ID работы: 12006576

This is England

Слэш
NC-17
В процессе
18
Размер:
планируется Макси, написано 67 страниц, 9 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
18 Нравится 18 Отзывы 2 В сборник Скачать

Он примет меня любым

Настройки текста
      Громкий хлопок двери заставил проснуться в то утро. В голове звенело, мысли путались. Пиво втихаря выпитое ночью давило на остатки совести. Он сказал себе, что это последняя бутылка в его жизни, но на утро рассмеялся собственным мыслям. Хвитсерк наивен даже перед лицом совести.       Состояние полного опустошения душило горло мёртвой хваткой так, что слёзы подступали всё выше и выше, пока не вылились в потоки по щекам. Он лежал один на жёстком матрасе в пустой квартире, осознавая, что сегодняшний день может быть точкой не возврата. «Либо ты сейчас идёшь за новой дозой яда, который медленно, но верно убивает тебя и безвозвратно катишься в бездну, пробивая очередное дно, либо берешь себя в руки. Пора делать что-то здесь и сейчас.» — думал Хвитс. В зеркале худощавый силуэт напоминал гниющего мертвеца: кожа белее мела, выпирающие рёбра казалось сейчас порежут плоть и кости вылезут наружу. Дрожащими от перепойки пальцами, оттянув нижнее веко, выглядывали лопнувшие капилляры, откуда кровь заполняла когда-то здоровые белки глаз. Кстати о глазах, взгляд устремлённый в никуда таким потерянными не был давно. Бедный Хвитси, ты в полной заднице. FREDAG 10:01a.m.       Человек находящийся на распутье слаб, жалок и уязвим — так говорил Ивар. Когда ты сам не знаешь чего хочешь и куда стремишься, по сути своей представляешь собой ноль. Пустоту. Ты — ничто. От незнания того, куда приведёт далее выбранный вектор, рождается страх, но если всегда бояться сделать выбор так и останешься пустотой.       В правильности его следующего поступка можно усомниться. Отпирая дверь церкви даже не закралась мысль о том, что он делает что-то не правильно. И правда, что только не сделает человек полный отчаяния? В пятничное утро здесь абсолютно пусто. Свет через разноцветные витражи падает на гранитный пол рассыпаясь на сотни маленьких осколков, а через верхние ярусы окон он пробирается абсолютно чистым. Шаги парня отскакивали от стен, эхом заполняя всё вокруг. Остальная же тишина придавала умиротворение и душевный покой. Казалось, будто церковь ждала его или Всевышний, впрочем, это всё тщеславие. Ждала пока осознает, признает и покается. Пусть с покаянием еще не ясно, но прийти сюда это уже первый шаг для него. Честно говоря, это не совсем так. Хвитсерк просто боялся. Страх, а не смирение с покаянием привели в столь не типичное место. Кстати о покаянии? Хвитсерк не был особо верующим в отличие от семьи, точнее Аслауг. Мать и так была довольно религиозна, а после рождения Ивара совсем двинулась. Хотя это Хвитсерк понимал только сейчас — в двадцать. Она всё думала, что это Бог покарал её за грехи, дав ей Ивара. Пыталась их всячески отмолить, ушла с головой в религию и Рагнар, как прилежный муж, каким хотел казаться, поддерживал её, хотя наверное отчасти понимал, насколько нецелесообразна эта затея. Хвитсерк сейчас сидел в церкви святой Магдалины и окунался в детство, ведь все проблемы оттуда, верно?       Прошлое сделало из нас тех, кем мы являемся в настоящем. Методом проб и ошибок, набив синяки мы постепенно с самого детства обретаем лицо. Казалось бы простая истина. До тех пор, пока не начинаешь копаться чуть глубже в этом прошлом.       Здесь кажется, что само место тебя слушает с упоением, понимая и принимая все твои ошибки, при этом забирает всё гнилое. Тогда Хвитсек вспомнил одно воскресное утро и с долей печали в надменной улыбке, насмехаясь над тем маленьким глупым мальчишкой из прошлого в своём лице. Обычное воскресное утро, если посмотреть отстранённо, семья казалась совершенно нормальной. За завтраком собирались за одним столом, пили кофе, ели блины с гребенным малиновым джемом, таким же приторно сладким, как вся эта кухонная суета. Даже тогда, в семилетнем возрасте, тот мальчик из прошлого хоть и не совсем понимал, но почуял в этом утре что-то неладное. Всё: от наглаженной рубашки до улыбки матери — лишь маска. Как бы кто-то что-то плохого не подумал о них. Тогда отец предложил сходить всей семьёй на утреннюю службу в ближайшую церковь и никто не стал возражать кроме старшего брата. И чёрт возьми, будь мальчик немного взрослее, тоже дал бы заднюю, сославшись на друзей и домашнюю работу. Но ребёнку хотелось вкусить хотя бы маленький кусочек семейной теплоты, хоть и такой искусственной.       Всё возвращается к этой церкви. Тогда малец был ребёнком полным радости и жизни в глазах. Ведь в семь лет ты мало что осознаёшь взаправду, поэтому любой выход из дома и абсолютно детское желание сделать хоть что вместе, воспринимаются как весёлое семейное приключение.       Он помнил ту церковь из детства и оглянулся на огромный зал со скамьями сейчас. С этим великолепием готической архитектуры конечно не сравнить. Та была совсем крохотная. С окнами в три раза меньше этих и ни о каких витражах даже речи не шло. Помещение больше похожее на деревянную коробку с парой скамеек. Он помнил и того Пастора — человека лет тридцати, если не меньше. Чёрт с рогами и цокающими копытцами — не иначе. Но тогда в глазах ребёнка он казался очень взрослым и мудрым человеком. Взрослые же всегда такие, верно? Это слащавое худое лицо Хвитсерк пытался вытравить из своей памяти потом ещё много-много лет и в конце концов у него получилось. Сейчас он вспоминал его, как образ из сна, который въелся в память много лет назад. Даже сложно вспомнить имя этого ночного кошмара. А самое страшное, что Хвитсерку казалось, будто всё происходящее после той воскресной службы между маленьким наивным мальчиком священником было лишь в его голове. Сначала милая похвала, затем нежные касания и объятия, как ему казалось — вполне дружеские и уместные. Хвитсерк помнил и знал, что никогда уже это не забудет. Сейчас сильно зажмурившись и обхватив руками голову, он злился. Злился на всех: себя, мать, братьев. Перед тьмой и вспышками за опущенными веками всплыла картина из воспоминаний маленького мальчика. Они сидели на похожей лавочке вместе, Пастор молился и просил его повторять за ним. Хвитсерк тогда что-то щебетал себе под нос, сложивши руки в молитве. Потом его руку Пастор взял в свою, положил себе на колено, успокаивающе поглаживая сверху шершавой ладонью. Хвитсерк открыл глаза в настоящем, перевел взгляд на пустую скамью. Что бы он сделал, сидев сейчас с ним рядом? Наверное, как и тогда, окаменел бы. Он вспомнил, как дьявол в рясе перешёл черту. Тогда он взял его руку и положил её промеж своих ног. Маленький мальчик окаменел. Тогда это казалось нереальным. И это лишь первый раз из многих. Почему никто не замечал? Почему никто не помог? Люди — чёрствые создания, но что мог сделать ребёнок? От воспоминаний похолодели ладони, которые Хвитс нервно потирал друг о друга. А в то воскресное утро Человек в церковной сутане сказал матери: «У вас очень красивые мальчики» — от этой фразы Хвитс просыпался по ночам в холодном поту спустя время, когда пришло осознание. Лицо из памяти стёрто, а вот голос до сих пор на слуху. Ещё при той церкви был мальчишеский хор, куда маленький мальчик попал под руководством Пастора. Он стал его наставником, учителем и вторым отцом, на ближайшие три года. На мучительно долгие три года. Мать добровольно отдала одного сына в руки зверя, во имя спасения другого. И насрать, что она даже в мыслях не подозревала как велика эта жертва.       Потом этот кошмар закончился, но воспоминания возвращались каждую ночь. Мать думала что это ночные кошмары — насмотрелся страшилок на ночь вот и не спит. Свалить это на Святого Отца приравнивалось ею к обвинению Бога. А маленький Хвитсерк в тот момент винил лишь себя во всем произошедшим между ними. Время шло, а мысли не умолкали. Лет в четырнадцать он попытался рассказать обо всем Уббе, но тот свёл всё к шутке, заставив еще больше усомниться в происходящем. Тогда и появился вопрос в мыслях четырнадцатилетнего Хвитсерка «А может и не так всё страшно? Может я сам себе напридумывал?» Но стоило остаться ему один на один с мыслями и бутылкой пива, картинки из детства всплывали по новой и по новой и по новой, так до бесконечности. Либо пока он не утонет во сне, либо пока не напьется до беспамятства. Сейчас, взрослый Хвитсерк, смотря в глаза молчаливому распятию под потолком, задавался лишь одним вопросом «почему именно я?» Ответ приходил лишь один — «Ты оказался не в том месте и не в то время.» — Молодой человек, — скрипучий голос перехватил мысли Хвитсерка, — утренняя служба давно закончилась. — Знаю, — ответил Хвитс, оборачиваясь на голос. И как-то помедлил, увидев за спиной знакомое лицо, — стой…мы же… — парень, потирая переносицу, усердно пытался вспомнить имя, но кажется он был слишком пьян тогда, при знакомстве.       Человеком, так не вовремя ворвавшимся в душевные терзания Хвитсерка оказался тот самый сосед англичанин, с кем он напился в первый день. Какой абсурд, если судьба привела его сюда, напомнить об ошибках. — Знакомы, да, — продолжил парень его слова. Подплыл как тень, сел рядом, тоже уперевшись взглядом куда-то вперед.       Хвитсерк быстро поморгал, пытаясь стряхнуть с глаз пелену призрачности всего происходящего, посмотрел на сосредоточенный профиль напротив. Тот молчал не долго, и спросил так же глядя вперед себя: — Могу спросить, зачем ты сюда пришел? Ты не похож на постоянного гостя таких мест. — Нужно было подумать над некоторыми вещами, — на выдохе ответил Хвитс. Нервно сглотнул и почувствовал, будто его отвлекли от самого интимного действия в жизни — копания в своём детстве. — Подумать можно и на толчке дома, прости уж… — усмехнулся парень. — Ты тоже не особо похож на постоянного прихожанина, знаешь ли. — съязвил Лодброк, совершенно не собираясь отвечать на поставленный вопрос. Отвечать было и не нужно. Этот англичанин читал его как открытую книгу. Он холодно улыбнулся, оглядел обречённую физиономию Хвитсерка и сказал — если нужно выговориться, тут есть Пастор, приходи в воскресенье. — затем спокойно встал со своего места и ведомый наблюдением Хвитсерка направился к алтарю. Тот лишь успел обрывисто выдать — Ты тут… — Помогаю церкви и часто тут бываю, — подхватил на пол фразы загадочный собеседник. — Прости, как тебя… — опять нелепо оборвался Хвитсерк на полуслове. — Альфред.       Он исчез также внезапно, как и появился, оставив Хвитсерка в тишине с раздающимся по стенам эхом. Цокая пальцами по впереди стоящей скамейке пришли мысли о том насколько все филигранно сложилось. По сути он должен был сидеть сейчас на паре экономики, но пришёл сюда, поговорить то ли с Богом, то ли со своей головой. Хвитсерк не верил ни в Бога ни в судьбу, но по-другому объяснить эту встречу не смог. Уже когда за ним хлопнула тяжёлая дверь церкви, часть незримого груза, пусть и совсем малая из имеющегося, спала с плеч. Шагая по шумному проспекту общающемуся солнцем со всех сторон, уже тогда Хвитс принял решение, что в воскресенье всё-таки стоит сюда вернуться. Исповедь или как это называется? Впрочем, неважно. Ему нужно лишь выговориться кому-то, рассказать то, что тревожит так долго. Только вот он ни учёл одного — церковь вряд ли примет его раскаяния, а скорее сошлёт в ад куда подальше. И если уж сегодня он для себя отметил в календаре день икс, то нужно сказать о своих чувствах Ивару. Да, тот скорее всего огреет его, чем нибудь потяжелее, например своим любимым чайником. Если уж отцепляться от этого булыжника, тянущего его вниз, то стоит признать — все эти противоречивые чувства к младшему тоже являются его частью.

***

      У Ивара же была своя ноша в мыслях. Утро началось с думами о Хеахмунде или Алексе, чёрт пойми как его теперь называть. Не успела начаться и первая пара, как парень стоял у двери в аудиторию, куда вот-вот должен был подойти историк. Хотелось разорвать этого человека на части, свернуть шею и сказать, что никто не смеет водить за нос Ивара Лодборка. И так разораться, чтобы окна трещали, а он потом на коленях просил бы прощения, ну, и не только прощения. Ивар усмехнулся, фантазиям всплывшим в его голове смотря себе под ноги. «Да уж, Катя была права, ты влюбился, придурок.» — подумал парень сам про себя. Хотя это даже сложно назвать любовью, скорее интерес и желание, захлёстывающее с головой. С каждой проведенной минутой в одиночестве, нервы всё подкипали. Ивар прислонившись к стене у кабинета вглядывался в длинный коридор в надежде увидеть там знакомый силуэт. Параллельно прокручивал в голове все возможные сценарии их диалога, а по итогу скажет совершенно не то что планировал. Только увидев вдалеке очертания Хеахмунда, внутри всё сжалось до микроскопических размеров, в груди закололо и вся былая отвага улетучилась. Ивар сделал пару шагов вперед, каждый из которых ощущался, как неподъемный груз и замер на середине пути, столкнувшись плечом с преподавателем. — Молодой человек, почему вы не на паре? — спросил мужчина, так и не поднимая головы от бумаг которые нёс. — Нужно поговорить, — выпалил Ивар, как из пушки мгновенно, пытаясь ухватиться за историка.       Тот удивлённо поднял на него взгляд, опешив от демонстрируемой наглости. По правде же, парень уверенно державший его за локоть, готов провалиться сейчас сквозь землю, но отступать поздно. — Я помню тебя из клуба, — продолжил Ивар на одном дыхании, ожидая какого угодно ответа, но не такой реакции. Брови мужчины нахмурились, а во взгляде надменность и грубость с недовольством. Хеахмунд, как током ужаленный отдёрнул руку и ускорился в сторону кабинета, на ходу говоря — Вы опаздываете на пару, молодой человек. — Ивар и не успел остановить его, как дверь в аудиторию захлопнулась прям перед носом.       Вот теперь он зол по-настоящему. Никто не может просто так взять и убежать, оставив его без ответа. Ивар за секунду вскипел и кровь в жилах забурлила кипятком. Глаза налились гневом и тот затуманил разум. «Ты просто так не уйдешь.» — подумал парень, громче нужного стуча по деревянной двери, с которой кажется посыпалась крошка столетней краски. Пару секунд — по ту сторону гробовое молчание. Еще два стука в дверь — ответ тот же. А собственно когда это ему нужно было приглашение чтобы сделать то, что он хочет? Время подумать не было, парень по инерции дёрнул ручку в порыве войти без спроса, но увы та не поддалась. Еще два стука и пару секунд, как по ту сторону послышался неразборчивый шум. Он бы ломился и дальше, если бы вибрация телефона в кармане. «После пар. Кофейня где ты сидел на прошлой неделе» — Алекс. И вот снова по его правилам.       Ожидание — самое унизительное время препровождение. А еще хуже, когда ждешь неизвестного. Это за день получилось ощутить сполна на собственной шкуре. От пары к паре время тянулось неприлично долго. Сначала Ивар хотя бы пытался слушать лекции, но ближе к третьей паре сдался. Сидел смотря на часы каждые пять минут и даже не вникал в происходящее у доски. Если он со стороны напоминает глупую девку в ожидании свидания — путь будет так, но желание набить морду этому наглому историку поутихло. Хотелось из любопытства просто послушать его выдуманные на ходу оправдания. Хотелось посмотреть с каким дурацким выражением лица он будет подбирать слова, оправдываться и путаться в собственных показаниях лжи. А Ивар тогда прижмёт его к стенке одним только взглядом, в котором тот прочитает власть. Или Алекс будет снова холоден, попросту боясь проронить и звука? Тяжело вздохнув, парень подумал, что лучше уж пусть его бояться, ведь никто не может лгать в глаза Ивару Лодброку.       Проверил время — 2:08p.m. Попытался отвлечься — почеркал что-то неразборчивое в тетради под нудный голос старика, распинающегося на тему британского гражданского права — 2:18p.m. Послушал сплетни студентов сзади — 2:26p.m. Не густо. Еще полчаса делать вид, что ты слушаешь и вникаешь похоже на пытку. Ноги затекали, а спина ныла. Подумав, что он мало потеряет, если сейчас проветриться где-то в коридорах, постарался как можно более беззвучно слинять, но скрипучие половицы, как назойливые сторожевые псы, загавкали во весь голос. Повисла неловкая тишина на пару секунд, а потом старик у доски покосился на его ноги. Пользоваться своим положением Ивар всегда считал до боли унизительным, но сейчас готов лечь хоть пластом перед всей аудиторией, лишь бы уйти на пять минут.       Без людей в длинных коридорах дышится легче. Ощущаешь правда себя глупым школьником сбежавшим со скучного урока, хотя это так и есть. Ивар брёл по коридору, всё заворачивая то за один угол, то за другой. Если сейчас, как в тупом фильме из-за следующего поворота нелепо вылетит любовь всей его жизни на всех парах, будет довольно эпично. Парень даже об этом подумать не успел, когда услышал приглушённые шаги вдалеке. Завернул в мрачную подворотню, уставленную цветами, а шаги тихо крались по лестнице в паре метров. — Блять! — прозвучало через секунду женским голосом. Катерина, кто же ещё мог так же вальяжно прогуливаться по пустым коридорам. Всё по сценарию низкопробного фильма. — ты какого хрена тут забыл?! Парню, в прямом смысле загнанному в угол пришлось выйти из своего укрытия. Странно, но у него был тот же самый вопрос к девушке, — а ты? — и она помешкала уводя взгляд. — Гуляю, — в конце концов прошипела себе под нос. — Так вот как это называется? — усмехнулся молодой человек. И всё же, не зря ведь их лбами столкнула судьба, убрала всех ненужных слоняющихся студентов на горизонте? Так что Ивар решил сказать — слушай, могу сказать кое-что? — на что девушка мгновенно ощутимо напряглась, вопросительно поднимая бровь, — только обещай без нравоучений? — он уже заранее знал, что без этого не обойтись, но решил, что так, ушат всего говна который сейчас накроет его с головой, будет хоть чуть-чуть меньше. Он знал, что идею о его встрече с Алексом Катя не одобрит. Переминаясь с ноги на ногу и почёсывая затылок всё-таки выдал: — Я сегодня встречаюсь с Хеахмундом после пар. — Значит так друг мой… — девушка молниеносно схватила парня под руку наплевал на трость и все неудобства. Буквально потащила за собой в самый тёмный угол, в надежде вбить в его влюблённую голову единственно здравую мысль. Она тащила попутно бурча что-то на русском, а потом уже более внятно сказала, пока Ивар ковылял за ней на всех парах, — я знаю тебя неделю, но ты уже кажешься мне идиотом! — Я же просил без нравоучений, — скривившись от подступающей в ноге боли, сказал влюблённый дурак. — Говорю во второй раз и надеюсь в последний, — не лезь ты к нему. Забудь о его существовании в принципе! — Да почему?! Парень полетел спиной к пыльной стене под лестницей, а девушка в надежде на то, что их, как двух прогульщиков не заметят расхаживающими по университету, подошла следом и чуть ли не в лицо начала: — Ивар, я знаю кто он такой. Он нехороший человек, пойми! Мой отец… — как странно, подумал Ивар, она впервые говорит о семье, — мой отец был знаком с ним много лет. Этот человек обведёт тебя вокруг пальца, ты и не заметишь. Он задолжал одним серьёзным русским неплохую сумму. — Это тут причём? — и что б его кто-то «обвёл вокруг пальца», да не смешите. — Ты блять реально идиот? — перешла на отчаянный крик девушка. — засунь своё эго размером с Юпитер себе в задницу и подумай здраво! Где ты находишься? «В самой заднице своей жизни.» — закатил глаза на пришедшие мысли Ивар, но продолжал слушать. — Ты блять в Оксфорде, если это еще не дошло до твоих мозгов. Тут каждый — золотой ребенок в трусах с ценой больше зарплаты каждого русского человека. Все эти детки лишь мешки с деньгами. Думаешь он к тебе относится по-другому?! Хеахмунд втянет тебя в грязное дело, потом не отмоешься. Смой пелену любви с глаз своих. — Ладно, я тебя понял, — сказал Ивар, подумав, лучше бы он остался на нудной паре.       То ли на него сейчас наорали, то ли отчитали, как ребенка, но уж точно не образумили, как было в планах Кати. И всё-таки поверить в это было сложно. Какие деньги мог он задолжать? Кому, Катиному отцу? И кто вообще её отец? Кажется шутка о том что все русские бандиты и барыги, перешла черту. Ивар пулей вылетел из-под лестницы, ощущая на себе пронзительный взгляд, пока не добрел до кабинета. Под этим взглядом покрылся холодной испариной. Кажется, девушка и сама поняла, что рассказала лишнего, но лишь так смогла донести до него всю серьезность ситуации. А Ивар, как непослушный котёнок, всё тычется носом и тычется. Он же знал, что ей не понравится его взбалмошная идея, но рассказал. А кому еще? Хвитсерку? Боже упаси! И что бы он сказал, «Такое дело, братец, я походу дела гей и втрескался в сорокалетнего препода»? Да Хвитсерк бы запил еще больше. Ивар забился в самый угол на самый последний ряд, закрыл лицо руками и как можно ниже спустился под парту. Лишь бы его лица, красного и горячего как лава, никто не видел. Хотелось, чтобы мир схлопнулся в эту же секунду, потому что после разговора с Катей всё стало еще сложнее. Десять минут до конца пары длились как десять часов. Жарко, душно, ноги заныли, а на душе скребут кошки. Интерес и предвкушение встречи с предметом какого-никакого обожания — смылись за секунду. Теперь Ивару казалось, что он от части даже боится. «Предупрежден — значит вооружен.» — к этому раскладу подходило мало.

***

      Боль в ногах никуда не ушла и даже обострилась. Место, которое когда-то на первый взгляд показалось уютной кофейней с приятным интерьером сейчас казалось беспросветной клоакой. Отвратный кофе, неудобные жесткие стулья и люди жужжащие над ухом не давали сосредоточиться над выученной по дороге речью. Всё не так и разговор кажется тоже пойдёт не по плану, а у него даже нет плана «Б»Через время, а казалось он тут уже просиживает битый час, подумалось, что Алекс вовсе забыл о встрече или специально опаздывает, изматывая парню остатки нервной системы. Но в какой-то момент пчелиный улей разверзся хлопком входной двери. Он пришёл с опозданием на чертовых полчаса. «Спасибо хоть соизволил прийти» — подумал парень, потирая о колени влажные от волнения ладони. Лицо зашедшего в заведение преподавателя всё такое же важно-надменное, аж плюнуть в него захотелось. Он прошелся неспешно мимо столиков, будто его и никто не ждал всё это время, со скрипом отодвинул стул, сел напротив, сказав то, отчего все построенные в голове Ивара диалоги, рассыпались как песчаный замок: — Ты не в очках, — тыкнул пальцем преподаватель парню в лицо. — Серьёзно?! — от удивления брови поползли вверх. Наглый хитрый лис.       Алекс продолжил, как ни в чём ни бывало. Он вообще вёл себя, как ни в чем ни бывало. Перекручивал меж пальцев зубочистку, сидел ногу на ногу, подёргивая залаченным носком дорогих ботинок. Нагло рассматривал парня с головы до ног и чуть улыбался после его возмущения. — Думаю ты хотел поговорить? — всё с той же наглой улыбкой.       А слова Ивар будто забыл. Ком в горле, а выдавить из себя невозможно. «Ведь ты хотел размазать его по стенке, где твоя былая уверенность?» — крутилось у парня в мыслях, но наяву он проглотил язык и в горле пересохло. — Тогда начну я, — с неизменным спокойствием в голосе сказал мужчина, — Хеахмунд, — он протянул руку, на что Ивар ответил лёгким смущённым рукопожатием, — для тебя могу быть Алексом. Не ожидал, если честно, что парень, который мне понравился в гей клубе, окажется моим студентом. Не думал что среди Оксфордских первокурсников вообще знают про это место, — он обнажил белоснежные зубы, а в глазах заиграли чёртики. Вот тот же взгляд, что в и тот вечер. Он опять играет. — Где прости? — вылетело у парня на одном дыхании. Как это надо было напиться, что бы его занесло в гей клуб? — Ой, да не придуривайся, там огромными радужными буквами на вывеске при входе шлют всех натуралов куда подальше, — рассмеялся мужчина. — Я не… — Да, помню, ты не гей и вообще наверно не видел куда зашёл. Все так говорят, а потом прутся туда каждые выходные. — Я… — хотел было оправдаться парень, но Алекс зашипел в ответ. — Я не договорил, — сменяя тему, в лице он тоже заметно изменился. Точнее пришёл к своему первоначальному спокойствию, проще говоря — похуизму. Посмотрел на Ивара выдерживая паузу, думая с каких слов подступиться. В конечном итоге решил действовать прямо, — ты мне понравился и когда увидел тебя среди студентов, даже не знал, как себя повести, но мне показалось ты тоже меня узнал, нет? Ивар почесав затылок, облокотился на локти, пододвигаясь ближе, — Тогда я был слишком пьян. — А когда опомнился, решил накинуться на меня с допросом прям в университете? Вселенская загадка для Ивара в том, что он откровенно не понимал, почему он не может копнуть чуть глубже, ведь у этого человека, сидящего напротив и так умело стоившего ему глазки, есть второе дно, только вот как его подцепить и открыть ящик Пандоры, парень не понимал. Катя отчасти была права. Такой запудрит мозги, ты и не заметишь. Но Ивару казалось, он держит всё под контролем, он свято в это верил. — Не ожидал, что парень который мне понравился, окажется моим историком, — повторил парень недавние слова преподавателя.       Да, да он признался. Ивар Лодброк признался, что кто-то у него вызвал симпатию. Но «ты мне нравишься» и «я тебя люблю» — выражения совершенно неравнозначные. Второго он не признает никогда, даже для самого себя. После столь неловкого признания, больше похожего на выплеснутый яд кобры, между ними повисла тишина. Сверчки кричали громче, чем красный флаг развивался в мыслях Ивара. Алекс отошёл к стойке со словами: «Тебе что-нибудь взять?», а Ивар выдал на автомате — «Возьми на свой вкус.» У самого в голове не укладывалось, какой тупой сценарий придумала для него судьба. Кажется он вляпался по самую макушку, втрескаться в мужика возрастом с собственного отца — это надо суметь. Картина маслом, парочка хлеще Бонни и Клайда — мальчик-калека и его надменный преподаватель истории в наглаженном костюме-тройка, а еще, если верить словам одной дамы, у мужика проблемы с русской мафией. Ивар смотря в спину серого костюма издал нервный смешок. «И это всё надо как-то рассказать брату.» — не укладывалось в голове.       С возвращением Алекса с двумя чашками американо в руках, мысли развеялись. Сейчас Ивар отчетливо осознал что эта встреча и этот день станет для него точкой отсчёта в новую жизнь. Этот мужчина, так интимно заглядывающий ему в глаза через бортик высокого кофейного стакана, казался важной фигурой в его дальнейшей жизни. Они разговаривали легко и отвлечённо. Алекс рассказывал про свои предыдущие годы работы в Оксфорде, рассказывал о своем предмете и это было прямо противоположно тому, что Ивар замечал на парах. От прямой спины в струну остались чуть сгорбленные плечи, а то продуманных, чётко выстроенных предложений и преподавательской дикции остались лишь иногда ставленные в предложения «Молодой человек» и тому подобное. Было бы комфортно вот так сидеть с ним часами, рассуждать про Великую французскую революцию и забвенно рассматривать при разговоре каждую новую, прежде не виданную эмоцию на лице. Когда он говорил о работе, лицо принимало хмурый, серьезный вид, когда он восхищался Англией — наоборот сиял и воспевал во всех красках. Он пил кофе не как преподаватель, а как давний приятель, рассказывая очередную историю. Алекс невесомо касался рук парня и иногда, как бы невзначай, задевал ноги под столом. Смеялся над его шутками и так же в шутку смеялся над ним. Прошло не меньше трёх часов романтичных бесед и не меньше трёх опустошённых чашек кофе, как стало смеркаться. — Мне надо идти, — с грустинкой в голосе сказал Ивар. — Хорошо. Смею ли я Вас проводить, молодой человек?       Пока они шли до студенческого городка Ивар заметил в нём третью личность. Алекс, тот что с ним идёт по вечернему Оксфорду — сдержан и на слова и на прикосновения. Он не пробовал взять его за руку ни разу с момента как они вышли из кофейни, он не заигрывал и не заглядывал в самую душу, как делал это наедине. Они всё так же разговаривали, но Алекс перевёл на парня взгляд от силы раза два. Здесь он не рассказывал о себе, он желал послушать что-нибудь об Иваре, но тот тоже не особо разглагольствовал. «Ну, да, отец — обедневший предприниматель», «Да, есть брат, учится на маркетинге кстати» — парень выдавал информацию о себе обрывисто, слова Кати до сих пор маячили в голове. «Не говори лишнего» — думал Ивар при каждом новом порыве открыться новому знакомому. Стоило повернуть к нужному корпусу — Алекс замер как вкопанный. — Я дальше не пойду, ты же понимаешь, если нас увидят вместе, будут вопросы, — и он прав. — Да, хорошо. Ему так хотелось сейчас потянуться за объятиями, но Алекс был холоден, а сам обнимать парень не решился. Переминался с ноги на ногу как школьник, не зная что сказать, но молчание было недолгим. — У меня к тебе одна просьба и один вопрос, — настороженно сказал мужчина, заметив за парнем детскую неловкость. — Да, конечно. — Ты хочешь быть со мной? — он сделал всего шаг вперед, но этого было достаточно, что бы расстояние между ними стало мизерным. — Думаю, да, — Ивару достаточно было лишь немного поднять глаза, что бы встретиться с голубой бездной. — Тогда, пожалуйста, не подходи ко мне в университете, это могут неправильно понять. Я не хочу терять работу, а ты, думаю, не хочешь терять место в университете, — он говорил абсолютно серьезно и парень понимал, чем это может грозить. — Я понимаю. А дальше поцелуй, лёгкий и невесомый, буквально пару секунд, как печать о начатом.       Воодушевленный новым и неведомым, Ивар впорхнул в квартиру увидев брата прямо у порога. Выглядел Хвитсерк таким же воодушевлённым, будто познал смысл бытия. Немного сонный и по-домашнему уютный, с растрёпанными волосами и в футболке Ивара, которую взял без спроса, с йогуртом в руках и ложкой во рту. Он как мать, прислонился к косяку двери и сейчас начнёт донимать вопросами: «А почему так долго?» «А с кем ты был?» «Ты время видел?» Но злиться на этого сонного ежа не хотелось, почему-то было больше желания потрепать его по волосам, погладить по не бритым щекам и послать спать. Хвитсерк молчал, не задавал вопросов, он ел свой йогурт и пристально смотрел на Ивара расшнуривающего кроссовки. Они оба сейчас хотели признаться в том, что их гложило и оба не знали как начать разговор, но Ивар, витающий в облаках влюблённости начал первый. И пусть этот странный, одновременно серьёзный и нелепый разговор произойдет в коридоре под вечер пятницы, но сердца трепетали, не силах больше молчать. «Он примет меня любым» — эта мысль была одна на двоих. — Я должен кое-что сказать, — начал Ивар, справившись со своей обувью. Откинул трость к стене и подошёл ближе к брату, который хотел сказать то же самое. Хвитсерку на секунду показалось, что прочитали его мысли. Сердце заколотилось, а йогурт уже в горло не лез. — Я тоже, — кратко ответил он, облизывая ложку и принимая самый серьезный вид, который только мог. Они мельком успели будто прочитать мысли друг друга и было уже не страшно. Ивар помедлил, опуская взгляд, — Давай ты первый. Хвитсерк рассмеялся, — Тогда сядь. — Нет, давай вместе на три-четыре? — Ив, это тупо, — Хвитсерка почему-то всегда забавляла неловкость Ивара. Брат как по щелчку из сдержанного, холодного парня превращался в маленького нашкодившего мальчишку, — Ладно. От Ивара прозвучала чуть слышно заветная команда и они выстрелили фразами в один момент: — Я гей, — Ивар зажмурился смотря себе под ноги. — Я люблю тебя, — сказал Хвитсерк, не веря собственным словам.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.