***
При возвращении Пика Куромаку не было дома — тот наверно опять задержится. Хотя вероятность того, что он не придёт довольно велика. Лес, хоть и немного, но все-таки поднял настроение, хотя и ненадолго. Пик подошёл к первому попавшемуся зеркалу и, сказать честно, видок у него не самый лучший: глаза были цвета спелого граната, волосы выглядели растрепанно, в добавок этот холодный и разочарованный взгляд на мир. По Пику было видно, что он чувствовал себя подавленно. Как будто по нему проехались машиной, оживили и вновь проехались, только ещё жёстче, из-за этого чувства по спине проходили мурашки, а за ними и дрожь. Пиковый король не сдержал свое обещание, так же, как и его уже не возлюбленный. Мало того, так ещё и на протяжении этих гребаных трех месяцев он не мог нормально сомкнуть глаз: по ночам его почти всегда мучили ночные кошмары с участием Маку, лишь иногда можно было спокойно поспать, крепко обнимая и прижимая к себе второго. В следствии чего ему приходилось пить кофе литрами. Пик частенько курил. Когда никотин распространяется по всему телу, ухудшая и так плохое состояние, становится спокойно на всегда буйной как море душе, желающей проглотить остатки нервов и разума. Выдыхая дым и вместе с ним выдыхая все проблемы. От всей этой безысходности и хуевого состояния хотелось закричать что есть мочи, и наплевать если потом он сорвет голос — это не самое худшее; от этого всего становилось вдвойне плохо. Глаза снова начали намокать, а около жёлтых зрачков что-то блеснуло. По бледной щеке прошло нечто тёплое, обжигающее её. Хотелось просто поплакать, ничего и никого не хотелось, просто одиночества. Упасть на пол и поджать под себя ноги, обнимая. От этого…от самого себя становится тошно. На данный момент он испытывает множество эмоций: от гнева — до осознавания ситуации; но также он чувствует обиду. — Хах. Какая ранимая душа, — Пика пробило истерическим смехом, из-за чего сердце начало слабо колоть, — Согласись, тебе ведь тошно от самого себя. Ну и где же его «Always forever», которое он мне обещал? — слезы хлынули новым ручьём, а в горле застрял ком, из-за которого говорить было невозможно, голос дрогнет и Пик, не сдержавшись закричит. Просто- напросто хочется выть от боли. Блять. До чего же он докатился? Ронять понапрасну слезы из-за кого-то. Вечно так: когда ты думаешь, что все уладилось, то кто-то обязательно ударит тебя со спины настолько сильно, что потом встать и выпрямиться как ни в чем не бывало трудно. Больше не на кого положиться, раны прошлого дадут о себе знать. К этому все и вело. Не может же жизнь не дать каких-нибудь неприятных вестей, событий. — Хах, неужели ты думал, что будешь счастлив по-настоящему? — он скептически посмотрел на их совместное фото, на счастливую парочку: украшающие и лучезарные улыбки и их белоснежные зубы, особенно клыкастая улыбка верхнего — здесь он так счастлив. После, ударив себя по лицу, добавил, — Идиот. Встряхнув головой, Пик запустил пальцы в волосы — как бы он ни старался, это не помогало ему отвлечься от мрачных как тёмная туча мыслей, которые ухудшали и так плохое настроение. *Лучше будет уехать на неопределённое время куда-нибудь. Нужно было уехать ещё давно, освежить свои мысли и забыть про случившееся. Так будет лучше.* — одни мысли противоречат другим. Из дум его вывело урчание собственного живота, которое отдавалось неприятной болью и сильной сухостью в горле. За сегодня он не съел ничего, ибо не успел; но зато из-за расставания успел покурить, тем самым опустошив практически всю пачку. Сигареты же теперь валяются на земле где-то в лесу, под тем густым зелёным деревом, которому он «изливал душу». Собрав все нужное, Пик спустился вниз по спиральной и широкой лестнице. На кухне не было ничего приготовленного, поэтому он подошёл к холодильнику, открыв его он нашёл ещё не открытую упаковку ветчины. Взяв все четыре бутерброда, он убрался на кухне; съев два, а остальное положив в рюкзак он ушёл, не оставив ничего: ни записку, ни его приблизительное местонахождение и ни насколько он останется. На улице было тепло, даже жарко, ибо солнце ярко светило, озаряя своим светом нашу тёмную планету, согревая своими лучиками. Где-то слышал ось назойливое чириканье птичек — раздражавшее короля. На отдельных участках друг подле друга были засажены деревья с густой зелёной листвой. Небо было окрашено светло-голубым, украшенное белыми и похожими на снег облаками, одно из которых смахивало на рыбу с выпученными глазами и приоткрытым ртом. Осталось подумать, где можно перекантоваться.***
Из-за никому не нужных воспоминаний Пик поехал по неправильному направлению, и, сам того не понимая, забрел на какую-то дорогу: полуразрушенная, местами с дырками и в трещинах; на боковых сторонах росли ромашки, в пару с подорожниками. Однако похолодало знатно. Все-таки прошло два часа с его выхода из дома. «Готов поспорить, никто и не позвонит, чтобы узнать где я.» Оглядевшись по сторонам парень произнёс: — Круто. Ну и где же я? Ладно, делать нечего, придётся переночевать здесь.