Лучше мне сгореть с тобой, чем тлеть постепенно ©.
Глава Цзян сидел за столом в своём кабинете, и лицо его выражало крайнюю степень задумчивости: брови сведены к переносице, а взгляд предельно сосредоточен. Помощник Главы, наоборот, выглядел безмятежным: Вэй Ин закончил все свои дела и находился в благостном расположении духа. Разобравшись с отчётами, прошениями и домашним заданием своих учеников, Вэй Усянь занялся личной перепиской: «Надо же, забылся собственным счастьем и перестал уделять внимание другу, а так нельзя! Лань Чжань мне очень помог, и выразить свою благодарность в письме да справиться о его делах — меньшее, что я могу сделать». Закончив с составлением текста послания, Вэй Ин совсем заскучал и направил свою бурную кипучую энергию на заигрывания с объектом своей любви. Поднявшись с места, юноша тихо подошёл к письменному столу Цзян Ваньиня и сел на его край. Затем лёгким прикосновением указательного пальца Усянь погладил складку, что залегла между нахмуренных бровей Цзян Чэна. Глава Цзян, оторвавшись от бумаг, вопросительно воззрился на Вэй Ина. Тот в свою очередь, пожав плечами, простодушно сказал: — Всегда хотел так сделать. — Всегда? — мягко переспросил Цзян Чэн. Упоминания простого и понятного неискажённого прошлого неизменно согревали его душу теплотой воспоминаний. Вернувшись мыслями в настоящее, он спросил: — А чего же ты хочешь сейчас? Вэй Ин наклонился и нежно поцеловал то же самое место, где в скором времени у его возлюбленного рисковала образоваться морщинка от излишней суровости и строгости. — По меньшей мере этого, — трогательно улыбнувшись, прокомментировал Усянь свои действия. Глава Цзян тут же поднялся из-за своего массивного резного стола — Вэй Ин в ответ растерянно соскочил с него. Юноша, слегка потупив взгляд, ожидал нравоучений или чего-то подобного: как-никак, а Вэй Усянь знал, что его избранник бывает резок и вспыльчив и не любит, когда его отвлекают от дел. Но вместо этого Цзян Чэн принялся формировать из всех бумаг и свитков ровную стопку на самом краю стола. Быстро справившись с наведением порядка, Цзян Ваньинь схватил несколько потерянного Вэй Ина за талию и усадил того на столешницу, обратив лицом к себе. После уверенно наклонился к нему и припал к его губам своими. Вэй Ин среагировал мгновенно: сразу же закинул руки на плечи Цзян Чэну и притянул того ближе. Поцелуй скоро углубился: страсть Вэй Усяня разгоралась быстрее, чем Цзян Ваньинь успевал к ней подготовиться. Тело Вэй Ина наполнилось томлением и жаром, и он, скрестив ноги за спиной Цзян Чэна, вжался в него до предела. Тёмный заклинатель вздрогнул: пальцы, что вплелись в волосы Усяня, поддерживая его затылок, ослабили хватку, а язык стал двигаться медленнее. Вэй Ин же, почувствовав, что острота ощущений слабеет, в жадном порыве повалился на стол, утягивая за собой Ваньиня. Тот, подложив одну руку под голову Усяня, дабы смягчить её соприкосновение со столешницей, второй тут же упёрся в деревянную поверхность. Разорвав поцелуй, Цзян Чэн с тяжелым выдохом отстранился: — Подожди. — Да-да, сейчас я поставлю барьер, и никто не войдёт, — по-своему истолковал юноша поведение Ваньиня. Тёмный заклинатель деликатно высвободился из крепких объятий и с сожалением произнёс: — Нет, я не о том. Для меня всё это слишком… — Цзян Ваньинь прервался и, подобрав слова, серьёзно продолжил: — Слишком быстро. Понимаю, глупо говорить подобное, когда я сам сделал столько шагов навстречу, но всё же я не хочу, чтобы они оказались поспешными. Мне сложно разобраться с собственными чувствами, и пока этого не произошло — я не могу поддаваться опрометчивым желаниям и использовать тебя. Вэй Ин приподнялся на локтях, закусив от досады нижнюю губу: «Когда я вдруг стал таким жадным?». Юношу крайне редко мучила совесть — в основном именно Цзян Чэн был голосом его разума: резким, прямолинейным, грубоватым и сварливым, но всё-таки чрезвычайно необходимым. Вэй Усянь головой понимал: Ваньинь прав, но тело слушаться совершенно отказывалось. Раньше все было крайне просто: касания и объятия приносили только радость и тепло. Но потом Вэй Ин осознал свои чувства и желания, и всё изменилось. Мало: всего резко стало недостаточно. Объятия и похлопывания по плечу были будто мокрый компресс для умирающего. Они больше не утоляли голода, не обманывали разум: Вэй Усянь, поняв свои истинные желания, отныне не мог довольствоваться дружескими прикосновениями. А теперь выходит, что и поцелуев ему стало мало? За свою жадность было стыдно, а ещё обидно и горько: ведь Вэй Ин распластался на столешнице, готовый отдать себя целиком и полностью, сгорая от желания, а, судя по тому, что он видел, в паху Цзян Чэна даже не потяжелело. «А-Чэн прав. Я должен быть ему благодарен за сдержанность и рассудительность. Я чувствую, что он уважает и ценит меня, но я так сильно влюблён в него, что плевать мне на самоуважение и гордость! Неужели… Неужели это так плохо?» — мысленно вопрошал Вэй Усянь, умом прекрасно понимая, что ответ, к сожалению — «да». Да, как бы прекрасны ни были чувства к возлюбленному, тонуть в них, забывая о себе самом, действительно не стоит. — Я подожду, — только и смог вытолкнуть из себя Вэй Ин. Глава Цзян покинул кабинет, оставив помощника в крайне растрёпанных чувствах, дабы разобраться со своими.Я хотел сказать так много, Я хотел тебя обнять, Но всегда не хватит слова, Чтобы все это принять ©.
Вэй Ин думал, что стыд — это не про него, но сейчас ему было по-настоящему стыдно! И кто бы мог предположить, что причиной его терзаний станет человек, с которым ему всегда было легче всего находиться! Они с Цзян Чэном росли вместе, друг с другом они могли быть самими собой, между ними не было секретов — до поры, до времени… А сейчас Вэй Ин вдруг почувствовал себя столь глупым и незрелым. Он всегда был таким, но раньше его это совершенно не волновало. А теперь Вэй Усянь ощущал себя словно дитё малое подле ответственного и серьёзного взрослого. Совершенно потерявшись, не знал, как дорасти до своего А-Чэна и соответствовать ему. Вэй Ин точно осознавал, что его любят таким, каков он есть — чувствовал. Но означало ли сие, что он может расслабиться и просто наслаждаться этой любовью? Да, он определённо мог бы, но эта мысль претила: «Я и так получил слишком много внимания и заботы. Нужно пойти на уступки, проявив понимание и терпение. Хоть я пока не знаю, что и как нужно делать — по крайней мере, ради А-Чэна я постараюсь быть чутким и кротким», — с этой мыслью юноша занялся делами Ордена, стараясь не попадаться своему Главе лишний раз на глаза. Цзян Ваньинь запутался. Он любил Вэй Ина. Сие чувство менялось по мере взросления, но таким, каково оно сейчас, Цзян Чэн его ещё не ведал: «Да если бы Лань Ванцзи не показал своим примером, что Вэй Ина можно любить как мужчину, то я бы на него с этой стороны даже не посмотрел!». При мысли о Втором Нефрите лицо юноши непроизвольно скривилось. Цзян Чэн был строго воспитан: в первую очередь, его готовили к роли Главы Ордена, а это означало, что все личные переживания, чувства и желания приравнивались к прихоти. Он не мог даже жениться на простолюдинке, если бы искренне полюбил ту, о мужчине в качестве спутника и вовсе не имел права задумываться. Вот и не думал… До поры, до времени. Сначала был Лань Ванцзи и их с Вэй Ином брак. Цзян Чэну до зубовного скрежета сложно было признать, но это событие хоть и принесло много боли, ознаменовав собой уход из его жизни Вэй Усяня, зародило в сердце робкую надежду. «Может быть, если я свяжу свою жизнь с мужчиной, то это станет моим спасением от одиночества? Вдруг на самом деле я жажду того, о чём раньше не смел думать?» — однако, подобное мысли тут же подавлялись, едва успевая возникнуть, замещаясь кипучей злостью. Глава Цзян был слишком горд, чтобы признавать собственные слабости. К сожалению, мечты о счастье и желание разделить жизнь на двоих Цзян Ваньинем ошибочно принимались за уязвимость и его несостоятельность как личности. После, оставив прежнюю жизнь и удостоившись второго шанса, Цзян Чэн испытал новое потрясение: Вэй Ин своим признанием перевернул весь его мир, поменяв Небо и Землю местами. Ощущать своё влечение к мужчине было странно… Но оно дало ответы на многие вопросы, что раньше пробуждали в нём только гнев, и прояснило некоторые сомнительные моменты. Цзян Ваньиню с юности было неприятно смотреть на заигрывания Вэй Ина с Лань Ванцзи. Затем вид их пары вызывал у него не то омерзение, не то злость, не то обиду и зависть. Разбираться в своих чувствах Цзян Чэну было невероятно сложно: его с детства учили держаться на людях. Проявлять их оказалось и того труднее — не было перед глазами достойного примера. Да и к самому Цзян Чэну открыто и безоговорочно проявляли любовь и заботу только А-Ли с Вэй Ином. Мать была слишком резка и строга к собственному ребёнку, а её тепло скупым, редким и практически незаметным. Любовь отца у Цзян Чэна и вовсе всегда вызывала сомнения. Вэй Усянь… Любить его было просто и сложно одновременно: он подкупал своей искренностью и живостью, но, в тоже время, тот был таким со всеми. Цзян Ваньинь ревностно относился к его вниманию и доброте, наивно полагая, что заслужил их, в отличии от прочих. Вэй Ин согревал всех подряд, но сжигал дотла лишь Цзян Чэна. Было горько и обидно: Ваньинь был Вэй Усяню братом, шиди, Главой, боевым товарищем и верным другом, а Усянь, он… Был всем. Цзян Чэн вложил в этого человека слишком много чувств и надежд, а когда его не оказалось рядом, то это изменило Главу Цзян навсегда и далеко не в лучшую сторону. И вот, это бедствие меняет его вновь! Цзян Чэн держался, когда Вэй Ин пропал, принял его новую тёмную сущность, стоило ему возвратиться. Терпел, сжимая зубы, его выходки, совладал с его уходом из Ордена, пережил правду о происхождении «своего восстановленного ядра», вынес его брак с Ванцзи. А сейчас… Сломается ли Цзян Ваньинь сейчас, перестраивая свою жизнь, дабы впустить Вэй Усяня в сердце? Цзян Чэн, правда, не знал, как ответить на этот вопрос. Он просто шёл дальше с гордо поднятой головой — только на этот раз на своём пути Цзян Ваньинь был не один.Думал, что сам могу решать за двоих людей, Думал, что нам станет лучше от моих идей И, цепляясь за надежду, как за одежду репей, Становился дальше от тебя еще на ступень ©.
День подошёл к концу, а Цзян Ваньинь с Вэй Усянем так и не столкнулись вновь. Цзян Чэн было решил, что ему придётся довольствоваться сном в одиночестве, как неожиданно обнаружил Вэй Ина у себя в покоях. Тот сидел в бочке с водой, коя стояла рядом с их кроватью. — Что ты делаешь? — поинтересовался Цзян Чэн, слегка приподняв брови. — Совершаю вечернее омовение, — блёкло ответил Вэй Ин. — Почему здесь? — спокойно продолжил расспрос Ваньинь, подойдя к бочке. — В купальне был ты — не хотел мешать. Я, вроде как, стараюсь обеспечить тебе личное пространство, — не без обиды в голосе отозвался Усянь, демонстрируя из-за бортика лишь глаза, горящие упрямством, да мокрую макушку. — Карауля меня у кровати? — ехидно бросил тёмный заклинатель, затем насмешливо продолжил: — Может, тогда просто вернёшься к себе? — Не хочу! — от возмущения Вэй Ин вскинулся, подняв в воздух брызги, затем пояснил: — То, что я пытаюсь тебе не надоедать — вовсе не означает, что я вдруг расхотел быть вместе. Цзян Чэн сел рядом с бочкой, так, что между лицами юношей осталась всего лишь пара цуней, и мягко улыбнулся. Вэй Ин тут же ушёл под воду с головой, а затем, вынырнув, зачастил: — А-Чэн, я понимаю, что со своим признанием словно гром среди ясного неба, и мне бы надо быть благодарным тебе за то, что не погнал из Ордена за такое. Но и ты меня пойми! Я так хочу тебя, что аж ноги дрожат! Вот как мне держать себя в руках, если ты такой?! Закончив свою пламенную речь, юноша вновь скрылся под водой. Цзян Ваньинь в непонимании нахмурил брови и опустил руку в бочку, затем мгновенно её отдернул: вода оказалась ледяной! — С ума сошёл? Вылазь немедленно! — строго произнёс Цзян Чэн, вставая на ноги. — Нет! Меня ещё не отпустило! — запротестовал Вэй Усянь, переместившись к дальнему бортику бочки. — Этому ты в Гусу научился? Высиживать в ледяной воде? — продолжал отчитывать Ваньинь непутевого «воспитанника Ордена Гусу Лань», закатывая штаны нижних одеяний. — Холодный источник укрепляет тело и дух, и вообще… — начал было забалтывать Цзян Чэна Вэй Ин, как тут же прервался на торопливые причитания и протесты: — Что ты делаешь? А-Чэн, не надо! Цзян Ваньинь, в отличие от Вэй Усяня, время на разговоры тратить не любил, поэтому без лишних слов перешагнул бортик и оказался по бедро в воде. Затем, наклонившись, подхватил вжавшегося в стенку бочки Вэй Ина на руки. Вэй Усянь, несмотря на бурные протесты, оказавшись в руках Цзян Чэна, сразу угомонился и обвил руками его шею. Сделав пару шагов до кровати, Ваньинь опустил на неё свою ношу. Вэй Ин, очутившись на постели, принялся заматываться в покрывало и одеяло, капризно причитая: — Мог бы позволить мне одеться! Холодно же! Цзян Ваньинь насмешливо улыбнулся. Во взгляде его проскользнуло что-то дикое, незнакомое: — Сейчас согреешься, — от тона, каким были сказаны эти два слова, Вэй Ина действительно бросило в жар. Однако их смысл дошёл до него не сразу. Пока Вэй Усянь всё плотнее формировал свой кокон, Цзян Чэн начал раздеваться. Завидев это, юноша сначала недоумённо и даже испуганно замер, а затем, осознав наконец происходящее, так стремительно начал выпутываться из плена подушек и тканей, что чуть было не свалился с кровати. Оказавшись полностью обнажёнными, юноши тупо уставились друг на друга. Цзян Ваньинь решительно не понимал, как оказался в такой нелепой ситуации. Ведь, пока он не преступил порог своих покоев, полагал, что они с Вэй Усянем поссорились. А потом… Глупые попытки Вэй Ина справиться со своими желаниями и пойти ему навстречу так тронули Цзян Чэна, что он на миг забылся и уподобился своему возлюбленному, поступив так, как хотелось, без оглядки на последствия. Вэй Усянь сдерживался, Цзян Ваньинь не думал наперёд — видимо, Небу в самом деле суждено упасть на Землю. Мгновения неумолимо утекали, а Вэй Ин и Цзян Чэн так и замерли друг напротив друга не в силах ни пошевелиться, ни разорвать зрительного контакта. Усянь отмер первым: осторожно, словно дикий напуганный зверёк, он подполз к краю кровати, у коего застыл Ваньинь. За юношей тут же протянулся мокрый след, что образовали обильно стекающие с его волос капли холодной воды. — А-Чэн… — ласково позвал Вэй Ин, нежно обхватив того за запястье и слегка потянув то на себя. Названный пришёл в себя и опустился коленями на кровать. В происходящее совершенно не верилось, и только полный обожания взгляд Вэй Ина заставил сердце биться чаще, а чувства обостриться. Воздух с шумом ворвался в грудь Цзян Чэна, и он вдруг остро ощутил окружающую действительность: краски стали ярче, образы чётче, а Вэй Ин как никогда желанным. Миг, и Вэй Усянь оказался под ним. Ваньинь навис сверху, уперевшись в кровать рукой и покрывая шею Вэй Ина поцелуями: тело юноши под ним было абсолютно ледяным и постепенно согревалось от чужого жаркого дыхания и распаляющих прикосновений. Губы блуждали по коже неспеша, исследуя и привыкая к новым ощущениям, а Усянь, не отдавая себе отчёта, просто растворился в этих касаниях. Руки Вэй Ина непрерывно скользили по телу Цзян Чэна: затылок, шея, спина, грудь, живот — юноша стремился огладить всё, до чего только мог дотянуться. Цзян Ваньинь не умел дарить ласку — так про него говорили с самого детства. Его объятия были грубыми, редкими и неумелыми, а слова, коими он выражал заботу и беспокойство, больше походили на угрозы. Но сейчас юноша будто совсем позабыл об этом, точнее, Вэй Ин своими стонами и отзывчивостью заставил его забыть о подобных глупостях. Усянь плавился под прикосновениями Цзян Чэна, изгибаясь и подаваясь навстречу, наслаждаясь происходящим так искренне, что Ваньинь невольно сам стал получать удовольствие, даря ему всю свою ласку и нежность. Суровый Глава Цзян мог быть чутким и нежным и даже испытывать трепет от чужого наслаждения — кто бы мог подумать! А тем временем ласка тёмного заклинателя становилась всё настойчивее: оставив на прощанье яркий засос на шее, он перешёл к губам Вэй Ина. На этот раз поцелуи им удавались куда лучше прежних: никто не сомневался в правильности происходящего, неспешно им наслаждаясь. Языки пришли к единому ритму: без какого-либо соперничества и борьбы за ведущую роль, они то жарко и страстно сплетались, то легко и нежно соприкасались. Юноши целовались самозабвенно и отстранялись только когда голова начинала кружиться от нехватки воздуха. Постепенно поцелуи стали отходить на второй план, уступив место ощущениям, что начало дарить соприкосновение тел. Вэй Ин резко подкинул бёдра вверх, проехавшись своим налитым членом по естеству Ваньиня — тот тут же застонал. Сей звук так понравился Усяню, что он принялся притираться к Цзян Чэну, помогая себе рукой, кою положил на его ягодицу. Надавливая ей, Вэй Ин вжался до предела: стало так тесно, что растаяли не только границы между этими двумя, но и всё окружающее пространство. Мир стал таким зыбким и нереальным: прошлое, настоящее, будущее — ничто уже не имело значения. Шум тяжёлого дыхания, стоны, кои они жадно воровали друг у друга, заглушая поцелуями, и один на двоих жар — всё, что осталось у них. Так много и так мало одновременно. Цзян Чэн с трудом протиснул ладонь между их телами, обхватив оба члена и слегка сжав. — Ах! — Вэй Ин тут же среагировал, выгнувшись навстречу, и сильно толкнулся вперёд. Незамедлительно он добавил свою руку, придав тесноты и жара их соприкосновению. Кажется, они всё-таки немного соревновались. — А-Чэн… — Вэй Усянь начал стонать громче, предчувствуя скорую развязку. Как вдруг его раскрасневшееся лицо с блестящими влажными глазами исказилось сомнением: — А-Чэн, у тебя… Больше? Кулак Цзян Чэна разжался от неожиданности — а затем, резко сжавшись, в пару настойчивых движений довёл их обоих до исступления. Горячее семя тугой струёй выплеснулось, лишив юношей способности говорить. Отдышавшись, Цзян Чэн подал голос: — Вэй Ин, ты не мог выбрать момента получше? Вэй Усянь же, застав возлюбленного врасплох, без капли стыда разглядывал его член: — И правда, немного больше моего. — Ты! Ты! Перестань пялиться! — раскрасневшись больше от стыда, чем от наступившего яркого оргазма, возмутился Ваньинь. — Не-а, ты красивый. Я любуюсь, — отозвался заинтересованный Вэй Ин. — Прекрати! Звучит так, будто я только там красивый! — рухнув на постель рядом, проговорил Цзян Чэн. Вэй Усянь развернулся к нему лицом и заскользил взглядом по крепкому, влажному от пота телу: — Вовсе нет! А-Чэн красив целиком и полностью! Ваньинь прикрыл от смущения лицо руками и приглушённо простонал: — Небо, какой же ты дурак… — Ехе… Ворчи сколько хочешь — я всё равно знаю, что ты любишь меня таким, — игриво проворковал Вэй Ин, легко пробежавшись пальцами по груди Цзян Чэна. — Я любил бы тебя чуть больше, если бы ты не промочил нашу постель холодной водой до самого последнего цуня, — произнеся это, юноша поднялся и, наскоро вытершись банным полотенцем, кое притащил Вэй Ин вместе с остальными купальными принадлежностями, принялся стелить им на полу. Сформировав из кучи тёплых одеял и подушек, извлечённых из сундука, импровизированную сухую постель, юноши прижались друг к другу и забылись крепким сном.Но помнишь, как было непросто, Смотри, как горит воздух Прямо над нами, Ярче, чем солнце, Жарче, чем пламя, Мы все отпускаем, Взлетая с разбега, Жарче, чем солнце Выше, чем небо, Выше, чем небо ©.
Вэй Ин отлично выспался: для него все неудобства сна на жёстком полу меркли по сравнению с возможностью обнимать руками и ногами любимого человека. Сладко потянувшись, он с наслаждением протянул: — Вот бы так каждый день просыпаться! Цзян Чэн саркастично отозвался: — С закоченевшим от сна на полу телом? Вэй Усянь, ярко улыбнувшись, игриво проворковал: — После ночи любви! Подобным я бы занимался каждый день! Цзян Ваньинь нахмурился и с сомнением спросил: — Ты же в курсе, что это не все её разновидности? Некоторые, кхм, возможные последствия ты бы точно не захотел испытывать каждое утро. — Да? А что, ласки языком причиняют такой дискомфорт? Только их мы пока и не опробовали, — с лёгким недоумением произнёс Вэй Ин. — То есть «хризантема» для тебя просто растение, а фраза про «сбор цветов на заднем дворике» тебе ни о чём не говорит? — еле сдерживая смех, уточнил юноша. — Нет? — Усянь серьёзно заглянул в смеющиеся глаза возлюбленного и, сделав вывод, произнёс: — Погоди, это явно что-то не про садоводство, да? И где же этот «цветочек» тогда находится? — Ахахахах! — Цзян Чэн, не выдержав, расхохотался в голос. — Эй! — легонько пихнув избранника рукой в плечо, возмутился юноша. Тёмный заклинатель смеялся так искренне и заливисто, что сердиться на него у Вэй Ина не получалось, как бы он не старался выказать своим видом уязвлённую гордость. Цзян Чэну же вдруг сделалось неимоверно легко и хорошо. Ваньинь предполагал, что в прошлой жизни Вэй Ин не интересовался темой любви между мужчинами (иначе непременно бы поспешил поделиться с ним своим шокирующим открытием), но то, что, даже убедившись в своих предпочтениях, он пустит всё на самотёк, представить не мог. Юношу веселили не столько невинность и неискушённость «прославленного ловеласа», сколько собственные глупые сомнения и переживания. Цзян Ваньиню важно было убедиться в серьёзности и правильности их отношений: он так углубился в думы и рассуждения, что совсем позабыл — Вэй Ин практически никогда не бывает серьёзным! Всё, чего тёмный заклинатель боялся, было известно лишь ему одному — для всех остальных этих событий просто не существовало! И сейчас все разъедающие душу болезненные чувства тревоги, страха и недоверия обернулись звонким смехом. Да, если они решат навсегда связать свои жизни друг с другом, став спутниками, то их ждёт ещё немало трудностей и испытаний. Но сейчас это всё казалось таким далёким и несущественным, что вовсе не омрачало простой и лёгкой радости. — Пф! — отсмеявшись, Цзян Чэн с трудом начал свою насмешливую речь: — А ты оказался неусидчивым и абсолютно неприлежным учеником даже в изучении искусства любви! Вэй Ин повеселел и, поиграв бровями, ввернул шутку: — Знаешь, как-то руки не дошли! Всё время чем-то заняты были! Юноши со смехом поднялись с пола и, улыбаясь, поприветствовали новый день.Знаешь, я скажу честно тебе, без страха Прыгнешь ты, прыгну я за тобою, Так правдивые ноты в глазах одним взглядом Распознаешь ты, улыбаясь со мною ©.
Вэй Усянь, будучи «отчитанным за необразованность», с особым усердием погрузился в изучение трактатов, посвящённых искусству любви и плотских утех. Этот процесс оказался крайне увлекательным, но, к сожалению, закрепить полученные знания на практике ему пока не удалось за неимением партнёра. Глава Цзян был слишком занят подготовкой к скорому Совету Кланов, а от помощи своего верного советника категорически отказался: «Вэй Ин, политические игры, коим предстоит развернуться на этом мероприятии, слишком грязные. Нечего и тебе руки марать». Вэй Усянь не боялся возможных последствий и гнусных интриг. Каким бы бесхитростным и честным юношей он ни был, дураком он также не являлся: «Я помешал первоначальному плану А-Чэна. Он вынужден столкнуться с трудностями из-за меня». Сие умозаключение было правдой. Цзян Ваньинь не допускал участия Вэй Усяня в подготовке к Совету не только потому, что заботился о нём, но также и из-за того, что предстоящее противостояние действительно было слишком личным. Главе Цзян придётся сражаться за свою самобытность, а к ней, помимо следования по тёмному пути, за последнее время добавились и чувства, которые он питал к мужчине. Цзян Чэн злился: его утомляли и раздражали чужие жадность, корысть и властолюбие. Будучи весьма вспыльчивым юношей, он с трудом сдерживал своё недовольство. Спокойствие и холодность, кои он демонстрировал публике, рядом с Вэй Ином таяли как снег, являя его истинное лицо. Вэй Усянь любил ворчливость, сердитость и язвительность, если те принадлежали А-Чэну. Взвинченное состояние возлюбленного юношу совсем не пугало: он лишь хотел помочь своему избраннику избавиться от агрессии, в которой была и доля его вины. Глава Цзян перешагнул порог своего кабинета и застыл у входа: весь пол был устлан картинками порнографического содержания. Среди всего этого безобразия, разумеется, обнаружился Вэй Ин, увлечённо раскладывающий вокруг себя похабные иллюстрации. — О, А-Чэн! А я тут, как видишь, в процессе исследований! — весело поприветствовал помощник своего Главу. — Откуда их у тебя столько? — нахмурившись, задал вопрос Цзян Чэн. — Обратился за помощью в дружественный Орден! — простодушно ответил Вэй Ин. — Хм, коллекция Второго молодого господина Не и правда поражает своим разнообразием, — холодно прокомментировал Цзян Ваньинь и прошёл вглубь кабинета. Его шаги отдались шорохом потревоженных бумажных листов. — Вообще-то, я имел в виду Орден Гусу Лань. Лань Чжань прислал всё это по моей просьбе, позаимствовав из особой библиотечной секции, — прояснил юноша. — Как ты посмел, — эти три слова упали на пол будто камень. Лицо Цзян Чэна покрылось льдом. Вэй Ин не ожидал, что это так заденет его возлюбленного: ведь он не знал, что неприязнь Ваньиня к Ванцзи гораздо глубже, болезненнее и острее, чем он мог себе вообразить. — Унизить меня вздумал, рассказывая о нас подобным образом? — тёмный заклинатель выглядел оскорблённым до глубины души. Вэй Усянь понимал, что сотворил глупость, но по его задумке все происходящее должно было быть лёгким поддразниваем, глупой шуткой, коих он раньше плодил тысячами. Тяжело сглотнув, он произнёс: — Накажешь меня? Гнев Цзян Ваньиня ослаб: юноша заподозрил неладное. Опасно сузив глаза, тёмный заклинатель озвучил свою догадку: — Ты специально провоцируешь меня. Зачем? Вэй Ин нервно улыбнулся и виновато признался: — Чтобы ты сбросил пар. Цзян Чэн вгляделся в иллюстрации, и всё встало на свои места: множество изображённых на них поз были несуразными и неправдоподобными, а самое главное — тушь, коей они были нарисованы, едва высохла. Ваньинь подошёл к своему бедовому возлюбленному и, схватив того за запястье, закатал его рукав: Вэй Ин по обыкновению перемазал руки тушью, а ненавистный запах сандала, как оказалось, исходил не только от бумаги, но и от него самого. Цзян Чэн тяжело вздохнул: — Даже если бы я сердился на тебя, не стал бы причинять боль, — подняв с пола рисунок, иллюстрирующий крайне грубые весенние игры и продемонстрировав его, юноша продолжил: — Особенно таким образом. Перед взором Ваньиня предстали картины прошлого: истерзанная шея со следами зубов, стёртая в кровь от связывания кожа на запястьях. Когда он видел такого Вэй Ина, ему неимоверно хотелось заехать кулаком по челюсти Лань Ванцзи. Цзян Чэн не сомневался в том, что Вэй Усянь сам настаивал на подобном к себе отношении, но, в отличие от прочих, ведал об истинных причинах таких предпочтений. Что бы Вэй Ин не наплёл своему Нефриту, Ваньинь знал: Усянь не любит боль. В детстве и юношестве Цзян Чэн только и делал, что выгораживал своего шисюна, защищая от наказаний. А когда те всё-таки настигали Вэй Ина, слушал его нытьё и жалобы, потакая капризам, смазывал раны мазью и таскал того на спине. Но, несмотря на это, Вэй Усяню всегда легче было принять удар на себя. Если стоял выбор: кому достанутся страдания — Вэй Ин тут же приносил себя в жертву вместо родных, близких, да даже просто случайных беззащитных людей. Помимо этого, он привык искуплять вину болью: «Ударь, если станет легче». Цзян Чэн ненавидел подобные фразы, ведь, пойди он у них на поводу, стало бы только тяжелее! «Да этот придурок позволил себя душить, когда я обезумел от горя потери родителей и винил во всём его! И ведь я действительно мог задушить его, если бы захотел, но подобного я никогда не желал…» — мысли Цзян Ваньиня прервались виноватым голосом Вэй Ина: — А если я попрошу? Цзян Чэн вкрадчиво произнёс: — Ты просто не понимаешь, о чём просишь. Между насилием и болезненным удовольствием очень тонкая грань, и её я не пересеку, как бы ты не уговаривал. — В чём же тогда разница? — осторожно приблизившись к Ваньиню и робко заглянув тому в глаза, спросил Усянь. Тёмный заклинатель отпустил запястье неудачливого провокатора и с неудовольствием обнаружил на нём красный след от своих пальцев. Легко погладив повреждённое место, он произнёс: — В согласии, отсутствии страха, чувства вины и последствий для душевного и физического здоровья. Слова Цзян Ваньиня могли охарактеризовать его как невероятно чуткого человека, но это было не так. В прошлом он был довольно жесток, потому эти умозаключения были ничем иным, как горьким опытом, что он получил, истязая и пытая мерзавцев да отступников. Человеческая боль одинакова для всех, кому бы она ни принадлежала. И причинить её Цзян Ваньинь, вопреки расхожему мнению, хотел совсем малому кругу лиц. Ныне все они были мертвы уже дважды. — Прости меня, А-Чэн… — тускло отозвался Вэй Ин, потупив взгляд. — Уверен, что хочешь извиниться именно таким образом? — насмешливо поддел Цзян Чэн. — А можно? — глаза юноши загорелись надеждой, а губы чувственно приоткрылись. — Я слишком уважаю тебя, чтобы протирать тобой пол. Но вижу, что ты желаешь именно этого, — криво ухмыльнувшись, ответил Ваньинь и принялся развязывать пояс. Вэй Ин тут же поспешил помочь, нетерпеливо стаскивая одежду с Цзян Чэна. Затем занялся своим ханьфу. Освободившись от всех слоёв одеяний, Усянь подстелил себе под спину мантию и повалился на пол, утянув за собой Ваньиня. Тёмный заклинатель хищно улыбнулся и припал губами к головке налитого члена Вэй Ина — от остроты ощущений тот тут же запрокинул голову. Но не успел он в полной мере насладиться новой гранью неизвестного ранее удовольствия, как оно мгновенно исчезло, оставив после себе лишь жесткость пальцев, кои пережали его естество у самого основания. — Эй! — непонимающе возмутился Вэй Ин. — Разве не ты молил меня о наказании? — абсолютно издевательски улыбнулся Ваньинь. Эта властная улыбка вызвала у Усяня такой прилив жара и возбуждения, что член его мгновенно заныл. — И ты просто не дашь мне излиться? — в сомнении нахмурился юноша. В очередной раз ослепительно улыбнувшись, Цзян Чэн произнёс: — А кто сказал, что это будет просто вынести? — едва эти слова слетели с его губ, как он обхватил ими затвердевший от возбуждения сосок. Обводя языком ареолу, Цзян Чэн то и дело легонько прихватывал сосок зубами, не без садистского удовольствия отмечая, как член Вэй Ина тщетно дёргается в попытках получить ещё больше ощущений. Усянь бесстыдно стонал и бесконтрольно вскидывал бёдра, а Ваньинь только и делал, что распалял его сильнее, выводя пальцами второй руки узоры на внутренней поверхности его бёдер. Вдоволь наигравшись с грудью, Цзян Чэн скользнул языком в приоткрытый рот Вэй Ина, дабы заглушить стоны, кои неминуемо должны были стать громче: тёмный заклинатель принялся с нажимом водить по члену Усяня рукой вверх-вниз, периодически возвращая тугое кольцо из пальцев на место. Вэй Ин, доведённый до отчаяния, вышел из ступора и, нашарив рукой естество Цзян Чэна, мстительно принялся ласкать его, нежно водя по нему раскрытой ладонью, время от времени дразня головку, потирая ту большим пальцем. Эти двое могли соревноваться в упрямстве вечно. И только применив всю свою изобретательность, Вэй Ин вышел из этого «поединка» победителем: с придыханием простонав имя возлюбленного, он обратил на себя его взор и продемонстрировал влажные от подступивших слёз глаза. Цзян Чэн тут же разжал свои пальцы, на кои мгновенно выплеснулось горячее семя. Вэй Ин на это только сыто и нахально улыбнулся и, пока Ваньинь с тревогой рассматривал его лицо, стремительно повалил того на спину, усевшись ему на бедра. Обхватив член Цзян Чэна одной рукой, второй он придерживал тёмного заклинателя за шею, дабы тот не помешал ему осуществить задуманное. В пару резких рваных движений Усянь довёл Ваньиня до пика, получив от этого едва ли не больше удовольствия, чем от собственного оргазма. Вглядевшись в раскрасневшееся лицо возлюбленного, Вэй Ин восторженно замер, так и не выпустив его член из руки. Смятение, нега, легкое раздражение, страсть, своенравие и недовольство — лик Ваньиня был столь многогранен, что вся буря эмоций, отразившаяся на нём, вновь пробудила желание в Вэй Ине: «Кажется, я знаю, что именно нарисую следующим», — только и пронеслось в голове юноши.Наши тела бы могли отыскать по следам, Если бы мы не забыли оставить следы ©.
Срок Совета Кланов неумолимо подступал: уже через три дня делегация из Юньмэн Цзян должна была отправиться в Ланьлин. Цзян Ваньинь дико устал: всю последнюю неделю он засиживался за работой до ночи, насильно отправляя Вэй Ина в постель в положенный срок. Однако, как бы поздно Цзян Чэн не приходил в покои, раз за разом заставал Усяня бодрствующим и ожидающим его. Вот и сейчас Вэй Ин взирал на него ясным взглядом, что портили лишь залёгшие под глазами тени. Устало улыбнувшись, юноша приглашающе откинул край одеяла и похлопал ладонью по свободному месту на кровати. Цзян Чэн, подойдя к постели, наклонился к Вэй Ину и коротко поцеловал его в лоб. Усянь уже было хотел потушить огни в фонариках, как Ваньинь прижался своими губами к его. Глаза Вэй Ина в удивлении расширились. Юноша решил, что сейчас не время для занятий любовью и стойко терпел отсутствие телесных удовольствий. Страсть по-прежнему донимала его, но после всего произошедшего, он сумел взять её под контроль. Вэй Усянь вдруг понял в сколь многом он заблуждался: «Есть вещи, с которыми не шутят. Если бы не А-Чэн со своей рассудительностью — я бы всё испортил сразу же после начала наших отношений». Вэй Ину было стыдно за проделку с непристойными рисунками: раньше подобное он проворачивал даже с Лань Ванцзи, не видя в этом ничего, кроме невинной забавы, но обстоятельства изменились. Когда имеешь дело с людскими чувствами, нужно быть крайне осторожным, особенно, если этот человек влюблён. «Кажется, Лань Чжань даже отчитывал меня за подобное… Я ещё тогда заигрывал с какой-то девушкой, а после он меня укусил. Что ж, я так по-идиотски повёл себя с А-Чэном, что сам себе руку готов отгрызть!» — терзаясь подобными мыслями, Вэй Ин, наученный опытом, и им не позволял завернуть не туда, тут же себя одёргивая: «Нет-нет! Добровольно лишать себя плоти нельзя! Да и другим насильно отнимать её я тоже не позволю! Нужно держать все свои конечности при себе — мы с А-Чэном ещё найдём им применение. Да и вообще, я тут обещал ценить свою жизнь, а теперь поводов держать своё слово ещё больше: я же решил разделить её с Цзян Чэном!». За время, проведённое без взаимных ласк, Вэй Усянь успел многое осознать. Да, он по-прежнему занимался самобичеванием, но отравлять ему свою жизнь более не позволял. Вместо того, чтобы просто раздавать себе мысленные оплеухи, как раньше, он научился делать выводы — а это дорогого стоит! «Будь я собой прежним — все закончилось бы катастрофой. Точно бы споил Цзян Чэна и поддался соблазну. Даже мысль о поцелуе против его воли теперь вызывает отвращение!» — проведя с собой воспитательную беседу, Вэй Ин настроился на воздержание. По крайней мере, до Совета он планировал держать себя в руках, но, судя по всему, у Цзян Чэна были на него свои виды! — А-Чэн? — на выдохе позвал Вэй Ин. — Если ты не хочешь… — начал было Ваньинь, но тут же был перебит: — Хочу! Цзян Чэн отстранился, поясняя: — Я возьму масло. — Масло? Не надо, — проговорил Усянь, но заметив, как его возлюбленный замер в нерешительности, тут же зачастил: — Нет-нет! Я имел в виду, что у меня есть! — Вэй Ин ловко запустил руку в стопку со своей верхней одеждой и выудил из её складок небольшой пузырёк, поясняя: — Я подготовился! Цзян Чэн на это лишь мягко улыбнулся: он был рад, что, хоть близость у них происходила совершенно спонтанно, оба были к ней вполне готовы. Сам он принял для себя это решение крайне неожиданно. Ваньинь захотел определённости: ему было необходимо набраться уверенности в себе и своих отношениях. То, что он задумал, было рискованно: высказавшись на Совете, Глава Цзян либо убедит всех в своей неуязвимости и неприкосновенности, либо навлечёт на себя ещё больше всеобщей ненависти. А добрые отношения, кои только начали складываться между ним и названными братьями, неминуемо должны были пойти прахом. Хотя… Цзян Ваньиню на них плевать: прожил без них в прошлой жизни, сможет и в этой. А вот без Вэй Ина вновь страдать он не намерен. Вложив флакончик в ладонь Цзян Чэна, Усянь принялся снимать с себя нижние одежды. На этот раз он не спешил: соблазнительно стягивая с плеч рубаху, юноша то и дело бросал на Ваньиня игривые взгляды. Цзян Чэн полностью обнажился и замер под полным предвкушения взором Вэй Ина. Прежде они так торопились, что даже не рассмотрели друг друга. Конечно, поначалу они наивно полагали, что ничего нового в чужом теле не найдут — ведь юноши росли вместе. Плескались нагишом в озерах, посещали купальни, смазывали друг другу раны и делали перевязки — участков кожи, кои они не видели раньше, практически не осталось. Оба ошибались: когда созерцаешь тело по-настоящему желанного человека — всё воспринимается совсем иным. Каждый изгиб стройного стана, каждая черта любимого лица привлекают, вызывая дрожь и трепет, разгоняя и разгорячая кровь, заставляя сердце стучать быстрее и громче. — Какой ты красивый! Иди же ко мне! — призывно раскрыв объятия, воскликнул Вэй Ин. Грозовой тяжелый взгляд Ваньиня потеплел, и он аккуратно опустился на постель. Юноши слились в поцелуе: Вэй Усянь закинул руки тёмному заклинателю на шею и крепко прижался к нему грудью. Он любил это: вжиматься в Цзян Чэна до самого предела, до жаркой тесноты, а сейчас они должны были стать ещё ближе — слиться воедино. Вэй Ин, познав таинство слияния двух мужчин, сразу же захотел воплотить его в жизнь — и вот этот момент настал. Юноша плавился и трепетал от предвкушения и, чего греха таить, немного боялся. Хотелось быть лучшим, самым-самым, дарить удовольствие и получать в ответ, но Вэй Усянь не был бы собой, если бы не подготовился и к другому развитию событий. Словно прочтя его мысли, Цзян Чэн предостерёг: — Если будет больно — говори, и я остановлюсь. — Конечно, — согласился Усянь, ласково улыбнувшись. Однако Ваньинь слишком хорошо знал Вэй Ина, поэтому с нажимом напомнил: — Ты обещал не лгать мне. Юноша принял несколько пристыженный вид и произнёс чуть менее радостно: — Ладно… Удовлетворившись наконец этим ответом, Цзян Чэн вылил масло на ладонь, затем, согрев его своим теплом, распределил по пальцам. Отвлекая Вэй Ина от возможных неприятных ощущений, одной рукой Ваньинь медленно ласкал его член, а другой начал подготавливать вход для проникновения. Первый палец не встретил никакого сопротивления и, нежно огладив им Вэй Ина изнутри, пройдясь по жарким тесным стенкам, Цзян Чэн вскоре добавил второй, а затем и третий. Вэй Усянь был растерян: боли не было, но и никакого удовольствия он пока не испытывал. Он настраивался терпеть боль, а вынужден был «мучиться» скукой: приятные ощущения пока дарила лишь одна рука, та, что скользила по члену. — Аааах! — Вэй Ин вскрикнул так неожиданно и громко, что машинально поспешил зажать рот сам себе. — Что такое? Мне перестать? — обеспокоенно спросил Цзян Чэн. — Нет, я не понял, что это было, но мне понравилось… Очень… — растерянно пробормотал Усянь. Яркая вспышка удовольствия пронзила его и тут же погасла, так что он даже не успел её распробовать. Ваньинь принялся искать ту же точку, а найдя, вновь вырвал у Вэй Ина громкий непристойный стон. Задевая её раз за разом, Ваньинь вскоре заставил Усяня задыхаться от ощущений, тот, не выдержав, запротестовал, бормоча торопливо и жарко, словно в бреду: — А-Чэн, ты очень искусный любовник и вообще просто чудо, так иди же уже скорее ко мне, пока я не растёкся по всей кровати, — впрочем, это оказалось самой длинной и разумной фразой, которую сказал Вэй Ин за эту ночь. Вскоре его слова стали бессвязными, а речь сбивчивой и непривычно редкой. Цзян Чэн же себе не изменял: всё это время он держал все эмоции в себе, подавляя неистовое желание и возбуждение, кое стало уже болезненным. Смазав свой член маслом, он также не забыл позаботиться о Вэй Ине, распределив то и по внутренним стенкам. Когда с подготовкой было покончено, Ваньинь аккуратно приставил головку ко входу и плавно вошёл в тело Усяня. На глаза Вэй Ина навернулись непрошенные слёзы, и он с силой зажмурился — Цзян Чэн тут же замер. — Нечестно… — только и выдавил из себя Усянь. Ваньинь обеспокоенно вглядывался в лицо Вэй Ина, что заломил брови и закусил нижнюю губу. Восстановив дыхание, он продолжил: — А-Чэн, ты такой большой! Это нечестно! Я же старше и выше тебя! — Пф! — Цзян Чэн не удержался и прыснул со смеху, затем ехидно произнёс: — Завидуешь, гэгэ? Вэй Ин распахнул глаза и возмутился: — Не зови меня так! Сюэ Ян испоганил это слово! — Ахах, — Ваньинь мягко засмеялся, ласково пообещав: — Хорошо, А-Ин, не буду. Усянь тут же вздрогнул и тело его прошило мурашками, Цзян Чэн мгновенно отреагировал: — Что такое? Больно? Юноша в ответ усиленно замотал головой: — Нет, хорошо. Очень. — Вэй Ин сдержал обещание — он не соврал. Ему в самом деле было до дрожи приятно, правда озвучить причину своего удовольствия не мог: Цзян Чэн был слишком горд и вряд ли бы назвал его столь ласково вновь. «Попрошу его как-нибудь в другой раз… Или, может быть, подожду. А-Чэн такой нежный, что непременно назовёт меня так снова. Только лучше ему об этом не знать, а то смотреть мне на его недовольно сдвинутые брови до конца моих дней», — с этой мыслью Усянь скрестил ноги за спиной Цзян Чэна, плотнее вжимая того в себя. Ваньинь начал двигаться и вскоре все думы покинули Вэй Ина. Удовольствие волнами жара расходилось по всему телу. Несмотря на то, что юноши были чрезвычайно сильными и выносливыми, они понимали, что надолго их не хватит. Ощущений было слишком много: Вэй Ин сжимал Цзян Чэна, подаваясь навстречу, делая каждое его движение ярким и полным резкого и острого наслаждения. Ваньинь же со всей своей сосредоточенностью методично толчок за толчком сводил Усяня с ума. Тот не выдержал первым и, излившись, безвольно откинулся на подушки. Цзян Чэн отпустил контроль и рухнул в бездну удовольствия следом. Юноши загнанно дышали, приходя в себя. Взгляд их был расфокусирован: перед глазами искрами разлетались и вновь зажигались звезды. Цзян Чэн аккуратно выскользнул из тела Вэй Ина и хотел было лечь на постель рядом с ним, как тот неожиданно повис на нём, обхватив его торс руками и ногами. Юноша от такой неожиданной ноши чуть было не повалился на Усяня. — Ты что делаешь? — с привычной строгостью в голосе спросил Цзян Чэн. — Я просто тут понял, что никогда больше не смогу тебя отпустить. Прости уж, — простодушно отозвался Вэй Ин, сжимая кольца рук и ног плотнее. Стиснув свои объятия крепче некуда, он в какой-то момент подтянулся и оторвался от кровати. Ваньинь потерял равновесие, и они повалились на постель. — Ау! А-Чэн, ты тяжёлый! — возмутился Усянь, однако обжимания не прекратил. — Ты тоже! Но я же как-то терплю эту ношу, а теперь и ты меня сноси и не жалуйся! — с улыбкой произнёс Цзян Чэн куда-то в шею Вэй Ину. — Ахах! Договорились, — счастливо отозвался Вэй Усянь. Юноши не были спутниками на тропе самосовершенствования и не совершили трёх поклонов как супруги, но невольно произнесли слова, что звучали куда искреннее, крепче и душевнее любой свадебной клятвы.Я же тебя никогда никому не отдам, Пело сердечко и плакали гордые льды ©.