Что в тебе такого, такого случайного, Что не вписать в порядок обыденности, Что не решается на сделку со старостью И не доверяет искусственным принципам ©.
Цзян Ваньинь сидел за столом в своём кабинете и был занят тем, что разбирал бесчисленные прошения простых жителей и Глав мелких кланов. Стопка писем, отправителям коих посчастливится лично получить помощь от Верховного заклинателя, росла мучительно медленно — далеко не каждый нуждающийся удостаивается вниманием самого влиятельного совершенствуещегося в Поднебесной. Слишком много страждущих для одного человека — тут никакого благонравия и милосердия не хватит, тем более, Глава Цзян чрезмерным великодушием, терпением и отзывчивостью никогда не отличался. Вот и сейчас он вынужден был, скрепя сердце, сжав зубы и периодически потирая виски от раздражения и усталости, вершить чужие судьбы и одаривать избранных своей добродетелью. Очередное рассмотренное письмо легло в стопку «меня это не касается», когда занятие Цзян Ваньиня прервал стук в дверь и последовавшие за ним слова: — Глава Ордена, к вам молодой господин знатных кровей, просится в ученики. Верховный заклинатель нахмурился и недовольно бросил: — Передай ему, что у нас предостаточно учеников, — сразу же после едко дополнив: — Если его родословная позволяет — пусть нанесёт визит в Орден Ланьлин Цзинь, они-то любят кичиться благородным происхождением своих адептов. Из-за двери послышался растерянный голос посыльного: — В том-то и дело… Господин утверждает, что он является сыном Цзинь Гуаншаня. Получив позволение войти, слуга передал в руки Цзян Ваньиня личные письма, украшения и прочие атрибуты, свидетельствовавшие о давней любовной связи матери неизвестного молодого господина и печально известного покойного Главы Цзинь. На сей раз смятение овладело Верховным заклинателем, изучив предоставленные доказательства, он с несвойственной его статусу неуверенностью повелел: — Позови Вэй Усяня и только после приведи гостя. Явившийся на зов Вэй Усянь радостно сгрёб со стола Главы кипу бумаг и переложил на свой. Работу с документами Вэй Ин не любил, а вот когда в нём нуждался его супруг — очень. Правда, истинной причины, по которой он вдруг понадобился Верховному заклинателю, тот не ведал. С бумажной рутиной Цзян Ваньинь прекрасно справился бы и сам, а вот с призраками прошлого дела обстояли иначе. Цзян Чэну предстояло встретиться с воплощением своих нерешительности, сожалений и упущенных возможностей, живым свидетельством былых ошибок, кои когда-то привели к тому, что родная улыбка вдруг поселилась на чужом незнакомом лице. Увидеть тело, служившее в тоскливом прошлом вместилищем души Вэй Ина, без присутствия рядом самого Вэй Ина, было выше сил Цзян Ваньиня. Ему просто требовалось доказательство новой счастливой жизни, сидящее напротив подтверждение, безалаберно швырявшее бумаги и свитки на край стола. — Насколько мне известно, нынешний Глава Ордена Ланьлин Цзинь не отказывает в помощи своим единокровным братьям и сёстрам. Мо Сюаньюй, почему ты вдруг выбрал Юньмэн Цзян? Задав этот вопрос, Верховный заклинатель испытующе принялся всматриваться в неожиданного посетителя. На вид юноше было лет двадцать, немногим меньше того возраста, в котором он пожертвовал своё тело Старейшине Илин, но гораздо больше того, в котором отправился на обучение в Ланьлин Цзинь. Если память не изменяла Цзян Ваньиню, то юнцу тогда было четырнадцать… Шесть лет назад Цзинь Цзысюань только вступил на пост Главы — не самое лучшее время для покровительства бастардов своего отца. Но, тем не менее, история Цзинь Гуанъяо научила его относиться сердечнее к обездоленным родственникам, так что, несмотря на такой непростой для Ордена Ланьлин период, Мо Сюаньюю действительно стоило попытать счастья. И уж тем более, не было смысла ждать столько времени. Само собой, напрашивалась уйма вопросов, например: «что за беды преследовали несчастного потомка Гуаньшаня на протяжении шести лет» и «почему же судьба привела его в Юньмэн». — Я наслышан о доброте Главы Цзинь, её бы хватило на прощение мне моих скудных способностей и навыков, но остальное… — юноша осёкся, в сомнении закусив губу. Цзян Ваньинь проследил за сим жестом и с удивлением заметил, что Мо Сюаньюй по неосторожности стёр зубами краску со своих уст. Приглядевшись, Глава убедился: молодой человек был накрашен, но макияж этот не шёл ни в какое сравнение с тем вульгарным раскрасом, которым юноша шокировал общественность в прошлом. Неброский, едва видный глазу, он служил маскировкой: розовым бальзамом скрыли болезненно бледные губы, а крахмальной рисовой пудрой тщательно выбелили тёмные круги под глазами и фиолетовые следы побоев на скулах. Столь печальное зрелище заставило запастись терпением даже такого сурового и раздражительного мужчину, как Цзян Ваньинь. Он не стал поторапливать паренька, дождавшись, когда тот заговорит сам. — Не вписывается в нормы высшего общества Ланьлин Цзинь. Боюсь, благородные заклинатели, подобно простым людям, не простят мне мои… — Мо Сюаньюй вновь прервался. Подбирая нужное слово, он несмело скользнул взглядом по заинтересованно наблюдающему за ним из-за своего рабочего места Вэй Усяню, а затем, осторожно подняв взор из-под опущенных ресниц, встретился глазами с Цзян Ваньинем, закончив: — Предпочтения. Брови Вэй Ина взметнулись вверх от удивления, и он восторженно воскликнул: — О! Цзян Чэн такую бесцеремонную поддержку не оценил, недовольно зыркнув в ответ. Он тоже знатно изумился столь неожиданной откровенности и смелости, но виду не подал. Ему было не по себе от присутствия Мо Сюаньюя. До боли знакомое тело, но всё прочее — такое чуждое. Те же глаза, губы, нос, но не единой привычной эмоции, ни одного присущего Вэй Ину жеста — аж жуть берёт! Цзян Ваньинь никогда не знал этого человека. В прошлой жизни Мо Сюаньюй являлся лишь сосудом, а Вэй Усянь — содержимым. Два абсолютно разных человека, у которых сейчас нет ничего общего. Разделить их так просто, но для Цзян Чэна провести грань между ними оказалось неимоверно сложной задачей. Ведь именно таким он видел того, причинившего колоссальное количество боли, Вэй Ина в последний раз. Глава Цзян каменел от вида этого человека, тушевался и терялся как какой-то незрелый юнец. Внутри Цзян Ваньиня копошилось что-то нехорошее, мрачное, тоскливое и тёмное — его воспоминания. Жизнь, подаренная Мо Сюаньюем. Второй шанс Вэй Ина, полученный ценой чужой трагедии. Тот смотрелся в чужом теле так нелепо! Даже изображая другого человека, был собой — невозможно не узнать! Невозможно не задуматься, невозможно не вспомнить, невозможно не поблагодарить… Каким бы паршивым Цзян Ваньинь не считал то время — чувствовал признательность. Несмотря на страдания, он многое понял, нет, вернее, осознал только благодаря им. «Ко мне пришёл абсолютно необразованный великовозрастный кандидат в ученики… Так ещё из соображений, что я, будучи обрезанным рукавом, его из солидарности пожалею?! А я и рад?! Поймёшь тут Баошань-саньжэнь, которая за всех обездоленных ответственность чувствовала! Это у всех бессмертных такая тяга к добродетели просыпается?» — мысленно сокрушался Глава Цзян о своём мягкосердечии, вслух же его подтвердив: — Что ж, практикуя разного рода тёмные техники, я в своё время не вписывался ни в заклинательский, ни в какой-либо другой мир, — бросив взгляд на самодовольное лицо отлынивающего от работы Вэй Усяня, Цзян Ванинь ухмыльнулся и ехидно продолжил: — А мои «предпочтения» до сих пор оставляют желать лучшего, но это не помешало мне стать тем, кем я являюсь сейчас. Раз уж ты осмелился заявить Верховному заклинателю о своих вкусах, ссылаясь на его выбор спутника на тропе самосовершенствования, продемонстрировав тем самым невозможную наглость, то, будь добр, имей смелость и твёрдость следовать девизу Ордена Юньмэн Цзян до самого конца. Мо Сюаньюй просиял, лицо его озарила мягкая скромная улыбка. Такая непривычная… Совершенно несвойственная Вэй Ину, она заставила Цзян Ваньиня облегченно выдохнуть: новая жизнь не дала трещину, не вернула его в прошлое, не расползлась, смешав явь с воспоминаниями и исказив тем самым действительность. Мир Цзян Чэна остался прежним, таким, каков он есть. И лишь настоящее подкидывало всё новые испытания. Раз одно из них — выдержать вид невероятно счастливого знакомого незнакомого лица и приютить у себя его владельца, то так тому и быть. — Спасибо, Глава Цзян! — поблагодарив Цзян Ваньиня, юноша глубоко поклонился. — Слуги проводят тебя в ученическое крыло. Жить будешь со старшими адептами, но обучаться индивидуально, пока не выйдешь на один с ними уровень. С завтрашнего дня начнутся твои тренировки по общей физической подготовке и базовым навыкам заклинателя. Ступай, — строго проговорил Верховный заклинатель, после поспешно обратив взор к бумаге — нужно было составить все необходимые письменные распоряжения для принятия в Орден нового адепта. — Слушаюсь. Мо Сюаньюй покинул кабинет, а вот чувство неловкости от всего произошедшего осталось при Цзян Чэне. Он нутром ощущал направленный на него смеющийся взгляд Вэй Ина. Имитация бурной деятельности не помогла: долго прятать глаза за письмом у вспыльчивого и гордого Ваньиня не получилось, и он ожидаемо взорвался. — НУ, ЧТО? — оторвавшись от работы, рявкнул Цзян Чэн, смело встретившись с Вэй Ином рассерженным взглядом. Вэй Усянь, ни капли не испугавшись грозного супруга, ласково протянул, имея абсолютно влюблённый вид: — А-Чэн, ты такой мииилый! Глава Цзян ожидаемо смутился, прикрывшись напускной сердитостью: — Ага, милый! Скорее чересчур простодушный и мягкий! Сначала позволил Сюэ Яну тратить время на эту неграмотную девицу в ущерб охоте на тёмных заклинателей, после на учителя ей расщедрился, а теперь вот и великовозрастного ученика в Орден принял! Видимо пора нам установить ограничения на набор новых адептов, раз я сам себя не контролирую! — Ахах, ты слишком строг к себе! Я вот не припомню, чтобы подобные решения выходили Юньмэн Цзян боком. К тому же, разве я как помощник ничего не стою? Если бы кандидат в ученики действительно был бездарен, то я бы нашёл способ убедить в этом своего Главу. Цзян Ваньинь, криво улыбнувшись, насмешливо бросил: — Как с Сюэ Яном? — Нуу… Это другое… — Вэй Ин прервался на смешок, развеселённый резонным замечанием, после мягко продолжил: — Насчет паренька Мо у меня действительно хорошее предчувствие. Глава Цзян закатил глаза, мысленно отметив: «Выходит Мо Сюаньюй со своими особенными вкусами вовсе и не рассчитывал на мою поддержку, а искал её в лице Вэй Ина? Если так, то что же мне с таким жалобным прохвостом делать?». Цзян Ваньиню, пошедшему на поводу у своего сострадания, оставалось лишь утешать себя рассуждениями о чужом скрытом потенциале. В конце концов, далеко не каждый заклинатель был способен провести ритуал пожертвования тела, позабыв только об обозначении своих желаний. А уж разобрать путанные кривонаписанные заметки Вэй Усяня мог исключительно одарённый человек.┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
Справедливо рассудив, что даже не сформировавший золотое ядро заклинатель способен принести пользу, Глава Цзян распорядился обучить Мо Сюаньюя основам каллиграфии, используемой для создания талисманов, теоретическим знаниям светлого пути, искусству владения мечом, луком и тактике ведения боя, попутно выяснив его наклонности и таланты. Однако склонности юноши не заставили себя долго ждать, явив себя сами на первом же уроке стрельбы. — Господин Мо, позвольте, я поправлю вашу стойку, так будет быстрее, нежели объяснить лишь словами, — учтиво попросил Цзян Цюнлинь прежде, чем подойти к ученику вплотную. — Д-да-да, к-конечно! — взволнованно, но с ощутимым жаром ответил новоиспеченный адепт. Мо Сюаньюй, вопреки пережитым невзгодам, сделавшим его весьма забитым и пугливым, оказавшись под покровительством Юньмэн Цзян, принялся со всем старанием, рвением и воодушевлением постигать самосовершенствование. Как выяснилось, он обладал живым, любознательным и наивным характером. Последнее сыграло с ним злую шутку: доверчивость юноши извечно приносила ему проблемы, заставляя испытывать разного рода лишения. Но не все беды Мо Сюаньюй воспринимал в равной степени болезненно. Одно дело, когда из него обманом вытягивали честно заработанные гроши, подсовывали испорченную пищу, отказывались оплачивать труд… И совсем другое, когда сие касалось чувств — разбитое сердце юноша стерпеть уже не смог. Мо Сюаньюя язык не поворачивался назвать обидчивым, но у любого человека есть свой предел. Каждый в посмертии рисковал обернуться озлобленным мстительным духом, если судьба его была преисполнена страданиями. Вот и Мо Сюаньюй дошёл до этой точки, но только умирать ради отмщения совсем не хотелось. Хотелось жить. Держаться, несмотря на предательство того, кто уверял довериться. Радоваться, позабыв о том, кто доводил до слёз. Бороться, залечив раны, оставленные тем, кто обещал оберегать. Мо Сюаньюя обманул его покровитель, тот, кто спас его однажды, пробудив в нём жажду жизни. Наверное, после такого логично было бы умереть, забрав обидчика с собой в могилу. Да только неблагодарное это дело. Гнусное и подлое. Достойное истинного злодея, а Мо Сюаньюй таковым не являлся. Слабым и простодушным — да, но только не злым. Жестокость и насилие он ощутил в полной мере, как, впрочем, и доброту. К сожалению, она досталась ему куда в меньшей степени… Но и сего хватило, чтобы, придя к необходимым выводам, понять к чему стремиться, найти свой ориентир в непроглядной тьме и сделать выбор в пользу пути света. Немощный и бездарный — эдаким Мо Сюаньюй заявился в Пристань Лотоса в поисках нового благодетеля. Увидели же его искренним и отважным, и юноша просто не мог не отплатить за это усердным трудом и прилежанием. Даже если довериться незнакомому мужчине было по-настоящему страшно. Цзян Цюнлинь приблизился к своему подопечному и прижался грудью к его спине. Подняв руку, дабы положить её на локоть ученика, тем самым опустив тот до нужного уровня, он столкнулся с крайне неожиданной реакцией: Мо Сюаньюй вжал голову в плечи и невольно пригнулся, будто уклоняясь от удара. — Нужно опустить правую руку чуть ниже, а левую, наоборот, поднять немного повыше, — осторожно пояснил свои действия учитель, успокаивая сжавшегося в комок юного лучника. Мягкий, лишённый всякой агрессии голос, действительно подействовал умиротворяюще, и Мо Сюаньюй вновь встал в подобающую позу, уверенно натянув тетиву. — Вот так? На сей раз юноша напуганным не выглядел, так что Цзян Нин спокойно принялся поправлять его стойку. Расположив свой правый локоть поверх чужого, он слегка на него надавил, пальцы тут же легли на сжатую ладонь Мо Сюаньюя, удерживающую хвостовик стрелы, дабы помочь тому натянуть тетиву, не потеряв при этом верную траекторию. Левую же руку учитель завел снизу той, что держала лук, для поддержки и направления. Пальцы встретились на рукоятке в непосредственной близости острого наконечника. Сошлись так близко, практически переплетаясь… Или то только казалось Мо Сюаньюю? В любом случае, его сердце забилось куда чаще обычного, а положение, в коем он очутился, почудилось куда интимнее положенного. С чувственным юношеским вздохом стрела сорвалась с лука раньше запланированного. Силы натяжения едва хватило, чтобы она долетела до цели. Преодолев расстояние до мишени, острие пронзило лишь самый её край. — Не волнуйся, в первый раз ни у кого не получается, тем более в чужом присутствии. По себе з-знаю, — с лёгкой ободряющей улыбкой молвил Цзян Нин. — Ох, я не стеснительный, просто… Ваши прикосновения оказались столь приятными, раньше меня никто так ласково не касался… Мо Сюаньюй не умел лгать. В этом крылась ещё одна причина его злоключений. Что ж, если бы ему поверили в прошлом, то не сочли бы помешанным обрезанным рукавом. Ложь высокопоставленного негодяя перевесила слова истины сельского паренька, обернув того извращённым безумцем — как трагично. Вот только нынешняя правда, хоть и не шла ни в какое сравнение с «бредом про отрубленную голову в тайнике героя Ордена Цзинь», вполне могла обернуться бедой. — Ч-ч-чт-т-то? — паника завладела прославленным Призрачным стрелком, и он вновь начал чрезвычайно сильно заикаться. Цзян Цюнлинь, несколько лет назад получив статус начальника охраны, завоевав уважение подчинённых, учеников и вышестоящих, избавился от своего недуга. Но его старания рисковали пойти прахом из-за столь смущающих обстоятельств. — Простите! Я не хотел вас оскорбить! Это всё мой дурной язык, я не имел в виду ничего плохого! Вы очень деликатный и нежный учитель! — как мог принялся объясняться Мо Сюаньюй, сделав только хуже. — Н-н-нежн-ный? — Цзян Нин раскраснелся, щеки его горели огнём. Никогда ранее он не попадал в такие ситуации, от стыда тут же захотелось провалиться сквозь землю! Но земную твердь, в отличии от неба, заклинатели покорять ещё не научились. Как бы глупо побег столь уважаемого человека ни выглядел со стороны, а он казался единственным верным решением. Не докажешь ведь, что действия «нежного учителя» ничего такого не подразумевали, когда всё на самом деле можно было трактовать двусмысленно! — М-м-мне н-н-надо… — только и пролепетал Цзян Цюнлинь, вскочив на свой меч. Резко взмыв в воздух, он оставил опечаленного Мо Сюаньюя наедине со своими мыслями. Юноше только и оставалось, что корить себя за излишнюю крайне неуместную откровенность и упиваться воспоминаниями о крепком мужском торсе. Груди, дарящей живое приятное тепло и настоящую надёжную опору. И каким же ужасным на фоне всего этого казался удушливый жар грубого тела, давящий своей тяжестью на хрупкую избитую спину.Что в тебе такого, такого печального, Что не вмещается ни в слово, ни в линии, И разрывает мне сердце нечаянно, И приподнимает над бездною синею ©.
┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
В дверь лекарского кабинета несмело постучали. — Кто? — в ответ на стук послышался строгий голос Вэнь Цин. — С-с-сестра т-ты не з-з-занята? — робко поинтересовался Цзян Цюнлинь. — А-Нин? Проходи, конечно. Я свободна. На пороге показался Цзян Нин с понуренной головой и потухшим взглядом. Он так стремительно покинул стрельбище, что даже не успел задуматься о том, куда ему податься. Заклинатель сам себе не мог объяснить, по каким причинам столь перепугался и засмущался, поэтому не знал как выпутаться из сей неловкой ситуации и где искать поддержки. Цюнлинь не понимал собственную реакцию, вот и оставалась надеяться на проницательность сестры. Если вместо помощи она примется его бранить — сие будет даже к лучшему, ведь Цзян Нин чувствовал себя на редкость паршиво, испытывая самые настоящие муки совести. Подумать только, трусливо сбежал, оставив своего ученика в полной растерянности! Тут волей-неволей примешься заниматься самобичеванием! Вэнь Цин, завидев состояние брата, поспешила встать из-за стола. — Н-н-нет, с-с-сиди! — заклинатель тут же подоспел, дабы усадить целительницу обратно. — Что случилось? На тебе лица нет, так ещё и заикаешься так сильно… — в голосе Вэнь Цин сквозила тревога. — Т-тебе нельз-зя в-волноваться… — начал было Цзян Нин, но, поняв, что своей сбивчивой речью лишь больше беспокоит сестру, замолчал. Сделав над собой усилие, он глубоко вдохнул и сосредоточился на разговоре. Взяв эмоции под контроль, заклинатель поборол заикание и старательно отчеканил: — Всё. Хорошо. Девичья бровь изогнулась в сомнении, а уголок аккуратных губ приподнялся в недовольной кривой улыбке. Удобнее расположившись на широком мягком стуле с высокими подлокотниками, Вэнь Цин поправила подушку под поясницей и сложила руки на внушительно округлившемся животе, всем своим видом выражая готовность слушать. — Ну, давай, рассказывай про своё «хорошо», или ты ждешь, пока слушателей станет двое? Цюнлинь, невольно улыбнувшись шутке, расслабился и, опустившись на лекарскую кушетку, принялся за рассказ. Его речь, сначала звучавшая нерешительно, постепенно становилась всё ровнее. А когда история подошла к концу, Цзян Нин ровно, без всякого заикания, спросил, страдальчески заломив брови: — Сестрица, ну почему я такой трус? — Трус? А-Нин, ты, конечно, застенчивый, но точно не из пугливых. Трус бы не стал рисковать своей жизнью ради других, тем более тех, кого объявили врагами, — целительница смотрела строго, но речь её была мягка. Задумавшись на мгновение над поведением брата, она продолжила рассуждать: — Но что касается твоего поступка: ты действительно повёл себя странно… Одно дело прятаться за мишенями на стрельбище, когда твою тренировку неожиданно прервали, и совсем другое бросить обучение в качестве учителя. Ты же стал гораздо увереннее в себе, начав преподавать! На ум приходит лишь одно объяснение… — Какое? — глаза Цзян Нина зажглись какой-то трепетной детской надеждой. — Может, тебе понравился этот юноша? — Сестра! — Цюнлинь стыдливо спрятал лицо в ладонях. — А-Нин, ты скоро станешь дядей. Как же ты будешь учить своего племянника смелости и отваге, если сам боишься проявлять чувства и нести за них ответственность? Цзян Нин поднял взгляд и встретился им с сестрой. Она была права. Цзян Цюнлинь уже являлся взрослым мужчиной, но его было всё так же легко смутить. В прошлом из-за своей неуверенности и робости он подвергался насмешкам, из-за природной скромности многие стали относиться к нему с пренебрежением. Цзян Нин чувствовал себя спокойно только со своей сестрой, после он научился свободнее общаться с девушками, ведь те были нежны и мягки. А вот в обществе мужчин Цюнлинь по-прежнему терялся. Раньше застенчивость и плохое здоровье мешали ему проявить силу и заслужить уважение. Потом, получив высокий статус, он долгое время пользовался им весьма неумело, боясь чрезмерно влиять и давить на кого-то своей властью. Но в зажатости Цзян Нина по отношению к юношам всегда было что-то ещё. Трепетное, волнительное, едва уловимое — страх привлечь к себе внимание, вызвать интерес. Но больше всего пугала вероятность самому заинтересоваться в ком-то…┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
Мо Сюаньюй сидел на куче соломы, оставшейся от изготовления болванчиков для стрельбы, и занимался заточкой наконечников. Отправив очередную обработанную стрелу в колчан, юноша испуганно вздрогнул — его окликнули. — Мо Сюаньюй, что ты делаешь? — недоуменно спросил Цзян Нин. Названный тут же подскочил со своего насиженного места и вежливо поклонился: — Учитель… Ничего такого, честно! Сделал пару соломенных кукол, сменил растрёпанное оперение на стрелах, заточил наконечники… — Н-нет, я не хотел тебя р-ругать! Просто этим у нас занимаются слуги, твоё дело — постигать основы самосовершенствования, — неловко пояснил заклинатель. Ученик приобрёл виноватый вид и, неловко улыбнувшись, молвил: — Но это то единственное, что я умею — прислуживать. Обучение разного рода искусствам и наукам мне тяжко даётся… — П-п-прости… Мо Сюаньюй опешил: — Не нужно извиняться, учитель! Это я у вас должен просить прощение! Бесталанный, так ещё и несу полнейший бред, не задумываясь над словами… Немудрено, что про меня поползли слухи… Кулаки Цзян Нина непроизвольно сжались: раньше насмешки преследовали и его. Он терпел, ибо просто не мог дать отпор, но сейчас… Это необходимо! Если сильные не будут заступаться за слабых, то издевательства никогда не прекратятся. И здесь собственная слабость уже не имеет значения. Когда дело касается других, Цзян Цюнлинь найдёт в себе смелость и мужество для борьбы. — Какого рода слухи? — с предельной твёрдостью спросил Цзян Нин. — Ой! Я опять не то сказал! Это даже не слухи, а правда, чистая правда! Ведь мне действительно нравятся мужчины. — Не позволяй никому себя оскорблять. — Но… — юноша закусил бледную губу в сомнении, осмелев, он всё-таки поинтересовался: — Разве «обрезанный рукав» — оскорбление? Я же им и являюсь… — Не говори про себя так! Принижая собственное достоинство, ты рискуешь поверить в свою никчёмность… Эти слова вырвались у Цзян Цюнлиня сами собой. Так странно… Нечто подобное он сам слышал когда-то. Да, точно, Вэй Усянь поддержал его на состязании лучников, став первым человеком, ради которого тогда ещё Вэнь Нину захотелось стать сильнее. Ныне Цзян Нин сам намеривался стать кому-то опорой. Сказать всё то, что он жаждал услышать в прошлом. Сделать так, как мечтал, чтобы поступили ради него. — О… — ученик растерялся и, по обыкновению, разоткровенничался: — По правде говоря, я имею слабое представление о «плохом» и «хорошем»: меня некому было воспитывать и давать правильное представление о мире… За своё невежество я и поплатился, хах. Но не надо меня защищать! Даже если я сам этого очень хочу… Я пришёл в Юньмэн, чтобы стать сильнее, научиться жить и бороться за существование! Цзян Нин скользнул взглядом по тонким юношеским пальцам. Исколотые соломой до проступивших на коже маленьких капелек крови, они были покрыты трудовыми мозолями. Захотелось узнать историю каждой из них. Цзян Цюнлиню всегда непросто давались разговоры: он заикался, запинался и часто замолкал, не в силах дальше продолжать беседу от волнения и страха. Но внимательно слушать умел, и сейчас Цзян Нин действительно оказался готов выслушать этого разговорчивого и честного юношу. Мо Сюаньюй казался ему до абсурдного откровенным и смелым, возможно, его признания и простодушие чрезвычайно неуместны, но… Именно неуместным Вэнь Нин чувствовал себя большую часть своей жизни. — Расскажи мне свою историю. Мо Сюаньюй, конечно, удивился подобной просьбе, но о прошлом поведал: — Отца я практически не помню, лишь его обещание забрать меня в Орден, когда подрасту. Хотя, наверное, и об этом я бы позабыл, если бы не мама, которая продолжала ждать до самой смерти. Не знаю, любили ли они друг друга, но Глава Цзинь, несмотря на свой статус и обилие любовниц, поддерживал связь с нами вплоть до моего четырёхлетия. Далеко не каждый его незаконнорожденный ребёнок мог похвастаться таким повышенным вниманием, хех, — юноша грустно улыбнулся и смущённо почесал затылок, обнаружив тем самым соломинку у себя в волосах. Вытащив ту из небрежного пучка, Мо Сюаньюй задумчиво покрутил её между пальцев и продолжил: — О любви, как выяснилось позже, я вообще не имею никакого представления… Моим возлюбленным был молодой богатый господин, скитающийся по свету ради собственного удовольствия. Он бесцельно странствовал, тем самым вызывая к себе повышенный интерес у простого народа. Кто-то считал, что сей господин ищет себе невесту, и пытался сосватать за него свою дочь. Нашлись и присвоившие ему статус коллекционера, гоняющегося за диковинками, они обычно старались продать ему всякую всячину. Не угадал никто — этому человеку наскучил весь мир, и искал тот лишь развлечения. И он нашёл их в том числе в моём лице. Я был нелюбимым побитым племянником, которого не допускали до солидных гостей, запрещая даже прислуживать им, но любопытство пересилило меня. Тогда он показался мне самым красивым человеком в Поднебесной, а когда заступился за меня, осадив разгневанную тётушку, то и самым добрым. «Почему родственники бьют тебя?» — растерявшись от сего вопроса, я побоялся ответить честно, ведь за правду меня бы вновь избили. «Господин, это они любя, воспитывают ради моего же блага!» — я солгал, первый и последний раз, однако данная маленькая ложь обернулась против меня. Но понимание этого пришло многим позже… Юноша прервался, дабы собраться с мыслями. Каким бы откровенным и открытым Мо Сюаньюй ни был — честно и прямо рассказывать о своей незавидной судьбе ему оказалось очень непросто. Поборов страх перед воспоминаниями, молодой человек возобновил свою речь: — Сначала он играл роль благодетеля. «Любя? Хочешь, я покажу тебе, какой на самом деле бывает любовь?» — с сими словами он швырнул тёте мешочек золота, оплатив тем мою свободу. Молодой господин, действительно, никогда меня ни в чём не ограничивал: богато одевал, вкусно кормил, давал деньги на личные нужды. Но и требовал много, так много, что у меня никогда не находилось столько сил, любви и выносливости, дабы ему было достаточно. Запросы постоянно менялись: я всё никак не мог угадать его настроение и желания, как бы ни старался. «Родные ставили тебе синяки любя, так и я поколачиваю от переизбытка чувств!» — нечто подобное говорил молодой господин прежде, чем избить меня. К сожалению, я ему верил, ведь за ранами всегда следовало заботливое и внимательное лечение, за грубостью ласка, а за жесткостью… Любовь? — задав сей вопрос самому себе, Сюаньюй замер с улыбкой, пугающей своей холодностью и отрешённостью. Заслышав последнее слово, Цзян Нин невольно дернулся. От напряжения, с коим заклинатель давно сжал челюсти, началась головная боль. Но куда мучительнее была невозможность исправить чужое мрачное и тоскливое прошлое. Переведя дух от нахлынувших ужасных воспоминаний, Мо Сюаньюй вернулся к рассказу: — Самым сложным был не побег и даже не последующее длительное выживание на улицах без крова и пропитания, а осознание: любовью то никогда не являлось. Чтобы понять сие, у меня ушло несколько лет! Годы, проведённые в добровольном плену. Я уже даже и не знаю, любил ли молодого господина на самом деле: для меня просто не существовало другой жизни. Он был моей первой влюбленностью и первым… мужчиной. Не ведая об иных случаях подобных связей, я наивно посчитал свою историю нормальной… Хотя сейчас мне кажется, что я тогда просто рассудком повредился, раз принял такое за норму. Ушёл я свободно, меня не держали взаперти, я сам будто посадил себя на цепь. Было страшно. В кошмарах я много раз видел своё насильное возвращение обратно, но наяву… Никто меня не искал. Настоящий ужас заключался в ином: через какое-то время я сам стал грезить о возобновлении отношений. Грубые касания вдруг начали казаться лучшей судьбой, нежели их полное отсутствие. Так мерзко от себя сделалось, хоть вешайся… Цзян Цюнлинь, пригвождённый к земле невыносимой тяжестью сего рассказа, отмер, стоило последней фразе тихо сорваться с юношеских искусанных губ. Он успел сделать лишь пару шагов навстречу, как Мо Сюаньюй вдруг необычайно для себя громко и твёрдо заявил: — Но я не стану! Я пришёл, чтобы стать сильнее и научиться постоять за себя! Цзян Нин мгновенно преодолел оставшееся расстояние и сжал юношу в крепких объятьях. Наверное, после всего услышанного такой поступок — не самое лучшее решение, ведь из-за прошлого мужские прикосновения должны были опротиветь Мо Сюаньюю, но заклинатель даже не успел об этом задуматься. Здравый смысл вместе с сомнениями в своих желаниях и действиях давным-давно покинули его. Огонь в глазах Мо Сюаньюя просто выжигал все лишнее в душе Цзян Нина. Начисто. — У меня слабое здоровье, и фехтую я на порядок хуже большинства старших адептов. Ф-физических сил мне всегда нед-доставало, но я научу тебя всему, что знаю сам. Руки Сюаньюя, до этого безвольно висевшие плетьми вдоль тела, мелко задрожали. С заметным усилием юноша поднял их и неуверенно положил на спину Цзян Нина. Хрупкое тонкое тело сотрясалось от беззвучных рыданий, но человека, лившего по своей несчастной судьбе слёзы, язык не поворачивался назвать слабым.Что в тебе такого, такого абсурдного, Что не позволяет смыслу здравому здравствовать, Что не позволяет верой общею веровать И огнём сомнения сжигает всё начисто ©.
— Сроду не видел таких красавцев, как ты! Столь изысканной внешности у нас в деревне не сыскать… — Что ты тут делаешь? Посетивший конюшню Цзян Ваньинь застал поистине умилительную картину: Мо Сюаньюй ласково ворковал с лошадью, потирая животному бока щёткой. Белый конь, в блаженстве прикрывший глаза, благодарно склонил голову к своему доброжелателю. А тот, улучив момент, бесстрашно прижал свой бледный, покрытый испариной лоб ко лбу разомлевшего подопечного. Юноша замер, нежно обхватив тонкими пальцами большущую морду миролюбиво пофыркивающего коня. Да так бы и простоял, если бы его занятие не прервал строгий голос Цзян Ваньиня, созерцавшего сие душещипательное зрелище. — Глава Ордена? — Мо Сюаньюй отмер. Наскоро поклонившись, он пояснил: — Завтра у меня урок верховой езды. Вот я и зашёл познакомиться, а заодно и стойла прибрать, потом как-то увлёкся… Подтверждением этих слов стал растрёпанный уставший вид говорившего, свидетельствующий о долгой и упорной работе: взмокшие от усердия волосы, капельки пота на лице, замусоленная мятая одежда. Лошадь, учуяв солёный запах, исходивший от маячившего прямо перед носом затылка, с удовольствием широко мазнула по нему языком. Облизанный тут же возмущенно отозвался, прикрыв голову ладонью: — Эй! — Кхм… — Глава Цзян, подавив смешок, добродушно отметил: — А ты хорошо ладишь с животными. — Ухаживал за скотом: пас коров и свиней, кормил птиц, убирал курятник, свинарник и стойла, и тому подобное… — Для селянина ты довольно складно говоришь, — Цзян Ваньинь заметил сие ещё при первой встрече. Но чем больше общался с новопринятым адептом, тем больше убеждался: какой-никакой грамоте тот обучен. — Одно время я жил с представителем высшего общества, он любил изящную речь. От говора-то я избавился, а вот с манерами до сих пор беда… Как же там звучит эта поговорка… «Можно вывезти человека из деревни, но нельзя вывести деревню из человека», — поведав об этой части своей жизни, Мо Сюаньюй грустно и неловко рассмеялся. Глава Цзян тут же решил сменить тяжелую для собеседника тему, спросив: — А верхом ездить умеешь? Юноша утвердительно кивнул, и его худое миловидное лицо озарила скромная улыбка. По гипподрому резво несся белый конь, взрывая копытами землю. Всадник умело управлял им, ловко сменяя аллюры. Но всеобщее внимание толпы привлекло вовсе не обилие походок лошади, хоть выездка и впечатляла, а то, как непринуждённо животное брало барьеры, повинуясь наезднику. Мо Сюаньюй должен был всего-то продемонстрировать своё искусство верховой езды Главе Ордена, а в итоге совершенно неожиданным образом собрал вокруг кучу зевак. — А-Ян, смотри, как здорово! Давай я лучше верховой езде научусь? — восторженно хлопнула в ладоши заворожённая представлением А-Цин. — И как ты себе это представляешь? Слепая девчонка на лошади? Всю маскировку угробить решила? Твоё дело писать и читать научиться, а там хоть стрельбу из лука осваивай! — едко ответил Сюэ Ян, криво ухмыльнувшись. — Да как я могу читать, я же незрячая! — Но-но, твои отговорки работали, когда ты ей притворялась, тогда тебя действительно было «невозможно» научить. Сейчас ты должна освоить грамоту, дабы в будущем собирать больше информации, подсматривая за обманутыми тобой негодяями. — Нудятина… — недовольно пробормотала девушка, жадно провожая взглядом изящно перепрыгнувшего препятствие коня. Тот так легко отскакивал от земли, будто ни он, ни всадник ничего не весили — сказочное зрелище. — Пф! Хочешь, чтобы тебя дурой необразованной считали? — Что сказал?! К всеобщему счастью собравшихся, громкое ржание лошади перекрыло дальнейшую перебранку. Нежные уши благовоспитанных адептов Юньмэн Цзян просто не выдержали бы такую отборную крепкую ругань. А вот Сюэ Ян выводить свою зазнобу любил, ведь каждая такая мелкая ссора позволяла узнать о себе много нового, пополняла словарный запас и разгорячала кровь.┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
В кабинете Цзян Ваньиня царила спокойная расслабленная атмосфера: в кои-то веки дел было не так много, а с теми, что имелись, помогал разобраться «верный помощник Главы». На удивление, первым тишину нарушил Глава Цзян: — Я отдал Яблочко Мо Сюаньюю. — Он проголодался? — недоумённо вскинув брови, предположил Вэй Ин. — Я про коня, — скривив губы, ответил Цзян Чэн. — Ахах! Дождавшись, когда супруг отсмеётся, Ваньинь продолжил: — Он неожиданно хорош в выездке. Говорит, от пастухов перенял, когда на пастбища скот выгонял да от родни туда сбегал. Искусственные аллюры Мо Сюаньюй, конечно, не знает, но и практического толку от них нет, те лишь для красоты и хвастовства придуманы. — Ага, я уже наслушался восторгов от молодняка. Надо бы самому гляяянуть, — мечтательно протянул Усянь, лениво выводя на бумаге иероглифы. — Парень в целом с животными быстро связь находит. Ему стоит сосредоточиться на изучении оборотней и монстров. Думаю, он с их звериной натурой легко сладит и усмирит. Лицо прославленного учителя Вэя неприязненно дёрнулось: — Можно теории не я буду учить? Подобные разговоры навевают мне тоскливые воспоминания о том, как в Гусу меня Лань Цижэнь всякого рода задачками мучал, а потом наказывал за правильные ответы! Глава Цзян закатил глаза, вспомнив гениальнейшие решения по истреблению нечисти, предложенные юным Вэй Ином. Поразмыслив, он вынес свой вердикт: — Гуль с тобой, но от практики не отлынивать! — Кстааати, о Гусу Лань… Как считаешь, Вэнь Цин уже можно навестить? — неожиданно сменил тему окончательно забросивший свою работу помощник Главы. — Да, вполне. Только сильно громко не восторгайся, ей нужен отдых. Впрочем, Вэй Ин всё же себя не сдержал. Наскоро расправившись с делами Ордена и нагло вытащив Главу из-за письменного стола, он помчался в покои Лань Ванцзи и Вэнь Цин, дабы во всеуслышание таять от восхищения. — Она такая милашка! Ты только посмотри! А-Чэн, я тоже хочу дочку! — щебетал Вэй Усянь, склонившись над новорожденной в руках Вэнь Цин. Цзян Ваньинь, до этого имевший воодушевлённое настроение, резко его переменил, вспылив: — Сдурел? Где я тебе её возьму? Вэнь Цин замужем, только попробуй ей это предложить! Если хочешь ещё детей — рожай сам! Вэй Ин по-детски надулся. Сложив руки на груди, он недовольно пробубнил: — Вредина… Казалось бы, такая, пусть и совсем крохотная, перебранка была совершенно ни к месту, но своей непосредственностью она заставила счастливых новоиспечённых родителей невольно улыбнуться. Ведь именно благодаря этой, во всех смыслах особенной супружеской паре, Вэнь Цин и Лань Ванцзи обрели друг друга.┈┈───╼⊳⊰🌕⊱⊲╾───┈┈
— Ого! Такой рост и за какие-то полгода… — прокомментировал Вэй Усянь представшее перед глазами зрелище. — Да, Мо Сюаньюй хорошо справляется. Золотое ядро он сформирует ещё очень нескоро, но то, как ловко ему удаётся использовать свои скромные духовные силы — поражает, — одобрительно хмыкнув, подтвердил Цзян Ваньинь. Мо Сюаньюй был слабо развит физически, поэтому фехтование давалось ему тяжело. О том, чтобы поднять меч духа в ближайшие пару лет, вообще не могло быть и речи. Однако сей юноша поистине сделал невозможное — воспарил на клинке, не имея даже зачатка золотого ядра! Правда, без уловок не обошлось: оторвать меч от земли Сюаньюй не мог, а вот удержаться в воздухе на уже парящем духовном оружии ему оказалось по силам. Идея пришла к юноше случайно, став результатом его находчивости и наблюдательности. Совершенствуясь в верховой езде, Мо Сюаньюй обнаружил, что малый вес его худощавого тела не причиняет лошадям особых неудобств. Отметив сей факт, он решил разучить пару трюков, одним из них являлось управление конём всадником, стоящим в полный рост на седле. Способность спрыгивать на скаку с лошади на меч и продолжать движение уже на нём и стала результатом, мягко говоря, диковинных опытов Сюаньюя. Всадник научился направлять высвобожденную в результате ретивого галопа животную энергию в клинок. Вкупе с набранной скоростью и духовными силами юноши этого хватило, чтобы Мо Сюаньюй смог преодолеть половину ли на своём мече. Конечно, подобные тренировки были весьма опасны и требовали тщательного наблюдения. Вот и вышло, что Цзян Нин как учитель, опытный заклинатель и целитель стал неизменным спутником каждой из них. А ныне у сего мероприятия появились ещё два зрителя, правда, видели они данную картину каждый по-своему. — Я, вообще-то, про Цзян Нина! Разве ты не заметил, как он придерживал Сюаньюя за талию, когда помогал спешиться? Да они прямо сейчас за руки держатся! — Ау! — за своё неуместное высказывание Вэй Ин тут же получил от Цзян Чэна лёгкий тычок в бок. Потерев ушибленное место, он произнёс: — Да ладно тебе, я в самом деле очень удивлён, что А-Нину нравятся мужчины, вот и не могу никак привыкнуть! — сменив настроение с оборонительного на лукавое, Вэй Усянь поделился своими шальными мыслями: — Как думаешь, он мог быть в меня влюблён? А то я ощущал что-то подобное в мою сторону. — Не неси чушь! Ощущал он! Ты об обрезанных рукавах не имел никакого представления, даже когда сам в их ряды записался. А чужих чувств тем более не замечал! И, раз уж на то пошло: если Лань Ванцзи когда-то неровно к тебе дышал, то это не значит, что ты настолько неотразим, дабы весь мир был тобой очарован! — осадил распоясавшегося спутника Ваньинь. — Но ты-то! Ты-то очарован! Две победы против двух, а с Цзян Нином все три! — Мой брат никогда не влюбился бы в такого балбеса, как ты. Пара так увлеклась спором, что не заметила, как наблюдателей стало на одного больше. Вэнь Цин тихо подошла к ним со спины, выдав себя лишь своим строгим голосом. — Ой, Вэнь Цин… — неловко поприветствовал ту Вэй Ин. — Уяснил, — победно заявил Цзян Чэн, издевательски улыбнувшись. — Ах, вы! Сговорились? Сам тогда пойду и всё разузнаю! — с сими словами неудачливый сердцеед направился к закончившим тренировку заклинателям. Правда, в его намерения никто не поверил, в конце концов, Вэй Ин не был настолько бесстыден, как про него говорили (за исключением постельных игр с Главой Цзян). — К сожалению, любовь зла. На самом деле, я бы не удивился, если бы у Вэй Ина обнаружилась ещё парочка поклонников, — поделился Ваньинь, провожая Вэй Усяня взглядом. — Кто знает, но, в любом случае, его необходимо было проучить, чтобы не зазнавался. Покорёнными сердцами супругу решил хвастаться, ишь ты! — сурово проговорила целительница, однако вопреки серьёзным словам, на её лице играла лёгкая светлая улыбка. Строгая Вэнь Цин видела перед собой ту же картину, что и беззаботный Вэй Ин: Мо Сюаньюй и Цзян Нин держались за руки.Что в тебе от вечности, а что от бессилия, Кто найдет границу твоего вдохновения ©.