Три категории

      — Лютик, приехали.        — Приехали, — прошептал музыкант с громким вдохом, только переложил голову чуть правее и сонно дернул ногой.       — Вставай.       — Встаю, — согласился он и не сдвинулся с места.       Это было настолько похоже на его Лютика, что Геральт почти потянулся к нему руками в каком-то слепом и сердечном желании потрогать. Или встряхнуть за плечи, поднимая.        Еще было желание гаркнуть басом, но его он подавил, даже не почувствовав толком.       — Идем, ляжешь на кровать, — сдался Геральт и зажал пальцами переносицу.       — Кровать! — оживился Юлиан, резко сел и сильно стукнулся лбом о крышу автомобиля, схватился за место удара и обиженно зашипел.       Геральт кивнул сам себе и вышел из машины. Юлиан вылез за ним следом, как-то неловко засовывая в рюкзак телефон и глядя на мир одним глазом, едва ли понимая кто он такой и почему мир вокруг смеет происходить.       Ведьмак смерил его нечитаемым взглядом, который музыкант проигнорировал, и пошел к дверям. Юлиан почти плыл за ним, покачиваясь и пытаясь скрыться от дневного света обеими ладонями. В Доме он сразу же пошел на кухню, едва стянув туфли с пяток, и начал ощупывать полки и шкафчики в поисках кофе, тяжело и сонно вздыхая, даже не скинув с плеча рюкзак, который постепенно перетек на его локоть. Геральт зашел за ним и привалился к стене на кухне, наблюдая.        “Он что, настоящий?”       — Геральт, а где кофе? — просипел Юлиан очень медленно и лениво.       — Третья полка сверху, — твердо сказала Йеннифэр, проходя мимо Геральта.       Юлиан глупо моргнул, уставившись на нее, потом снова перевел взгляд на полки, и ведьмак почти видел, как музыкант действительно считал до трех в уме, пока проводил по полкам кончиками пальцев. Когда он наконец нашел заветную баночку и сыпанул в чашку две полные ложки, залив их кипятком и не потрудившись добавить сахар или молоко, он сказал:       — Ну, давайте эти ваши магические тесты. Куда идти? — он подул на горячую жидкость в чашке, становясь бодрее, кажется, от одного только запаха.       — За мной, — сказала чародейка и прошла на выход.        Юлиан пошел за ней, громко отхлебывая на ходу.        Геральт стоял на месте еще около минуты, вдыхая запах сонного Лютика, смешанный с запахом кофе и салона его автомобиля.        Ожидаемо, Юлиан начал дремать с полуоткрытыми глазами сразу же, едва его спина коснулась спинки стула в лаборатории. Чашка с кофе осталась остывать на столе, выпитая на четверть. В общем, это абсолютно не мешало Йеннифэр делать то, что ей нужно, ведь музыкант даже почти не дернулся, когда она проколола кончик его пальца, чтобы собрать немного крови.        — Скажи, — хрипло сказал он, медленно моргая, — а тебе нужно, чтобы я не спал? Ну, пока ты занимаешься этим… чем бы ты ни занималась.       — Нет, — твердо ответила чародейка, опуская каплю крови в небольшую банку с какой-то жижей.       — Жижа, — сказал Юлиан, не имея сейчас сил разграничивать мысли и слова, — какая-то жижа.       После этого он положил левую руку на стол, сгибая ее в локте, и приложил к ней лоб, наклоняясь над столом, вытягивая правую, уколотую, ближе к чародейке.        — Ты будешь спать так? — спросил Геральт неожиданно.        — Не зря же я в университете учусь, — буркнул Юлиан, — стол и стул для студента мягче кровати.        — Понял, — отозвался ведьмак и подошел к Йеннифэр, чтобы понаблюдать за работой.       Чародейка добавила по капле крови в пять разных баночек и в одну пробирку с чем-то, очень похожим на подсолнечное масло, потом совершенно бессердечно сорвала с затылка музыканта несколько волос, на что он только дернулся и чуть приподнял голову, смотря на чародейку как-то непонимающе из-под полуприкрытых век.       Йеннифэр спокойно встретила этот взгляд и спросила:       — Где ты учишься, Лютик?       Парень уже положил голову обратно и, кажется, начал проваливаться в дрему, когда с заплетающегося языка еле слышно сорвалось:       — Оксенфурт…       Йеннифэр застыла, чуть не уронив листочек какого-то растения в чашку с кофе, и перевела ошарашенный взгляд на Геральта. Тот смотрел на Юлиана так, будто тот, по крайней мере, только что целиком съел игошу, не соизволив посолить, и облизнулся.       — Где ты учишься, Лютик? — гаркнул ведьмак, и парень тут же вскинулся, глядя на него во все глаза.       — Говорю же, Оксфорд! Ты чего? Господи Иисусе, блять, зачем так пугать, у меня же тревожность, — заныл Юлиан и потянулся рукой к чашке с кофе, куда все-таки упал листок.        Он поставил кружку перед собой, абсолютно без стыда залез в темную воду пальцами и вытащил его, бросив на стол, и поднял уже почти остывший напиток, чтобы сделать два больших глотка.       — А Оксенфурт? — переспросила чародейка.       — Не знаю такой город… Сука, голова раскалывается, зачем так кричать? — он поморщился и сделал еще один глоток, осушая кружку до конца, и аккуратно поставил ее на стол. Через небольшую паузу он спросил, уже не таким возмущенным тоном: — Ну что там ваши чародейские приблуды, я жив?       — Жив, — кивнула Йеннифэр, — и могу заверить, что человек.        — Это радует, — отозвался Юлиан, изгибая губы и чуть кивая, как бы говоря "неплохо".        Чародейка молча взяла со стола шприц, закатала рукав рубашки парня и, найдя вену, набрала еще три пробирки. Юлиан даже не ойкнул, как-то лениво наблюдая за действом, сжимая предплечье свободной рукой, чтобы кровь шла лучше.        — Идем, — устало сказал Геральт, когда Йеннифэр закончила, — поспишь.        — А ты не будешь орать? — поморщился музыкант, вставая с места и натягивая рукав обратно.       — Буду.        — Ладно.        Юлиан заснул сразу же, как только его голова коснулась подушки Геральта. Ведьмак не придумал, куда его определить — все комнаты были заняты, а положить его на диваны в прихожей как-то сердце не позволяло, и Геральт был удивлен тому, что оно, кажется, у него всё-таки есть. Его комната была большой, как и все остальные в Доме, светлой, и представляла собой почти квартиру. Тут был и свой санузел (что до сих пор радовало ведьмака), и стол, и диван, и даже небольшая ниша-гардеробная.        Эти люди знали толк в месте для жизни, это точно.        Геральт сел на диван, понял, что и сам не спал все это время, но еще час тупо пялился на спящего Юлиана, наблюдая за тем, как тот дышит.        Хотелось подумать про эту оговорку с университетом, хотелось подумать о том, что чародейка не нашла ничего сверхъественного в его крови (пока что), хотелось подумать о том, что Юлиан совершенно спокойно воспринимал новую реальность, в которой оказался, но мысли еле ворочались в усталой голове, и Геральт сдался, вытягиваясь на диване и подоткнув диванную подушку под голову.        Также, к первой категории в его системе относились диваны, мягкие и пружинистые, не такие, какие были в его мире. Все же, спать на сене… ***       Геральт проснулся от того же сна, что преследовал его уже три года: Лютик в крови на голой земле — шепчет. Он уже даже не воспринимал это как кошмар или странность, он помнил, что это особенность его мозга — ведьмаку постоянно снились мертвые.        Он открыл глаза и с ужасом понял, что кровать пустая. Тут же запустились все ведьмачьи рефлексы и инстинкты, и он вскочил с дивана, чувствуя ребрами неприятно стучащее сердце.       Из-за стены послышался звук льющейся воды и какой-то тихий напев, и ведьмак упал обратно на диван, выдохнув.        — Я взял твое полотенце, — вместо приветствия сказал Юлиан, когда вышел из ванной с полотенцем на голове и в свежей одежде, чистый и румяный.        Геральт отмахнулся, кивнув, и хрипло сказал:       — С пробуждением.       — Представляешь, Геральт, — затараторил-защебетал Юлиан, вытирая мокрые волосы, — мне приснился дьявол.       — Дьявол? — выгнул бровь ведьмак.       — Самый настоящий! С рогами, — парень прислонил к голове две ладони с вытянутыми указательными пальцами, — страшный и злой.        — И что он там делал?       — Не помню, хоть убей. Помню только — что дьявол. Глаза горят, яростные, повадки звериные, весь из себя, я так испугался! И крылья… там были крылья? Не было, вроде… Или были? Я проснулся сразу, но решил тебя не будить, ты что-то шептал во сне, я решил, что тебе снится интересный сон. Пойдем поедим, умоляю, я такой голодный, и давай зайдем к Йеннифэр. Что она уже сделала с моей кровью? Я не эксперт, но в наших сказках и историях говорится, что с кровью человека можно сделать много разных вещей, например, наслать проклятье. Это правда?       — Правда, — кивнул Геральт и встал, чтобы скрыться за дверьми ванной.        Юлиан еще что-то щебетал ему вслед, но замолк, когда дверь закрылась.  ***       — А где Цирилла? — спросил Юлиан, пока “завтракал” бутербродом и крепким черным чаем.       — Цирилла? Откуда ты знаешь ее? — напрягся ведьмак.       Он сидел напротив и разбавлял свой кофе сливками. Дневной сон редко был выматывающим и неприятным для ведьмака, как минимум потому, что он мутант и мог спать в любое время суток (или не спать вовсе), но сейчас он чувствовал себя… Примерно в четырех чашках кофе от маломальского здравомыслия.        — Ты же сам про нее сказал, — моргнул Юлиан, едва донеся кружку до рта, — когда мы ехали сюда, сказал, что она победила хлад этот ваш…       — А, — выдохнул Геральт и помешал кофе ложкой, — она на учебе.       — Она учится? Где, на кого?       Геральт напряг мозг, посмотрел на потолок, пожевал щеки.       — Вроде на факультете искусств… В ближайшем городе, там здание университета на Мейн Стрит.        — Ну ты и папаша, — засмеялся музыкант, — не помнишь, где дочь учится, ну я не могу!        Геральт снова напрягся, застыл и посмотрел на Юлиана в упор.       — Почему ты назвал меня ее отцом?       Тут уже застыл Юлиан, нахмурившись, и сделал большой громкий глоток чая.       — Не знаю, просто предположил? — наконец выдавил он после паузы и перевел взгляд в окно.  ***       — Так, ну? — спросил ведьмак, заходя в лабораторию.        Юлиан остался на кухне, потому что героически взялся перемыть всю посуду, и Геральт спустился к чародейке в лабораторию один.       В ответ только тяжело вздохнули. Был поздний вечер, и видно, что чародейка не выходила из лаборатории все время, что они спали.        — Все плохо, — выдавила Йеннифэр, и ведьмак напрягся, застыв на подходе, — самый обычный человек без следа какого-либо магического вмешательства, кровь и плоть, волосы — все настоящее. Душа присутствует, обычная, как у любого другого человека этого мира. Ни следа хаоса. Разум тоже настоящий, никаких отклонений, следов. Самое ужасное в крови — следы обезболивающего двухнедельной давности, да антидепрессантов. Всё. Здоровый, обычный молодой человек. У меня нет ни одной теории.        — Пиздец, — выдохнул Геральт, подошел к столу и грузно оперся на него руками, — совсем ни одной теории?       — Мне бы в библиотеку Аретузы, да хотя бы в Оксенфуртскую, может, нашла бы что, да вот мы… здесь. И тут нет ничего о магии, кроме сказок и песен.       — Не мели чепухи, — поморщился ведьмак, и Йеннифэр подняла на него недоуменный взгляд, — ты лучшая чародейка континента, я — ведьмак, если мы сами не знаем, что это, то ни одна библиотека, хоть в Аретузе, хоть, сука, где угодно, не знает. Есть не теории, хотя бы предположения?       Йеннифэр пожевала щеки, тронув кончиками пальцев склянку с кровью, и покачала ее, держа за пробку, а потом ответила:       — Подобное могло бы быть под силу только Судьбе.        — Ты сейчас мне серьёзно заливаешь про божественное вмешательство? Мы тут, блять, шутки шутим, или что?        Чародейка отмахнулась от него и поморщилась презрительно.        — Просил предположения — получай.        Они некоторое время помолчали, глядя на булькающую субстанцию на огне, пахнущую жжеными волосами, и чародейка наконец продолжила:       — Не замечал за ним странностей?       Ведьмак цокнул, дернув головой, и сказал:       — Мне кажется, он что-то вспоминает. Рассказал утром, что ему приснился дьявол — это наше с ним первое задание. Только это, конечно, был не дьявол, а рогатый хер, ворующий зерно, но он про него в песне все равно написал — дьявол. И назвал Цири моей дочкой, хотя я ему ничего не говорил.        — Это плохо, — ответила чародейка, Геральт только согласно хмыкнул.        — Есть еще какие-то опыты, которые ты можешь провести?        — Буквально несколько, и я уверена, что они ничего не дадут, но мы попробуем. Потом еще что-нибудь придумаю.        — Добрый вечер, леди, я принес вам чаю, — улыбаясь пропел Юлиан, когда зашел в лабораторию, и чуть поморщился от запаха жженых волос в воздухе.        Он подошел к чародейке, передал ей чай и булочку, которую нашел в кухонном шкафчике, и почти протанцевав к стулу, упал на него, развалившись.        — Ну что, доктор, я здоров? Сколько лет мне осталось жить?       — Здоров, — вздохнула Йеннифэр, откусила кусочек булки и поняла, что забыла и пообедать, и поужинать, — и мне понадобится еще кое-что.        — К вашим услугам, — кивнул Юлиан.        — Отрез кожи, — спокойно сказала она, глядя ему в глаза, и музыкант передернулся.       Уголки губ медленно поползли вниз, от улыбки не осталось и следа. Но Йеннифэр продолжила, припечатав: — И семенная жидкость.        — Господи, блять, Иисусе… — прошелестел Юлиан, сглотнув. — А сколько кожи надо?        — Не много. Несколько миллиметров.        Юлиан облегченно выдохнул, но не расслабился.       — Ладно, назвался груздем… ***       Всю неделю Юлиан что-то читал на ноутбуке, упорно делал записи в блокноте и не уходил с кухни, выбрав себе местом работы самое оживленное помещение в Доме. Геральт не понял его, но и не спрашивал, просто тратил все свое свободное время сидя рядом с книгой в руках.        Большинство живущих в здании все-таки избегали его, хотя Йеннифэр уверила, что он настоящий. Почему-то всем было не по себе. Юлиан это чувствовал, но замечать и заострять на этом внимание отказывался, только иногда дул губы, когда поднимал взгляд от учебного текста на экране.        Быстрее всего Юлиана, на удивление, приняли ведьмаки, отличавшиеся научным складом ума. Они рассудили так: раз чародейка сказала, что это человек, значит — человек, и нечего тут делать.        Весемир подключился к работе в лаборатории, впрочем, быстро сдался: он тоже не понимал, что это за чертовщина, и разумно решил, что ему это неинтересно. Проблем хватало.        В одно утро Юлиан сидел особенно задумчивый, с гитарой в руках, но ничего не наигрывал и не пел, просто смотрел на клавиатуру открытого, но потухшего ноутбука и хмурился.        Геральт, заметив, что музыкант не двигается уже минимум минут двадцать, поднял на него взгляд.        — Мне кажется, я сочинил песню, и это странно, — парень почти почувствовал на влажной от напряжения коже внимательный взгляд ведьмака.       — Ты сочинил песню и это странно? — ведьмак насмешливо выгнул бровь. — Странно, это если бы ты не сочинил.        — Нет, ты не понимаешь, — Юлиан поднял на него взгляд, — я слишком быстро ее сочинил.        — Насколько быстро?       — Минут за… десять?        — Спой.       Юлиан зажал аккорд, как-то пробно и несмело провел рукой по струнам, и тут же заглушил их ладонью, слегка дернувшись.       — Тебе же не нравится, когда я пою, Геральт.       — С чего ты взял, — ведьмак медленно моргнул, переводя взгляд с его рук на его лицо, необычно нахмуренное и серьезное.        Либо Юлиан был зол, либо у него раскалывалась голова, судя по вздувшейся венке на виске.        — Ты сам мне сказал, как там, пиро… — музыкант умолк, зажмурившись.        Все-таки это головная боль.        — Тебе я такого не говорил.        — Говорил, когда… — Юлиан снова не закончил предложение, что было до ужаса ему несвойственно, и отставил гитару, хватаясь освободившимися руками за виски. — Начинается.        — Что начинается? — не понял ведьмак, но тут же закрыл книгу, когда услышал слишком громкое и быстрое для человека сердцебиение и уловил в воздухе поднятие температуры тела музыканта на пару градусов минимум.        — Паническая атака, — прохрипел музыкант, ссутулившись так, что почти касался лбом коленей, и тут же распрямился, вскочив, и понесся на улицу.        — Что, блять, такое "паническая атака"? — гаркнул Геральт ему вслед и поднялся, но не чтобы идти за ним, а чтобы спуститься к чародейке в лабораторию.       — Он вспоминает, — мрачно сказал Геральт, заходя в помещение, — и у него какая-то сраная паническая атака, чем бы это ни было.        Йеннифэр подняла на него взгляд, отрываясь от записей с непонятными для Геральта схемами.       — С чего ты взял?       — Он сам сказал и выбежал с кухни, как ошпаренный.        — Я про то, что он вспоминает.        — Он сказал, что сочинил что-то слишком быстро, потом начал говорить мне, что мне не нравится его пение. Я не говорил это ему.        — А… — чародейка приостановилась, подбирая слова, и продолжила после небольшой паузы: — Нашему Лютику говорил?       Геральт только устало кивнул, скрестив руки на груди. Чародейка опустила взгляд к записям, цокнула языком и начала задумчиво постукивать карандашом по столешнице.        — Хуй знает, что это, — призналась она с несвойственным для себя ругательством и тряхнула волосами, сдувая прядь со лба.        — Есть такое, — вздохнул Геральт как-то совсем устало. — Так что такое паническая атака?       — От этого не умирают, — только и ответила Йеннифэр, — но, если интересно, почитай в интернете.        "Почитай в интернете" — нелюбимая фраза Геральта в этом новом странном мире. Однако же, он ушел из лаборатории, достал телефон на ходу и начал искать в нем иконку поисковой системы.        Юлиан вернулся, и выглядел он совершенно уставшим, как будто не стоял все это время за дверью, судорожно вдыхая свежий воздух, а пробежал марафон. Он прошел мимо кухни, не забрал со стола ни ноутбук, ни телефон, проигнорировал гитару, сиротливо прислоненную к столу, и пошел в комнату Геральта, чтобы без сил упасть на диван и заснуть. Геральт наблюдал за этим из коридора очень мрачным взглядом, но музыкант сделал вид, что не заметил, или — действительно не заметил.  ***       Через месяц Юлиан действительно уехал, напоследок разрешив сцедить с себя еще четыре пробирки крови, прядь волос, слюны, и еще каких-то очень странных и непонятных по его мнению вещей. Страннее всего было, когда чародейка спросила его, можно ли залезть ему в голову. Музыкант на какое-то время завис, и сидел, глупо моргая, потому что он не понял, что это значит. Она собирается вскрыть ему череп, как при операции на мозг? Оказалось, что это всего лишь легкое прикосновение пальцев к голове, сопровождающееся гудящей головной болью и странным привкусом на языке, но он стоически выдержал. Йеннифэр после этого только пожала плечами, перевела взгляд на Геральта и сказала ему, что следов магического вмешательства в сознание нет, а если бы и были, то их наверняка показали уже проведенные анализы.        Юлиан же только устало, но иронично спросил, не лезла ли она в его неприличные воспоминания, потому что это было бы нарушением частной жизни, за что получил несильный, но ощутимый подзатыльник от нее.        "Заслужил, — легкомысленно прокомментировал он, и тут же добавил: — Надеюсь, это значит нет"       За это он получил второй, более болючий, и обиженно ойкнул.       Геральт отвез его в аэропорт и долго стоял, наблюдая за тем, как самолеты, один за другим, поднимаются в небо с сильным шумом и вибрацией воздуха. Определенно, самолеты относились к третьей категории. Ему приходилось летать на них несколько раз, но для сверхчувствительного слуха и осязания это было испытание сродни пытке. Поэтому он быстро отказался от них, предпочитая добираться везде на машине, паромами, переправами и прочим. Да, на это он тратил несказанно больше времени, но лезть в самолет он согласился бы теперь только под лезвием меча, и то. И то.       Или как говорят сейчас — под дулом пистолета? Огнестрельное оружие ему тоже не нравилось. Дорого, громко и ненадежно. Да, вероятно, его два меча за спиной в любой точке мира могли провожать шокированными взглядами, но видит бог, он привык к этому и в своем родном мире.        А ему казалось, что сраный бог все видит.       И он был уверен, что тому смешно до коликов, когда Геральт пытался как-то разделить два образа Лютиков в голове, ища между ними серьезные различия, чтобы помочь сознанию провести границу. Пока что основным отличием было неожиданное умение музыканта обращаться с деньгами — тот неплохо зарабатывал. Однажды он даже упорно доказывал Геральту, что деньги нужно хранить на счету в банке — под процентами — в разных валютах, и никогда не отказываться от инвестиций. Что, блять, такое эти ебучие инвестиции, ведьмаку пришлось “гуглить”. Это слово он тоже узнал от Юлиана.       Но сейчас музыкант улетал в свой Оксфорд — будь он трижды неладен — и не сказал, когда вернется. Если вернется.        Геральт ни разу не спросил у него по поводу планов на будущее, а Юлиан и не рассказывал. Весь этот месяц, стремительно утекающий сквозь пальцы, отпечатался в голове ведьмака одной большой и разноцветной кляксой. Ситуация была слишком странной, и он никак не мог осознать ее до конца. С чародейкой они не пришли ни к одному выводу.        Нет, к одному все-таки пришли единогласно:       “Пиздец ебаный, хуй его знает.”