Сумасшедшие мы, сумасшедшая жизнь И безумное время за окном И мне кажется, мир — сломанный механизм И никто в нём не знает, что потом ©.
После свержения Вэнь Жоханя и завершения всех военных действий Орден Ланьлин Цзинь устроил грандиозное пиршество, длившееся четыре дня. Бесчисленное множество Орденов и заклинателей прибыло в Башню Кои, чтобы отметить победу вместе. Главным героем этого мероприятия, разумеется, стал Цзян Ваньинь. Хвалебные речи, подобно вину из кувшина, сладким многоголосьем лились со всех сторон. Вот только у виновника торжества их приторность вызывала лишь тошноту. Цзян Ваньинь был горд и не терпел оскорблений, бестактности и лести, тем более, такой фальшивой. Эти пустые чествования претили ему. Глава Цзян, как никто другой, знал их причины, и среди них не было места искреннему восторгу. Страх, зависть, отвращение, немощь и беспомощность перед чужой силой — всё это тщательно скрывалось в душах и сердцах людей, выливаясь наружу липким сахарным сиропом через их рты. Натянутые улыбки вызывали ассоциации с посмертными масками, прикрывающими прогнившее нутро. Боязливые, лебезящие, лощёные трупы с одним на всех последним макияжем. Мерзость. «Пока я на их стороне, я буду героем, но стоит лишь сказать слово против, и вся гениальность обратится безумием, а восхваляемая всеми сила — угрозой, требующей устранения. Остаётся надеяться, что созданный мной образ благородного и всепрощающего мученика выиграет мне хоть немного времени», — подавляя истинные эмоции, размышлял тёмный заклинатель, скромно принимая очередную похвалу. Вэй Ин же упивался всеобщим вниманием, охотно поддакивая комплиментам, адресованным Цзян Чэну. Юношу настолько переполняла гордость за своего друга, что он даже забыл о собственном бахвальстве. Помнится, в своё время Вэй Усянь, будучи на месте Цзян Чэна, безбожно рисовался. Впрочем, неважно, кому из них пели дифирамбы, Вэй Ина в любом случае ждало бы разочарование — в этих песнях все ноты фальшивы. — Глава Цзян, ваш меч поистине уникален! Но не кажется ли вам, что демонстрировать его подобным образом несколько грубо, — по-лисьи прищурившись, елейным тоном начал Цзинь Гуаншань, указав взглядом на Хуфанг, он продолжил: — Все собравшиеся здесь приветствовали друг друга смиренным поклоном, сложив руки в жесте, символизирующим мирные намерения. Кулак, прикрытый ладонью — олицетворение меча в ножнах. Война закончена, так, может, пора сложить оружие? Вэй Ин кинул злобный взгляд на говорившего и, несомненно, вступился бы за своего Главу, нахамив в ответ, да только понимал, что сделает лишь хуже. «Грёбаные приличия! Их соблюдают лишь по отношению к равному и вышестоящему. Этот старый павлин метит в Верховные заклинатели, а речи ведёт такие, будто это место уже лет десять как его! Кто он такой, чтобы поучать Цзян Чэна?! Будь моя воля — ощипал бы ему все перья», — мысленно возмущался Вэй Усянь, практикуя способность убивать людей взглядом. — Глава Цзинь прав, однако у Хуфанга нет ножен, в которых он мог бы покоиться. Они были утеряны, и лишь истории ведомо, где они сейчас. Я мог бы явиться без меча, что также было бы непозволительной грубостью и нарушением этикета, либо повесить на пояс Саньду. Вот только все присутствующие знают, что воспользоваться им я не в силах. Разве слепое следование правилам в такой ситуации не было бы насмешкой над достопочтимыми господами? Стоит ли носить меч в качестве украшения, высмеивая тысячелетнюю историю заклинательства? — гордо, глядя прямо в глаза, встретил нападки Цзян Ваньинь. Тёмный заклинатель отвечал так твёрдо и уверенно, а его речь была столь взвешенной и логичной, что Цзинь Гуаншань вместо мудрого поборника правил обернулся старым дураком! «Лихо! Молодец, Цзян Чэн! Это же надо так складно и вежливо отбить словесную атаку, нанеся при этом смертельный урон», — весело улыбнувшись, Вэй Ин с удовольствием отметил, что по меньшей мере сотня заклинателей метнула на Главу Цзинь осуждающий взгляд. — Да, Гуаншань, разве Цзян Ваньинь хоть раз дал повод усомниться в себе? Где твоё доверие? Негоже себя так вести радушному хозяину! — горячо высказался Глава Яо, захмелевший до состояния вымоченной в вине утки. «Посмотрите-ка, кто это в заступники подался! Паршивый ты прихвостень, мало тогда тебе досталось…» — оборвал сам себя Вэй Ин, не дав своим мыслям завернуть не туда. Всё-таки его «история дружбы» с Главой Яо тянется достаточно давно — пора начинать учиться терпеть присутствие ненавистных людей. Иначе пара-тройка собраний, и от зубов юноши ничего не останется — они просто-напросто сотрутся в пыль, так яростно он ими скрежещет. Глава Цзинь был известен своим переменчивым характером. Ему ничего не стоило лебезить и извиняться, не чувствуя ни раскаяния, ни вины, что он и поспешил сделать: — Прошу Главу Цзян простить меня за мою неучтивость. Орден Цзинь безоговорочно доверяет вам как главному союзнику и герою войны. Своим замечанием я лишь указал на общепринятые нормы, не преследуя намерения оскорбить вас. «Оскорбить меня? Конечно же, не этого ты хотел! Нет тебе дела до моей чести и правил этикета, тебя интересуют лишь тёмные артефакты, которые ты жаждешь получить. Упрёки будут сыпаться в мою сторону по абсолютно любому поводу, уж не сомневаюсь. Удивительно только, что Глава Цзинь уже набрался наглости сделать первый шаг на своём пути стервятника», — ядовитые мысли разъедали голову Цзян Ваньиня, но добраться до языка он им не позволял, спокойно ответив: — Не стоит извинений. Эта неловкая сцена вскоре потонула в реке вина. Голоса, подкреплённые горячительным, зазвучали громче, а хвалебные речи становились всё несдержаннее. Но какими бы соловьями не заливались местные подхалимы — Цзян Ваньинь оставался глух к их трелям. Наконец очередной пир подошёл к концу, и два героя Юньмэна покинули Залу Несравненной Изящности. Две пары ног, шагающих каждая своей походкой, устремились в сторону гостевых покоев. Шаг Вэй Ина был лёгок и весел, казалось, что его стопы практически не касались земли. Идя по правую руку от своего Главы, он то и дело нарушал установленный порядок и начинал игриво кружить вокруг своего спутника, заглядывая тому в лицо. Тёмный заклинатель шёл, как подобает его статусу — чинно и спокойно, строгость его образа сглаживалась лишь простой причёской. Ветер перебирал его волосы, и только это напоминало вечно собранному Цзян Ваньиню, что он наконец-то свободен. Война окончена, скитания по палаткам в прошлом, и даже этот клятый пир подошёл к концу. Впору было вдохнуть полной грудью и расслабиться, но Цзян Чэн не мог позволить себе этого. Никогда не мог. Он свободен? Да, но только от тягот военного времени. Личная свобода была ему неведома. — Ты чего такой довольный? — тёмный заклинатель решил отвлечься от своих дум на совершенно бессмысленный вопрос. Цзян Чэн прекрасно знал — Вэй Ин счастлив и радостен по определению. — А как же мне не быть довольным? У меня самый прекрасный Глава на всём белом свете! — с детским восторгом отозвался Вэй Усянь. — Прекрати, — оборвал его Ваньинь. Ему не были неприятны похвалы Вэй Ина, хоть, по большей части, он паясничал — всё равно они искренни. Это подкупало, а ещё смущало. — Пф! Вот уж нет! Несколько сотен заклинателей рассыпались тебе в благодарностях четыре дня кряду — теперь моя очередь! — Вэй Ин был очень упрямым юношей, это касалось и веселья. Вот и сейчас он не успокоится, пока не заставит своего друга улыбнуться. — Брат… — послышалось робкое из-за спины. Обернувшись, Цзян Ваньинь обнаружил, что голос принадлежал Мэн Яо, вернее, ныне Цзинь Гуанъяо. «А вот и владелец самой притворной улыбки во всей Поднебесной!» — отметил про себя Ваньинь. Заискивающая, тревожная, вежливая, участливая, заботливая — какой бы ни была интонация, выбранная Цзинь Гуанъяо, его голос неизменно вызывал раздражение у Главы Цзян. Речи юноши царапали слух, словно продирая дорогу к сердцу и душе через уши. «Поймёшь тут Не Минцзюе и его пренебрежительное отношение к тому, кого он сам решил называть «братом». Кажется, он побратался с Цзинь Гуанъяо только для того, чтобы иметь возможность снова понукать им, как это было в те времена, когда юноша был подчинённым Главы Не. Что ж, Чифэн-Цзюня можно понять, но мои намерения не столь благородны. Плевал я на душу Яо, моя цель — вовсе не наставление его на путь истинный», — перекатывались, словно яд в склянке, мысли в голове тёмного заклинателя. Вслух же он сдержанно поприветствовал: — Брат. — Прости отца за подобную грубость, он вовсе не хотел задевать твою честь, — извинился за Цзинь Гуаншаня его недавно признанный сын. «Должен признать, сглаживание конфликтов и прислуживание — те обязанности, с которыми Цзинь Гуанъяо справлялся лучше всего. Судя по воспоминаниям, его организаторские способности действительно заслуживали похвалы. Цзинь Гуаншань вновь приблизил его, однако, заслуг в этот раз у Яо гораздо меньше. Если Цзинь Гуанъяо не будет так же рьяно выслуживаться ради места в большой политике, то, возможно, сохранит себе жизнь. В ином случае… Что ж, мне не привыкать носить статус братоубийцы», — Глава Цзян, получив шанс на новую жизнь, распланировал её со всей тщательностью и скрупулёзностью, не допуская ни лишних слов, ни действий, и только в своих мыслях он мог дать себе волю. — Что же это за честь, раз её можно задеть простым словом? Такие мелочи не стоят обсуждений, благодарю за беспокойство, — придав своему лицу радушное выражение, с достоинством ответил Цзян Ваньинь. — Быть названным братом столь благородного человека — честь для меня, — договорив, Цзинь Гуанъяо с поклоном удалился. Едва дождавшись, как тот скроется из виду, Вэй Ин вскинулся: — Пф! «Брат-брат-брат-брат», а мне говорил держаться от него подальше! Я понимаю, из каких соображений ты побратался с Главами Лань и Не, но он-то куда? Неужели в вашей дружной компании так принято? Друг моего друга — мой друг, выходит, и с братьями также? — скрестив руки на груди, надулся юноша. — Скорее «держи друзей близко к себе, а врагов ещё ближе», — холодно ответил тёмный заклинатель. Вэй Ину не было дела до политических интриг. «Если Цзян Чэн принял такое решение, значит, оно действительно было необходимо. Но этот «брат»! А-Чэн даже меня так никогда не называл, а мы ведь выросли вместе! Хотя, по правде говоря, не уверен, подошло бы мне такое определение… Он — моя семья, но я чувствую, что Цзян Чэн мне куда ближе пресловутого «брат», которое можно услышать на каждом шагу. Вот придумаю, кем он мне приходится, и заставлю называть меня, как подобает!» — горячо рассуждал Вэй Усянь, вслух произнеся: — Как Главе будет угодно. Но я его точно братом называть не стану! Лицо Цзян Ваньиня нервно дёрнулось, и он произнёс: — Вот и слава Небу! Спустя пару шагов по длинному коридору, Вэй Ин остыл. Все эти разговоры о «родственниках» напомнили ему об одном странном обстоятельстве. Цзян Яньли не любила шумные сборища и практически не посещала Собрания Кланов, по какому бы поводу они ни были созваны. В этот раз она сама изъявила желание нанести визит в Ланьлин Цзинь. В том, что девушка решила повеселиться на пирах и отпраздновать победу, не было ничего предосудительного или необычного. Вот только непосредственно за столом она замечена не была. — А-Чэн, а где же шицзе? — оглядываясь, будто действительно мог её найти поблизости, спросил Вэй Усянь. — Скорее всего, проводит время в беседах с Госпожой Цзинь, — уклончиво ответил Цзян Ваньинь. — Ах, да! Та ведь всё не теряет надежды сосватать ей своего павлинчика! — ехидно отозвался юноша. — Пойдём другим путём, — отведя взгляд в сторону, проговорил тёмный заклинатель. — А? А чем плох этот? Прошли бы мимо пионового сада, — удивился Вэй Ин. — Налюбуемся ещё на пионы, — не без раздражения ответил Глава Цзян. Вэй Ин поморщился: — Действительно, лицезреть их слишком часто нет никакого желания. Будучи Главой Ордена, Цзян Чэн был прекрасно осведомлён о принадлежности к Ордену Ланьлин Цзинь гонцов, доставляющих письма его сестре. Об их содержании Цзян Ваньиню было неизвестно, но нужно было быть глупцом, чтобы не догадаться о таящемся в них смысле. Глупцом или Вэй Усянем. «Твоё или моё желание в самом деле не имеет значения, когда речь идёт о любви. Мы можем лишь приложить все усилия, чтобы этот предначертанный судьбой брак был как можно счастливее. Пока лучшее, на что мы способны — не вмешиваться», — с этими мыслями тёмный заклинатель увёл своего спутника дальше вглубь резиденции, минуя сады, в тени которых проводила своё время пара влюблённых.┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
Окончен бой, зачах огонь и не осталось ничего, А мы живём, а нам с тобою повезло назло ©.
Церемония посвящения в Орден Юньмэн Цзян поражала своим масштабом. Несмотря на вынужденную скромность из-за недостатка финансирования, она была поистине грандиозной. Никогда прежде в ряды адептов не вступало такое колоссальное количество человек. Казалось, это мероприятие не оставило никого равнодушным. Даже простые, далёкие от мира заклинателей люди увидели в этом событии нечто вдохновляющее и величественное. Возрождение разрушенного до основания Ордена вошло в народ под названием «Распустившийся Лотос». И хотя осень вступила в свои права и цветы давно отцвели, оно действительно отражало суть церемонии наилучшим образом. Глава Цзян стоял на трибуне и взирал на собравшихся с высоты своего почётного места. Взгляд его был светел, но в душе тёмным омутом плескалось беспокойство. Он мог гордиться собой: военные действия заняли год и три месяца — в разы меньше по сравнению с событиями прошлого; в его ряды вступило множество талантливых, снискавших славу заклинателей; казна пополнилась трофеями, добытыми в многочисленных успешных сражениях. Однако, подобно луне, имевшей теневую сторону, все эти заслуги влекли за собой невидные глазу, омрачающие весь этот блеск последствия. «Почёт и величие? Как же! Больше адептов — больше голодных ртов. Да, в этот раз награды были распределены в пользу Юньмэн Цзян как главного победителя, однако вряд ли они прокормят всю эту ораву. Все, кто сносно стреляет, фехтует и заклинает — поголовно примкнувшие к нам Вэни. Большинство из них сегодня получат фамилию «Цзян», но станет ли это спасением от всеобщей ненависти? На Вэй Усяня ополчились за кучку стариков и детей общим количеством пятьдесят человек, Юньмэн приютил в десятки раз больше. Остаётся надеяться, что мой статус Главы сбережёт этих людей. Что касается меня самого… Осуждение и кривотолки сопутствуют мне в обеих жизнях, вопрос только в том, чья выдержка в этот раз окажется крепче и какие последствия это повлечёт…» — утихомирив своё разволновавшееся сердце, Цзян Ваньинь начал свою приветственную речь. По правую сторону от Главы Цзян, искрясь искренним счастьем, стоял Вэй Усянь; по левую — заметно нервничающий Вэнь Цюнлинь; места почётных гостей занимали Чифэн-Цзюнь и Цзэу-цзюнь, из-за белого подола одежд которого виднелся силуэт маленькой девочки с тихо позвякивающим колокольчиком на поясе. Глава Цзинь и Цзинь Гуанъяо блистали своим отсутствием. Важные дела не позволили им покинуть Орден, чему Вэй Усянь был несказанно рад и благодарил Богов за их вмешательство в жизнь простых смертных. «Бог», нарушивший планы четы Цзинь, тем временем продолжал свою пламенную речь. Вэнь Нин же воздавал хвалу Небожителям за то, что Глава Цзян посвятил его в Орден в частном порядке. Представляя себя на месте адептов, столпившихся внизу, юноша дошёл до нервного истощения и головокружения. Окажись он там на самом деле — точно бы упал в обморок. Речь Главы подошла к концу и была встречена бурными овациями и радостными возгласами. Вэй Ин не смог удержаться и от избытка чувств приобнял Цзян Чэна за плечо, усилием воли подавляя порыв повиснуть у того на шее как восторженная девица. Цзян Ваньинь, на удивление, противиться не стал, в ответ дурашливо потрепав Вэй Усяня по голове, разворошив и без того неряшливый хвост. Спускаясь с трибуны, Глава Цзян ободряюще улыбнулся Вэнь Нину, тот с удивлением обнаружил в этом жесте неприкрытую заботу. «Я дома», — робко отозвалось в груди человека, всё ещё носящего фамилию Вэнь.┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
Судьба решает, кто мы, Я лишь играю свою роль, Финал знакомый… ©.
Цзян Ваньинь сидел в своём кабинете с пульсирующей головной болью, усиливающейся с каждым ударом молотка. Пристань Лотоса начала отстраиваться заново: отовсюду были слышны молодецкие окрики, сопровождающие стройку; стук вколачивающихся гвоздей; визгливые звуки пилы. Но причина недомогания Цзян Ваньиня была вовсе не в этом… Да он бы с удовольствием побросал все дела и занялся распилкой брёвен или настилом кровли! Но Глава Цзян был вынужден корпеть над бумагами и заниматься расчётами. Опираться на старые знания в этот раз не выйдет. Сердцу Цзян Чэна больше всего был близок образ старой Пристани Лотоса, погибшей в огне уже дважды. Но вместе с тем новый облик, которая она приобрела во времена его правления, был настоящей гордостью Цзян Ваньиня. Тренировочная площадка была увеличена в два раза, обветшалые постройки заменены новыми, уцелевшие здания богато украшены. В нынешней ситуации поле для тренировок придётся делать чуть ли не в три раза больше старого, иначе оно просто не вместит в себя многочисленных адептов. Оружейные, складские помещения, новое крыло резиденции для слуг и учеников и еще множество сооружений… Всего требовалось больше! Какие тут богатые украшения и величие, найти бы средства на что попроще! «Остаётся надеяться, что новые последователи Юньмэн Цзян настолько благодарны мне за спасение, что будут готовы работать за еду. Хорошо хоть ко мне в ученики не пошли именитые заклинатели. Простые люди переносят тяготы куда легче солидных господ, что теряют своё «благородство», как только речь заходит о голоде», — потирая виски, натянуто улыбнулся своим саркастичным мыслям Глава. А ещё эти старые обязательства, кои возникли до войны… Поставки, торговля, защита мирного населения, долги, возникшие невесть откуда! Всё свалилось на голову Цзян Ваньиня. Каким бы опытным и мудрым Главой он ни был: пережить две войны за «одну жизнь» — это уже слишком. Ещё и это прошлое… Или будущее? Цзян Ваньинь, просидев весь день за бумагами, уже ничего не понимал. Если во время войны он путал день и ночь от усталости и недостатка сна, то в мирное время он не мог понять, где начинается его новая жизнь и кончается предыдущая. «По сути, хоть я помолодел и вынужден переживать одни и те же события по второму кругу — моя жизнь не прекращалась. Хм, если бы я умер, то наверняка заметил бы. Или нет? Какая, проклятье, долгая и безрадостная жизнь!» — закончив свои размышления на этой грустной ноте, Цзян Ваньинь осознал, что в этот раз до сих пор не посетил Храм предков. Тишина… Единственное место, где ничего никогда не меняется. Застывший в своей скорби и безмолвии Храм встретил Цзян Чэна своим холодным равнодушием. — Отец, матушка, ваш сын снова здесь… — Цзян Ваньинь не знал, что сказать. Да разве и было что-то, о чём он не говорил раньше? Все слова уже были произнесены им в прошлом. Все, кроме… — Я вновь держал в руках урны с вашим прахом… Снова водружал их на то же самое место… — речь вечно собранного и строгого Цзян Ваньиня была непривычно сбивчива и тиха. — Хах, с ума сойти можно… или я уже? Может, где-то здесь затерялась табличка и с моим именем? — грустно улыбнувшись, обратился он с вопросами к пустоте.— Неважно… Отец, матушка, в своём уме или нет — я сделаю всё, чтобы вы мной гордились. Я всегда старался жить достойной жизнью, так, как вы меня учили, но сейчас понимаю, сколько ошибок совершил тогда. Честь, гордость, положение, светлый путь — это все имеет так мало общего со счастьем. Нет в мире ничего правильного или неправильного — может это звучит слишком по-стариковски напыщенно, может, по-юношески глупо… Но я знаю, что так оно и есть… Вернее, чувствую. Отец, матушка, мне снова восемнадцать. Кажется, я действительно сумел совершить невозможное, — договорив это, Цзян Чэн молча поднялся с колен и покинул Храм предков. Стоило оказаться во дворе, как мир вновь наполнился звуками и жизнью. Тишина же неспешно забирала в свой плен медленно тлеющие палочки благовоний. Их едва заметный глазу дымок постепенно рассеивался. Затем, окончательно растворившись в воздухе, и он бесследно исчез. Неподвижный, веками создаваемый мир тоски и скорби, обитель смерти. Время действительно остановилось здесь. Был лишь один человек, застрявший между Небом и Землёй, для кого оно обернулось вспять. Один-единственный, что вновь зажёг здесь пламя и наполнил воздух ароматом благовоний. Тот, что обманул саму смерть, но так и не видел настоящей счастливой жизни. Судьба не была благосклонна к нему, но он и не нуждался в её милости. Цзян Ваньинь, твои родители гордятся тобой. Ты будешь счастлив.┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
События последних нескольких дней под завязку забили проблемами голову Цзян Ваньиня. Она стала такой тяжёлой, что могла проломить кровать своим весом. Сон Главы Цзян был беспокойным. Картинки мельтешили перед глазами, растворяясь в сознании разноцветными пятнами. Голоса, звуки, образы, лица — всё смешалось в сновидение, граничившее с кошмаром. Цзян Чэн такой молодой, лет семнадцать на вид, в Храме Гуаньинь. Том самом, где у статуи богини лицо матери Мэн Яо. Как он там оказался? Неизвестно… Почему так молод? Непонятно… Разве этот храм не был построен, когда Цзян Чэну было уже за тридцать? Странно… И эти двое такие странные… Заклинатели: один в белом, другой в чёрном. Будто воплощение Инь и Ян. Это боги? Разве что очень жестокие… Плохо… Цзян Чэну так плохо от их вида. Кто они? Выглядят старше него… Они знакомы? — Оставь меня! Я больше ничего не должен Ордену Юньмэн Цзян! Это Вэй Ин? Почему он так груб со мной, так зол? Хочется ответить побольнее, как раньше во время ссор. Мы всегда горячо ругались, но и быстро мирились. Так знакомо… Но этот голос… Такой непривычный… — Ты никогда и ничего не был должен, ты не слуга мне! Я всегда это говорил! Это правда. Точно так бы и сказал, но почему эти слова пропитаны таким отчаянием? Мне страшно? Страшно… — Вот именно! И я не собираюсь тебе прислуживать! Я всегда хотел лишь свободы! А ты её у меня отнял, вынуждая быть рядом! — Это не так… Я не хочу, чтобы он уходил. Просто не хочу. Этому нет объяснения, я не могу это объяснить. — Вот, держи! — чёрный обезличенный силуэт Вэй Ина, будто спелую локву, кидает мешочек в грудь Цзян Чэна. Юноша развязывает тесёмки — внутри окровавленная золотая сфера. Сердце заклинателя, его душа, жизнь, смысл существования — золотое ядро. Оно падает на дрожащую ладонь, вслед за ним из бездонного мешочка льётся кровь. Много крови. Она тут же формирует уродливую алую лужу на блестящем каменном полу. Цзян Чэн кричит. — Мы квиты. — Подожди! Но как? Зачем? С моим ядром всё в порядке! — Ошибаешься. Внутри Цзян Чэна дыра. Буквально. Он опускает взгляд и видит вскрытую грудную клетку. Юноша падает на колени. Ему непонятно, чего же конкретно не хватает: ядра или сердца? Пусто. Чудовищно пусто и одиноко. — Эй! А-Чэн, ты что, плачешь? — слишком добрый и ласковый голос для того, кто только что вывернул душу наизнанку. — Вэй Ин… — Цзян Ваньинь с трудом открыл глаза и, увидев перед собой обеспокоенное лицо друга, продолжил: — Ты в своём старом теле… — А? В смысле «старом»? Я всего-то на год старше тебя! — возмутился юноша и недовольно пихнул Цзян Чэна в грудь. Губы Вэй Ина так близко, что чувствуется, как сладко они пахнут. — У тебя ещё осталось? — Сейчас принесу. Что касается выпивки, эти двое всегда понимали друг друга без лишних слов. Все эти дни, что Цзян Чэн тонул в заботах, Вэй Ин утопал в вине. «Надо было попросить у него помощи. Почему я этого не сделал? Во сне на свои вопросы было отвечать гораздо легче…» — мысли тёмного заклинателя продолжали путаться. Цзян Ваньинь так не пил с прошлой жизни. Он перебрал. Тело без ядра так слабо? Или он просто слишком юн и недостаточно закалён? Хэй Манао проиграл Саньду Шэншоу в искусстве питья? Опять одни вопросы, пора поискать ответы на дне сосудов с вином… Вэй Ин больше ничего особо не расспрашивал. Знает, насколько Цзян Чэн не терпит проявлений чувств. Но это знание не остановило юношу в его собственных порывах. — Вэй Усянь, — голос Цзян Ваньиня был строг и холоден, даже первые самые тёплые утренние лучи его не согрели. — Ммм… Доброе утро, — блаженно протянул Вэй Ин, уткнувшись носом в шею Цзян Чэна. — Что. По-твоему. Ты. Делаешь? — чеканя каждое слово, спросил тёмный заклинатель, подойдя к той черте, у которой заканчивалось его терпение и начиналась слепая ярость. Вэй Ин невинно захлопал глазами и лишь плотнее прижался к своему другу. Всю ночь он провёл, обнимая Цзян Чэна поперёк груди, то закидывая на него ногу, то сбрасывая её. — А что такого? В детстве мы часто спали в обнимку, — искренне недоумевал юноша, но ногу с тела своего Главы всё-таки убрал. Факт того, что он упирается в ягодицы Цзян Чэна своим «утренним явлением», Вэй Ин слепо игнорировал. — Тогда не обессудь за то, что я тебя выпорю. Совсем как в детстве. По двору отходящей ото сна Пристани Лотоса разносился юношеский капризный голос: — Ну, А-Чэн! Да что в этом такого? Я же любя! Названный, размахивая кнутом, отвечал: — Так и я любя! Воспитание — неотъемлемая часть заботы, считай это проявлением моей любви! — Ну, А-Чэн! Пара заклинателей носилась по округе совершенно неподобающим образом. Такое недостойное поведение было им не по статусу. Прочие стыдились бы. Окружающие — осуждали. Но таковых здесь не было. Ни родителей, ни старших товарищей, ни старейшин… Вокруг лишь юноши и девушки. Юные, потерянные, обездоленные. В Ордене Юньмэн Цзян ныне не сыщешь человека старше двадцати пяти лет. Все собравшиеся тут в душе ещё дети, что потеряли своих родителей и дом. Они обрели его здесь и чрезвычайно рады наблюдать эту картину. Когда два таких высокопоставленных лица способны дурачиться подобным образом… Это ли не счастье? Какое уж тут осуждение. Что касается Цзян Ваньиня… Этот юноша не выносил своей слабости, терпеть не мог, когда кто-то становился её свидетелем. Он был недотрогой, колючим и ранимым ребёнком. Но было в этом ещё кое-что… Кое-что гораздо более зрелое и куда более болезненное. Цзян Ваньинь не терпел пустых обещаний, ложную надежду он не мог вынести вовсе.Боль — это боль, как её ты не назови Это страх там, где страх места нет любви ©.