Не говори, им непонятно, Только без них, только не мимо, Лучше не так, но не обратно ©.
Свадебные хлопоты неимоверно утомили Главу Цзян: бесконечные поиски среди шёлковых тканей всевозможных оттенков красного самой красной и самой шёлковой; планирование и перепланирование церемоний и банкета; дегустация двенадцати блюд, которая происходила столь часто, что у Ваньиня начали возникать опасения о том, будут ли впору праздничные наряды и не увеличится ли и так чрезмерная частота их примерок; встречи с гадателями и предсказателями для расчёта самого наилучшего времени для каждого шага, поклона и движения головы; традиции, суеверия, ритуалы, коим не было конца и края… Чтобы хоть немного побыть в тишине и отдохнуть от пока не состоявшегося, но уже измотавшего празднества, Цзян Ваньинь решил посетить Храм предков. Воскурив благовония, юноша опустился на колени. Лёгкий тонкий дымок окутал его, подчёркивая статную фигуру и величественную осанку. Только вот Верховный заклинатель таковым себя не ощущал, напоминая скорее провинившегося нашкодившего ребёнка. В этой жизни Цзян Ваньинь достиг небывалых высот и занял положение, о коем раньше и думать не смел, но всё же освободиться от чувства вины не мог. Тёмный путь и мужчина в качестве спутника на тропе самосовершенствования — выбор, достойный осуждения. Да что уж там, Цзян Чэн сам в прошлом чурался обрезанных рукавов и презирал приверженцев тьмы, пока… Пока Вэй Ин не стал одним из них. Основоположник тёмных практик, за коего Глава Цзян заступался в ущерб собственному Ордену; супруг Лань Ванцзи, за чью судьбу Ваньинь не переставал переживать, хоть отныне у него был куда более надёжный защитник — какой бы путь Вэй Усянь ни выбрал, куда бы не завела его судьба, Цзян Ваньинь не мог от него отвернуться. Цзян Чэну оставалось надеяться, что его родные поддержали и приняли бы его выбор так же безусловно и безоговорочно, как он в своё время горой стоял за них. — Отец, матушка, ваш сын вступает в брак, — начал Ваньинь, затем, едва улыбнувшись уголками губ, продолжил: — Знаю, мой спутник совсем не тот человек, коего вы бы хотели видеть в качестве моего супруга… Я и сам иногда задаюсь вопросом: как же так вышло… — юноша улыбнулся шире: — Видимо, я действительно сумел совершить невозможное, полюбив Вэй Усяня, и вся эта свадьба невероятное безумие, но я всё же надеюсь на ваше благословение. Не знаю, насколько сие соответствует девизу нашего Ордена, но такова воля моего сердца, и в этот раз я не отступлюсь… Тёмный заклинатель закончил свою речь, и храм погрузился в полнейшую тишину, что вскоре прервалась шорохом одежд: ханьфу Вэй Усяня тихо прошелестело рядом. Вэй Ин сел подле Цзян Чэна и необычайно серьёзно для себя начал: — Дядя Цзян, Госпожа Юй, я пришёл извиниться. Цзян Ваньинь недоумённо воззрился на своего избранника, но перебивать не стал, смиренно ожидая продолжения, кое незамедлительно последовало далее: — Я уж точно не образцовый супруг и вряд ли когда-нибудь таким стану, но я постараюсь. Не ради того, чтобы соответствовать статусу спутника Главы Великого Ордена и Верховного заклинателя, а ради А-Чэна, — Вэй Ин, скромно улыбнувшись, после произнёс: — Спасибо вам за то, что приютили меня и подарили возможность стать частью вашей семьи. Дядя Цзян, Госпожа Юй, я приложу все силы, чтобы впредь мне больше никогда не пришлось просить у вас прощения, ибо я намерен счастливо прожить с вашим сыном до конца своих дней! — при этих словах улыбка Вэй Усяня сделалась такой ослепительной, что развеяла всю тоску, скопившуюся в сердце Ваньиня. — Я думал, ты занят очередной встречей со слугами и церемониймейстерами, — нежно взглянув на Вэй Ина, проговорил Цзян Чэн. — Ох, А-Чэн! По сути, мне совсем нечем заняться, ведь большинство традиций связаны с невестой да родственниками… Вот я и пришёл навести порядок в Храме предков, — поделился своей печалью с возлюбленным юноша, положив свою голову тому на плечо. «Хвала Небесам, что в нашем случае мы избежали соблюдения таинств, традиций и ритуалов, сопутствующих переходу невесты в дом мужа, иначе этим заботам и вовсе не было бы конца», — устало подумал Цзян Ваньинь, вслух же насмешливо произнёс: — Хотел пожить пару дней на чердаке, а затем спуститься оттуда на спине многодетной женщины? — Ахах! — расхохотался юноша, затем, слегка погрустнев, поделился: — Знаешь, мне всё же немного жаль, что я не могу соблюсти всех традиций: мне негде преклонить колени, ведь о прошлом моих родителей почти ничего неизвестно… Цзян Чэн принялся утешать своего будущего супруга, но как обычно в своей резковатой и язвительной манере: — Негде? Раньше ты подобной проблемой не мучался, отбывая наказания за провинности и прося благословения перед важными событиями в Храме предков Цзян. «Да и в тот раз решил совершить поклон с Ванцзи прямо тут, не спросив моего на то позволения и совершенно не задумываясь над своим поступком и его последствиями!» — внутренне возмутился тёмный заклинатель, затем, смягчившись спросил: — Тебя не волновали ни церемонии, ни этикет, ни правила приличия, так почему ты вдруг озаботился всеми этими традициями? Вэй Ин ласково потерся о плечо Цзян Чэна и ответил: — Просто хотел, чтобы мои родители, глядя с Небес, порадовались за меня. А традиции, по правде говоря, меня по-прежнему совсем не волнуют… Просто я знаю, что, несмотря на всё твоё недовольство и ворчание, для тебя это действительно важно, — подняв голову с плеча Ваньиня, юноша заглянул ему в глаза, и взгляд его наполнился лукавством, после чего он заявил: — Серьёзно, А-Чэн! Ты же вечно переживаешь, чтобы я вёл себя пристойно и подобающе, а празднества в Юньмэне проходили с должным ему величием. Лицо Цзян Чэна в ответ сделалось подозрительным, и он спросил: — И ты правда будешь вести себя пристойно? — До тех пор, пока не опущусь на брачное ложе, обязуюсь исполнять роль невинного скромника, ахах! — получив за свою высмеивающую всевозможные традиции бракосочетания фразу лёгкий подзатыльник, Вэй Ин сразу же после него был притянут в тёплые, вполне себе пристойные объятия.При жаре ты порыв ветра, В чуму ты кусок хлеба, Ты мой порок отчасти, Ты последний порог до счастья ©.
— Лань Чжань! — Вэй Ин красным вихрем выпорхнул из внутренней части резиденции и вылетел во двор. — Господин Вэй, подождите! — кинулась было за ним одна служанка. — Мы ещё не закончили! — вторила ей другая, затем обе девушки замерли, не в силах прервать столь трогательный момент. Юноша тем временем налетел на своего друга с объятиями, едва не сбив того с ног. — Лань Чжань, ты и вправду пришёл! — Усяня переполнял восторг, вскоре сменившийся причитаниями: — Подумать только, понадобилось организовывать свадьбу, чтобы ты перешагнул порог своей обители впервые за шесть лет! — скользнув взглядом по осунувшемуся лицу Ванцзи, юноша и вовсе принялся его корить: — Совсем исхудал со своим уединением и самосовершенствованием! Чтобы больше себя не мучал, ты меня понял?! — произнеся эти слова, Вэй Ин сурово сдвинул брови, став поразительно похож на своего будущего супруга. Лань Ванцзи в ответ на эти нотации лишь слегка кивнул. Взгляд Вэй Усяня потеплел и, разорвав объятия, он принялся рисоваться: — Ну, ничего, на пиршестве больше влезет! Да ты только погляди на меня! Хорош же? — задав свой вопрос, юноша покружился, продемонстрировав свои красные праздничные одеяния, расшитые золотыми нитями. Наряд действительно был выше всяких похвал: роскошный поблёскивающий в лучах солнца алый шёлк; искусно вышитые золотые драконы, у коих можно было разглядеть каждую отдельно взятую сверкающую чешуйку; крой, подогнанный точно по фигуре. Картину портила лишь неопрятная причёска, грозящая рассыпаться прямо на глазах, что, впрочем, и произошло: пока Вэй Ин крутился и покачивался, словно пламя свечи на ветру, из его волос выскользнула шпилька, удерживающая на его голове драгоценный гуань. Лань Ванцзи мгновенно поймал её на лету, не дав встретиться с землей, после протянул двумя руками в вежливом жесте, отозвавшись: — Мгм, — Вэй Усянь действительно был сказочно красив и, подтвердив это, Второй Нефрит едва заметно приподнял уголки губ в намёке на лёгкую улыбку. — Ох! — Вэй Ин, увидев, что именно подаёт ему Ванцзи, растерянно и напугано потянулся к голове, поправляя украшение. Приняв шпильку, юноша сначала трепетно приложил её к сердцу, а затем ловко воткнул в волосы, закрепляя гуань: — Какой же я дурак! Конечно, куда мне носить такие статусные вещи! Едва не потерял свадебный подарок А-Чэна… — Я помогу, — произнёс Лань Ванцзи и деликатно поправил прическу Вэй Усяня, придав ей подобающий вид. Вэй Ин приободрился: — Правда, красиво? — Да, — искренне ответил Второй Нефрит. Усянь на это счастливо заулыбался, воодушевлённо заявив: — Это ты ещё Цзян Чэна не видел! Я уговорил его сделать высокий хвост! Ему так хорошо… — мечтательно протянув последнюю фразу, юноша опомнился: — Ох! Нужно завершить причёску! Вэй Ин обернулся на ожидающих его служанок и уже было собирался уйти, как Лань Ванцзи деликатно остановил его, невесомо прикоснувшись к широкому рукаву алых одежд: — Прими это, — с лёгким поклоном проговорил Второй Нефрит. В его руках была резная изысканная шкатулка из редкого сорта красного дерева, украшенная фигурной резьбой в виде лотосов. На крышке золотом был выведен иероглиф — 囍, обозначающий «счастье для двоих». Ныне красные флаги с этим знаком, согласно свадебной традиции, украшали каждый уголок Пристани Лотоса. — О! Какая роскошь! — восторженно отозвался Усянь, после, немного растерявшись, продолжил: — Даже не знаю, что в ней хранить. — Всё, что захотите, — ровно ответил Ванцзи. От этих слов в груди Вэй Ина разлилось тепло, а сердце отозвалось: «Верно, теперь нас двое, и мы всегда будем друг у друга, что бы ни случилось».Только скажи — дальше нас двое ©.
Цзян Ваньинь, как Вэй Усянь и говорил, в свадебном образе действительно был очень красив: алое ханьфу, контрастируя с белизной идеально гладкой кожи, подчёркивало строгое аристократичное лицо юноши, придавая ему поистине величественный и возвышенный вид. Волосы, ниспадающие на спину чёрным водопадом, забраны в высокий хвост, украшенный драгоценным фамильным гуанем Главы Ордена. Рукава праздничного наряда, зафиксированные роскошными золотыми наручами, ныне не скрывали ни запястья, ни тонкие изящные пальцы, и на правой руке можно было разглядеть кольцо с крупным чёрным агатом. Из этого же камня была выполнена подвеска, украсившая пояс — то был свадебный подарок Вэй Ина. Из чёрного агата было выточено большое кольцо, в центре коего располагалась извивающаяся змея, изготовленная из аметиста. Обе эти крупные бусины нанизаны на красную нить, что оканчивалась алой кистью. Искусная золотая вышивка, идущая от рукавов к спине и груди, представляла собой настоящую картину, изображавшую умиротворяющий сюжет: лотосы, кои покоились на водной глади озёрных вод. Нижняя часть ханьфу была свободной, не облегала фигуру и не имела узоров и прочих декоративных деталей. Главным украшением здесь стали стройные крепкие ноги юноши: облачённые в облегающие штаны из тёмно-фиолетовой плотной ткани, они виднелись из глубоких вырезов верхней алой мантии, что шли от самого пояса. Красивее этого юноши была только пара, кою они образовывали с Вэй Ином. Каждый из них был прекрасен по-своему: резкая, острая, дикая внешность Ваньиня и солнечная, яркая, тёплая — Усяня. Но сие не смотрелось как противостояние двух противоположностей, наоборот — это было их гармоничным слиянием. Обряд поклонения подошёл к концу, совершив три поклона: Земле и Небу, родителям и предкам, а затем друг другу — юноши перешли к следующему ритуалу. Единение чаш заключалось в том, что молодожёны выпивают особое красное вино из сосудов, перевязанных алой лентой. После нескольких глотков юноши поменяются чашами и вновь вкусят напиток. Пара совершила обмен: Вэй Ин, мигом опустошив свою пиалу, с лукавым взглядом озорно дёрнул за ленточку, привлекая внимание супруга. Как и ожидалось, Цзян Чэн от чужого вмешательства пришёл в лёгкое раздражение, и по его подбородку от недоглядки потекла красная капля. Вэй Ин тут же потянулся устранять намеренно учинённый беспорядок, нежно утерев губы возлюбленного своим широким рукавом. Ваньинь трогательно порозовел скулами, сам не ведая истинной причины: то ли хитроумные проделки своего теперь уже супруга смущали его; то ли его смущало то, что они ему действительно нравились. Лань Ванцзи наблюдал за этой картиной, не сводя глаз ни на миг, ловя каждый жест и каждое проявление чужих эмоций. Когда юноша отправлялся в Юньмэн Цзян, то был уверен в том, что присутствовать на сём событии будет нестерпимо больно. Но теперь, созерцая развернувшееся перед глазами действо, Лань Ванцзи по-настоящему воспрял духом: в сердце у него зародилась надежда на то, что и он когда-нибудь познает подобное счастье. И сие не было глупой, наивной и пустой мечтой — пара, заключившая союз перед Небом и Землёй, в одночасье доказала: истинная любовь существует, и она гораздо ближе, чем кажется. Лань Ванцзи чувствовал: это действительно так, и сердце его замерло в ожидании. Он снова обрёл веру в любовь.Эти полосы чёрно-белые, Я нашёл любовь, но потерял в неё веру, Она жива и она ещё дышит, И я, чувствую, она меня тоже ищёт ©.
Празднование свадьбы подошло к концу, и юноши, наконец, могли уединиться в своих покоях, покинув шумный обеденный зал. Цзян Ваньиня утомляли подобные сборища, по какому бы поводу они ни собирались, но долг для него всегда был превыше всего, так что держать Вэй Ина в тени и обойтись без официального вступления в брак было никак нельзя. Цзян Чэн не так сварлив и нелюдим, каким кажется на первый взгляд, и ничего не имел против веселья: он устал от массовых мероприятий, кои неизменно были лишены искренности, насквозь пропитавшись фальшью да лестью, словно третьесортный бисквит приторной до тошноты липкой патокой. Семейные и дружеские посиделки ему всегда были милее: только в узком кругу с самыми близкими людьми Ваньинь был самим собой. Цзян Чэн обратил свой взор к Вэй Ину, что держал его за руку и шёл подле него, и глаза его наполнись нежностью: «Сегодня в моей маленькой семье стало на одного члена больше. Да и А-Ин получил от этого праздника большое удовольствие, так что всё это действительно того стоило», — с сей мыслью юноша переступил порог внутренних покоев, и его благостное настроение переменилось. На смену расслабленности пришло замешательство: кто-то похозяйничал в спальне самого Верховного заклинателя! Глава Цзян не приказывал слугам как-либо менять убранство своих комнат, однако, судя по всему, его мнение не учитывали: широкая кровать с резной изысканной спинкой была застелена роскошным шёлковым постельным бельём, а украшали её алые декоративные подушки, лепестки цветов, фрукты и семена лотоса. А самое главное — данный предмет мебели был абсолютно новым! — Ох, А-Чэн, ты всё-таки последовал традиции и купил новую кровать? — умилившись, проворковал Вэй Ин. — Это не я! У кого-то хватило наглости сделать сие за родных жениха! — возмутился насупленный Цзян Чэн. Усянь на это только рассмеялся и потянулся к конверту, что лежал в самом центре кровати, со словами: — Вот и узнаем, кто же не боится гнева самого Цзян Ваньиня, помимо меня! Распечатав письмо, юноши принялись вместе читать его: «Глава, суженый Главы, поздравляю с началом семейной жизни! Чтобы она хоть как-то отличалось от предыдущей, я решил внести в неё разнообразие: эта кровать — мой вам подарок. Сам я вышел из детского возраста, поэтому попросил Минчжу на ней попрыгать да поваляться. Надеюсь, она не слишком её продавила, а то, знаете ли, вымахала, будь здоров! Так что будьте аккуратны и не переусердствуйте — не хотелось бы так скоро обращаться к мастеру для починки вашего брачного ложа! Сюэ Ян.». — Этот негодник! Кто бы сомневался! И куда только стража смотрит?! Позволяет наводить свои порядки в господской спальне кому ни попадя! — принялся ворчать Ваньинь, скрывая за брюзжанием своё смущение и некую признательность. — Ахах! Прежде, чем корить стражников, вспомни, кто стоит у них во главе! Бедный Цзян Нин, услышав про задумку Сюэ Яна, наверняка так разволновался, что не сумел ему отказать! — простодушно предположил Вэй Ин и оказался прав в своих догадках. Лицо Цзян Чэна стало трудночитаемым: ему сложно было принимать чью-либо заботу, а выражать за неё благодарность тем более. Вэй Усянь, воспользовавшись смятением супруга, извлёк из бездонного мешочка ножницы и одним ловким движением состриг у Ваньиня небольшую прядь. Брови того сошлись на переносице от негодования, и юноша уже было хотел возмутиться, как Вэй Ин опередил его, пояснив: — Традиция! — произнеся это слово, Усянь протянул Цзян Чэну ножницы ручками вперед. Цзян Ваньинь, отрезав любезно подставленную Вэй Ином прядку, спросил: — Их же нужно хранить вместе? На Усяня мигом снизошло озарение: — Точно! У меня же есть дивная шкатулка! — за сими словами из недр бездонного мешочка показалась изящная деревянная коробочка тонкой работы. Тёмный заклинатель принял ту из рук супруга и на мгновение застыл: украшавший её иероглиф был начертан знакомым почерком. В прошлой жизни после трагических событий в Храме Гуаньинь Глава Лань ушёл в затвор и некоторые вопросы, требуемые скорого разрешения, Цзян Ваньиню приходилось решать с Лань Цижэнем и Лань Ванцзи. Безупречная каллиграфия Второго Нефрита и его сухой стиль изложения писем намертво впечатались в память, так что определить кто именно приложил руку к созданию этой шкатулки не составило труда. Ваньинь, отвлекшись от не самых радостных воспоминаний, поднял крышку и положил внутрь коробочки обе пряди. Если у судьбы есть чувство юмора, то оно весьма сомнительное! Хотя, скорее, человеческая душа — столь тонка и неоднозначна, что понять её весьма затруднительно. Лань Ванцзи пытался сие сделать на протяжении шести лет. Чувства и эмоции непросто давались этому юноше, но всё-таки сердце у него было устроено так же, как и у всех остальных. Отринув все страсти, терзавшие его, Ванцзи отстранённо размышлял над извечными вопросами любви и чувствования. В отчаянии он даже дошёл до сравнений себя с Цзян Ваньинем, о скверном нраве которого не слышал разве что глухой. Но это всё было пустой тратой времени, ведь любят вовсе не за покладистый характер. Однако, за столько лет Лань Ванцзи смог прийти к одному очень важному выводу: если Вэй Усянь счастлив с Цзян Ваньинем, то он не вправе им мешать. Юноша не мог выразить свою любовь так, как ему того хотелось, поэтому решил сделать сие иначе: помочь им обоим. Цзян Ваньинь был Главой Ордена и не мог позволить себе идти на поводу своих желаний: существовали определённые табу, нарушив кои, он рисковал бросить тень на честь своего Ордена. Однако, этот юноша так же был чрезвычайно горд, и ему наверняка претило подстраиваться под требования, выдвигаемые обществом. Лань Ванцзи не умел выказывать чувства и эмоции, но сие не значило, что он не мог размышлять над их проявлениями у других людей. Второй Нефрит не понимал свою любовь, но смог понять Цзян Ваньиня и его поступки. Невозможно было отделиться от остального мира, стать свободным и делать все, что заблагорассудится — в таком случае оставалось этот мир возглавить. Лань Ванцзи не мог осчастливить Вэй Ина — ныне сие легло на плечи Цзян Ваньиня, но был в силах повлиять на ход выборов нового Верховного заклинателя. Предложив своему брату кандидатуру Цзян Ваньиня, юноша предвидел подобный исход: гордый и своенравный Глава Цзян выдвигает свои требования Совету Кланов. Итогом всего этого и стал союз, заключенный перед Небом и Землёй. Всё сложилось так, как того и хотел Лань Ванцзи: отныне его душа была спокойна, ведь он сделал всё, что было в его силах, для своей, пусть и безответной, любви. Разумеется, Цзян Ваньиню не были известны такие подробности, но, держа в руках шкатулку, выполненную с огромным усердием и вниманием к деталям, он невольно задумался: что же всё-таки лежит на сердце у Лань Ванцзи. Тёмный заклинатель не понимал ничьей любви, помимо своей собственной, но поступок Второго Нефрита заставил над ней задуматься. Возможно, Ваньинью и не удастся разгадать тайны, сокрытые в чужой душе, но он хотя бы попытается. Люди, отказавшиеся от своих чувств: может ли кто-то помочь им отпустить свою боль? Цзян Чэн убрал сей свадебный подарок, поставив тот на комод, и обратил свой взор к брачному ложу, на коем со всем удобством расположился Вэй Ин, что уже сбросил на пол все ненужные предметы декора и соблазнительно обнажил плечи. Глаза юноши призывно горели, а губы чувственно приоткрылись — от этой картины все мысли покинули голову Цзян Ваньиня. Кроме, пожалуй, одной-единственной: была занятная свадебная традиция, которую он хотел соблюсти. Цзян Чэн опустился на постель, привычно нависнув сверху, Вэй Ин в ответ потянулся за поцелуем. Послышался шорох шёлка, что соскальзывал с тел под напором жарких и настойчивых касаний. Высвободившись из одежд и разоблачив супруга, Усянь принялся ласкать Ваньиня руками: то нежно водя ладонями по коже, то притягивая ими возлюбленного ближе к себе. Цзян Чэн же, обняв Вэй Ина за плечи и прижав того вплотную, перекатился по кровати, ловко меняя их местами. Вэй Усянь, неожиданно оказавшись сверху, самодовольно уселся на бёдрах супруга, и, с едва сдерживаемой похотью в голосе, поинтересовался: — Хочешь, чтобы я был сверху? — Именно, — с хитрой улыбкой подтвердил Цзян Чэн, вложив в руку избранника флакончик с маслом. Юноша тут же откупорил пузырёк, затем нетерпеливо вылил жидкость в центр ладони, наскоро распределив ту по пальцам, и приподнялся, заведя руку за спину. Но подготовка юноши к проникновению окончилась, едва успев начаться — вкрадчивый голос остановил его: — Вэй Ин. Усянь замер, недоумённо вглядываясь в лицо возлюбленного. Цзян Чэн, в свою очередь, недвусмысленно указывал на себя пальцем, имея при этом такой насмешливый и ехидный вид, будто юноша только что сотворил несусветную глупость. Мгновения утекали вместе с маслом, кое начало просачиваться сквозь пальцы, а до Вэй Ина суть его оплошности так и не дошла. Сдвинув брови в сосредоточении, Усянь задумчиво склонил голову, по наитию обратив взор к естеству Цзян Чэна и тому, что располагалось в непосредственной от него близости. Собственно, «этим самым» ему и предлагалось овладеть. — Ох, так ты хочешь, чтобы я тебя… — пробормотал юноша столь растерянно, что Ваньинь не удержался от смеха. Моменты, когда сей бесстыдник смущался до такой степени, что терял дар речи, были невероятно редки. Только созерцание одного из них стоило того, чтобы внести подобное предложение. Отсмеявшись, Цзян Чэн пояснил: — Ты же хотел соблюсти как можно больше традиций! Так вот, можешь забрать мою невинность в первую брачную ночь! — каждое слово юноши искрилось таким весельем, что бедный Вэй Ин совсем растерялся. — Ты уверен? — серьёзно спросил Усянь, вглядываясь в глубь лиловых глаз напротив. Ваньинь тут же посуровел: — Конечно. Вэй Ин, я всегда воспринимал тебя равным себе: ты мне не слуга, не любовник и не жена. Ты — мой супруг: всё, что дозволено мне, позволено и тебе, — после этих слов поучительный тон юноши сменился насмешливым, и Цзян Чэн небрежно бросил: — На самом деле я крайне удивлён, что за столько лет ты ни разу не заинтересовался сменой позиций. Вэй Усянь потупил взгляд. В вопросах любовных утех ранее он никогда не терялся: не стеснялся предлагать новые позы и способы получения удовольствия; был жаден, отзывчив и ненасытен; не терзался сомнениями, не скромничал и не стеснялся. Но быть сверху… Для Вэй Ина это было запретом, который он сам для себя поставил. Юноши вечно соревновались во всём, их постоянно сравнивали, возвышая и восхваляя Вэй Усяня и принижая Цзян Ваньиня. Вэй Ин сразу решил уступить: для него это было естественным и искренним желанием. Именно поэтому в самый первый раз он протянул Цзян Чэну пузырёк масла и отдался со всей страстью, совершенно не задумываясь о том, что всё могло быть и по-другому. По-другому… Для Вэй Ина это было чем-то немыслимым! И дело вовсе не в извечной жертвенности, а в желании защитить. Кто бы что ни говорил, а Цзян Чэн был очень чувствительным. Во всём. Его ранимость заставляла юношу столь остро и жёстко реагировать: ударить первым, чтобы не сделали больно; быть заносчивым, дабы никто не посягал на его гордость и честь; грубить и язвить, отталкивая от себя людей, ибо те могли поселиться в сердце и после его разбить. Памятуя о гордости, кою, по правде, было, слишком просто уязвить, и чести, что легко можно было задеть, Вэй Ин всё сразу для себя решил. — Ты же Глава Великого Ордена! Как я мог… — произнёс в оправдание Вэй Усянь, но тут же был прерван сдавленным смешком: — Пф! А ещё я — Верховный заклинатель, куда уж выше? «Заняться любовью» и «обесчестить» — совершенно два разных понятия, — легко улыбнувшись, Цзян Чэн беззлобно поддел: — Никогда не думал, что скажу это, но: Вэй Ин, прекрати уже думать! Усянь наконец-то расслабился и мягко улыбнулся. Ваньинь же, отбросив нравоучения и подтрунивания, выдохнул, будто перед прыжком в ледяную воду, и томно произнёс: — Возьми меня. Эти два простых слова были сказаны с таким жаром и уверенностью, что Вэй Ина повело. Жадно сглотнув, он приступил к подготовке со всей ответственностью и рвением. Масло практически полностью покинуло его ладонь, поэтому он вновь откупорил пузырёк. Опустившись с бёдер возлюбленного на постель, Усянь склонился над его пахом и жадно провёл языком снизу вверх по налитому члену, дразня и распаляя. Затем юноша принялся покрывать внутреннюю поверхность бёдер Цзян Чэна нежными поцелуями, мягко разводя при этом его ноги в стороны. После, не без волнения, Вэй Ин принялся любовно обводить пальцем кольцо мышц, расслабляя. Обычно юноша, хоть и упивался предварительными ласками, несколько спешил, сгорая от нетерпения. Сейчас же ему необходимо было настроиться, собрав волю в кулак. Задержав дыхание, Вэй Ин аккуратно проник первым пальцем: Цзян Чэн сжимал туго, ему в самом деле всегда было непросто расслабиться. Свободной рукой Усянь мягко обхватил член Ваньиня и принялся нежно ласкать его по всей длине. Цзян Чэн запрокинул голову и шумно выдохнул с протяжным стоном. Стало легче. Постепенно тело Цзян Ваньиня под ласками стало поддаваться, чувственно вздрагивая от каждого прикосновения. Уже два пальца свободно скользили внутри, оглаживая стенки и изгибаясь в поисках нужного угла проникновения. — Ааах… — Цзян Чэн простонал так сладко и протяжно, что Вэй Ин от неожиданности замер. Ему даже пришлось жёстко пережать собственный член у основания, дабы позорно не излиться ещё до начала основных действий. Вэй Усянь добавил третий палец и начал двигаться настойчивее, Ваньинь в ответ стонал так искренне и возбуждающе, что ласкающий его юноша взялся кусать губы, дабы сдерживать себя и не сорваться в бездну удовольствия раньше положенного. — Вэй Ин… — когда собственное имя срывается со столь желанных губ в полу-стоне, то, право слово, никакого самообладания уже не хватает! Вот и Вэй Усянь, повинуясь порыву, наконец приставил свой член к подготовленному входу. Всякая зажатость и скованность прошла, но Цзян Чэн всё равно сжимал слишком туго. Лишь добавив еще масла и сделав пару пробных плавных движений, Вэй Ин смог двигаться чуть свободнее. Глаза Ваньиня были прикрыты, но и без зрительного контакта все его эмоции были понятны: ресницы трепетали, волосы черным шёлком разметались по подушке, руки комкали простыни, губы упрямо сжимались в тонкую линию, а голова была безвольно запрокинута. Цзян Чэн сдерживался, скрывая подлинные чувства за суровым возвышенным видом, но для Вэй Ина все они были ясны как день. Забота и ласка раньше были чужды Цзян Чэну и, хоть сейчас всё изменилось, он до сих пор не умел принимать их, реагируя либо крайне остро, либо подавляя истинные душевные порывы. Маска отрешённости расходилась трещинами от каждого толчка, являя подлинный лик её носителя: яркий румянец, сладкие стоны и доверительные решительные движения навстречу. Цзян Чэн был очень чувствительным: влияние на то оказало и многолетнее одиночество, кое преследовало его в прошлой жизни. Ныне отголоски былого обостряли любое нежное касание, подаренное телу — Ваньинь изгибался от каждого прикосновения, услаждая слух мелодичными стонами. Если бы Вэй Ин не сдерживался, то от созерцания подобной картины излился бы уже несколько раз кряду. Усянь решил отвлечься тем, что принялся доставлять Ваньиню еще больше удовольствия: перехватив его бедра одной рукой, второй он потянулся к груди. Обычно Цзян Чэн избегал таких касаний, но сейчас он был полностью открыт для Вэй Ина, и тот с удивлением обнаружил: грудь возлюбленного под его рукой стала подниматься чаще, а соски сделались твёрже. Огладив одну ореолу и скользнув ладонью ко второй, Вэй Усянь почувствовал на своём животе тёплые капли чужого семени. Удовлетворившись результатом, юноша наконец-то смог отпустить себя и излился следом. Без своих тёмных одежд, пугающего меча, талисманов, писаных кровью, и драгоценного гуаня, указывающего на принадлежность к наивысшей должности, Цзян Ваньинь был просто Цзян Чэном. Тем, в кого окончательно и бесповоротно влюбился Вэй Ин. Юношей, способным так сладко и искренне стонать имя возлюбленного, что у того кровь вскипала в жилах, сердце пропускало удары, а мысли и вовсе разлетались в разные стороны.Воля в кулаке, мысли в разные стороны ©.
Глава Цзян перешагнул порог лекарского кабинета. Вэнь Цин встала из-за стола, склонив голову в поклоне. — Чем могу служить? — вежливо обратилась с вопросом целительница. Цзян Ваньинь сдавленно произнёс: — Хотел поговорить с тобой. Не как Глава, а как… — осекшись, он тут же продолжил куда увереннее: — Как твой друг. — Слушаю, — поддержала девушка. — Твоё предложение… Какие у него условия и зачем тебе всё это нужно? — ровно спросил тёмный заклинатель. — Я просто хочу помочь двум дорогим для меня людям. Этот ребёнок будет только вашим: я не дам ему имя; не стану навязывать культуру и обычаи своего павшего Ордена, воспитывать, кормить грудью и сидеть с ним, а также требовать, чтобы он называл меня матерью. Я подарю жизнь этому дитя лишь потому, что вы сами на сие не способны, — Вэнь Цин говорила столь спокойно и отрешённо, будто рождение ребёнка от человека, коему она призналась в любви, для неё ничего не значит. — Звучит даже слишком выгодно и удобно, — резонно подчеркнул Цзян Ваньинь, саркастично улыбнувшись. Дева Вэнь, растянув в ответ губы в резкой и жёсткой, но от того не менее прекрасной, улыбке, подтвердила: — Именно. Мне нужно будет лишь твоё семя. Разве простая наложница способна произвести на свет наследника без непосредственного участия Главы? Глава Цзян на сие лишь одобрительно хмыкнул — несгибаемая воля и непоколебимость этой девушки не могла не вызывать восхищение. — Для нас это действительно невероятная удача и наилучший выход: неимоверно сложно найти бескорыстную и честную девушку, что не воспользовалась бы нашим положением в своих целях. Лишь тебе мы можем доверять, но также лишь тобой мы дорожим столь сильно. Поэтому просто не можем позволить тебе приносить себя в жертву — сие и вынудило меня отказаться в первый раз, — ответил Ваньинь откровением на откровение. — Но всё же ты вновь поднял эту тему и что-то мне подсказывает совсем не для того, чтобы отказать во второй раз… — подметила Вэнь Цин, затем, обратив взор к вазе с сухоцветами, сжавшимися и пожухшими до такой степени, что входившие в некогда пышный букет цветы стали абсолютно неопределимы, произнесла: — Не всё жертва, что таковой кажется на первый взгляд. Иногда болезненные события — это не мука, а избавление от прошлых страданий. Я просто хочу начать новую жизнь. Так уж вышло, что единственный возможный для меня выход сделать сие — подарить эту самую жизнь вашему ребёнку. Когда Цзян Ваньинь озадачился поиском невесты для договорного брака, самым главным условием этого союза было отсутствие чувств друг к другу. За неразделённой любовью приходят обиды, зависть и боль. Кто бы мог подумать, что теперь он согласится на подобное. Но всё же тёмный заклинатель останется честен с самим собой, не предав своих убеждений, как сие вышло бы при союзе, лишённым любви. Пусть у этого дитя не будет матери, но её заменят два любящих родителя, а Вэнь Цин освободит сим поступком место для новых чувств. Осчастливить того, кто дорог сердцу — иногда этого достаточно. Отпустить безответную любовь значит её потерять? Нет. Сие лишь способ начать всё заново и влюбиться вновь.Мне нужен свежий воздух, и мне не страшно… Я не боюсь потерять всё, Начать заново оттуда, куда занесёт ©.