┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
В покоях второго молодого господина Не царила дружественная и расслабленная атмосфера. Между бывшими соучениками не было недомолвок: им был чужд мир большой политики с его заговорами и интригами. Неспешно попивая вино, юноши весело переговаривались да разглядывали непристойные картинки. Взор Вэй Усяня упал на пустые сосуды, оценив их количество, как «достаточное», он решился задать интересующий его вопрос: — Не-сюн, помнится во время обучения в Гусу я одолжил у тебя занимательнейшую порнографию, что пала потом в неравном бою с Лань Ванцзи. Сам я, в отличии от второго молодого господина Лань, не успел ей насладиться, но её обрывки свидетельствовали о том, что в ней содержались сцены с обрезанными рукавами. Скажи, ты правда коллекционируешь подобное или мужская любовь случайно попала в твою библиотеку? Как ты сам относишься к ней? Речь Вэй Ина приобрела несвойственную ей сложность и вежливость — юноша нервничал и старался скрыть это за обилием слов и выражений. Не Хуайсан, на удивление, не стал юлить и отнекиваться и высказался довольно прямо: — Любовь прекрасна в любом проявлении, независимо от пола людей, между которыми она возникла. У меня есть сборники, посвященные весенним играм как исключительно юношей, так и девушек. Молодой господин Не был удивительным юношей. Он нервничал и открещивался от любого, даже самого простого и безобидного вопроса, но спокойно отвечал по темам, что в приличном обществе обсуждать было непринято. Второго подобного человека, так спокойно рассуждающего на темы любовного искусства, ещё нужно было поискать! Вэй Усянь удовлетворился этим ответом: сей разговор не вызывал отторжения у его друга, а значит его чувства были нормальны. Расплывшись в довольной улыбке, он припал к чаше с вином. Но алкоголю не суждено было прокатиться по его горлу вниз- вопрос заданный Не Хуайсаном заставил горячительное пойти носом: — А почему ты вдруг спросил? Неужели тебе пришёлся по вкусу некий юноша?.. Ох, Вэй-сюн, я не хотел тебя так волновать! — заполошно похлопывая по спине закашлявшегося друга, взволнованно щебетал Хуайсан. — Пха! Всё в порядке, — вытерев лицо рукавом, ответил Вэй Ин, затем осторожно, будто боясь спугнуть любопытную птичку, продолжил: — Что касается твоего вопроса… Твои предположения… Они верны. Глаза юноши зажглись энтузиазмом, и он усиленно начал обмахиваться веером. Тот мелькал так быстро, что вовсе перестал скрывать воодушевлённую улыбку Не Хуайсана. А раздуваемые потоками воздуха волосы полностью открыли для обзора всё его светящееся неподдельным интересом любопытное лицо. — Так это же здорово! Вэй-сюну кто-то нравится — разве это не повод для радости? Давай же выпьем за это! — торжественно отсалютовав своей пиалой, юноша тут же опрокинул её себе в рот. Вэй Ин приободрился и, улыбнувшись, потянулся к кувшину вина: — Здорово! В самом деле, здорово!┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
— Ахах! Отличный бой! Даже не помню, когда я в последний раз дрался так, что не мог идти самостоятельно! — воодушевлённо проговорил Глава Не, ковыляя в обнимку с Главой Цзян. — Конечно, не помнишь, ведь в последний раз я довел тебя до потери сознания, — издевательски улыбнулся тёмный заклинатель, сплюнув кровь на землю. — Нарываешься? — грозно спросил Не Минцзюэ. — А что, если так? — не менее пугающе ответил вопросом на вопрос Цзян Ваньинь. — Ахаха! — юноши дружно рассмеялись. Покрытые кровью и пылью, они еле передвигали ногами, не в силах и шагу ступить без взаимной поддержки. Их бой до смерти напугал адептов Ордена: несколько из них отправились за целителями, а самые отчаявшиеся за Не Хуайсаном (подчинённые Главы Не достигли такой степени отчаяния, что, потеряв всякую надежду, решили положиться на его младшего брата). Последствия боя Глав Не и Цзян были ужасны: от тренировочной площадки ничего не осталось, братья избили друг друга до состояния полной беспомощности. Однако Глава Не пребывал в таком восторге, что послал вовсе не за лекарствами, а за вином. — А вот с твоим мечом мы ещё повоюем. Есть у меня парочка способов, как сдерживать ярость собственной сабли, думаю, на Хуфанге они тоже сработают, откуда бы ты его не достал, — вытирая кровь, шедшую из носа, продолжал свои наставления Не Минцзюэ. — Спасибо, брат! — вынужденно подмигнул Цзян Ваньинь своим единственным открывающимся глазом. — Брат! — едва не падая, бежал к названному хмельной Хуайсан. — Цзян Чэн! — чуть менее пьяный Вэй Ин кинулся к своему другу, тут же подставив тому плечо для опоры. — Что произошло? Глава Цзян чем-то обидел тебя? — испуганно спрашивал юноша, перекладывая себе на плечи руку своего старшего брата, о чем тут же пожалел: от внушительной тяжести мускулистого тела ноги его тут же подогнулись. — Мой брат — последний, кто причинил бы мне вред! — горячо заверил Глава Не. Не Хуайсан и Вэй Усянь непонимающе переглянулись и мирно разошлись в стороны каждый со своей весьма побитой и проблемной ношей.Есть особое обстоятельство: Я люблю тебя! Я люблю тебя — это здорово. Это здорово. Это здорово ©.
— НЕ ЗДОРОВО! — Вэй Усянь был так возмущён, что, не выдержав, высказался вслух. «Вот как это называется, а?» — уже мысленно обращался он к собственному органу, что пачкал его постель ночь от ночи. После посещения Нечистой Юдоли юноша просто парил, практически приподнимаясь над землёй, окрылённый своей влюблённостью, затем началось ЭТО. Под «этим» Вэй Ин понимал неимоверно горячие сны с участием Цзян Чэна, кои вынуждали его порой просыпаться от приятной истомы в теле и грязной простыни. Такого не случалось с ним даже во времена его созревания: тогда это был абсолютно естественный процесс, который, между прочим, происходил и с его шиди. Постыдная тайна, разделённая с кем-то, уже постыдной не является, ведь так? Но тут-то он вынужден страдать в одиночестве! «Горячую шуточку не отпустишь, картинки не порассматриваешь, да даже просто поговорить я с ним не могу!» — сокрушался юноша. «С Цзян Чэном было так просто: он так мило розовел, разглядывая пикантные сборники… А теперь я остался один на один со всем этим таинством и поделиться-то больше не с кем! Не с Вэнь Цин же обсуждать такое…» — эти мысли ненадолго отвлекли Вэй Усяня, но стоило ему представить смущённого и растерянного Цзян Ваньиня, как его внутренний монолог разгорелся с новой силой: «Да чтоб тебя! Ты опять? У всех адептов, значит, мозоли от рукояти меча, а у меня от рукоблудия?!». Пыхтя от недовольства и возбуждения, юноша, закусив губу, принялся за дело. Сегодня он справится с этим, возможно, даже пару раз, завтра тоже, но что делать потом? Не Хуайсан по доброте душевной подарил ему часть своей коллекции, посвящённой мужской любви, но сил на неё смотреть не было совершенно. Вэй Ин просмотрел только первую пару страниц и уже пожалел об этом. Он не узнал ничего нового: изображённые на картинках юноши ублажали друг друга ртом — Усянь уже видел подобное, разница была лишь в том, что ласка дарилась мужчине мужчиной, а не девушкой. Но и этой незначительной детали хватило, чтобы подстегнуть воображение Вэй Усяня настолько, что оно лишило его спокойного сна. Так что сии щедрые дары порнографического искусства остались не изучены, ибо тело слабо, а девственное тело Вэй Ина ещё слабее. Закончив свою сладкую пытку, юноша бездумно пялился в потолок и размышлял над своей никчёмной жизнью. Он мог лишить себя многого, в конце концов, Вэй Усянь был воином, прошедшим войну. Ему не понаслышке были знакомы страдания тела, но только не ТАКИЕ. Вэй Ин умел терпеть боль и лишения: ради благой цели он сумел бы жить в суровых горных условиях, питаясь лишь одной редиской (ладно, может, он и погорячился, но на картофеле бы точно протянул). А его широкие жесты? Раньше он готов был пожертвовать всем ради Цзян Чэна, а теперь что же, выходит, день ото дня терзается душой и телом из-за него, а тот ни сном ни духом? «Нет-нет-нет, А-Чэн ни в коем случае не должен знать!» — наставлял Вэй Ин сам себя, меняя постельное бельё: «Руки по локоть сотру, но не признаюсь!». Постелив свежие простыни, он вновь принялся рассуждать: «Надо же! Раньше я подобным не терзался вовсе. Захотел сделать комплимент — делал, заигрывания и ухаживания — пожалуйста, рукоблудие и вовсе проблемой никогда не было! А тут с такими муками совести и монахом недолго стать! Интересно, а они… Может Лань Чжаня спросить?» — юноша тут же тряхнул головой, отгоняя от себя подобные мысли: «Я так с ума сойду скоро! Совсем уже рассудок потерял: рассуждаю о диалоге с Лань Чжанем о самоудовлетворении!». Хотелось напиться, но и этого Вэй Ин себе позволить не мог, и дело тут вовсе не в раннем утре. Последний раз, когда они выпивали с Цзян Чэном, он только и делал, что провожал жадным взглядом каждую пиалу с вином, кою тот пил, да следил за его блестящими от влаги губами. А когда по его подбородку потекла струйка, прочертив путь по шее до ворота, то Вэй Усяню и вовсе пришлось сделать вид, что он уснул от выпитого, иначе тут же кинулся бы слизывать эти капли с тела шиди языком! «Нет-нет, пить нельзя… Я даже не представляю, чем может кончиться наша попойка!» — Вэй Ин с досадой подумал, что его жизнь отныне состоит из всяких «не». Не употреблять алкоголь, не смотреть на Цзян Чэна дольше положенного, не прикасаться к нему без необходимости, не читать неприличных книг: «Послушник Гусу, не иначе! Что же это за жизнь такая?» Хоть Вэй Усянь волком выл от этих запретов, он установил их сам, так как понимал: без них всё закончится полным крахом его добрых и тёплых отношений с А-Чэном. Юноша оделся и покинул свои покои: впереди его ждал трудный день, полный испытаний. На самом деле, времена настали крайне спокойные и мирные, но их размеренность ни капли не успокаивала: каждая несущественная мелочь была для Вэй Усяня проверкой на прочность. День должен был быть самым обычным, но его предстояло прожить бок о бок с Цзян Чэном, а это становилось всё труднее и труднее. Вэй Ин чувствовал себя будто измученный изголодавшийся пленник, которому ежедневно демонстрировали изысканные блюда, что он не мог заполучить. Время шло, и этот голод становился сильнее с каждым днём. Ограничения — единственная мера, коя помогала не сорваться. Раньше Вэй Ин утолял свою жажду прикосновений, едва та успевала возникнуть — сейчас же все дозволенные ему касания лишь подогревали аппетит и делали его вожделение нестерпимым. Просто потрепать по плечу было мало: рука неконтролируемо соскальзывала вниз и проходилась по спине. Объятья душили, лишая воздуха и распаляя — хотелось прижаться до неприличия близко, соприкоснувшись всеми частями тела. А сколько же этих частей оставались нетронутыми! Для Вэй Усяня стал невероятнейшим открытием тот факт, что он никогда не сжимал руками тонкую талию Цзян Чэна, не прикасался к его упругим ягодицам или крепким бёдрам. Это было непозволительно и выходило за рамки всех приличий, но мысли о недопустимости такого распутного поведения Вэй Ину унять свои порывы никак не помогали — наоборот, всё его существо бунтовало, стоило напороться взглядом на очередную запретную часть тела. Юноша вспомнил, как совсем недавно дурашливая трёпка по макушке перетекла в нежное поглаживание по щеке и тут же отвесил себе мысленную оплеуху. Он совершенно не контролировал свои руки, так что единственным выходом оставалось их не распускать. «Хорошо ещё, что Цзян Чэн привык к моим проказам и не воспринимает подобные поползновения серьёзно, иначе у меня не было бы и шанса отшутиться от всех этих двусмысленных касаний», — с этой унылой мыслью Вэй Ин отправился в обеденную залу, где ему предстояло столкнуться со своим первым испытанием.Пой! Мне не стать Собою больше, Я выдумал боль эту, видимо…©.
Вэй Усянь занял своё положенное место и приступил к трапезе, однако этот приём пищи оказался для него как никогда проблематичным: он то и дело забывал прожевать пищу, в очередной раз засмотревшись на Цзян Чэна, и проглатывал куски целиком, а то и вовсе не удосуживался положить себе что-либо в рот. «Небо, он всегда так красиво ел?» — Вэй Ин запустил пустые палочки в рот и тут же вскинулся: «Что за идиотские мысли?! Нет, только ради тебя научился и сидит старается, придурок!». Юноша резко отвернулся от Цзян Ваньиня, но не прошло и мгновения, как его взор вновь прикипел к объекту страсти: «Какие же потрясающие губы… Как у мужчины могут быть такие губы? Это же неправильно! Форменное издевательство!». Глава Цзян тем временем неспешно трапезничал, не замечая ничего вокруг. Глубоко задумавшись, он вдруг вобрал палочки в рот, а затем медленно протянул те между губ. — МНЕ НУЖНО В ГУСУ! — резко выпалил Вэй Ин, вскочив из-за стола, вздёрнутый на ноги паникой, кою вызвало созерцание этой картины. Цзян Ваньинь приподнял брови в удивлении, однако голос его был совершенно спокоен и даже холоден: — Надолго? — На… месяц? — не питая особых надежд, растерянно проговорил Вэй Усянь. Глава Цзян нахмурился, и его лицо приобрело сложное нечитаемое выражение: — Хорошо. Особых дел в Ордене сейчас нет, так что напиши отчёт по прошедшей охоте и составь программу тренировок для адептов на ближайший месяц и можешь отправляться. — А? — только и смог издать Вэй Ин. — Если поймешь, что месяца тебе мало — отправь письмо и предупреди заранее, — строго, но без капли злости или раздражения напутствовал Глава Цзян. «АААА? Да в смысле?! А-Чэн, как ты можешь так просто отпускать меня на целый месяц, а то и больше?! Нет, я, конечно, рад, что сумел заслужить твоё доверие и ты даешь мне сколько угодно свободы, но это уже перебор! Далась мне эта свобода и независимость, когда тебя рядом нет?» — Вэй Усяню бы радоваться, что ему так потакают, да счастья от таких поблажек не прибавилось, наоборот, его голова наполнилась недоумёнными мыслями, а сердце обидой.Пой мне еще! Я никогда не просил себе Боль эту, видимо, Не отпускай Меня надолго, Я не хочу быть независимым ©.
— Лань Чжань, давно не виделись! Соскучился? — Вэй Ин радостно распахнул объятья, идя навстречу своему другу. — Мгм, — ответил тот, лишь слегка приобняв юношу в ответ. — Правда? — искрящимся весельем голосом поинтересовался Вэй Усянь. — Лгать запрещено, — бесцветно отозвался заклинатель в белом. — Ахах! Лань Чжань, как это мило! — расчувствовавшись, юноша потрепал Второго Нефрита по голове, от чего волосы его растрепались, а лобная лента съехала. — Не делай так, — строго бросил второй молодой господин Лань, устраняя учинённый Вэй Ином беспорядок. Облачные Глубины всегда славились своей спокойной умиротворяющей атмосферой, благотворно воздействующей на тело и душу. Сейчас эти места и вовсе выглядели сказочно, услаждая взор своей белизной и идеальной чистотой: тонкий слой снега лёг поверх деревьев и крыш, скрадывая и без того редкие негромкие звуки и голоса. Вэй Ин так и не смог проникнуться здешними красотами и нравами, тут он чувствовал себя как в темнице: «Что ж, видимо, пришла моя пора испытать на себе чудодейственные медитации и практики, после которых я преображусь и стану благородным и прекрасным каменным изваянием». Пришло время трапезы. К вящему удивлению Второго Нефрита, Вэй Ин не отправился в Цайи, а возжелал отобедать с ним по всем традициям Ордена. Во время приёма пищи юноша сохранял чинное молчание и беспрекословно поглощал своё скромное пресное кушанье, ни капли не изменившись в лице, после он также не выказал своего недовольства. Такое несвойственное Вэй Усяню поведение насторожило Лань Ванцзи, и, закончив трапезу, он уже был готов задать ему пару вопросов, но юноша опередил его: — Лань Чжань, мне нужна твоя помощь. Ты всегда был образцом холоднокровия, благовоспитанности и благопристойности — я хочу стать таким же. Научишь меня? — Нет, — холодно отозвался второй молодой господин Лань. — А? Как это «нет»? Помниться, во время моего обучения здесь, Лань Цижэнь из кожи вон лез, чтобы сделать из меня достойного господина, да и ты не отставал! А как только я сам захотел этого — отказываешь! Да что ты за человек такой? — со всей своей детской непосредственностью возмутился Усянь. — Тебе это не нужно, — бесстрастно ответил юноша в белом. — Очень даже нужно! — эмоционально начал Вэй Ин, затем взгляд его потупился, и он невесело продолжил: — Ты всегда был воплощением нравственной чистоты и морали, ловко скрывая свои чувства. Я до сих пор с трудом читаю тебя и никак не могу понять, что же ты прячешь за своей молчаливостью. Но одно я знаю точно: ты благородный и добрый человек, поэтому я прошу тебя о помощи. Если для тебя всё это выглядит как шутка, то это не так — мне правда необходимо научиться сдержанности и смирению. Лань Ванцзи заглянул в глаза Вэй Усяню, и сердце его болезненно сжалось — тот действительно был настроен серьёзно. Когда-то этот взбалмошный непоседливый юноша невероятно сильно раздражал Лань Чжаня, и он мечтал, чтобы тот образумился или, как минимум, оставил его в покое. Но Вэй Ин был самим собой: ярким, искренним, добрым, щедрым и обаятельным. Ему не нужно меняться — он прекрасен таким, каков есть. Лань Ванцзи любил его именно за это. Тем больнее было видеть, как Вэй Усянь хочет измениться ради кого-то другого. — Ты не должен страдать, подавляя свои чувства, — Второй Нефрит сказал это Вэй Ину, хотя больше всего в подобной фразе нуждался сам. Он нарушил правило: данный совет был чистой воды лицемерием, ведь Лань Ванцзи предлагал другому то, чему сам не следовал. — Эх, так-то оно так… Но что делать, если эти непрошенные чувства могут разрушить самые ценные отношения, кои только есть в моей жизни? Как мне быть с любовью, что возникла к человеку, которому она и даром не нужна? Наберись я смелости да признайся, и это просто убьёт меня. Понимаю, это последнее, что ты ожидал услышать от такого беспечного дурака, как я, но я в таком отчаянии, что и словами не описать! — эти горькие слова, произнесённые Вэй Усянем, камнем упали в душу Лань Ванцзи, наполнив его грудь неимоверной тяжестью. «Нет! Не делай этого с собой! Не повторяй моих ошибок, так будет лишь больнее! Всё, что я сделал, всё, о чём молчал — было неправильно. Не лишай себя возможности быть счастливым, не отказывайся от любви также, как сделал я! Я сам виноват в своей судьбе, но у тебя всё должно быть иначе…» — мысли лихорадочно крутились в голове Лань Чжаня, заставляя его сердце бешено стучать. Слов было так много, что они не помещались во рту, рискуя обернуться полным боли криком. Он хотел сказать всё это, искреннее хотел, но не смог. Этот отчаянный взгляд напротив, молящий о помощи… Лань Ванцзи смотрел бы точно также, не будь его лицо таким бесстрастным. Он понимал Вэй Ина как никто, но также Лань Чжань осознавал, что переубедить его будет невозможно. В конце концов, он не смог внушить эти простые истины даже самому себе, поэтому он сказал то, что сказал: — Я помогу. — Спасибо! — лицо Вэй Ина озарилось солнечной улыбкой, Лань Ванцзи искреннее надеялся, что он видит её не в последний раз. «Прости, Вэй Ин, прости меня… Прости за то, что согласился!» — если бы холодное лицо Второго Нефрита было способно отражать хоть толику его чувств, по нему тут же бы потекли слёзы.Второй выбор мне — стряхнуть пыль, сорваться: Извините, мол, но не могу остаться. И лететь, мчаться в неизвестность зимы, А как замёрзнуть просто знают звери и мы ©.
Холода крепчали, но Вэй Ин не спешил прятать нос в тёплую накидку — он вернулся домой, родные пейзажи согревали его не хуже мантии, отороченной мехом, или горячего чая. Душа его была преисполнена умиротворением и тихой радостью. Месяц, проведённый в Гусу, был для него настоящей пыткой, и компания друга лишь слегка скрашивала это время. По его прошествии он так и не стал степенным благородным юношей, однако, тщательно изучив все три тысячи правил, Вэй Усянь уяснил одно: он сможет подчиниться любому приказу, соблюсти свод каких бы то ни было указаний, стерпеть что угодно и быть кем угодно, если то осчастливит Цзян Чэна. Даже если это означает смириться с собственными чувствами. Вэй Усянь направился было на встречу со своим Главой, как столкнулся в коридоре с девушкой, щеки и нос которой раскраснелись вовсе не из-за холода: дева пронеслась мимо Вэй Ина, утирая слёзы. Первым его порывом было догнать и успокоить ту, но юноша сдержался и решил сперва выяснить, в чём же дело, и отчего клановые цвета одежды незнакомки ему незнакомыми не кажутся. — А-Нин, не знаешь, кто эта девушка и почему так печальна? — остановив дружескими объятьями находящегося поблизости Цзян Нина, спросил Вэй Ин. — Заклинательница из Юньпина. С-с-сватовство не з-задалось… — растерявшись, неловко ответил юноша. Брови Вэй Усяня сошлись на переносице от недоумения: — Сватовство? С кем? Едва прикоснувшись кулаком к двери, Вэй Усянь тут же вошёл в Зал познания меча, не дождавшись позволения. — Мой Глава — настоящий похититель сердец! Право слово, А-Чэн, можно было как-то помягче отказать несчастной! — с улыбкой неясного характера и назначения произнёс Вэй Ин. Цзян Ваньинь нахмурился и раздражённо отчеканил: — Ничьи чувства меня не интересуют: мне нужно успеть до Совета Кланов найти жену, коя согласится с моими требованиями — ничего более. Юноша так и замер. Он был готов принять избранницу Цзян Чэна, нянчить и любить их детей, как своих собственных, если то принесёт ему счастье, но как ему быть с таким потребительским отношением? «Плевать на девицу, что согласится стать супругой Главы, но как же сам А-Чэн? Больше всего на свете он боялся повторить судьбу своих родителей и жить в браке без любви и обделять ею своих детей, что же изменилось?» — сердце Вэй Ина болезненно сжималось. Смотреть на то, как его дорогой человек идёт на поводу у чувства долга было немыслимо, и он произнёс: — Цзян Чэн, зачем же так спешить? Ты ещё молод и наверняка найдёшь себе жену по душе. — Найду? И сколько, по-твоему, должно пройти времени прежде, чем я отыщу своё счастье? Десять лет? Двадцать? Тридцать? Сорок? — тёмный заклинатель начал терять терпение. Эта тема была для него весьма болезненной, он действительно знал, о чём говорил, ведь в прошлом так и остался одинок: — Эта девушка была одной из пары сотен, что побывали здесь за последний месяц. Все, от уроженок Великих Орденов до безызвестных заклинательниц из вассальных кланов, выбегали из этого зала в слезах, как только понимали, с кем им придётся провести всю жизнь! Я разбиваю сердца? За всё это время отказывали лишь мне! Под требования, что я выставил, подойдёт любая безродная девица, но даже простая крестьянка в ужасе от такого сквернохарактерного порождения тьмы, как я! — А-Чэн, прекрати! Да что эти дуры вообще понимают в настоящих мужчинах?! Выброси их из головы, успеется еще! — по-свойски успокаивал друга Усянь. — Да уж, конечно! Ты-то всё понимаешь! Хорошо разбираешься в людях и во всём остальном. Именно поэтому я и решил назначить тебя регентом, — язвительно заявил Глава Цзян. — Что? Каким таким регентом? О чём ты вообще? — Вэй Ин стремительно сократил расстояние между ним и Цзян Чэном, подойдя к самому трону. Цзян Ваньинь тут же вскочил со своего высокого места и перешёл на повышенный тон: — Регентом при моём пока неродившемся ребёнке! Я намерен сложить с себя обязанности Главы. До того времени, как дитя достигнет совершеннолетия, их будешь исполнять ты! Внутри Вэй Усяня что-то надорвалось. Собственная жизнь, чувства, даже Орден! Всё Цзян Чэн был готов отдать! И ради чего? Чтобы защитить их? — А-Чэн… ты… не должен! Почему ты это с собой делаешь? Как ты можешь отказаться от Ордена?! Он же вся твоя жизнь! — руки юноши мелко затряслись. Он сам не понимал, что же хочет сделать: разрыдаться или отвесить своему неразумному Главе звонкую пощёчину. Лицо Цзян Ваньиня исказилось гневом: — Тебе ли говорить о чувстве долга? Разве не из-за своих обязательств ты решил отдать мне ядро? Разве не из-за гнёта ответственности торчишь здесь рядом со мной? Перед внутренним взором тёмного заклинателя встала сцена, преследовавшая его долгие годы. Вэй Ин подле Лань Ванцзи: рядом с тем человеком, с кем он по-настоящему хотел бы быть. Рассуждает о жертве, коей он оплатил свою свободу: «Пусть это будет моей платой Ордену Цзян», — эти слова разъедали душу Цзян Ваньиня до самого основания год за годом. Цзян Чэн не принял его жертву, в этот раз он смог обойтись без неё. Пришёл его черёд внести свою плату за всеобщее счастье. Едва сдержав злые слезы, Глава Цзян произнёс: — Что касается Ордена — я не отказываюсь от него. Все эти меры несут лишь формальный характер и нужны для того, чтобы избавить наконец высшее общество от присутствия в нём тёмного заклинателя. Я уйду в тень, передав свой титул, но править не перестану, пока во мне будет нужда. — А как же ты сам? Обрекаешь себя на брак по договорённости? А как же любящая семья, о которой ты мечтал? — Вэй Усяню было совершенно плевать на себя, он пытался лишь дозваться до души Цзян Чэна, что готов был пожертвовать всем для спокойной мирной жизни своих родных. — Прекрати! Это просто смешно! Меня раньше-то избегали из-за нрава и бесталанности, а сейчас я и вовсе стал отступником — приверженцем тёмного пути. Кто меня полюбит-то такого? — юноша уже был на грани, вокруг него клубами чёрного дыма завихрилась энергия инь. — Твои адепты тебя уважают и любят, твоя семья души в тебе не чает, да и я… я тебя люблю! — Вэй Ин не выдержал. Все те правила, что он усердно изучал, должны были сделать из него благовоспитанного смиренного юношу. Он таким не стал. «Рядом со своим спутником ты можешь забыть обо всех запретах», — раз за разом прочитывая эту фразу, Вэй Усянь все не мог понять её смысл. Она противоречила всему, что было написано в сборниках правил Ордена Гусу Лань, перечёркивала всё, сводя на нет благопристойное поведение и длительное суровое воспитание. Вэй Ин вывел для себя собственное правило: «Забудь обо всём, но сделай его счастливым». То, что Цзян Чэн собрался сотворить со своей жизнью, его точно не осчастливит. Именно поэтому Вэй Усянь в кои-то веки решил прислушаться к мудрости Ордена Лань и отпустил себя. — Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю, так что прекрати свои нелепые попытки успокоить меня, — тёмный заклинатель устало опустился на свой лотосовый трон. — Я люблю тебя, Цзян Чэн! Как Главу, друга, шиди, брата, как человека, в конце концов! Тебя! Кем бы ты ни был! — Вэй Ин закричал. Ему было страшно произнести то, что он всеми правдами и неправдами пытался скрыть и подавить. Поэтому ему лишь оставалось кричать столь громко, дабы заглушить все свои страхи и дозваться наконец до сердца Цзян Чэна. — Ты… Ты понимаешь, о чём говоришь? — Цзян Чэн растерял всю суровость и резкость, его состояние отчаянной злости сменилось полнейшей растерянностью. — Более чем. Хех, я ведь ездил в Гусу, дабы научиться контролировать эти чувства, да вот… Не вышло! — будничным тоном проговорил Вэй Ин, грустно улыбнувшись, затем поспешил скрыть своё отчаяние и ранимость, привычно отшучиваясь: — Пожалуй, пойду поскорее, иначе присоединюсь к сотням ревущих девиц. Вот только плакать буду по тебе… Юноша хотел было сказать что-то ещё, да был тут же заключён в крепкие объятия. Слов более не требовалось. Вэй Усянь боялся оскорбить и осквернить Цзян Чэна своими чувствами: мужчина, что любит мужчину — звучит просто возмутительно! Но, судя по всему, Глава Цзян не спешил выгонять из Ордена своего помощника за его «запретную любовь». Больше Вэй Ина ничего не волновало, и он отчаянно вжался лицом в плечо своего возлюбленного, проронив одинокую слезу, что тут же впиталась в тёмно-фиолетовое ханьфу того.Всё, что будет — будет лучше, Но не точно, как говорят, И когда совсем наскучит — Возвращайся назад, Где дышал тобой как штормом, Где волны — вовсе не вода, Дай тебя обнять, что ли? Раз и навсегда ©.
Дверь лекарского кабинета распахнулась. Вэй Ин вошёл без стука и позволения. Вид он имел крайне растерянный: с лица его схлынули все краски, а ничего не выражающий взгляд был устремлён в пустоту. Проигнорировав возмущения Вэнь Цин, Вэй Усянь опустился на койку, заставив сидящего на ней юношу потесниться. — Совсем совести лишился? У меня тут больной! — раздражённо бросила девушка. Вэй Ин скользнул безразличным взором по пареньку, чья рука безвольно болталась вдоль тела: одно плечо его было заметно ниже другого. Одним точным движением Усянь вернул кость в сустав, а затем, взяв юношу за запястье, передал часть своей духовной энергии. Тот, вернув себе утраченную подвижность в руке, молча встал и покинул кабинет, ошарашенно оглядываясь на своего «целителя», что тут же растянулся на освободившемся месте. Вэнь Цин испепеляла Вэй Ина взглядом, а тот лишь преспокойно пялился в потолок, сложа руки на груди, будто покойник. Он не помнил, как дошёл до больничного крыла, ровно, как и высвободился из объятий. Голова Вэй Усяня была абсолютно пуста, и только сердце заполняло её своим гулким биением. — Так и будешь молчать? — не выдержала целительница. — Я признался Цзян Чэну, — бесцветно произнёс юноша. — В чём? — холодно спросила Дева Вэнь. — В том, что я люблю его, — ровно ответил Усянь. — О, так ты его правда любишь? — удивилась Вэнь Цин. Тело Вэй Ина подбросило от возмущения и негодования, он рывком сел и обратился лицом к девушке, обвинительно тыкая в ту пальцем: — Ты! Ты! Люблю, конечно! Сама же мне об этом сказала! — запал юноши пропал, стоило ему увидеть победную улыбку Девы Вэнь. — А теперь хочу, чтобы ты сам себе говорил это почаще, может, и размышлять о пустяках будешь меньше, — скрестив руки на груди, строго проговорила заклинательница, затем чуть ласковее спросила: — Что он сказал? — Ничего… — произнеся это, Вэй Усянь вновь повалился на кушетку. — Ничего? — переспросила девушка, недоумённо сдвинув брови. — Только обнял, крепко так… — услышав этот ответ Вэй Ина, Вэнь Цин лишь устало прикрыла лицо ладонью. Они были дураками, просто двумя запутавшимися юношами, и вразумить их не представлялось возможным. Дева Вэнь всю жизнь посвятила изучению человеческого тела и далеко продвинулась в этом, научившись полностью контролировать своё собственное, но любовь? Девушка так и не выяснила истинную природу этого явления — оно и вправду было слишком сложно. Раз целительница не разобралась со своими чувствами, она решила хотя бы помочь нуждающимся. Тем, кого свела сама судьба, двум спутникам на одной тропе. — Просто дай ему время, — спокойно проговорила заклинательница, положив на лоб юноши холодный компресс.Словно луна, ты рождаешь прилив В сердце моем, в мыслях моих, Но стонут мои паруса, В шторме твоем биться устав Дай мне цепи порвать, Дай мне тебя нежно обнять Да, я знаю, как сходят с ума… ©.
Цзян Ваньинь сидел за бумагами в своём кабинете и ему было… Хорошо? Да, просто хорошо и легко. Будто золотой панцирь, что сжимал его грудь много десятилетий, наконец-то треснул и позволил дышать свободно. Черты лица Главы Цзян утратили былую жёсткость: даже извечная складка, что залегала между бровей, разгладилась. Тёмный заклинатель пребывал в состоянии расслабленности, даже рассеянности: тушь сорвалась с кончика кисти и оставила кляксу на листе бумаги, а он даже не заметил этого. Когда взор всё же упал на чёрный круглый развод, Цзян Чэн в пару лёгких движений пририсовал ему кроличьи уши и лишь потом выкинул испорченный лист без всякого раздражения и злости. Казалось, жизнь никогда раньше не была такой простой. Его любили… Цзян Ваньинь мучался подозрениями и не мог никому довериться долгие годы, а когда ему признался в любви тот, что должен был полюбить другого — даже не засомневался в этом. Наверное, потому что это был Вэй Ин? Даже тьма была бессильна против него. Она не сумела извратить его слов и осквернить это признание — всё плохое разом отступило, разжав тиски и выпустив душу тёмного заклинателя на волю. Сердце размеренно и спокойно билось в груди, а Глава Цзян посадил очередную кляксу — теперь уже на важный документ. Да… Было хорошо, определённо.Стенка, за стенкой душа, за душою тоска, Тянет в болотную топь заколдованных мест ©.
«Плохо-плохо-плохо-плохо! Я точно сглупил!» — маялся тревожными мыслями Вэй Ин. Весь день он проносился по Пристани Лотоса, не зная, чем себя занять. Но, найдя какое-либо дело, бросал его буквально через несколько мгновений, чтобы переместиться в другую часть резиденции, дабы избежать встречи с Цзян Чэном. Стояла глубокая ночь, а юноша всё никак не мог сомкнуть глаз, терзаясь сомнениями и ругая себя на чем свет стоит: «Когда я стал таким трусом?! Нужно было потребовать Цзян Чэна дать свой ответ! Да нет! Нет же! Что я такое вздумал творить… Надо, наоборот, извиниться… Сказать, что не хотел на него давить и отвечать вовсе необязательно. Точно! Я с этим признанием, словно гром среди ясного неба! Нужно пойти и попросить прощения, уверить, что безразличие меня не ранит и у нас всё будет как прежде. Просто сказать «прости»…» — Прости… — послышался вкрадчивый голос из темноты. — А! — вскрикнул Вэй Ин, схватившись за сердце. — … что без стука — не хотел тебя будить. Но вижу, что ты не спишь, — спокойно продолжил свою речь Цзян Чэн. Вэй Усянь прикоснулся ладонью к символам на стене и, вложив в них духовные силы, повелел фонарикам, развешанным на стенах, загореться. Неяркий свет озарил спокойное лицо Ваньиня. Волосы его чёрной волной свободно ниспадали на спину, одет он был в лёгкий ночной халат. Цзян Чэн сел на кровать и продолжил: — Я и сам не мог глаз сомкнуть: всё думал о том, что не ответил на твои чувства. — Это необязательно! — заполошно ответил Вэй Ин. — Пф! Сам-то веришь в то, что говоришь? — криво ухмыльнувшись, поддел Ваньинь. Вэй Усянь подобрался на постели и сел, скрестив ноги. От волнения дыхание его стало поверхностным и едва слышным. — Так вот… — начал Цзян Чэн, собираясь с мыслями. Лицо его приобрело сосредоточенное выражение, и он продолжил: — Исходя из всего, что произошло: начиная от того, как с твоим появлением отец отнял у меня щенков и заканчивая нападением Ордена Цишань Вэнь — я должен тебя ненавидеть. Но правда такова, что я никогда по-настоящему не винил тебя во всём этом. Даже когда я искренне хотел возненавидеть или отгородиться — у меня ничего не получалось. Знаю, за всё время я наговорил тебе много дурного, но мои поступки всегда шли вразрез с той руганью, кою тебе приходилось выслушивать. Порой я сам не мог объяснить себе причину, по которой вечно защищаю и выгораживаю тебя, ибо то, что приходило на ум — просто невозможно! — Юноша прервался и испытующе заглянул в глаза Вэй Ину, а затем задал вопрос, с помощью которого пытался найти ответ в собственном сердце: — Как ты сам это понял? С чего всё началось? Цзян Ваньинь боялся услышать ответ. Если Вэй Ин полюбил его из чувства благодарности, то это просто убьёт его. Ведь тогда выходит, что тёмный заклинатель просто-напросто занял чужое место и украл чувства, кои ему не предназначались. Лань Ванцзи встал на сторону Вэй Усяня, когда все прочие отвернулись от него. Цзян Чэн же не принял его ядро, пошёл по пути тьмы вместо него, пожертвовав тем самым своей душой и телом. Если Вэй Ин влюбился в него, так как терзался чувством вины и долга — это сломает Цзян Чэна, ведь он любит по-другому: долго и болезненно, вторую жизнь подряд… — Хах, знаешь, я бы, наверное, и не понял, если бы не весь тот ужас, что нам довелось пережить. Просто потому, что люблю тебя с самого начала. Всё действительно зародилось с моего появления в Пристани Лотоса. Ты прав: ты должен был меня ненавидеть, но не сделал этого. Когда ты не пустил меня в комнату в самую первую ночь — то было жестоко, но вполне оправданно. Сейчас я понимаю это. Но то, что произошло дальше… Я полюбил тебя, когда увидел твои большущие зарёванные глаза — с того момента я решил, что хочу быть тебе братом. Когда это переросло в нечто большее, я и сам толком не могу сказать. В тот момент, когда ты оказался у меня на руках на грани жизни и смерти — я почувствовал, что умираю вместе с тобой. Я жить без тебя не могу, А-Чэн, видимо это и зовётся любовью. Цзян Ваньинь вздрогнул: нечто подобное он чувствовал и сам, вот только уложить всю ту бурю эмоций, что бушевала в нём, в три простых слова никак не мог. — Ты хочешь меня поцеловать? — задал Цзян Чэн очередной вопрос, пронзив им сердце Вэй Ина. — Да… — тяжело вздохнув, ответил тот. — Не понимаю… — Ваньинь опустил свой взгляд, лицо его посуровело. Когда он поднял голову, глаза его горели решимостью: — Вэй Ин, я действительно не понимаю, но… Хочу того же. Цзян Чэн медленно приблизил лицо к Вэй Ину и слегка коснулся своими приоткрытыми губами его сжатых: осторожно, нежно, выжидая. Глаза Вэй Усяня тут же расширились и, притянув Ваньиня за шею, он жадно впился в его рот. Цзян Чэн осмелел в ответ. Вэй Ин целовал пылко, остервенело, вплетаясь пальцами в волосы. Он был словно измученный жаждой путник, что после долгого изнурительного пути припал губами к живительному источнику. Они оба двигались весьма неумело: сталкивались носами, зубами и языками. Но юноши определённо наслаждались процессом, лишь изредка прерываясь, чтобы перевести дыхание. Цзян Чэн действовал спокойнее, его движения были более размеренными, но причина крылась вовсе не в уверенности, а в страхе. Юноша боялся нырнуть в омут с головой, так как знал: любовь Вэй Ина столь упоительна, что он просто рискует захлебнуться. Вэй Усянь, забывшись, скользнул руками по спине, порываясь забраться ими под ночной халат. Цзян Чэн тут же мягко отстранил его: — Пора спать. Вэй Ин пришёл в себя, приняв несколько пристыженный вид: «Болван! Тебе ответили взаимностью! Ты же о таком даже мечтать не смел, а сейчас вдруг обнаглел сверх меры! Ты со своей жадностью к нему еще в постель залезь!» Вслух же произнёс: — Верно. Цзян Чэн поднялся с кровати и направился к выходу. Остановившись у самой двери, он обернулся и спросил: — Так ты идешь? Вэй Усянь так и не заснул этой ночью: любуясь расслабленным лицом возлюбленного и слушая его мерное дыхание, он прикрыл глаза лишь с рассветом, когда солнце залило покои яркими золотыми лучами.Погоди, постой, загляни мне в глаза, Я в них спрятал правдивые ноты, Они лучше звучат, чем любые слова, На рождение их порой тратятся годы… Я не жду от тебя никаких ответов, Ведь ответы — это просто слова, И они, как и всё, затеряются где-то ©.