После пламенных речей, После будней разных Приходи ко мне молчать. Я устрою праздник, Будет больше тишины, Будут даже вина ©.
Это был один из тех редких спокойных дней, когда ничего не происходит. Конечно, военное время не предполагает спокойствие и безмятежность, но Вэй Ин чувствовал себя именно так. Три дня назад они одержали очередную победу и теперь восстанавливали силы в лагере. Обстановка в Гусу стала менее напряжённой, и Лань Цижэнь прочно занял оборонительные позиции, позволив своим племянникам странствовать по территориям столкновений, оказывая поддержку союзникам и помогая мирному населению. Через два дня «Нефриты Ордена Гусу Лань» должны были нанести визит в их временное пристанище, и Вэй Ин с нетерпением ждал встречи со своим другом. «Жаль, что мы сдружились при таких печальных обстоятельствах! Если бы Лань Чжань не вредничал во время моего обучения в Гусу, то у нас было бы гораздо больше приятных совместных воспоминаний, прямо как с А-Чэном», — с этими мыслями Вэй Усянь направился на поиски своего шиди. Глава Ордена обнаружился на границе лагеря и вид имел весьма решительный и отрешённый. — Цзян Чэн, на прогулку собрался? Наши солдаты отправились пополнять запасы провизии и оружия, а тебе бы силы подкопить, пока есть такая возможность, — участливо начал разговор Вэй Ин. — Так уж вышло, что и мне нужно «пополнить запасы», отдых подождёт, — отозвался Ваньинь. — О! Ты имеешь в виду мертвецов для своей бессмертной армии? Так почему же ты идешь за ними один? — Вэй Ин приобрёл крайне недоумённый вид. — Это неопасно, я справлюсь, — отрезал Цзян Чэн, дотронувшись до своего указательного пальца правой руки. Раздражение, вызванное его уязвлённой гордостью, тут же обернулось растерянностью. Старые привычки подводили его — на пальце кольца не оказалось. — Сила и могущество Главы не вызывают никаких сомнений, одно лишь восхищение! — горячо начал свою примирительную речь Вэй Усянь, затем, надувшись, продолжил: — Этому адепту непонятно: почему же великий Цзян Ваньинь отправляется на такое увлекательное приключение без своего верного помощника. — Восстание мертвецов из могил — зрелище весьма отталкивающее. Не на что там смотреть, — закатив глаза, объяснял очевидные вещи тёмный заклинатель. — Да ты шутишь! — Вэй Ин взорвался негодованием: — Если я этого не увижу, то умру от любопытства! Не хочешь брать меня с собой — так я дождусь, когда ты уйдёшь, чтобы увязаться следом! Глаза юноши горели неподдельным интересом, что вкупе с его негасимым энтузиазмом и живостью характера делало отказ совершенно невозможным. Но не только это заставило Цзян Чэна уступить. Тёмный заклинатель поклялся не повторять ошибок прошлой жизни. А теперь выходит, что он и сам не заметил, как допускает промахи, совершённые когда-то другим человеком. — «Тёмный путь разрушает тело и душу» — это касается не только самого заклинателя, но и тех, кто к нему приближен, — всё-таки не озвучить свои опасения Цзян Чэн не мог. — Разве это не означает, что я, как твоя правая рука, должен о них заботиться? — простодушно ответил Вэй Ин. Подобный риск не мог его напугать: — А что касается тёмной дорожки — боялся я её! Изучение светлого пути и следование правилам далось мне куда сложнее. Мертвецы-то меня точно ферулами за непослушание не изобьют, так что я в безопасности! — Пф! — Цзян Чэн, представив нечисть, поколачивающую Вэй Усяня за плохое поведение, не удержался от смешка, и вся серьёзность момента пошла прахом. Вэй Ин был уверен, что они отправятся на территорию недавней битвы. Павшие на поле боя, однозначно, мертвы и уж точно никуда не делись. Так разве поднять их — не самый простой вариант? Но они минули место сражений, как и проигнорировали лесную чащу — место скопления первобытной и дикой тёмной энергии. — А-Чэн, куда мы всё-таки идём? — Вэй Ин уже очень давно не называл Цзян Чэна так ласково. Моменты спокойной семейной жизни покинули их, а перед посторонними Цзян Ваньинь такое к себе обращение не терпел. Вот и пришлось ждать, когда они вновь останутся наедине. Наконец уединение оказалось полным: вокруг никого — ни живых, ни мёртвых. — В ближайшую деревню, — ответил Цзян Чэн, будто говорил о чём-то, само собой разумеющемся. — А? Разве ты надеешься рекрутировать ещё и живых? Наши солдаты эвакуировали мирных жителей, никого не осталось, — отреагировал Вэй Ин весьма растерянно. — Верно. Эти места покинуты, дома брошены, но кладбище без чужой помощи покинуть не так-то просто. Живые всегда соседствуют с мёртвыми, — проговорив это, Цзян Чэн потупил свой взгляд, ему вспомнились годы возрождения Пристани. Время, когда в Юньмэн Цзян вновь кипела жизнь: улицы были наполнены гулом голосов; адепты заняты тренировками; а он, как Глава Ордена, не знал ни сна, ни отдыха. С момента освобождения от гнёта Цишань Вэнь Пристань Лотоса не замолкала ни на миг, и только в храме предков стояла нерушимая тишина. В сердцах простых людей трагедия времён тирании вэньских псов померкла: раны на их телах затянулись, сердца отболели, а головы заполнились совсем другими мыслями. Но только не для Цзян Чэна — вся его жизнь была наполнена скорбью и тоской по родным. Куда бы он ни пошёл, чтобы ни делал — его преследовало не столько чувство одиночества как такового, сколько острое ощущение отсутствия дорогих и близких людей. Цзян Чэн никогда не был один, его сопровождали призраки прошлого. — Дошли? — из состояния задумчивости Цзян Ваньиня выдернул бодрый и жизнеутверждающий голос. Тёмный заклинатель огляделся: покосившийся забор, скрипучие ворота, пыльная просёлочная дорога, множество маленьких простеньких домишек. — Дошли, — коротко ответил Глава Ордена и вошёл в пустынный двор. Шаг его был лёгок, осанка горделивой, а взгляд решительным. Поступью достойной, по меньшей мере, императора, тёмный заклинатель направился разорять могилы. Присвистывая и заинтересованно глазея по сторонам, по правую руку от него шагал его доверенный помощник. — Хм, и в какой стороне искать кладбище? Не думаю, что в этом захолустье руководствовались правилами фэншуй для его построения, — рассматривая скромную деревеньку, спросил Вэй Ин. — Голоса мне подскажут, куда идти ©, — будничным тоном отозвался тёмный заклинатель. — О… — на удивление, слов у Вэй Усяня не нашлось. Юноша никак не мог определиться со своими чувствами касательно тёмного пути. В своё время он спокойно рассуждал над возможностями кривой дорожки. Тьма для него была одним из способов самосовершенствования с огромными ресурсами, вероятным источником колоссальной силы. Конечно, слишком далеко в своих размышлениях Вэй Ин не заходил — тёмный путь таил в себе огромное количество опасностей и не зря порицался заклинателями. Как таковой он его не пугал и, возможно, при иных обстоятельствах юноша сам бы занялся его культивированием. Тело и душа — Вэй Усянь был в состоянии заплатить такую цену, но речь шла не про него. А-Ин — мальчик, который выжил только благодаря милости судьбы. Если бы не Цзян Фэнмянь, его история закончилась бы много лет назад на холодных улицах, кишащих злыми псами. Отчасти поэтому он был склонен к самопожертвованию и героизму. Жизнь Вэй Ина ему не принадлежала? Непростой вопрос. Отдал бы он её на растерзание тьме вместо Цзян Чэна? — однозначно да. Юношу раздирало беспокойство за своего шиди, который в одночасье стал для него всем: единственным по-настоящему близким другом, Главой Ордена, последней оставшейся частичкой семьи и дома. И в то же время тёмный путь манил, интересовал и завораживал Вэй Ина. А ещё ужасал. Ужасал настолько, что непременно хотелось вырвать Цзян Чэна из его холодного мёртвого плена и заключить в свои объятия. Так, думая каждый о своём, юноши дошли до кладбищенского холма. Тот оказался на удивление ухоженным: как бы скромно не жили здешние люди, память предков они чтили. Рядом с некоторыми могилами обнаружился пепел благовоний и обгоревшие клочки ритуальных денег. «В ситуации, когда нужно спасать свою жизнь, люди пришли попрощаться с теми, с кем их уже разделила смерть. Проститься дважды — разве есть на свете что-то печальнее этого?» — Вэй Ин с усилием потряс головой, желая вытряхнуть из неё подобные мысли. «В самом деле, что за морок на меня нашёл? Будто самому доводилось испытать нечто подобное! Люди ещё вернутся в эти земли, как и мы совсем скоро возвратимся домой», — переменив своё настроение на мечтательное, юноша замер в предвкушении. Цзян Чэн тем временем прикрыл глаза и чуть склонил голову. «Прислушивается? Скорее всего. Эх, я-то сколько слух бы не напрягал — всё равно ничего не услышу», —с досадой подумал Вэй Ин. «Мой Друг, А сколько нам ещё идти по извилистой тропе По-над пропасти пути, задыхаться в пустоте?» ©. Цзян Чэн начал свою песню, и она была удивительно плавной и спокойной. Вэй Усянь ожидал услышать нечто подобное тому, что прозвучало на поле боя: зов, заставляющий кровь кипеть в жилах; приказ, которого невозможно ослушаться. «День разбудит суетой, где всему своя цена Многоликой пустотой, где любовь едва видна. Мир устроен так, мой друг, надо верой сильным быть За своей идти звездой, не теряя света жить» ©. «Не теряя света жить» — эти слова поразили Вэй Ина. «Возможно ли, следуя тёмному пути, сохранить в душе свет?» — не успел юноша до конца оформить эту мысль, как тут же влепил себе оплеуху. «Нет! Это же А-Чэн! Какие бы кривотолки про него не ходили — я-то точно знаю, что он добрый и заботливый! Так и тут: пусть все пророчат ему несчастную судьбу законченного злодея, он справится! Но неужели нечисть и правда можно приманить песней про свет и надежду?». — Мир устроен так, мой друг, надо верой сильным быть За своей идти звездой, не теряя света жить, — исполнив эти строки ещё раз, Цзян Ваньинь принялся ждать. Земля пришла в движение — мертвецы покинули своё последнее пристанище. Раздвигая почву, на поверхность стали показываться руки. Не истлело и палочки благовоний, как две сотни новобранцев выстроились в ряд. Вэй Ин пребывал в восторге и разразился вопросами будто трёхлетнее дитя: — А-Чэн, а почему они откликнулись на такую спокойную песню? Ты и правда назвал их «друзьями»? Зачем нужны были именно усопшие с кладбища? Для лютых мертвецов у них довольно слабый уровень затаённой злобы, они точно будут сражаться? — Потому что они хотят отомстить за свою родню. Мне нужны были те, кто пойдёт со мной по собственному желанию, а не ведомые слепой яростью твари. Такими гораздо проще управлять в долгосрочной перспективе. К тому же, на ближайшее время сражений не планируется. Глава Лань приведёт около четырёх сотен заклинателей, с ними мы отправимся в Цзянлин, где начнём их обучать стилю Юньмэн Цзян. Эти мертвецы проведут нас тропами, которыми ходили при жизни, и защитят от местной нечисти. В глазах Вэй Ина мелькнуло понимание, и он радостно поделился своей догадкой: — Так ты поэтому уничтожаешь свою нежить после сражений? — Именно, — самодовольная улыбка Главы Ордена, с которой было произнесено это одно-единственное слово, стала наградой для его неутомимого помощника. Вэй Усяню такое поведение казалось расточительным, но кто их, этих тёмных заклинателей, поймёт. Может это была часть ритуала; возможно это было запугивание для послушания (хотя мертвецы же не должны ничего бояться?); или же упокоение нечисти и зачистка местности от энергии инь — дань традициям светлого пути, и это всё делалось просто по старой памяти. Одним словом, непонятно! Но Вэй Ин лишь строил догадки и не спрашивал. Этот юноша был способен часами болтать о всякой ерунде, но действительно важные разговоры всегда давались ему непросто. Про тёмный путь он не мог заговорить вовсе — слишком изменился Цзян Чэн после пребывания на горе Луаньцзан. Вэй Усянь не хотел причинить боль расспросами, которые неизбежно напомнят Цзян Чэну о его жутком испытании. К тому же, Вэй Ину было банально страшно услышать правду. Рассказ о страданиях дорогого человека мучает похлеще пыток Огненного Дворца. В этот раз всё оказалось до смешного просто — убрать злобных тварей, чтобы те, подобно бешённой псине, ненароком не покусали своего хозяина. — Возвращаемся, — Цзян Чэн, последний раз взглянув на разворошенные могилы, отправился прочь из деревни. — Ага! — жизнерадостно отозвался Вэй Ин. Обратный путь они проложили прямиком через деревню — в заброшенных домах могли остаться бытовые вещи, которые бы пригодились армии освобождения. Обойдя три десятка домов, заклинатели разжились двадцатью мешками риса и пшена, пятнадцатью вязанками дров, восемью мотками верёвки, тремя добротными котлами, пятью лопатами, а также обрезами ткани разного типа и назначения. С этим добром юноши выдвинулись в лагерь, благо в носильщиках недостатка не было. Не дойдя до ворот пару ли, Цзян Чэн остановился и приказал: — Стоять! Всем ни звука, особенно Вэй Усяню! — Эй! — оскорбился Вэй Ин. — Тихо, прислушайся, — закрыв глаза, спокойно проговорил тёмный заклинатель. Вэй Ин последовал его примеру и с удивлением обнаружил, что в самом деле слышит чей-то плач. — А-Чэн, я и правда слышу мёртвых! — ошарашенно выпалил Вэй Усянь. Ладонь Цзян Чэна встретилась с его лицом, и он полурассерженно-полувесело ответил: — Этот ребёнок жив, балбес! — Пф! Я всегда был талантлив, вот и решил, что уже постиг твоё тёмное искусство, — с напускным бахвальством парировал заклинатель, и его улыбка заставила Цзян Чэна спрятать зрачки за веками. — Не дай Небожители! — Цзян Чэн не был верующим, но перспектива становления Вэй Ина тёмным заклинателем заставила взмолиться даже его. Цзян Ваньинь снял с пояса свой меч и принялся бороздить его остриём землю. Начертив карту и вложив в рисунок тёмную энергию, он приказал мертвецам: — Следуйте этому маршруту! Те незамедлительно повиновались и побрели в лагерь, юноши же отправились на поиск дитя. Дойдя до нужного дома, они остановились и заглянули в окно. Картина, представшая их взору, заставила их сердца сжаться. Спиной к ним, поджав под себя ноги, на полу сидела девочка лет пяти. Эта маленькая хрупкая фигурка склонилась над телом женщины. Глотая слёзы, она сжимала её бледную кисть в своих крохотных ручках. — Мама, вставай! Уже все ушли, они хотели забрать А-Чжу с собой, но я спряталась. Мам, я не пойду без тебя, не оставлю… уууу, — ребёнок зашёлся новым приступом плача. Цзян Чэн открыл дверь и переступил порог, Вэй Ин зашёл следом. — Эй, дитя, твоя мама… — договорить он не успел, так как ладонь Ваньиня легла на его рот. Цзян Чэн злобно зыркнул на него и, убедившись, что тот больше не будет говорить столь жестокие вещи ребёнку, убрал руку. — Минчжу, позволь мне помочь твоей маме — мягко начал тёмный заклинатель. Девочка, заслышав такие слова, тут же обернулась и явила юношам своё заплаканное личико. Ребёнок оглядел юношей с ног до головы и полным восторга голосом спросил: — Вы — волшебники? — В некотором роде, — сказав это, Цзян Чэн выдал самую чистую и добрую улыбку, на которую только был способен. — Мама не просыпается три дня. Ей снятся хорошие сны? — размазывая по щекам кулачками слёзы, спросила А-Чжу. — Никакие сладкие сны не заменят твоей маме время наяву с тобой, — проговорив это Цзян Чэн подошёл к телу. Услышав слова тёмного заклинателя, девочка просияла и отодвинулась в сторону. Закрыв ребёнку обзор своей спиной, Цзян Чэн прокусил палец и провёл им по губам женщины, кровь юноши окрасила их в алый. Затем он склонился к её уху и прошептал: — Вставай, твоя дочка хочет с тобой поговорить. Женщина медленно приняла сидячее положение, а затем также неспеша встала на ноги. — Мама! — ребёнок, кинулся к матери и обнял её за ноги. Белая, как траурные одежды, ладонь легла на голову девочки и начала ласково гладить её по голове. — Милая, тебе нужно покинуть деревню, здесь небезопасно, — с осознанностью, свойственной лишь живым людям, сказала женщина. Вэй Ин был в шоке. Неужели Цзян Чэн только что вернул разум этому мертвецу! Вперившись в тёмного заклинателя взглядом, Вэй Усянь стал жадно ловить все его движения и действия. — Я пойду-пойду, но только с тобой! — затараторила А-Чжу. — Мне нужно уйти, а ты отправляйся с этими юношами. Они тебя не обидят, — продолжила свои уговоры женщина. Теперь, когда всё внимание Вэй Ина с нежити перешло на Цзян Чэна, он заметил, что губы тёмного заклинателя беззвучно и едва заметно шевелились. — Куда ты пойдешь? А-Чжу хочет с тобой! — зарывшись лицом в полы ханьфу, капризничала девочка. — Жемчужинка, тебе нельзя со мной. Обещаю, когда-нибудь мы снова встретимся, а пока нам нужно расстаться, — нежно проговорила женщина. — Прямо как с папой? — хлюпнув носом, и подняв свой взгляд, спросило дитя. — Да, прямо как с папой, — взяв ребёнка за руку, женщина отвела её к Цзян Ваньиню, а затем вложила её крохотную ладошку в его большую. От этой сцены Вэй Ину самому хотелось расплакаться. В тишине, нарушаемой только шмыганьем маленького носика, они вышли во двор. Там, поклонившись юношам, женщина взглянула на свою дочь в последний раз и направилась в сторону кладбища. Заклинатели же отправились к выходу из деревни. Цзян Чэн взял ребёнка на руки, оказавшись в объятьях, девочка вскоре уснула. — А-Чэн, слова этой женщины принадлежали тебе? — тихо, чтобы Минчжу не услышала, спросил Вэй Ин. — Конечно, — горестно вздохнул тёмный заклинатель, затем продолжил: — Ни одна мать не оставит своё дитя на попечение таким подозрительным типам. — Эй! Я-то иду по пути света, что во мне вызывает недоверие? — скрестив руки на груди, надулся Вэй Ин. — А то, что трёхгодовалым детям пятилеток на воспитание не оставляют. Из тебя выйдет нянька максимум двухлетке! — договорив свою язвительную реплику, Цзян Чэн осознал, что Вэй Ин и вправду заботился о двухгодовалом мальчике. — Пф! Не забывай, что я на год старше тебя! — весело парировал Вэй Ин. Ребёнок из клана Вэнь… Цзян Ваньинь знал о его существовании, но тогда после осады Луаньцзан не озаботился его судьбой. Лань Сычжуй — этим именем его потом нарекли. Хоть в чем-то благородство Лань Ванцзи себя оправдало! Цзян Чэну тошно было вспоминать себя прошлого. Его слепая ненависть к Ордену Цишань Вэнь разрушила тогда множество таких деревень. То были мирные, ни в чём неповинные люди, родившиеся не под той фамилией. Как лицемерно было с его стороны устраивать геноцид, считая это равной платой за свою личную трагедию. Конечно, тогда Вэней ненавидели все, но это не означало, что убивать нужно их всех. Не успокаивала и мысль о том, что он не совершал военных преступлений — лишь закрывал на них глаза. Война допускает любую жестокость — за ней неизбежно наступает амнистия и всепрощение. Вот только, кто бы что ни говорил, отмыться от грязи военных преступлений не так-то просто. Кровь же не смывается вовсе. Цзян Чэн был в ней по локоть, её металлический привкус долгие годы преследовал его. И вот он — прославленный герой войны — воюет вновь. Только на этот раз рукава одежд не отдают багрянцем, а в руках, пока ещё чистых, Цзян Чэн сжимает дитя. Вот только надолго ли? Кто же он всё-таки такой: герой или убийца? Из размышлений Цзян Чэна вырвал возбуждённый голос: — А-Чэн, ты слышишь? — Боги, кто там опять? Мы покинем эту клятую деревню или нет? — брови Цзян Ваньиня сошлись на переносице от раздражения. Вэй Ин же, не теряя времени, лихо перемахнул через забор и через мгновение явился перед Цзян Чэном, ослепляя того счастливой улыбкой. В каждой руке у него было по кудахтающей курице: — Представляешь, бросили бедняжек на произвол судьбы! Ладонь Цзян Чэна неминуемо бы встретилась с его лицом, если бы руки не были заняты, поэтому вместо этого он лишь крепче прижал к себе ребёнка. — Во время чрезвычайных положений при эвакуации люди берут с собой только самое необходимое и то, что способны унести. Крупный рогатый скот передвигается самостоятельно, кур же необходимо транспортировать своими силами. К тому же, их придётся кормить — травой, как жвачные животные, они питаться не будут. Если их зарубить для дальнейшего употребления в пищу, то готовить придётся сразу, иначе они быстро испортятся. Поэтому в качестве провизии годится только вяленое мясо, яйца, хлеб и крупы, — дабы снять нервное напряжение и не разбудить при этом ребёнка, Цзян Чэн разразился поучительной речью вместо брани. — Что ж, тогда мы просто обязаны спасти этих несчастных от голода! — хитро проговорил Вэй Ин. — Только специй много не добавляй, — прекрасно поняв намёк Вэй Усяня, ответил Цзян Чэн. Блаженная тишина не продержалась долго. Кинув взгляд на девочку, Вэй Ин осторожно заговорил: — Значит сила тёмного пути не безгранична, и пробудить сознание в мертвеце невозможно? Вздохнув, Цзян Чэн ответил: — Возможно, но я никогда этого не сделаю, — заглянув Вэй Усяню в глаза, тёмный заклинатель строго продолжил: — А ты про это даже думать не смей! — Но почему? — Вэй Ин действительно не видел в этом ничего плохого и, чуть потупив взгляд, искренне добавил: — Разве люди не были бы счастливы встретиться с теми, с кем их разлучила смерть? Цзян Чэн мог бы рассказать про опасности, которые таит в себе подчинение такой высокоуровневой нечисти, про угрозу потери контроля, или про то, что таким «оружием» может завладеть другой и использовать в своих целях. Истории Вэнь Нина и Сун Ланя были тому доказательством. Вот только помимо этой тёмной и кровавой стороны, в их посмертии была и другая — трагическая. — Да, но это слишком жестоко и эгоистично. После радостной встречи неминуемо следует расставание, вот только, раз за разом, прощаться будет лишь один. Сотни лет даже не жить — а существовать, наблюдая за тем, как все, кого ты знал, стареют и умирают, в то время как ты застрял в своём каменном бесчувственном теле. Разве это не похоже на пытку? И этому существованию не будет конца, а окончательная гибель не станет избавлением. Она не принесёт покоя и не даст ни единого шанса на перерождение — лишь пустоту и небытие. При этом, у человека, обреченного на такое, даже выбора нет, его муки — результат твоей слабости и отчаяния. Цзян Ваньинь знал о чём говорил: в прошлой жизни, ненавидя тёмный путь, он, тем не менее, задумывался над его использованием в личных целях. То были самые тяжёлые моменты его жизни — когда он выходил из пыточной в окровавленных одеждах и со слезами бессилия на глазах. Ни один из угодивших в его руки тёмных заклинателей не был способен вернуть ему сестру, родителей или шисюна. Вэй Ин прослыл бесстыжим и ветреным человеком. Это было не совсем так. Он мог без зазрения совести заигрывать с девушками или вести непристойные разговоры. Но лёгкий нрав вовсе не означал, что ему никогда не бывает стыдно или совестно. Прямо сейчас его сжирало чувство вины за подобное легкомыслие! Вэй Ин действительно допускал создание осознанных мертвецов. Да что уж, он был бы даже не прочь попробовать сотворить нечто подобное! — Мне тебя не хватало… — неожиданно, даже для самого себя, выпалил Вэй Ин. — Скучал по нравоучениям? — подозрительно покосился на него Цзян Чэн. — Ещё как! Ты бы меня видел на первых Советах Кланов! Без тебя… Я был таким дураком! Раньше ты всегда меня осаждал — и правильно делал! Хорошо хоть, Лань Чжань меня сдерживал, а то вместо союзников были бы у нас сплошь враги, — закончив свою пылкую речь, Вэй Усянь было потянулся смущенно почесать затылок, да забыл, что руки у него заняты курами. Резкие движения пришлись не по нраву птицам, и они разразились кудахтаньем. — Да ты им и остался! Сверни уже шеи этим курам, а то они ребёнка разбудят! — с привычной ворчливостью, скрывающей заботу, съязвил Цзян Чэн. — Мой Глава такой добрый! — тут же отозвался Вэй Ин. Девочку разбудили вовсе не птицы, а заливистый смех юношей. Такой чистый и искренний, что, казалось, лишь он один был способен прогнать тревогу, развеять тьму и растворить страхи.Впереди темно и страшно Я сильней своей тревоги Я могу, я выну сердце Чтобы осветить дороги Я последний или первый Я герой или убийца Что скрывают мои лица ©.