [Пользователь 002 вышел из системы].