ID работы: 12007755

«In God We NOT Trust»

Слэш
NC-17
Завершён
42
автор
MatchAndColor бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
62 страницы, 7 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
42 Нравится 28 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
Примечания:
      Мир, словно по волшебству, погружается в мёртвую сказку. Улицы города засыпает первым снегом так быстро, что многие живые существа наверное пострадали от холода. Холодно становится не только на улице, но и в доме. Полы покрываются корочкой инея и только часть возле горящего камина достаточно обогревается.       Хелен выпускает изо рта облако пара и жмëтся ближе к источнику тепла. Огонь мерно потрескивает и Отис понимает, что не сможет протянуть так долго. Серая ткань на плечах немного согревает, будто её сняли с живого человека, будто на плаще ещё осталось живое тепло.       Кукловод сидит в кресле напротив камина и тоже молчит. Молчание уже так привычно для них. Хелену не нужно много говорить, чтобы выразить своё мнение, а Кукловоду не хочется говорить в пустоту. Им нечего обсуждать, их ничего не связывает. Кроме одной совместной жизни, одних проблем и одного глупого скопления неизвестных чувств.       Так это назвал Кукольник.       Любовь — слишком размытое для такого рода чувств понятие. Это забота, это радость от взгляда, это трепет при слове о личном, но точно не любовь. В любви не должно быть так пусто и тихо. Любовь — это слова, внимание, касания. У них же что-то непонятное обоим.       Сон приходит так, словно и никуда не выходил из тела. Глаза слипаются, а сердце выравнивает свой ритм, готовясь к дрëме. — Ты уже засыпаешь. — тихо говорил Кукловод, но его голос звучит отдалëнно, словно из колонок. И от этого Хелену ещё больше хочется спать. — Хватит следить за мной. Твоя бдительность очень напоминает навязчивость. — человек зевает и кутается в отданный предмет одежды, словно в одеяло. Говорить совсем и не хочется. — Вот сучонок… Эй, ты жалеешь? — ласковый тон совсем не вяжется со словами. — Нет. Разве не ты говорил, что незачем жалеть о том, чего уже не изменить? — Отис поворачивает голову, смотрит на напарника и глаза слезятся от палящего, словно солнце, света напротив.       Кукловод молчит и выжидающе смотрит на свои руки. В глазах у него вековая грусть и свет тускнеет с каждым мгновением. И это, признаться, режет чуть сильнее медицинского скальпеля. — А ты? Ты жалеешь о том, что оказался здесь? — вопрос звучит ровно, словно его только что спросили на Божьем суде убивал ли он детей и котят. Кукловод молчит. Он стягивает свои перчатки, сжимает и разжимает руки, проверяя. Его руки больше не похожи на человеческие. Шарниры на пальцах, тёмное дерево ладони. И это пугает. Пугает, когда создатель превращается в то, что создаёт. — Нет. Я не жалею о том, что сейчас здесь, что ты сейчас со мной и можешь вот так пялиться на меня. — Хелен давится воздухом и отворачивается, обиженно сопя.       Им не о чем поговорить. Они не знают друг друга так хорошо, чтобы называться друзьями. Они могут просидеть в тишине несколько часов и не прервать её. Отис понимает, что многим рискует, оставаясь здесь, но у него нет иного выхода. И желания. — Давай поговорим. Мы вместе уже около года, а так ничего друг о друге и не знаем. Вот например, что тебе нравится? — призрак снова переворачивается, оказываясь на кресле вверх тормашками. Как будто нормально сидеть не умеет. — Ну, мне нравится тишина, нравится шутить над тобой, нравится, когда ты ведёшь себя как идиот и совсем не нравится, когда ты вот так на меня смотришь. — призрак выгибает бровь в немом вопросе. Его взгляд такой же, как обычно, так в чём проблема? — С этой глупой жалостью. — Хелен морщит нос и подбрасывает в пламя пару досок.       Кукловод каждый раз удивляется людям. Как эти эгоистичные существа могут рождать на свет столько чутких себе подобных? Нет, жалость не его форма чувств. Это не жалость. Это то, что у них не принято называть вслух. Ведь для того, чтобы описать — одного слова явно будет мало.       Но Кукловод точно знаешь, что если Хелену снова станет холодно, то он сожжëт весь этот город к чертям. — Это не жалость. Это интерес. — весело отзывает брюнет и резко поднимается с кресла. У обычного человека от таких выкрутасов давно бы голова отпала. — Куда ты? — от выхода тянет холодом и человеку не хочется двигаться, чтобы этот холод не настиг его, как жуткие подкроватный монстр. — Прогуляюсь. Если огонь догорит раньше, чем я вернусь, то просто постарайся поспать. — дверь тяжело хлопает и ветер сбивает пламя в разные стороны. Как жаль, что пламя дурацких чувств не так просто погасить. — Будь осторожен. — тихо шепчет Художник, не отрывая взгляда.

***

      Мужчина прибирается на кухне. В помещении до сих пор стоит запах горелого и даже открытые окна не улучшают ситуацию. — Папа, боже, что тут произошло? — старший сын кашляет от ужасной духоты и тяжести воздуха. На плите стоит какое-то горелое блюдо, которое уже не спасти. Кристофер Блейк не умеет готовить и этим всё сказано. — Ой, Джон, я тут решил попытаться сделать вашей маме сюрприз, но, как видишь… — мужчина неловко улыбается и трëт затылок. Он столько раз пытался готовить, но каждый раз это заканчивалось провалом или пожаром. Всё-таки должность креативщика ему больше подходит. — Сегодня какой-то праздник? — сын подходит к неудавшемуся шедевру и выкидывает труды отца. — Нет. Просто, ты же знаешь, ваша мама очень старается ради нас всех. Было бы хорошо, чтобы она порадовалась. — отец улыбается краешками губ и отводит взгляд, словно шкодливый мальчишка. Столько лет прошло, а он всё ещё стыдится своей неловкости. — Да, ты прав. Может дети тоже захотят помочь, м? — улыбается Джон и, высунув голову в коридор зовёт всех микролюдей на помощь.        И вместе они чувствуют себя настоящей семьёй. Отец счастливо смеётся, когда дочери ругаются на тему «кто сильнее любит маму», Джон помогает брату с острыми предметами. — Пап, скажи, почему ты так любишь маму даже после того, как вы чуть не развелись? — такой период в их жизни тоже был. Кристофер и Мэри тогда крупно поссорились. Младших детей у них тогда ещё не было, поэтому эти жуткие моменты помнит только Джонатан. Мэри плакала и говорила, что Кристоферу не нужна семья, что тот только и думает о своих планах. Джону, несомненно, хотелось бы знать, как эти двое всё ещё вместе. — Ох, сынок, это трудно объяснить. Твоя мама — женщина с очень дерзким и вспыльчивым характером. Она много говорит и делает на эмоциях. Но… Но если бы она сказала, что ей холодно, то я бы спалил весь город для неё. — с уверенностью заявил Кристофер, улыбаясь и смеясь над собственными словами.       Джон, несомненно, знал, что эти слова чистая правда.

***

      В свою цветущую юность творить несусветный бред вполне нормально. Тысячи подростков со всего мира пробуют травку, наркотики и высокоградусный алкоголь. Сотни тысяч испытывают сладость влюблëнности и страсти. И как бы вы не пытались считать это бредом, а каждый взрослый хоть раз испытывал подобное на себе.       Хелен в свои 19 натворил достаточно для того, чтобы заслужить звание уголовника. В его чистых голубых глазах сверкает жажда крови, а под ногтями всё ещё осталась грязь от трупов. Он ужасная личность и ещё более ужасный человек. Копия пробного эскиза весит на доске с наименованием «Разыскиваемые», а на зубах вкус дорожной пыли. Сколько бы у того не было недостатков и минусов, но он всё ещё безумно уникален. Его руки крепко сжимают оружие, его плечи прямые, а осанка гордая. Ах, если бы эта его черта проявилась раньше.       Юность Кукловода так и осталась непрожитой. Какая-то пара месяцев и он бы окончил университет. Какая-то пара дней и отметил бы свой 21-й день рождения. Какая-то пара километров и поцеловал бы любимую девушку. Какая-то часть, какие-то проблемы всегда отделяли его от цели. Даже его желание увидеть океан осталось неисполненным. Только подумать, живя в Юли, столь близкой к Атлантическому океану, он ни разу не побывал у берега. А как бы хотелось выйти на песок, почувствовать солёный ветер моря, увидеть синеву воды где-то помимо глаз напротив. Погрузиться в воду и… — Утопиться. — зло шепчет призрак, проходя мимо редких деревьев, и, от скуки обламывая их ветки. Утопиться в океане звучало вполне интересной идеей. Но Кукловод ещё не решил, что ему делать с тем, что Титаник терпения медленно тонет в ледяной пучине человеческих глаз.       Это стало почти невозможно терпеть. Их разговоры оканчиваются раньше, чем следовало бы обычное соседское приветствие, Хелен не скрывает свои мотивы и причины, но доверия всё так же мало. Зато смотреть друг на друга они могут часами. Отисов взгляд прожигает насквозь, оставляет пыль даже от одежды. Кукловод стоически это терпит, но поднимая глаза в ответ встречает лишь пустоту и молчание. Даже во взгляде есть разница. Хелен смотрит с ледяным упрямством, ищет минусы и недостатки, места, где будет проще ударить. Кукловод же плавится от иррациональной нежности. Безразличие и враждебность крайне больно бьют по трепетному чувству, зарождающемуся где-то глубоко внутри. Это чувство лишь человеческое. И это пугает гораздо больше.       Парень блуждал где-то, несмотря на окружение, просто ступая туда, куда понесут ноги. Казалось, что вот-вот пойдёт снег, но это было лишь ощущение. Усталости он не ощущал, но идти было почему-то сложно. У людей нервы… А у призраков что?       Если это не нервы, то почему хочется, чтобы все в один момент исчезли, стёрлись с лица земли.       Тёмные подтёки от «слёз», выделяясь на фоне остального, более менее привлекательного лица. Вот так повезло. Люди рождаются с одной внешностью и с ней же живую, а призрак может спокойно поменять то, что ему не нравится. Вот только Кукловоду всё в себе нравится. Ну, ну вот нет недостатков. Конечно, не считая отвратительного характера и его способа восстанавливать силы.       Негативные эмоции людей, как оказалось, хороши на вкус. Особенно одиночество и неразделённая любовь — то, что приносит настоящую боль.       Кукольник скрывал, но помнил каждую свою жертву. Девочку без смысла жизни, мужчину потерявшего всё, каждого того человека, что терпел сильную боль, тех, кто не видел выхода. Он сидел с ними по ночам, смотрел на них через окно и ждал. Они выглядели такими измученными, сломанными, но Кукловоду это приносило спокойствие и удовольствие. Видеть это было так приятно, что затмевало на мгновение желание сжечь этот мир до тла. Наблюдать за тем, как люди не могут уснуть из-за видений, которые приносит призрак, как они ищут утешения в разговорах сами с собой. Они сами доводят себя до черты, а призрак лишь подталкивает их в пропасть.       Каждый из них, в последние свои секунды ронял слезу, кричал или звал кого-то, а парень смотрел на процесс из-за угла. Он давно выучил все самые легко и трудно осуществимые способы уйти из жизни: повешение, вскрытие вен, выстрел из огнестрельного оружия, удар током, утопление, прыжок с многоэтажки, утечка газа, передозировка и много чего ещё. Они все отлично работали на людях. Тех, кто Кукловоду нравился, он убивал медленно, заставляя мучиться и рыдать от боли и ужаса. Тех же, кто раздражал или задел по какой-то причине, он убивал быстро и без особого азарта. Ему это не приносило ничего, кроме изгаженной обуви и неприятного осадка.       Глаза вновь приобрели яркий и игривый золотой свет, а дорога уже давно вывела в близкий городок. Городок был не особо многочисленный — пара жилых улиц с квартирами и частные дома — но слишком отбит от города или каких-либо других населëнных пунктов. Другими словами, мало помощи извне. Найти там кого-нибудь не составляло труда.       Людей и животных к еде ведёт запах, так же и его к печали и боли других, чтобы сделать им лучше.       Кукловод придерживался того, что людей необязательно делить на подвиды. Да, у призраков-убийц тоже бывают принципы. Наркоманы, проститутки, бизнесмены или обычные смертные — всё одно и то же. В диком мире всё было так. Никто не смотрел на твоё положение, статус или возраст. Чем ты слабее, тем легче тебя сожрать. Закон джунглей, так сказать.       Но на удивление, при виде какого-нибудь наркомана на одной из улиц или переулков Кукловод испытывал к нему особое презрение. Они все так и просили того, чтобы золотые нити пронзили их насквозь, повторили разветвления сосудов и вен, разрезая кожу, душу, и, убивая. Они не имели права на жизнь. Как и все, кто когда-нибудь попадëтся ему на глаза.       И все эти люди так от него отличаются… Они не стали бы бороться за жизнь, завидев свою смерти в паре шагов. Они все трусы и уроды. Хелен другой. Он из тех, кто будучи слабаком будет стараться выжить. И это достойно уважения. Хотя, Кукловод считает, что гораздо большего. Хелен слаб физически, но силе его характера может позавидовать любой. И особенно Кукловод. Отис как-то раз сказал: — Ты поступаешь, как крыса. Выжидаешь пока жертва ослабнет, изживëт сама себя. Только потом добиваешь. Тебе не кажется это подлым? — Кукловод пару секунд тупо хлопал глазами, не понимая к чему весь этот разговор. — Ого, чего это ты взялся морали читать? Это что, тот человек, что всегда нападает со спины? Какая подлость? Хочешь жить — умей вертеться. — призрак ехидно усмехнулся и, сделав выпад, ловко сделал захват, перекрыв человеку воздух. Тот лишь постучал по руке и его сразу же отпустили. — Ладно, ладно. Ты прав. Чушь сморозил. Пошли, покажу новые эскизы… — Ты всегда был мягким. Ко всем. — выдыхает Кукольник, до сей поры блуждая среди каменных джунглей, пытаясь найти себе жертву. Сейчас не получится долго выжидать, дабы выжать максимум из человека. Так хотя бы жалкую душонку найти. Отовсюду был запах печали и горя, но не то, что могло бы заглушить голод внутри мёртвого существа.       Он завернул в переулок, намереваясь остановиться и в целом обдумать всё, но его как-то неожиданно окликнули. Столь короткое и не располагающее к общению «Эй, парень», казалось, вывело из себя за долю секунды. Да, настроение может меняться с одним словом. Мужчина не выглядел богато или хотя бы трезво. Дырявая в нескольких местах куртка, сапоги-калоши и растрëпанный ëжик волос. — Сигаретки не найдëтся? — Нет. — мрачно отозвался Кукловод, пряча лицо за капюшоном. Ужасное чувство дежавю, будто это уже происходило. — Да ладно тебе, чего жадничаешь то? Ты вообще не похож на человека, который не курит. Наверняка и метом балуешься, а? — с весёлой нотой в голосе спрашивает мужчина, подходя всё ближе и непринуждённо касаясь чужого плеча. — Увы, я не курю.

Ловушка захлопнулась

      Выпустив золотые тонкие нити, которые мгновенно оплели тело мужчины, Кукловод усмехнулся, растянув губы в такой непривычной для самого себя улыбке.       Нити сомкнулись в кольцо на шее, которое всё уменьшалось и уменьшалось, не оставляя места для поступления кислорода. Отрезвление настигло резко. Лицо мужчины застыло в немом крике, кожа посинела, руки начали трястись, будто в припадке, а глаза вмиг наполнились слезами. Эти глаза, глаза полные ужаса и страха, глаза, которые в последний раз видят всë вокруг.       Как же веселит, аж смеяться хочется.       У парня из уст вырвался тихий смешок, а за ним и хриплый, после долгого молчания, смех. — Как же вы, ублюдки, забавляете. — он улыбнулся мужчине, поджав пальцы на две фаланги, тем самым заставляя нити сомкнуться до предела. Послышался треск, хлюпанье и, кажется, даже хруст кости, а из оставшейся глубокой раны по горизонтали хлынула водопадом алая и тёплая жидкость.       Хоть этот человек и не страдал, не принёс много, но энергия есть энергия. Будь то энергия страха, печали или радости.       Понимание, что нужно убрать тело приходит так же спонтанно, как обычному человеку пришла бы в голову идея приготовить завтрак. Кукловод прикидывает на глаз, как можно разделить тело и решает использовать мешки для мусора. Всё равно их редко вскрывают. Он оглядывает большой зелëный мусорный бак в паре метров от переулка и следит за возможными прохожими. Рыться в чужом мусоре хоть и не по-божески, но иногда необходимо. Опустошить пять больших непрозрачных пакета и снова подойти к трупу. На улице это не делают, так как слишком много лишних глаз, неудобства и ограничение по времени.       Кукольник оглядывается в поисках чего-нибудь жëсткого или острого. Во внимание попадает только железная ручка одного из баков, что почти отвалилась. Доломать её парой ударов ногой — ничего не стоит. Человеческая кожа достаточно плотная. Настолько, что можно сломать кость, но почти не повредить ткани. Это создаёт слишком много проблем. Призрак берётся за ноги. Заносит кусок металла над головой и быстро и резко вонзает его в чуть ниже тазовой кости. Слышится характерный звук разрыва тканей и хлюпанье крови о холодный предмет. Кровь льëтся на предусмотрительно подложенный полиэтиленовый пакет. Резкими движениями железка уничтожает кожу изнутри. Кукловод несколько раз вгонял предмет до конца и пару раз отрывисто водил им из стороны в сторону, превращая плоть в разрезанную кашу. Так и оторвали ноги. За ногами последовали руки. Тут было проще, потому что мужчина был не спортивный и хилые мышцы поддавались охотнее. Спустя пол часа осталось лишь разделить туловище на две части и рассовать по пакетам. Кукловод на середину своего занятия задумался и оттащил всю процессию подальше, чтобы скрыться за бетонным выступом, служащим для труб водопровода.       Вскоре парень расправился и с телом. С органами пришлось помучаться, ведь из-за кривого разреза они оставались единой системой и разделить их вместе с остальным без лишней грязи было проблемным. Кое-как распихав части трупа по пакетам, Кукольник спокойно выдохнул. Нельзя поднимать лишнего шума в таком спокойном месте. А то, того и гляди на вилы подымут.       Напоследок обернувшись к мёртвому телу, что уже было выброшено, Кукловод вгляделся в глаза, застывшие с непонятной эмоцией облегчения. — Сладких сновидений, мистер. — прозвучало сухо и раздражённо, не так, как хотелось.

***

      Кукловод спешит, быстрее переставляя ноги, потому что перчатки у него в крови, волосы тоже испачканы, но это не первостепенная причина. Главная причина — это Хелен. Кукольнику так сильно не хочется возвращаться туда, где его преследует чувство опасности, где у него всё сильнее обостряется паранойя. На полу бардак, а от распахнутой Кукловодом двери идёт сквозняк. — Дверь! — слышится хрипящий голос Отиса, а за ним кашель. И вмиг на душе устанавливается штиль. Дверь он всё-таки закрывает. — Я уж думал, что ты сдох. — в злобной усмешке приподнимаются чужие губы. Хелен сидит без маски и его голубые глаза поглощают весь возможный свет в округе. — Жди дальше, ублюдок. — подожду думает Кукловод всё с той же чуднóй улыбкой на лице и с теми же горящими золотом и чувствами глазами. — Куда ходил? — Хелен следит за движениями призрака, даже сам встаёт и идёт следом. — Прогуливался. Дошёл до городка. Люди там отнюдь не приятной прослойки. — тихо замечает призрак, спиной чувствуя как позади подходит Художник. — Ты их вскрывал что-ли? — звучит вопрос. — Ага. — Хелен ударяется лбом об спину Кукловода, что внезапно остановился и пару секунд молчит. — Стоп. Ты серьёзно? Это же... — собирается он рассказать о том, как это рискованно и опасно, но ему рот зажимает ладонь. Без перчатки. Нечеловеческая. — Слушай, я прекрасно знаю, чем это может закончиться, поэтому прошу тебя... Не заставляй меня чувствовать себя глупо. Я всё прибрал, честно. Да этого мужика никто и не найдёт в куче мусора. — Кукловод приподнимает взгляд на чужое лицо и теряется. Хелен зло свëл брови и смотрит прямо в душу, прожигает своей океанской синевой. Вздыхает и резко выдыхает через нос, показывая, что он зол и в этот самый момент закипает до предела. Кукловод в шоке. Он не понимает что происходит. И не хочет особо. — Ой, блять... Да ну тебя. — сконфуженно отвечает Кукольник и, в мгновение отпуская Кровавого, спешит отвернуться и прикрыть пылающее чувствами и алой кровью лицо. — Ты идиот! — прикрикивает Отис и с силой бьëт кулаком по спине призрака. У него ничего не сломается, но Хелену хочется верить, что всё-таки да.       Нет, это точно не любовь.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.