Куда бы ты не шёл, Куда бы не вели тебя дороги, И что бы не обрёл, Как одиноко не было б в итоге. Смотри на горизонт И слушай как песок скрипит…©.
Вэй Усянь сидел за столом в кабинете Главы, перед ним лежал белый лист бумаги, над коим он склонился в задумчивости. Размышляя, юноша прислонил кисть к губам и сосредоточенно всматривался в нетронутый тушью листок. Чёрная капля, сорвавшаяся с кончика кисточки, упала на бумагу и заставила Вэй Ина испуганно вздрогнуть. Заклинатель заполошно обернулся и, не обнаружив поблизости угрозы в лице Лань Цижэня, с облегчением выдохнул. «Вот тебе и хвалённое воспитание Ордена Гусу Лань! Столько лет прошло, а я по-прежнему мараю бумагу почём зря! Разве что страхов перед наказаниями прибавилось!» — мысленно высмеивал методики обучения дружественного Ордена Вэй Усянь. — Вэй Ин, — окликнул Глава своего помощника. — Ммм? — протянул тот, так и не отняв кисти от губ. — Мне нужно нанести визит в Орден Юэян Чан, в моё отсутствие Орден Юньмэн Цзян будешь представлять ты, — ровно уведомил Цзян Ваньинь. Вэй Ин слегка приподнял брови в удивлении: официально быть лицом Ордена ему доводилось лишь однажды — во времена скитаний в поисках союзников для борьбы с Цишань Вэнь. Сия мера была вынужденной и не шла ни в какое сравнение с тем, как ныне легко и просто Цзян Чэн доверяет ему заботу о величайшем деле всей своей жизни. Вэй Усянь стал взрослее и осмотрительнее — сейчас такая колоссальная ответственность не пугала его, юноша с честью будет исполнять все возложенные на него обязанности. — Надолго? — это слово прозвучало слишком лично, куда интимнее и теплее, чем положено общаться высокопоставленным господам. — Неделя, Сюэ Ян отправится со мной, — ответил Цзян Чэн. — Я буду скучать, — простодушно отозвался Вэй Ин и глаза его наполнились той тоской, коя была присуща глубоко влюблённым людям. Глава Цзян встал из-за рабочего стола и подошёл к своему помощнику. Склонившись к Вэй Ину, он произнёс: — Я отбываю завтра утром: у нас впереди целая ночь, дабы попрощаться, — слова, произнесённые жарким шёпотом, опалили ухо юноши, заставив того зардеться. Вэй Усянь скромником не был — дела обстояли с точностью до наоборот: за всё время отношений с Цзян Чэном именно он был инициатором большинства любовных утех, привнося в их интимную жизнь новаторские идеи, что он почерпнул из трактатов да похабных книжонок. Но, несмотря на это, Цзян Ваньинь до сих пор парой слов мог заставить колени Вэй Ина подогнуться, а лицо окраситься ярким румянцем. Юноши были вместе более пяти лет, что ничуть не поубавило их пыла и не снизило накала страстей. Иначе у них просто и быть не могло: они часто препирались, подтрунивали друг над другом и испытывали терпение на прочность. Ссоры являлись неотъемлемой частью их отношений, но до скандала или серьезной обиды никогда не доходили — это была обыденность, манера общения, кою они пронесли сквозь года из самого детства. Подобное для них так же естественно, привычно и необходимо, как дышать. Их отношения сложились столь гармонично, что некоторые не особо внимательные обыватели даже не поняли: сии чувства давно вышли за рамки братских. Тем временем Вэй Ина снедали воспоминания о взаимоотношениях дружеских: юноша никак не мог начать своё письмо Лань Чжаню. В прошлом, поделившись с Ванцзи своим счастьем и не получив на то послание ответа, Вэй Усянь сильно обеспокоился. Встреча с Лань Цижэнем и выяснение обстоятельств подобного молчания волнение лишь усилили. Вэй Ин никогда по-настоящему не понимал Лань Ванцзи, ему сложно было читать его лицо, а сердце тот для юноши так и не открыл. Отказ от всего мира, пусть даже для великих свершений и цели самосовершенствования, Вэй Усянь и вовсе не мог постичь ни умом, ни душой. «Какой прок стать бессмертным Небожителем и вознестись на Небеса, если вся жизнь и всё человеческое счастье на Земле?» — заклинатель задавался сим вопросом раз от раза и так и не нашёл на него ответа. Непонятно… Действительно непонятно, но хороший друг и не обязан от и до разделять чувства товарища. Распознать, что кроется за поступками другого человека и таит в себе его душа и сердце, в полной мере попросту невозможно. Они с Ванцзи были слишком разные: воспитание, путь совершенствования, характеры, убеждения и предпочтения — совпадения практически отсутствовали. Но подобное, хоть и создавало трудности, никогда не являлось помехой ни любви, ни дружбе. Вэй Ин бесконечно ценил друга и в своём желании сблизиться всегда был предельно искренен и настойчив. Конечно, юношу задевало молчание, но он не переставал слать письма и искать встречи. Вэй Усянь писал обо всём: о том, сколько семян лотоса ему удалось уместить у себя во рту и превзойти прошлое достижение; о новом приёме, которому он научил адептов и как он ими гордится; о первом подстреленном Цзинь Лином фазане, что Вэй Ин сперва сам выловил и подбросил к самому носу мальчика; о том, как Сюэ Ян вправил и залечил нос своему обидчику, им же до этого и сломанный; о шутках, кои Минчжу уже выдумывает сама и доводит ими Усяня до слёз. Года шли и раз за разом составлять подобные послания становилось всё труднее, ведь ответа они так и не находили. Вэй Ин вскинулся: «Лань Чжань молчит? Так он всегда был немногословен! Хоть нем, хоть болтлив — сие вовсе не значит, что он ничего не чувствует!» — с этими мыслями юноша принялся за письмо. Вэй Усянь вновь писал о том, как прекрасна жизнь, что она была, есть и будет таковой: «Знаешь, Лань Чжань, откажешься от сущего добровольно или нет, отвернешься или закроешься — неважно, мир от этого не изменится. Жизнь никогда никого не отвергает — она существовала до нас, останется и после. Судьба решает кто мы, но это вовсе не означает то, что мы ничего не можем ей противопоставить». Вэй Ин прервался на размышления. Он не ведал о причинах, заставивших его друга так с собой поступить, но того и не требовалось. Лань Ванцзи отказаться от настоящего вынудило прошлое, а с ним всё всегда предельно просто: какими бы ужасами оно ни было наполнено — сие время ушло безвозвратно. Воспоминания, ночные кошмары, шрамы — всё это, несомненно, отравляет жизнь, но вовсе не означает, что с ними невозможно бороться. Задумавшись над этим, юноша обратился мыслями к своему возлюбленному. В последнее время Цзян Чэн спит спокойно и крепко, но помимо дурных сновидений была ещё одна деталь, коя не давала покоя Вэй Ину — шрам, обезобразивший грудь любимого. Вэй Усяня подобное увечье нисколько не смущало: во время близости юноша без зазрения совести и капли сомнения проводил по нему языком, лаская так же, как и любой другой участок тела избранника. Но Ваньинь воспринимал это иначе: стыдливо отводил взгляд и избегал касаний своей груди. Жаркие воспоминания на мгновение затуманили разум и, приложив немало усилий, Вэй Ин отогнал их и продолжил письмо: «Человеческая душа творит чудеса, и я собираюсь это доказать! Ныне я работаю над мелодией, что способна врачевать старые шрамы. Пока она несовершенна и ей неподвластны некоторые следы ранений, но я обязательно с этим разберусь. Люди, чьи увечья, напоминающие о болезненном прошлом, мне удалось излечить, значительно приободрились духом. Да, я не тот герой, что может спасти всех и заступиться за каждого, но человечество способно на это само — вот увидишь!Твой друг Вэй Ин».
Если сильно ждешь — Ничего не происходит, И вроде бы Все тот же нож В красных разводах… ©.
Глава Цзян наблюдал за тренировочным боем своих старших адептов. Среди нескольких десятков сражающихся пар выделялся один ученик: он выглядел немного старше и выше остальных, но примечательно было не это. Атаки юноши не отличались силой или выдающимся мастерством, однако заклинатель одерживал победу за победой, меняя партнёров по поединку. Изворотливость, непредсказуемость, природная ловкость, граничащая с дикостью — то, что стало неоспоримым преимуществом Сюэ Яна. Годами упорных тренировок и суровыми наказаниями из этого юноши удалось выбить бесчестные приёмы и уловки, коими грешила его манера боя, но полностью перенять традиционный стиль Юньмэн Цзян он так и не смог. Одетый в клановые цвета, с колокольчиком ясности на поясе, держащий в руках тренировочный меч, Сюэ Ян оставался Сюэ Яном, и как бы Глава Цзян сурово не сводил брови, подмечая огрехи и промахи в пассах и выпадах юноши, он всё равно был доволен тем, что, точнее, кого видел. Дождавшись конца тренировки, Цзян Ваньинь позвал: — Сюэ Ян, подойди. Утирая пот со лба, юноша приблизился к Главе. Поприветствовав того поклоном, что был наполовину вежливым, наполовину шутливым, он произнёс: — Я огорчил Главу? — Твоё фехтование далеко от идеала, ядро сформировано поздно, физических сил также недостаёт… — строго начал Ваньинь. Юноша поджал губы, но с пониманием внимал каждому слову, без единой мысли об оправдании или же возмущении, продолжая гордо и упрямо смотреть в глаза своему наставнику. — …Но это неважно. Несмотря на скромные успехи, ты усердно трудишься и не опускаешь руки, а это куда ценнее любого врожденного таланта, — такое продолжение нравоучений стало полной неожиданностью для Сюэ Яна, но то, что произошло дальше, и вовсе заставило его глаза округлиться в изумлении. Глава Цзян извлёк из бездонного мешочка меч духа и протянул его юноше: — Держи. Незачем ждать официальной церемонии вручения, у нас есть дела поважнее. Данное оружие было поистине поразительным, но отличало его вовсе не изысканное и богатое украшение. Наоборот, ни намёка на тонкую кропотливую работу мастера: чёрный грубый эфес да такие же ножны, выкованные будто из прогоревшего старого котла. Ковка была посредственной, если не сказать безобразной — множество подтёков «украшали» сей меч. В целом, это оружие выглядело так, словно побывало в жерле вулкана, что вполне могло быть правдой. Не дрогнув, Сюэ Ян принял подарок и обнажил меч. День стоял невероятно солнечный и яркий, но вспышка, возникшая при извлечении клинка, затмила собой само Светило. Лезвие оказалось ослепительным — гладким и отполированным до зеркального блеска. Режущая кромка была столь тонкой и острой, что даже смотреть на неё было больно. Несмотря на тяжёлую корявую, будто оплавленную жаром, рукоять, меч лежал в руке идеально и ощущался довольно лёгким. Сюэ Ян восторженно улыбнулся и, убрав оружие в ножны, спросил: — Так какому же делу послужит сей славный меч? — Мы отправляемся в Орден Юэян Чан, — уведомил Глава Цзян, затем с неким сожалением произнёс: — Имя меча во многом предопределяет его судьбу и силу, советую тебе как следует подумать над его выбором. «Славный» он или же нет, разрешит то, как ты свершишь свою месть. Назовёшь его, когда с Главой Чан будет покончено.В ожидании мук Волноваться не надо, Станет болью награда ©.
Дорогу до пункта назначения, Глава и юный адепт провели в тишине, только у самых ворот, преграждающих путь в резиденцию Ордена Юэян Чан, Цзян Ваньинь произнёс: — Дальше пойдёшь один, — с этими словами тёмный заклинатель извлёк из бездонного мешочка чёрную мантию и протянул её юноше. Сюэ Ян набросил ту на плечи, скрыв тем самым фиолетовые одежды адепта Юньмэн Цзян: — Отказываешься от меня? — Я этого не говорил, — холодно ответил Ваньинь. — Но и не отрицаешь, — подметил Сюэ Ян, криво улыбнувшись, после, взглянув на ворота, продолжил: — Так что же мне теперь делать? — Всё, что захочешь, — спокойно проговорил тёмный заклинатель. — Когда-то я хотел лишить жизни Чан Цыаня, срезая его плоть с костей ломтик за ломтиком, перерезать всю его семью, не пощадив даже собак, — ярко улыбнувшись, поведал юноша. — Когда-то и я грезил о том, чтобы умертвить каждого, кто имеет родство с Орденом Цишань Вэнь, а ныне самолично даровал им клановую фамилию, — напомнил Глава Цзян. — Я не настолько благороден, — скривился юноша, сжав рукоять меча. — Но и не настолько глуп, дабы убить более пятидесяти человек под носом у Главы Великого Ордена, — язвительно улыбнувшись, парировал тёмный заклинатель. — Но ты сам подталкиваешь меня к этому, разве нет? — опасно сузив глаза, вглядывался в лицо собеседника Сюэ Ян, допытываясь: — Позволишь отомстить, а после самолично казнишь? — Я этого не говорил, — вновь одёрнул юношу Цзян Ваньинь. — Но и не отрицаешь! — бросил на прощанье тот. Скрипя зубами от смеси злости, обиды и сожаления, юный заклинатель накинул на голову чёрный капюшон и поспешил в сторону резиденции. Месть — то, чего так ждал Сюэ Ян, почему же сейчас он столь недоволен? Будто сие долгожданное и желанное событие ныне стало вынужденным, вымученным обязательством. Юноша хотел и не хотел этого одновременно: сверши он задуманное именно так, как жаждал всё это время — и его голова упадёт с плеч! «Да и пусть! Боялся я Главу Цзян! Хоть лютого мертвеца себе в услужение из меня сделает — плевать!» — захлёбывался ядом Сюэ Ян, гася и рождая новые, пламенеющие праведным гневом, мысли. С самого детства этот пакостник был чрезмерно жесток и ценил свою жизнь превыше прочих, но сейчас многое изменилось. Сюэ Ян готов навечно закрыть глаза ради мести? Неужели он так сильно жаждал отмщения? Нет… С годами его гнев ослабел и разгорелся вновь совсем по иным причинам. Жадность. Правда в том, что именно сие чувство двигало им всё это время: Сюэ Ян не настолько дорожил своей жизнью, насколько хотел показать — он просто-напросто не мог позволить кому-то её отнять. Это касалось всего: сладости, талисманы, травы — чем бы он ни владел, ему не было жаль с сим расставаться. Сюэ Ян умел делиться и делал это, если сам того хотел, но стерпеть потерю он не мог, даже если… Даже если от него ушли сами! Дойдя в своих размышлениях до этой точки, юноша остановился, и глаза его наполнились слезами. В голове возникла картина ближайшего будущего: «Вот он со счастливой улыбкой идёт к своему наставнику. Хуфанг покидает ножны и срезает с его пояса колокольчик ясности — Сюэ Ян тут же тянет к нему руку, запятнанную кровью семейства Чан, в попытке поймать. Миг, и меч тёмного заклинателя отсекает её по самое плечо, затем пронзает грудь. Юноша падает замертво, а Глава Цзян подходит к отрубленной руке, брезгливо морщась. Очередной взмах Хуфанга, и пальцы отделяются от ладони. Цзян Ваньинь наклоняется и забирает колокольчик, что бывший ученик сжимал в своей руке до последнего». Сюэ Ян не боялся смерти: в былые времена он множество раз приближался к ней. Жизнь его также была весьма паршивой, чтобы ценить её превыше всего — да он мог ей рисковать сколько угодно, проливая кровь почём зря! Но… Сюэ Ян никому и никогда не позволит отнять свою жизнь так просто, даже если это касается сложившегося годами быта, даже если от него сами отвернулись…Ты молчишь, Я больше тебе никто, Ты больше мне ничего не простишь ©.
— Аааа! Пусти-пусти меня! — испуганно кричал мальчик, коего за связанные над головой руки держал перед собой Сюэ Ян. — Как скажешь! — насмешливо ответил тот и разжал хватку. Ребёнок упал на землю посреди двора, и по его грязным щекам потекли слёзы, прочерчивая за собой дорожки по пыльной коже. — Ну так что, Глава Чан, решай! Твоя рука или жизнь этого безродного ребёнка! — прорычал заклинатель. Чан Цыань резко дернулся, но так и не сумел сбросить с себя путы. Мужчина был достаточно способным взрослым заклинателем, но, оказавшись без духовных сил, ничего не мог противопоставить Сюэ Яну. «Этот юнец! Да кто он, мать его, такой?! Разлёгся на крыше над моей спальней и свистел мелодии себе под нос посреди ночи! Будто какой-то оборванец, не имеющий ни дома, ни крова над головой! А песни эти? Разве способна простая музыка лишать духовных сил всех, кто её услышит?» — Чан Цыань вновь оглядел с ног до головы Сюэ Яна, словно это могло помочь разгадать его секрет. Затем обратил взор к стражникам и адептам, что вповалку лежали на своих постах. Юноша, проследив за его взглядом, произнёс: — Действие сонных трав скоро иссякнет, и тебе лучше поскорее принять своё решение, а то, боюсь, под давлением общественного мнения твой выбор не будет искренним. Ну же! Что отнимет мой меч: руку праведного заклинателя или жизнь уличного мальчонки? — проговорив это, Сюэ Ян холодно и строго посмотрел в глаза ребёнку, тот от ужаса и непонимания перестал плакать. Мужчина бегло глянул на сжавшегося мальчика и сквозь зубы процедил: — Убей его. — АХАХАХА! — юноша разразился жутким смехом и извлёк клинок из ножен. Яркая серебряная вспышка на миг возникла над телом ребёнка, а затем тут же сверкнула у левого плечевого сустава Главы Чан. — АААААА! — Чан Цыань истошно завопил. Мальчик тем временем поднялся на ноги, сбросив с себя перерубленные верёвки. — Ты! Мой отец это так просто не оставит! — обвинительно прокричал ребёнок, угрожающе тыкая пальцем в орошающего землю кровью заклинателя. — Отец? — непонимающе переспросил Глава Чан. — Пф! Всего-то маленькая ложь! Будто ты не солгал мне, когда обманом заставил передать свою гнусную записку! Я всего лишь ответил тем же: впутал в личные разборки невинного ребёнка и черканул пару строк его папаше-Градоначальнику, указав, что он пригрел на своей груди змею под видом благородного заклинателя! — широко улыбнувшись, пояснил Сюэ Ян, затем вновь засмеялся во весь голос: — АХАХАХА! Какой же ты всё-таки идиот! Как видишь, ты спокойно мог выбрать левую руку! Как бы тебе это помешало фехтовать и держать кисть, ммм? А вот сейчас с твоей честью Главы Ордена и заклинателя покончено! — совершив пасс рукой, Сюэ Ян снял барьер, который не позволял посторонним войти внутрь. Завеса пала, и до ушей Чан Цыаня донёсся гомон возмущённой толпы — всё это время десятки людей слышали всё, что происходило во дворе резиденции. Вслед за криками в ход пошли кулаки — люди принялись стучать по воротам, да так, что ещё немного, и те развалятся под их натиском. Юноша с победной улыбкой развернулся к выходу, дабы снять засов и впустить разгневанных жителей внутрь, как вдруг столкнулся лицом к лицу с Цзян Ваньинем. У этой сцены оказались не только слушатели, но и зритель! — Сего наказания недостаточно, — ледяным тоном произнёс тёмный заклинатель. — Недостаточно? — глаза Сюэ Яна округлились от удивления. Он ожидал, что его будут осуждать за бесчестные методы, но никак не за излишнюю мягкость! Поборов недоумение, юноша продолжил: — Этот выродок больше никогда не сможет быть праведным заклинателем, дурная слава отныне его вечная спутница! — Верно. Заработать на жизнь привычным способом ему теперь не удастся — никто не примет помощи от подобного заклинателя, а это значит, что он может пойти по пути разбоя. Пока в его груди есть золотое ядро — подобный нечестивец слишком опасен, — с этими словами Цзян Ваньинь обнажил Хуфанг и приблизился к Главе Чан. Чан Цыань, завидев столь ужасающее оружие, окутанное мёртвой энергией инь, затрясся от страха. Вскоре дрожь от испуга переросла в спазмы от жуткого кашля, кои сотрясали всё тело. Миг, и на землю изо рта мужчины полилась кровь. Сюэ Ян сдвинул брови в непонимании и вперился взглядом в алую лужу, что стремительно впитывалась в почву. Жидкость просочилась в землю, явив взору нечто, напоминающее плотные кровяные сгустки. Приглядевшись, юноша со смесью ужаса и безумного восторга заметил, как эти «ошмётки» поблёскивают золотом в лунном свете. Тёмный заклинатель наступил на один из таких «золотых самородков», и тот тут же рассеялся дымкой духовной энергии под подошвой его сапога. Удовлетворённый этим, Цзян Ваньинь вложил меч обратно в ножны, так и не совершив им ни единого взмаха. — Подобные тебе не заслуживают ни золотого ядра, ни статуса Главы Ордена — рано или поздно ты поймёшь это. А когда сие осознание обрушится на тебя — жизнь, за кою ты сейчас так отчаянно цепляешься, покажется тебе хуже смерти, — окинув окровавленного мужчину презрительным взглядом, произнёс Глава Цзян, после обратился к Сюэ Яну: — Идём, люди сами избавятся от ворот: только помощи сложно дождаться, расправа приходит незамедлительно. Цзян Ваньинь и Сюэ Ян покинули это злосчастное место, где в прошлой жизни больше пятидесяти человек колотили в ворота, моля о спасении. Теперь же по ту сторону забора их ждала погибель. Да, разгневанная толпа простых людей не станет марать свои руки кровью заклинателей, но и без казни каждому члену семьи Чан было ясно — с их Орденом покончено раз и навсегда. Безумная ночь подошла к концу, занимался рассвет, а Сюэ Ян всё также шёл след в след за Главой Цзян. Давно пора была разминуться, но он всё не решался направить свои сапоги в какую-либо другую сторону помимо Юньмэна. Сделав глубокий вдох, юноша наконец остановился и обратился к Цзян Ваньиню: — Глава, у меня есть просьба. Сделаешь мне прощальный подарок? Тёмный заклинатель прекратил свой шаг и обернулся: — Говори. — Дай мне имя, — попросил юноша со всей серьёзностью, на какую только был способен. Глава Цзян с неподобающей его статусу глупой растерянностью переспросил: — Имя? — Вежливое имя, у меня его нет, — спокойно пояснил Сюэ Ян. Мальчик рос на улице, и в его окружении не оказалось никого, кто мог бы даровать ему имя в быту по достижении пятнадцатилетнего возраста. Задумавшись на мгновение, Цзян Ваньинь произнёс: — Пинхэн. — Ахах, как иронично! Мне нравится!— улыбнулся юноша, обнажив клыки. Взгляд Ваньиня невольно потеплел, и он поинтересовался: — Ты выбрал имя для меча? — Цзянкаоянь, — заслышав это имя, тёмный заклинатель словно пристыженно потупил взгляд, однако следующая фраза Сюэ Яна заставила его недоумённо вскинуть голову: — Я подумал, что в жизни бродячего заклинателя только испытаниям и место. — Что ж, это твой выбор, — скупо прокомментировал это заявление Ваньинь. — Так! Глава, обожди! Ты хочешь сказать, что у меня есть выбор? Я что же, могу остаться в Юньмэне? Зачем тогда всё это было? — юный заклинатель скрестил руки на груди и недовольно вперился в Главу Цзян. — Я обещал тебе отмщение, — Сюэ Ян грубо перебил, бросив: — Это я прекрасно помню, но в чем же тогда была первоначальная причина сего щедрого предложения? Тёмный заклинатель опустил взгляд. У Цзян Ваньиня был свой мотив, из-за которого он тогда отправился на поиски будущего убийцы. Не дать ему восстановить стигийскую печать, не позволить Гуанъяо с его помощью заслужить доверие отца и убить того, предотвратить бесчинства в Городе И — это всё несомненно важно, но, помимо этого, у Главы Цзян была ещё и иная цель. Подражатели Старейшины Илин: раньше Цзян Ваньинь был их палачом, уничтожал опасных тёмных заклинателей. Ныне дела обстояли иначе: сам Глава Цзян обзавёлся поклонниками, и как бы он не охранял свои техники, полностью избавиться от непрошенных учеников не вышло. Ваньинь понимал: сейчас на справедливый суд он неспособен, тьма глубоко поселилась в его теле и только и ждёт возможности разгуляться. Гнев, вина и прочие чувства, кои неминуемо вырвутся на волю при столкновении с очередным беспринципным подонком, захлестнут его с головой — вероятность потерять контроль над энергией инь слишком велика. Став палачом для тёмных заклинателей, Цзян Ваньинь рисковал обернуться кровожадным убийцей. Ему нужен был новый вершитель судеб, охотник, ученик — ему необходим Сюэ Ян. Но так просто сказать об этом тёмный заклинатель, разумеется, не мог. Пообещай он прежнему Сюэ Яну подобное обучение, и из него бы вырос настоящий демон. Ваньинь солгал, сказав, что поведёт мальчика по пути света, а теперь настала пора раскрыть обман. «Я обучу тебя тёмным техникам» — сказать это оказалось так сложно! Как бы ни силился Цзян Ваньинь, но произнести сие не смог! Он действительно привязался к мальчику, и мысли о том, что он его использовал, разъедали и без того измученную душу. Поэтому, когда настала пора объясниться, тёмный заклинатель произнёс вовсе не то, что собирался изначально: — Я обманул тебя, испытывая с самого начала. Мне нужен ученик, коему я смог бы передать свои знания. Те талисманы, что ты уже держал в руках — лишь жалкие крупицы истинной силы тёмного пути, песня и вовсе была фальшивкой. Главу Чан и его адептов духовных сил лишил я до того, как ты расположился на крыше. Я до последнего не доверял тебе и не был с тобой искренен, поэтому ты имеешь полное право отказаться от обучения и остаться в Ордене как обычный адепт или же покинуть его и пойти по собственному пути. Сюэ Ян приоткрыл рот от удивления, а затем по-свойски заявил: — Глава, не обижайся, но я так-то тоже тебе никогда не доверял. Сначала было решил, что ты из меня жертву для тёмного ритуала сделать хочешь. А что? Босяк-недоносок, коего никто не будет искать — вполне себе кровь и плоть для всяких там сомнительных делишек. Но года шли, а меня никто так на алтарь и не бросил, да и приглашений в ученики не поступало… Серьёзно! Я уж решил, что не дождусь чего-то подобного, и моё предназначение в качестве шпиона в Ланьлин Цзинь выполнено, — юноша развёл руками и продолжил, нахмурившись в задумчивости: — Одного не пойму: зачем ты признался? Предложил бы изучать тёмный путь, а я бы с радостью согласился, воодушевлённо помахивая хвостиком. Говоришь, что не доверял мне, так что тогда изменилось? — Я сам изменился. Может, ты и не осознаешь, но ты тоже стал другим, — коротко ответил Цзян Ваньинь. Юноша замер — тёмный заклинатель был прав. Сюэ Ян, будучи ребёнком, пошёл за Главой Цзян, ибо просто захотел: пристроиться в Великом Ордене — крайне выгодное предложение. Сейчас он жаждал остаться, стать учеником, выполнять приказы — да всего, что бы не предложил Цзян Ваньинь! После откровенного признания Главы Цзян, которое, по сути, даёт Сюэ Яну право на отказ, юноша понял: он уже ничего не сможет отвергнуть! Принять всё, пойти куда угодно… Кажется, Сюэ Ян нашёл что-то гораздо ценнее собственной жизни. Спустя столько лет он наконец-то понял ту безымянную собаку и её слепую преданность.И ни капли сомнений, Я вне подозрений, Я самый верный пес В будке фанерной ©.